Венок котов

XV

Коты! Коты! Одних лишь вас пою!
О, этот хвост, о, этот мех и уши,
Не смог бы Бог придумать зверя лучше,
Призвав всю бездну мудрости свою!

О, этот цвет — то рыжий, то седой,
То как смола, то как снега под вечер,
И взгляд глубокий, будто человечий,
Проникнутый бездонной красотой.

Как лапок мягких ненавязчив шаг,
Прикосновенье меха так несмело,
Так грациозно, гибко ваше тело —
Взглянул, и нет потерь и передряг.

Мой милый котик, признаюсь, любя, —
«Люблю котов, но более — ТЕБЯ!»

I

Коты, коты! Одних лишь вас пою!
Про что еще, простите, петь поэту?
Про сталь клинка, про смерть, про пистолеты,
Про ночи в мае, про свою семью?!

Все эти темы вязнут на зубах,
Скребут в гортани и с ушей свисают.
Опять про них? Терпенья не хватает,
Без сожаленья все повергну в прах.

Я напишу лишь то, о чем хочу.
И сразу строки побежали стаей,
Каламбуря и рифмами блистая.
Я их как нить волшебную кручу.

Пишу и в буквы вкладываю душу:
«О, этот хвост, о, этот мех и уши..!»

II

О, этот хвост, о, этот мех и уши!
Увижу их, и трепет в голове,
Как будто солнце встало в синеве,
Дышу с трудом и словно бы придушен.

Все восхищенье вызовет в момент:
Хвост делает загадочные знаки,
То к миру шаг, иль то сигнал атаки,
Решаю, как последний президент.

Нет лишней здесь детали никакой.
Длина усов священно безусловна,
А шерсть на ощупь так приятна, словно,
И создана, чтоб я ласкал рукой.

Пусть не фырчат священники-чинуши,
Не смог бы Бог придумать зверя лучше.

III

Не смог бы Бог придумать зверя лучше,
Когда бы даже дьявола привлек.
Загадочен сей маленький зверек,
Других зверей стремительней и круче.

Архангелов и херувимов сонм,
Приправленный для верности чертями,
Совместно мысля или же частями,
От истощенья впал бы в тяжкий сон,

Пытаясь что-то БОЛЕЕ кота
Скроить по новой из крови и плоти.
Теперь два слова о моей работе —
Я продолжаю, отомкнув уста,

Подобно нитям строчку к строчке шью,
Призвав всю бездну мудрости свою.

IV

Призвав всю бездну мудрости свою,
Склоняюсь перед нежной мягкой лапой
Я на колено и снимаю шляпу,
Поскольку уважаю и люблю

От ушек и до кончика хвоста
Котов, котят, но, втрое больше, кошек.
Не вижу их и двигаюсь, заброшен,
Как будто жизнь – пустая суета.

Но стоит им дорогу пересечь,
Как мир мгновенно сможет измениться,
Зажечься, закружиться, заискриться..
Усталость мигом сваливает с плеч.

Блистает мир, как будто мех густой,
О, этот цвет, то рыжий, то седой!

V

О, этот цвет, то рыжий, то седой,
То дымчатый, то пятна, то полоски.
Рельефный цвет, изменчивый, не плоский,
Искрится то весельем, то бедой.

В нем каждый то, что хочет различит:
Движенья, речи, запахи и звуки,
Вот вздрогнули изгибом легким руки
А этот цвет, как кажется, горчит…

Для знатока не меньше, чем музей,
Кошачий мех содержит меж шерстинок.
Там мириады линий и картинок.
Там Вавилон, Афины, Колизей.

Струится мех под пальцами, расцвечен,
То как смола, то как снега под вечер.

VI

То как смола, то как снега под вечер,
То как огонь, а то как глыба льда, —
Так бьется настроение кота.
Сейчас он злобен, а сейчас беспечен.

Вот бегает по полу за клубком,
А вот застыл пред норкою мышиной,
Как море чуткий, зоркий, нерушимый.
А вот шипит, оскалясь, пред врагом —

Соседской маломерною болонкой.
Теперь отвлекся, смотрит на меня,
О плинтус коготком едва звеня,
Прозрачным, как янтарь, кривым и тонким.

Весь- идеал, в нем нет противоречий,
И взгляд глубокий, будто человечий.

VII

И взгляд глубокий, будто человечий,
Как вызов нам несет кошачий род,
В нем наводненье, голод, недород,
Предвестье войн, грозы, чумы, увечий

Встречали вавилонские жрецы
И фараоны древнего Египта.
Под взглядами котов вступали в битву
И шли на казнь их деды и отцы.

