( НОВЕЛЛА )
Фонтан был всегда неизменным. Он ежедневно сиял на солнце тысячами брызг. Упругие и неровные струи били высоко в небо, тянулись к нему, но в конце концов, так и не коснувшись купола, ломались на серебряном, блистающем голубыми каплями излете и сокрушительно, безрассудно и отчаянно рушились вниз.
Она не столько смотрела на фонтан, сколько сидела и слушала эти беспрестанные всплески воды. Ей почему-то казалось, что как только она перестанет слушать этот шум фонтана, то тут же и воспоминания, ставшие такими родными ее сердцу, немедленно прекратятся. А ей этого никак не хотелось.
-Привет! – встретил он ее тогда на этом же месте, когда она впервые вышла на белые мраморные плиты овального каньона. На нем был синий фирменный комбинезон и такая же синяя шапочка. Но не комбинезон ей тогда врезался в память. На ней, кстати, был точно такой же. Внимание ее привлекла маленькая, блестящая, как капля того же фонтана, сережка на мочке его левого уха.
-Привет, — сказала она и приняла из его протянутой руки новую швабру с белой, еще не тронутой грязью, тряпкой. Их утренние смены потом неизменно начинались с уборки вокруг этого фонтана. Он настраивал и заправлял водой из шланга свой громоздкий агрегат — механическую машину для мытья полов и — вперед. Машина как улитка начинала медленно ползти впереди него, по дороге слизывая всякую пыль и мусор. Она же терла кафель с противоположной стороны каньона, успевая по пути менять вчерашние, целлофановые пакеты в круглых, мусорных урнах. Глядя на свое отражение в зеркальных стеклах огромных витрин, она иногда думала о том, что никакая швабра в жизни не перечеркнет ее привлекательности. А уж тем паче кто может заподозрить, что она нездорова.
-Как тебя зовут? — неожиданно спросил он, когда они совершили один виток вокруг каньона и поравнялись на подступах к фонтану.
-Маргарита, — выжала тряпку она, и в глаза ей снова бросилась крошечная сережка в мочке его уха. А вас? – спросила она и подумала, что ей уже пора давно перестать всех стесняться.
— А я Мастер, — спокойно ответил он.
— Мастер? — вскинула она брови. — Хорошо хоть не Берлиоз.
— Хорошо, — едва улыбнулся он и резко нажал на какой – то рычаг у своей улитки. Машина загудела и поползла дальше. Она смотрела ему вслед. «Надо же – Мастер». На следующем витке уже она остановила его:
-Можно на ты?
— Запросто, — выключил он машину и снял шапочку. Прядь седых волос рассыпалась ему на лоб.
— Традиционный вопрос. Сколько лет ты в стране?
— Давно. И чувствую себя здесь хорошо. Как в изгнании.
-В изгнании!? – удивилась она. Отчего ж в изгнании? Разве может быть в изгнании хорошо?
-Может. Особливо тогда если это изгнание произошло не по собственной воле, — ответил он.
-Ты не прав. В изгнании было хорошо только Робинзону, — грустно пошутила Маргарита.
-Все правильно. Робинзон, как и мы, пережил катастрофу, — улыбнулся Мастер. Он снова включил машину и тронулся далее.
-Мы не можем долго разговаривать, — бросил он через плечо. Нас « пасут».
На третьем витке она сказала ему, что в изгнании не может быть хорошо, если «пасут». «На то оно и изгнание, объяснил он ей, — чтобы не все устраивало сосланного».
-А работа тебя эта устраивает? — Маргарита с остервенением бросила тряпку на швабру. Но ответа не получила.
Тем не менее, с каждым виражом они все ближе и ближе приближались друг к другу. Они становились похожи на птиц, которые кружа и снижаясь садятся в ущелье глубокого и голубого каньона. У них был свой каньон. Выложенный белыми, мраморными плитами и с фонтаном вокруг. Выписывая здесь свои незамысловатые виражи, Мастер и Маргарита как будто снижались сами к себе. То есть рассказывали каждый что-то из своей прежней и нынешней жизни. С каждым витком, с каждым кругом они все более и более сближались. Сами того не замечая, они проникались доверием и привыкали друг к другу. И каждая последняя, коротенькая встреча радовала Маргариту ожиданием следующей. Она активней махала шваброй, не замечая ни пестрой толпы первых посетителей каньона, ни его огромных, нарядных стеклянных витрин, ни этого солнечного утра. Маргарита как будто вытирала метры, которые разделяли ее с Мастером.
Незаметно ее первый рабочий день закончился. Она почувствовала, как устала. Но не столько от работы, сколько от осознания того, что ей необходимо принять уже лекарство. И пока Мастер затаскивал в подсобку свой агрегат, Маргарита спустилась в подвал, где был туалет, и там укололась. Пришло знакомое состояние какой-то уверенности в себе, и потаенные симптомы всегда возможных болей вместе с усталостью исчезли.
— Поехали ко мне, — просто сказала Маргарита Мастеру, когда он переоделся и появился на белых плитах каньона. — Я приглашаю тебя в гости.
-Секунду, — нисколько не удивился этому неожиданному приглашению Мастер и нырнул в супермаркет. Оттуда он скоро вышел с пакетом в руках. Минут через двадцать Мастер сидел уже в крохотной комнате съемной квартиры Маргариты, раскупоривая бутылку итальянского вермута. Маргарита же быстро метала на низенький, журнальный столик незамысловатую закуску — салат «оливье», сыр, паштет из печени и яблоки. Первый тост был за знакомство. Потом Мастер предложил выпить за то, чтобы у них все было и им за это ничего не было. Маргарита улыбнулась. Они выпили.
