Мишка
Ребятам из Черемушек Лебяжьевского района Курганской обл.
Давеча наши доблестные синоптики обещали нерабочую погоду. Нерабочая погода для нас пилотов СВС — «химиков», значит, что ветер ожидается больше метров в секунду, температура воздуха — выше плюс двадцати пяти градусов по Цельсию и относительная влажность – не ниже пятидесяти процентов. Я и Мишка Евдокимов, местный парнишка лет двенадцати — так уж сложилось, что местные ребята сами установили порядок очередности поездок на рыбалку со мной — едем на рыбалку в село Верхнеглубокое, точнее, на озеро, с одной стороны которого расположилось это село. Я мысленно в который раз, — не забыл ли чего, — перебираю в памяти перечень вещей, необходимых для рыбалки на этом озере. Во-первых, надувная двухместная лодка «Уфимка-22», подаренная мне одним очень хорошим человеком и, без которой, из-за очень мелкой и сильно заросшей густым камышом прибрежной зоны, рыбалка на этом озере в принципе невозможна. Потом, конечно, поплавочные удочки. И далее по списку: насадки, прикормка, садок для рыбы, термос с чаем, бутерброды, неизменный мой спутник в рыбалках, полетах и командировках — фотоаппарат. Путь следования от села Черемушки, где базировался наш небольшой отряд, мимо районного центра Лебяжье до Верхнеглубокого, я хорошо знал, но штурманом по праву местного жителя был, конечно, Мишка.
— А вы, Мишка, вчера «отличились». Проиграли нам с разгромным счетом. Что с вами случилось? Мне показалось, что некоторые ребята были какие-то вялые, неадекватные.
Сразу поясню, что мы, несмотря на жесткий ежедневный распорядок, почти каждый день после вечерней летной смены успевали играть в футбол с местными ребятишками, которые нас всегда ждали, не давая пройти мимо спортплощадки. А распорядок был в основном такой – примерно в 22-00 конец вечерней смены, с 22-30 и, как правило, до полной темноты этот самый футбол; в 3-00 снова подъем.
— Да, мы вчера, пока ждали вас, пробовали какую-то дурь.
— Какую еще дурь?
— Вы, наверное, видели вчера новенького из города.
— Новенького среди вас видел, но он вроде не играл с вами.
— Ну, да. Не играл. Только он-то и показал нам эту дурь.
— Расскажи, Мишка, подробнее, что ты имеешь в виду?
— Вчера он пришел на спортивную площадку с бутылкой растворителя, которым намочил носовой платок и наложил себе на голову, а сверху надел полиэтиленовый пакет. Некоторые пацаны попробовали сделать то же самое. Было прикольно.
— И ты тоже попробовал?
— Ну да, попробовал.
— Ох, Мишка! Знаешь, это, поверь мне на слово, очень и очень плохое занятие. Понимаешь, Мишка, эта ваша затея называется токсикоманией, а все кто ей занимается – токсикоманы. И они, как правило, все очень плохо кончают. Ты мне этого «городского» сегодня точно покажи, я с ним разберусь. И, пожалуйста, не делай этого больше никогда. Обещаешь?
— Обещаю.
— Вот, и договорились.
После этого Мишкиного откровения мне стало как-то неспокойно. Деревенские ребятишки с огромной жаждой познания всего нового – хорошего и плохого — могут с одинаковым успехом впитывать, как губка, и это хорошее, и это плохое.
Я, мысленно перебирая возможные варианты предстоящего разговора с этим «городским», не мог нормально сосредоточиться и выбрать на мой взгляд самый верный и действенный из них из-за вопроса, на который, впрочем, тоже не находил ответа — с чего же вообще люди дурью маются?
В общем, надо просто этого «городского» хорошенько припугнуть, — решил я.
За своими грустными мыслями я и не заметил, как мы оказались у большого озера, с вагончиком на берегу.
— Мишка, а здесь, между прочим, кто-то есть. Может быть охрана? А нам, случайно, не надо брать путевки?
— Вообще-то надо, но здесь работает мой отец. Так что не нужно никаких путевок.
— Ты же, Мишка, говорил, что вы без отца живете.
— Ну, да. Без отца. Они с мамой развелись. И мы теперь с ним мало общаемся.
— Все ясно. Извини.
— Да, ничего. Все нормально. Давайте лодку качать.
Накачав лодку и погрузив в нее все необходимое для рыбалки, мы поплыли по лабиринту, образованным высоким камышом. Глубина была небольшая. Илистое дно хорошо просматривалось сквозь чистую воду. Камыш был такой высоты, а коридоры такие узкие, что видели мы только небо над нашими головами.
