Мы ждали. Она должна была прийти ночью, этой чертовой ночью. Уже с обеда замолчали обычно переговаривающиеся между собой собаки, исчезли, затихли птицы. Даже ветерок, легкий ветерок, который обычно бывает даже в тихую погоду, тоже забился подальше в нору, и тихо боялся, как те, кто был на цепи и не мог мчаться прочь со всех четырех ног, жадно ловя ртом холодный, зимний воздух.
К вечеру почувствовали ее и мы. Маме, которой не помогал обычный набор «от сердца», «от давления», «от головы», пришлось делать укол: двойная доза лекарства, а потом еще…
Она была в тяжелом, лишенном жизни воздухе, который давил на уши, словно я был глубоко под водой, воздухе, вызывавшем усталость и одышку. Она была в боли, которая пульсировала в сдавленном спазмами затылке, оставшейся даже после двух или трех таблеток Баралгина, хотя обычно мне хватало одной. Была она в боли и ломоте, терзающих мое тело, словно был разгар гриппа. Была она и в страхе, противном животном страхе, заставляющем бояться всего и вызывающем липкий противный пот. Больше всего мне хотелось забраться с головой, как есть в одежде, под одеяло, спрятаться, закрыть глаза и ни о чем не думать.
Вместо этого я тихо выматерился и начал собираться на улицу.
-Ты куда? – спросила мама.
-В гараж за ключами. Надо отсоединить газовый баллон. На всякий случай, — добавил я, чтобы как-то приободрить маму.
-Ты ж не долго?
-Конечно, ма.
А на дворе светило солнце, был легкий мороз. Свежий, еще совсем чистый снег приятно скрипел под ногами. Мне вдруг захотелось курить.
-Вот черт! – сказал я себе. Надо же, после шести лет воздержания от табака. Правда, что эта зараза остается навсегда.
Я быстро отсоединил баллон и хотел сначала отнести его в сарай, но, подумав, решил положить его в огороде, подальше от дома. Конечно, это был, скорее, способ успокоения, чем выход, но лучше уж так. Лучше уж так… Газ заканчивался, и баллон был сравнительно легким. Вот так, между кустами роз будет нормально. Я обошел наш старый саманный дом, обложенный кирпичом, проверил хлипкие ставни, словно это могло помочь. Ближе к ночи я потушил и вычистил печку. На какое-то время тепла батарей еще хватит, потом. До потом надо еще дожить. Никогда еще эти слова не были столь актуальны. Главной, а, пожалуй, единственной надеждой был погреб. Хорошо, что я сохранил вход из дома. Чтобы хоть чем-то себя занять, я освободил крышку, «на всякий случай» спустился в подвал, осмотрелся. Ничего, только надо заранее принести теплые вещи. Тогда будет не до них.
-А мы в детстве прятались под кровать. Тогда у нас часто были воробьиные грозы. Не знаю, почему они так назывались. Молнии били одна за другой, не переставая. Столько домов тогда сгорело. Стоило начаться грозе, как мы: я мама, Лена, Катя (мамины сестры) заберемся под кровать и сидим, словно это могло спасти… А в войну мы прятались в погреб. У нас тогда были глубокие погреба. И мы по несколько семей… Вот все помню, а как мы тогда в туалет ходили, не помню, хоть убей. Ночью, часов в одиннадцать отключили свет.
-Включить свет? – спросил я у матери.
-Так отключили.
-Я имею в виду свечи.
-Где ты их будешь искать? Иди лучше сюда. Посидим…
Я сел рядом с матерью на кровать. Она взяла меня за руку. Мы тихо сидели и слушали, как тикают часы.
-Хоть посидим вместе, — сказала мама.
Ее слова вызвали в моей душе приступ боли. Хоть посидим. Неужели нужно ожидание, подобное ожидание как сегодня для того, чтобы вот так посидеть, просто посидеть с самым близким, самым родным человеком! А ведь я целыми днями мог заниматься своими делами, так с ней и не заговорив, а она все держала в себе, моя одинокая рядом с сыном мама!
Я не был единственным ребенком в семье. У меня есть брат, старший брат, но после… Мы не виделись уже несколько лет.
Ожидание. Для тех, кто хоть раз ждал, так как мы, достаточно этого слова, остальным все равно не понять, каково это, вот так ждать.
-Кажется, становится легче, — неуверенно сказала мама, и вдруг одна, а следом другая залаяли собаки, зарычал мотор трактора.
-Кажется, обошлось. Который час?
-Пол шестого.
-Надо, наверно, вставать.
-Пойду открою ставни.
На улице было светло, почти как днем. На чистом и особенно звездном небе светила огромная, полная луна. Было светло настолько, что можно было читать.
-Сережа! Сергей!
Возле калитки стояла Галина, новая жена брата. Вот так сюрприз.
-Пойдем, скорее, — она схватила меня за руку, когда я подошел к калитке.
-Что случилось? – Галина была в истерике.
-Пойдем, там… — она тянула меня за руку через забор, не давая открыть калитку.
-Да не тяни ты! Дай выйти.
-Извини, — она отпустила мою руку, но стоило мне оказаться за двором, как она снова схватила меня за руку и потащила за собой к старой церкви, которая была рядом с домом.
Навстречу нам шел брат. Он немного постарел с того времени. У него был грустный и какой-то обреченный вид. Когда между нами осталось несколько шагов, его лицо огрызнулось в зверином оскале волчьей пасти. За обликом брата скрывался монстр, чудовище, порождение ночных кошмаров. И это после того, как я уже вздохнул с облегчением! Я был не в силах что-либо сделать, чтобы помешать ему. В бессильной злобе я кричал слова проклятия. Он улыбнулся. Он улыбнулся мне, мой старший брат. Глаза наши встретились, и вдруг я понял. Я все понял! Уже тогда, несколько лет назад…! И это ради нас! Ради нашей безопасности!
-Прости! – крикнул я брату, но он уже метнулся черной тенью за угол церкви, заметив что-то позади меня.
Ко мне спешила мама. Она услышала крики, и поспешила на помощь, в чем была, даже не подумав одеться.
-Все нормально, мамочка, все хорошо! – повторял я, идя ей навстречу, а по моим щекам текли слезы.
30 01 01