-Мне совсем немного надо, — вздохнула Маргарита. Никогда не болеть, быть здоровой.
-А мне надо много и сразу, — Мастер вдруг о чем-то серьезно задумался. Повисла пауза. В этой паузе, не придумав нового тоста, Маргарита предложила выпить за только что минувший праздник Рош – а – шана. (еврейский новый год). Чокнулись и выпили. Неожиданно Мастер придвинулся к Маргарите, и глядя ей в глаза, положил свою ладонь на ее колено. Маргарита подождала, что будет дальше и сказала:
— Мужику только позволь подержать руку на женской, коленной чашечке, так он тут же воспылает желанием потрогать весь сервиз.
— Это точно, — улыбнулся Мастер, и рука его уверенно потянулась вверх по ее бедру. Губами он коснулся ее шеи. Запах женского тела, запах ее черных волос вскружил ему голову. Или может голову кружил вермут?
— Я останусь у тебя, Маргарита.
— Оставайся, — прошептала она и поднялась. Через минуту Мастер услышал шум падающей воды в душе. Он налил себе еще вермута и выпил. »Иди ко мне, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук» медленно и проникновенно продекламировал он глядя на себя в зеркало. Вернулась Маргарита, завернув себя в тоненький халат. Она протянула ему голубой пакетик:
-Всякое изгнание предпочтительнее, чем спид. Это тебе, Робинзон.
-У тебя, Маргарита, не изгнание, — спокойно взял контрацептив Мастер. У тебя – диабет.
— Откуда ты знаешь? – замерла она от неожиданности.
-Я забыл тебе сказать. В России я был доктор. У меня – опыт. Он вдруг вплотную подошел к ней и сам не ожидая этого от себя, прижался к ее телу, влажному и горячему после душа. Мастер стал гладить Маргаритины мокрые волосы. Они жутко приятно пахли какими- то цветами. И медленно целуя ее лицо, он почувствовал, как Маргарита мелко, мелко задрожала всем телом.
-Принеси еще вина, пожалуйста, — прошептала она.
Когда Мастер вернулся с рюмками и недопитой бутылкой, она уже лежала в постели.
В ту ночь они, как две истосковавшиеся по простору птицы, которые вырвались из тесного и опостылевшего каньона, возносились в немыслимые выси и проваливались в умопомрачительную бездну. «Мастер, — в беспамятстве, горячо и бессвязно шептала Маргарита, — Мастер, еще …»
Рано утром забрезжил через жалюзи рассвет. Маргарита открыла глаза, но Мастера рядом не было. Второпях она не нашла свой сахарин и попила чай просто так. Она быстро сделала себе инъекцию и примчалась на работу. Она ждала его появления, с остервенением водя шваброй по кафелю. Она прождала его всю смену. Но Мастер не пришел. Не появился он у фонтана и на завтра. Маргарита не находила себе места. Где его искать или куда ему звонить она не имела ни малейшего представления. А на послезавтра его агрегат толкал впереди себя какой-то пенсионер. »Ефим Залманович, — приподнял он над своим липким взглядом, поравнявшись с Маргаритой, соломенную шляпу, — в недавнем прошлом — метранпаж». »Слава богу не Мастер», — смутно представляя что такое «метранпаж» подумала Маргарита. Сердце ее разрывалось. Она чувствовала, как у нее поднимается температура. В обеденный перерыв ее поманил пальцем к себе пожилой бригадир уборщиков. « Если ты Маргарэта то это для тэбья», — на ломанном русском сказал он и протянул ей черный целлофановый пакет. Маргарита от неожиданности непроизвольно села на теплый мрамор фонтана и достала из пакета три коробки. Она их сразу узнала. Это были коробки с ампулами инсулина. На крышке верхней было размашисто написано: »Открой». Маргарита открыла коробку и увидела записку. Она развернула ее и стала читать. »Милая, милая Маргарита! Удел человека в изгнании еще и бегать. Что делать!? Жизнь — не сахар. И эти коробки — пока все что я могу для тебя сделать, чтобы твой сахар тебя особливо не доставал. Когда у меня будет более или менее постоянный адрес я найду тебя и вылечу! Не обижайся на меня, не грусти и старайся не хворать. Как говорят в одной русской телепередаче »Все только начинается». Я целую тебя. Мастер».
Но не началось ничего для Маргариты ни тогда, ни позже. Мастер исчез. В каньоне среди уборщиков вскоре прошел слух, что кто-то видел его в каком-то христианском монастыре, высоко в горах под Иерусалимом. »Подался в монахи» говорили Маргарите. Потом ей сказали, что Мастер на Кипре, что живет он в Лимассоле и работает в морге патологоанатомом. »Да не слушай ты никого! — утешали ее третьи. В Канаде он. Там живет его бывшая жена с дочкой. Воссоединились они…».
Фонтан неожиданно замер. Шум падающей воды прекратился. Кто-то вдруг отключил воду. В тишине стало слышно, как срываются отдельные капли, догоняя исчезнувшие струи. Эта непривычная у фонтана тишина оборвала воспоминания Маргариты. Она как будто вышла из оцепенения, глубоко вздохнула, повела плечами и огляделась. »Фонтан, как человек, — подумала Маргарита, — интересен даже тогда, когда молчит. Точно, как человек. Тем более если его нет. Когда человека нет – он интересен до неприличной истерики». Она вышла из каньона и заплакала.
arkadin@012.net.il