— В таком лабиринте, наверное, легко заблудиться. Особенно в пасмурный день, когда не видно солнца, – сказал я, обращаясь к Мишке.
— Это так. Год или два назад осенью один охотник здесь так и заблудился. Товарищи его после вечерней зорьки потеряли. Блуждал он по этим камышовым дебрям всю ночь и вышел на берег только утром, ориентируясь по восходу Солнца. Хорошо, что озеро не глубокое.
Мы двигались не спеша по узкому коридору, от которого иногда налево и направо отходили небольшие ответвления, оканчивающиеся, как правило, тупиками или небольшими плесами.
Мишка, видимо, был здесь не впервой, так как штурманил исправно, ориентируясь по каким-то ему одному известным признакам — надломленным камышинкам, характерным поворотам и заводинкам.
Наконец проход стал расширяться, и мы вышли на достаточно большой плес, метров пятьдесят в ширину и длиной не менее двухсот метров.
— Якоримся, — сказал Мишка.
Мы привязались к отдельному пучку камыша, забросили прикормку и начали готовить удочки к ловле.
В дальнем от нас углу плеса я заметил одинокого лебедя, который, некоторое время спустя вдруг начал разбегаться вдоль плеса в нашу сторону. Взмахи его крыльев были на удивление настолько мощными, что мы четко слышали свист рассекаемого воздуха, похожего – без преувеличения — на свист лопастей несущего винта вертолета.
— Смотри, Мишка, какой красавец! Какая мощь!
— Да, красиво! А у нас тут еще и пеликаны есть. Только они обычно на другой стороне озера.
Тем временем лебедь сделал полный круг и приводнился опять на плесе только уже недалеко от нас, чему мы не придали особого значения и увлеклись рыбной ловлей.
Мишкин поплавок зашевелился, лег на бок и быстро пошел влево.
— Подсекай!
Мишка ловко коротким кистевым движением опытного рыболова подсек рыбу. По его согнутому в дугу удилищу чувствовалось, что рыба на другом конце лески была крупная. Карп – в том, что это был именно он, я нисколько не сомневался — сильно потянул. Фрикцион катушки, который Мишка успел — таки ослабить, жалобно завизжал.
— Вот, дает! — азартно воскликнул он, оборачиваясь ко мне.
— Не отвлекайся! Упустишь!
Карп, смотав в первом рывке метров пятнадцать лески, остановился. Мишка стал подтягивать сильную рыбину методом «прокачки» – подавая удилище максимально вперед с одновременной подмоткой лески, он затем подтягивал рыбу, возвращая удочку в исходное верхнее положение. Потом все повторялось снова: подача вперед с быстрым наматыванием свободной лески без нагрузки на катушку и подтягивание рыбы только удилищем без вращения ее рукоятки. Когда до рыбины оставалось метров пять, она, как будто бы опомнившись, снова рванулась от нас, смотав при этом уже меньше лески, чем в первом рывке. Со стороны их борьба была похожа на известную игру в перетягивание каната, когда преимущество переходит то к одной, то к другой стороне. Я, поглощенный их азартной борьбой не мог удержаться от комментариев и советов Мишке, которые он, скорее всего уже не слышал, но делал все сам правильно, то подводя рыбу к лодке, то отпуская ее, не давая особой слабины заставляя рыбину совершать работу, чтобы как можно более утомить.
— Мишка, мы же подсачек забыли! — виновато выпалил я, когда уставший и вымотанный Мишкой карп был у борта лодки.
Со словами — ничего, мы его сейчас возьмем аккуратно голыми руками – Мишка ловко подхватил рыбу под жаберные крышки, поднял ее над головой и громко, не стесняясь, — никого, — кроме лебедя и нескольких лысух, рядом никого и не было – протяжно выпалил: «Е…- есть!». Надо было видеть в это победное мгновение его лицо, в котором было все: и что-то от первобытного охотника, только что завалившего крупного зверя, и неподдельный восторг, и азарт подростка.
— Молодец Мишка! – похвалил я его, с хорошей завистью, которую трудно было скрыть и, которую, как мне показалось, он заметил, так как тут же отреагировал: «Ничего, дядя Володя, Вы тоже поймаете такого!».