Но, наблюдая ужасы людей,
Они всегда сидели где-то рядом,
Едва взирая равнодушным взглядом
На беды мира с высоты своей.

О, этот взор, надменный и простой,
Проникнутый бездонной красотой!

VIII

Проникнутый бездонной красотой,
Весь этот мир от корня до вершины,
Вселенские безликие пружины
Влекут сквозь космос странный и пустой.

А красота таится между строк
Запуганная, белая, немая.
Бурлит борьба от края и до края,
Ее поток безудержен, широк,

Что, кажется, бессмысленна судьба.
Заряжен пистолет, блестят патроны,
Курок звенит натянутый, взведенный,
Как жилка жизни тонкая слаба!

Но вспомни, вдруг, и разожми кулак,
Как лапок мягких ненавязчив шаг.

IX

Как лапок мягких ненавязчив шаг!
Он вкрадчив, нерешителен, но все же,
Спешит ко мне, и дрожь бежит по коже.
Как он войдет? — я предвкушаю, — Как?

В величье славы, с мышью на зубах?
А, может, скромно прошмыгнет у двери?
Надуется, как сказочные звери?
Подпрыгнет, кувырнется, так что — АХ?!

И вот, явленье — входит серый кот,
Не Ганнибал, но и не смерд с прошеньем,
Спокоен, собран, полон самомненья.
Скорее! Ну, когда же подойдет?!

Всё — рядом, и сейчас начнется дело —
Прикосновенье меха так несмело…

X

Прикосновенье меха так несмело,
Когда потрется кошка о ладонь,
Что, кажется, ее попробуй, тронь,
Враз удалиться в дальние пределы,

Исчезнет, раствориться в пустоте
Прекрасное и дивное созданье.
Так волновался в первое свиданье,
Когда, дрожа, как чайник на плите,

Картавя и грассируя немножко,
Коверкая язык родной и речь,
Пытаясь хоть на миг Её привлечь,
«Как будто бы перед прыжком у кошки, —

Я комплимент промямлил неумело, —
Так грациозно, гибко Ваше тело!»

XI

Так грациозно, гибко Ваше тело,
Искать сравненья — бесполезный ход.
Нет ничего красивее, чем кот,
Хоть шерсть его, быть может, поредела,

Усы поникли, взгляд уже не тот,
В движениях не видно прежней прыти.
«Состарился! — промолвит глупый зритель, —
Пора сдыхать!» Безмозглый идиот!!!

Ведь до сих пор твориться волшебство,
Когда котяра роется в буфете
Иль лег в полоску света на паркете,
Не понимаешь, что произошло,

Но чувствуешь, хоть непонятно как, —
Взглянул, и нет потерь и передряг.

XII

Взглянул, и нет потерь и передряг,
Сидишь ли Ты за книгой на диване,
А, может, уплываешь вдаль по ванне,
Иль «Бейлис» пьешь в компании гуляк.

Когда обидой отдых омрачен,
И Ты лежишь в обнимку с Мышью Синей,
То вспоминай не юг и край дельфиний,
Где рядом я, но будто не причем.

А лучше помни, я из тех котов,
Которые царапают случайно,
Но для того, чтоб разогнать печаль, я
Вину до капли искупить готов.

Всегда бываю я не прав, грубя,
Мой милый котик, признаюсь, любя.

XIII

Мой милый котик, признаюсь, любя,
Что всяк другой на целом белом свете
В сравнении с Тобою незаметен,
А разная дурная болтовня

О «сильных мира» — это все не важно,
Пока могу Тебя я потрепать,
Щипнуть, толкнуть, слега поцеловать
Представить, что легонечко поглажу.

Конечно, кошки симпатичны мне,
Но за сонет признаюсь я вторично
(Что для поэта, каюсь, неприлично,
Но не гореть за ложь же на огне!)

Играй оркестр, тромбоня и трубя, —
Люблю котов, но более — ТЕБЯ!!!

XIV

Люблю котов, но более — ТЕБЯ!
И все на этом, и поставим точку.
Зачем марать убогие листочки,
В задумчивости что-то теребя?

Но Ты ведь тоже из породы сей,
Не сомневайся — это факт научный
(Как и другой — подержанный и скучный —
Родней тебе придется Моисей).

Уж если воспевать животный мир,
То лишь коты достойны вдохновенья,
Всех остальных отброшу без сомненья —
В моих глазах один стоит кумир!

И эти я закончу песнь свою.
Коты! Коты! Одних лишь вас пою!!!