Состав зашкерили в отстой —
БАМ тормознул часов на восемь.
Лизала мокрый иней осень,
и снег кружился над тайгой.
… Она ему: «Давай, Васёк!
слезай скорее с верхней полки!
Вот эти ласты мыть без толку.
Натянешь чёботы… Усёк?»
Маячить стал писец питья…
И тут в купе зашёл мужчина.
Занёс ведро бурдомицина,
и заказал для всех белья.
А дальше всё пошло путём.
(не сразу, после третьей дозы)
Я тему взял, меняя позы,
как будто мы вообще вдвоём…
Она меж рюмок, всякий раз,
закрыв глаза, стихи читала.
Метафорично выражала
всё, что не выражено в нас.
Потом её любил мужик.
Затем Васёк — четыре раза.
И, с виртуозным перифразом,
залез пузатый проводник.
Но, я забил уже на них…
Вдоль остывавшего вагона,
по зыбкой наледи перрона,
шла пара «ангелов» ночных.
Седой, в фуражке, был главней –
на форму кожанка надета.
Второй — бухой, без пистолета.
Коню понятно — пёрлись к ней.
И этот конь в окно смотрел –
ещё надеясь на контакты.
И, наконец, сказал: «Ах так, ты?!»
Покакал в ночь и улетел.
Шла пегашня косым углом –
вершиной клина строго к югу.
Пегас, покинувший подругу,
свалил вдогон за косяком.