— «Хорошо бы, хорошо бы нам поймать кита большого», — вспомнил я, вдруг, припевку своего сослуживца и учителя Александра Аркадьевича Самойлова, проговаривавшего ее всякий раз, когда анализировал ошибки в каком-нибудь алгоритме моделирования движения или оценки эффективности применения ракет класса «воздух-поверхность».
Взяв карпа, в котором навскидку было килограмма четыре, и, переместив его в садок, я предложил Мишке, у которого еще не прошла дрожь в руках и коленках, немного передохнуть, попить чайку. Так и сделали.
— Мишка, скажи, пожалуйста, если конечно это тебе удобно, а отец вам как-то помогает?
— Да, в общем-то, нет. Сами видите: здесь работы нормальной нет – значит, и денег нет. И потом у него другая семья.
— А у тебя есть еще братья и сестры?
— Есть сестра. Младше меня.
— А мама где работает?
— Дояркой.
— Это работа не легкая – ранние подъемы и поздние отбои. Да, еще все домашнее хозяйство. И вас кормить надо. Тяжело ей.
— Да, все нормально, дядь Вова. Живем, как все живут у нас в деревне.
— Понятно.
После этих Мишкиных подробностей мне сильно захотелось что-то сделать для него. Но что именно и как это сделать я не знал.
Мы, «летчики из Москвы», или просто «летчики», — так здесь нас называли местные жители — увидели много интересного, точнее, не то чтобы интересного, но, по крайней мере, отличного от того, что видели в Подмосковье.
Как-то вечером, проходя мимо одного из домов по улице, на которой мы проживали, я обратил внимание на то, что на лавочке сидели несколько женщин и мужчин. Поздоровавшись с ними, я продолжил движение.
— Не хотите ли кваску? – услышал я от кого-то из них.
Обернувшись в сторону, откуда исходил вопрос, я обратил внимание на то, что они распивают из пластиковой «полторашки» какой-то полупрозрачный напиток светло коричневого цвета.
— А давайте! – отреагировал я на предложение, возвращаясь к ним – вечер сегодня какой-то душный.
Полная круглолицая женщина средних лет в цветном сарафане налила полный стакан напитка и подала мне.
Выпив залпом весь стакан, я вслух отметил, что вкус кваса какой-то специфический – одновременно и сладковатый и резковатый и, как мне показалось, слегка хмельной, в чем впрочем, я убедился позже.
— Ну, это же на самом деле не квас, а бражка – ответила мне круглолицая женщина.
— А почему же Вы называете ее квасом?
— Здесь все ее так называют.
— Спасибо большое, но предупреждать надо!
Так я узнал еще одно местное значение слова «квас».
Вообще, здесь в Зауралье, по крайней мере, в Лебяжьевском районе, где мы работали, очень интересно говорят — если речь идет о ком-то в третьем лице, то характеризуя его действия, в глаголах часто изменяются окончания.
Например, предложения «Он стреляет…», «Она думает…» здесь произносят: «Он стрелят…», «Она думат…»
— Глядите! Лебедь снова разгоняется, — отвлек меня Мишка от мыслей, что и как для него сделать хорошего, показывая рукой в конец плеса. Лебедь действительно разбегался как настоящий большой лайнер по взлетной полосе, помогая процессу взлета своими мощными крыльями и лапами.
— Смотри, Мишка, он делает все, как настоящий самолет: разбег, отрыв, выдерживание с увеличением скорости, набор высоты, полет по кругу, снижение, выравнивание, выдерживание, касание, — комментировал я все этапы полета лебедя, который снова приводнился неподалеку и, гонимый ветром и волнами, потихоньку удалялся от нас в конец плеса.
— Да, но что же сделать для Мишки? И, вообще, что я могу сделать для него, находясь здесь в командировке? — Вернулся я к мучавшему меня вопросу, — Самое простое – дать денег, которые он может использовать по своему усмотрению с большей пользой, чем, если бы я на эти деньги ему что-то купил, возможно, совсем не полезное и не нужное ему. Так и сделаю, — решил я. Только найду подходящий момент.
— Вот, гаденыш, что делает! – Снова прервал мои мысли громкий возглас Мишки, который, показывая рукой на правую часть плеса, продолжал – пытается поймать молодого птенца лысухи!
А там, куда показывал Мишка, разыгрывалась настоящая озерная драма. Большой коршун, раз, за разом пикируя на группу лысух, пытался выхватить из кольца, образованного взрослыми особями, одного из молодых птенцов, которые находились внутри этого кольца. Все это сопровождалось громким разноголосым тревожным шумом. Лысухи, построив круговую оборону, не давали коршуну прорваться к птенцам, отбивая его атаки крыльями и острыми клювами. Однако коршун был настойчивым. Он то и дело пикировал на лысух, взмывая вверх каждый раз после отбитой атаки. Вместе с атаками коршуна черная масса лысух то сжималась, то расплывалась как чернильное пятно. Мы очень боялись за птенцов. Это продолжалось, как нам казалось, бесконечно долго. Наконец, коршун, видимо осознав бесполезность своих действий, оставил лысух в покое и улетел не солоно хлебавши. Мы с Мишкой облегченно вздохнули и вернулись к нашей рыбалке.
Подумав, что настал тот подходящий момент, я просто сказал: «Мишка, мы тут сэкономили на бензине немного денег. Я переговорю с ребятами на предмет помочь тебе финансами. Ты не против того, чтобы мы дали тебе денег?»
— Каких денег? За что? – оторвав взгляд от поплавка и повернувшись в мою сторону удивленно спросил Мишка.
— Ну, просто в качестве финансовой помощи тебе.
— Нет, дядя Вова, деньги я не возьму, — ответил твердо Мишка.
— Это почему?
— Ну, я же их не заработал — ответил он спокойно, глядя мне прямо в глаза.
От этого Мишкиного взгляда мне стало не по себе от одной мысли о том, что он мог подумать, что я допускаю возможность думать о нем также, что он способен взять деньги просто так. Я был готов провалиться сквозь дно лодки, так как понял, что, совершенно не желая того, обидел его. Наступила долгая мучительная пауза. Я не знал, что мне делать дальше и как выйти из этой неловкой ситуации. Действительно были на сто процентов правы те мудрые люди, которые говорили, что прежде, чем войти куда-то, хорошенько подумай, как будешь выходить оттуда. На самом деле вопрос этот философский и очень сложный – подумал я. Одно дело, когда идешь где-нибудь в большом городе и, например, в подземном переходе видишь человека просящего подаяния. Не тунеядца, каких бывает много, а действительно нуждающегося. Ну, мимоходом положил ему немного денег в шапку или еще в какую-нибудь его вещь, приспособленную для сбора денег, и до свидания. Ни ты его не знаешь, ни он тебя не знает. И ты, вроде, сделал «доброе» дело и ему хорошо. Однако, не все так просто. Ведь часто в разговорах между людьми, даже среди знакомых, слышишь по этому поводу примерно такую фразу: «это мне там зачтется». То есть, давая подаяния, думающий так псевдоверующий человек, на самом деле, движим, — что следует с его же слов, — прежде всего, личной заинтересованностью «забронировать» себе место в раю. Ведь получается, что такие псевдоверующие должны быть очень благодарны тому нуждающемуся, который принял от них подаяние, предоставляя им, тем самым, возможность «купить» это самое место в раю. Лично я в такие моменты всегда испытывал и испытываю чувство глубокого стыда и неловкости за существующее неравенство, за это его положение. И уж конечно никогда не думал, что это где-то «там» мне зачтется по одной лишь той причине, что воспитан я с самого раннего детства, что называется, в духе материализма, правда, не воинствующего. Здесь с Мишкой, — совсем другое дело. Совершенно нормальный парнишка, каких большинство, выросший в сельской среде, в которой, кроме обычной для их возраста учебы в школе необходимо помогать родителям – иначе просто не выживешь с той мизерной зарплатой, которую, благодаря государственной чудо-политике, получают взрослые на селе, — в ведении домашнего хозяйства. И, скорее всего, зря я затеял разговор с Мишкой на эту тему. Не потому, что помощь ему и другим таким же, помощь не нужна. Наоборот, помощь очень нужна, но, только не отдельному сельскому жителю, а всему сельскому населению. А это, согласитесь, прерогатива государства – создать равновозможные условия жизни в городе и деревне. И чем дальше я углублялся мысленно в этот вопрос, тем хреновее мне становилось от того, что существует это неравенство, что управляют страной некомпетентные люди. Иначе бы за более чем семьдесят послевоенных лет можно было бы давно поднять уровень жизни в России до самого первого в мире. Огромная страна с потенциально огромными самодостаточными природными ресурсами — только в помощь. Ведь, все что нужно, это грамотная международная и внешняя взаимно обусловленные политики. И больше ничего.
— Извини Мишка. Не подумал. Ты, конечно, прав. Я знал, что ты ответишь именно так, — уже соврал я, чтобы как-то разрулить сложившуюся неловкую ситуацию.
Мне было стыдно перед чистым душой неиспорченным простым деревенским парнишкой, переживающим каждодневно трудности сельской жизни. Стыдно за всех взрослых, от откровенных тунеядцев — попрошаек, которые забыв, что они на самом деле здоровые люди, потеряв это человеческое достоинство, живут только тем, что ходят и клянчат милостыню, до госслужащих и чиновников самого высокого уровня, ворующих у государства миллионы и миллиарды, которые не стоят и мизинца этого простого мальчишки.
Почему в моей стране существует такая вопиющая несправедливость, которую видят все, понимают все, но ничего не могут сделать, чтобы искоренить ее окончательно, как когда-то искоренили черную оспу? Например, человек, который для того, чтобы просто найти способ выжить своей семье и выжить самому, возьмет мешок картошки или еще что-нибудь, получает реальный срок в колонии строгого режима, и какой-нибудь чиновник, который обувает государство на миллиарды, — только условный срок. Почему?!
А, например, какой-нибудь горе — гаишник, который кое как окончил среднюю школу, но, благодаря армии, научился чему-то и, таким образом, пролез как уж,– по другому не скажешь, — в органы, присосется к бедняге-пенсионеру и вымогает у него без стыда и совести последние копейки. Лексус такой не остановит – не дай бог у того родственник влиятельный – по шапке получишь или лишишься кормного места. Морду такому, как бы не хотелось, не набьешь – он же под защитой государства. Сразу получишь срок. И как бороться со всеми этими паразитами?
А наши думцы – слуги народа. Многие – за всех не говорю, так как знаю лично нормальных, — вообще там ничего не делают, чтобы наш народ постепенно поднимался. Законы, которые они проталкивают и принимают в Думе, часто служат им же, так как создают условия для создания самых обычных «кормушек». В таких условиях процветает в полный рост та самая коррупция, с которой призывают бороться наши многие очень высокопоставленные государственные мужи, у которых, если верить информации из инета, зачастую у самих «рыльце в пушку». Ну, прикиньте, чтобы заработать десяток миллиардов на недвижимость, такому чиновнику, если бы он даже получал в месяц по десять миллионов зарплаты надо иметь продолжительность жизни, как минимум, в тысячу лет. Откуда деньги? – Либо обворовал государство, либо получил взятку. За то и другое надо судить. И лучше всего, как в Китае. Вообще, по-хорошему, любую такую информацию о людях, занимающих высокое положение в государстве, должны обязательно проверять. Например, наша Счетная палата, проверив такую информацию, должна также публично сказать – правдивая это информация или ложь. Если правда – судить по закону, публично, если ложь – судить тоже по закону того, кто эту ложь генерирует. Я понимаю, что это может быть и часть информационной войны против России. Тогда, тем более, важно проверять ее, по крайней мере, ни в коем случае не оставлять без внимания. Иначе создаются условия для рождения разного рода кривотолков, фантазий, догадок, сплетен, мешающих нормальному развитию. Думаю, наш президент это, конечно, знает. Не дают ему или он сам не хочет исправить сложившуюся ситуацию, – для меня вопрос. И, если эта наша машина справедливости буксует, значит не все так просто в государстве Российском. Снова вопрос классика «Что делать?», становится злободневным.
Вопрос «Что делать?» вернул меня из мира политики в реальность. Да, что же делать с Мишкой? Как к нему подступиться, чтобы он взял деньги? — спрашивал я себя, но ответа не находил.
— Смотрите, дядя Вова, что-то тащит своим птенцам – показывая на какую-то птицу, пролетающую мимо нас и планирующую прямо в камыши, сказал Мишка.
Присмотревшись к птице, на которую указывал Мишка, я узнал в ней обычного болотного луня, отличающегося от коршуна более длинным хвостовым оперением и более светлым окрасом. В когтях луня – было хорошо видно — трепыхалась большая лягушка, которая, видимо, предназначалась его птенцам в качестве обеда.
— А, правда, что французы едят лягушек? – неожиданно спросил меня Мишка.
— Да, вроде она у них за деликатес идет. Французов даже из-за этого «лягушатниками» называют.
— Есть! – отметил я уже про себя. При упоминании французов я сразу вспомнил «Уроки французского» Валентина Распутина, где молодая учительница французского Лидия Михайловна пыталась помочь своему прилежному и способному ученику не только в освоении иностранного языка, но и чтобы просто выжить в то трудное послевоенное время. Когда он наотрез отказался от угощения в ее доме, от продуктов, которые она ему присылала почтовой посылкой, она вспомнила и предложила игру в «пристенок». Эта простая игра, на которую он согласился, позволила учительнице дать возможность ему «честно заработать» хоть какую-то мелочь, на которую он мог купить себе и хлеб и молоко. Правда, после того как за этим занятием их застал директор школы Василий Андреевич, проживавший по — соседству, Лидию Андреевну уволили.
— Надо сделать так же – подумал я, — то есть, не просто дать деньги, а дать за что-то, например, за работу или еще что-либо. Главное, чтобы не создавалось впечатление, что эти деньги достались ему просто так. Тогда Мишка не должен отказаться.
К концу дня расклад нашей рыбалки был такой: Мишка поймал девять приличных карпов, я всего два.
— Елки-палки! – начал я процедуру обработки, точнее, обмана Мишки.
— Что, дядя Вова?
— Я же совсем забыл! Наш дядя Сережа, ну, ты его знаешь. Помнишь, ты восхищался тем, как он круто летает? Так вот, этот дядя Сережа сегодня вечером должен уехать в Омск. Я обещал привезти ему рыбу, которой он хотел угостить своих родственников. В общем, ты можешь продать нам свою рыбу? Моей, как видишь, маловато – «лепил» я Мишке, излагая несуществующую придуманную наспех проблему.
— Продать? – переспросил Мишка.
— Да, просто продать нам, а не кому-то. Ты же, все равно, хотел ее продать на рынке. Тем более, что ты же ее сам добыл, то есть, честно заработал.
— Ну, да, на рынке рыба хорошо расходится.
— А в какую цену у вас здесь рыба?
— Это, дядя Вова, смотря какая рыба. Сырок, например, по сто рублей, Карась – восемьдесят, карп – сто.
— Давай, Мишка, мы купим у тебя всю рыбу по сто рублей за килограмм. Идет?
По его лицу было видно, что внутри у Мишки происходит настоящая борьба. С одной стороны, скорее всего, ему было неудобно брать деньги за рыбу. С другой – они ему были нужны, так вчера во время игры в футбол он мне рассказывал, что у его сестры скоро день рождения, и он хотел подарить ей кроссовки на лето.
— Идет – после долгой и мучительной паузы, наконец, выдавил Мишка.
— По рукам.
Мы пожали друг другу руки, и довольные сделкой — каждый по своей причине, начали собираться домой. Я понимал, что договорившись с Мишкой, таким образом, я, на самом деле, ничем ему не помог, так как рыбу он пусть позже, но, все равно бы продал. Однако, это был нормальный выход из сложившейся неловкой ситуации с глупым с моей стороны предложением ему денег.
— Дядя Вова! Смотрите!
Я обернулся в сторону, куда показывал Мишка. Из густого камыша, примерно посередине плеса, на котором тренировался лебедь, я увидел настоящее чудо из сказки Ганса Христиана Андерсена: к примелькавшемуся нам за день лебедю выплыла – это было понятно – лебедь – мама с выводком птенцов. Интересно было то, что весь день лебедка с птенцами отсиживалась в густом камыше и выплыла на открытый плес только к вечеру. Лебедь-папа, не тратя времени впустую, тренировал весь день свои крылья. Однако, интереснее всего было то, что птенцы уже размером с взрослых лебедей, были непонятно какого цвета — они как будто были сделаны из грязной серой ваты и выглядели действительно как маленькие шкодливые человеческие дети, не пропускающие ни одной лужи. Они даже держались — словно чувствуя эту разницу — как-то виновато, особняком от взрослых грациозных белоснежных величественных родителей. Вот, уж действительно «гадкие утята» – подумал я, сравнив их с героем известной детской сказки. А ведь наступит день преображения, когда они, — как из непонятной формы невзрачной куколки появляется, словно нарисованная художником, не жалеющим красок, красивая грациозная бабочка, — из «гадких утят» станут красивыми белыми грациозными птицами.
Посмотрев еще некоторое время на лебедей, и, думая каждый о своем, мы поплыли по лабиринтам камыша к берегу.
Примерно через месяц мы уехали из Черемушек в Подмосковье. А Мишку я с тех пор больше не видел. И как сложилась дальнейшая судьба простого Зауральского мальчишки, я не знаю, хотя, думаю, что он стал нормальным настоящим человеком, настоящим мужчиной. Я в этом уверен.
Москва-Черемушки-Москва 2002 г. V. Sokol
https://www.youtube.com/watch?v=R6sT5jfBgrM#t=9.313592
925 8 904699 2281