ШАРФ
Когда-то, не помню точную дату, произошла со мной престранная штука. Я прогуливался, ожидая своего друга. Ввиду кое-каких обстоятельств мне пришлось прийти раньше, а моему спутнику опоздать. Это значит, что мне чем-то нужно было занять время, слоняться по городу больно не хотелось, поэтому я отправился в чудесный парк неподалёку от места нашей встречи. Весь мир вокруг цвёл и блестел зелёными оттенками, несмотря на прохладную погоду, стоявшую уже долгое время. Я шёл по длинному бревенчатому мосту, который уходил на другой берег. Солнце светило тускло, но всё же было приятно: оно оставляло некоторое ощущение лета. Дул ветер, однако я не замечал его, а замечал лишь лучи заходящего солнца, бликами отражавшиеся на стоячей воде. Мимо проходили разные люди, кто-то моложе, кто-то старше, а кто-то совсем ещё маленький. Вскоре моё внимание приковал один мужчина. Этот человек отличался чем-то от других, он не просто стоял или шёл, он выжидал, осматривался. То остановится, замрёт и посмотрит себе за спину, то покачнётся на одной ноге и глянет в ту сторону, на которую завалился. Я выбрал себе пустующую лавочку, открывающую вид на незнакомца.
Он был высок, худощав и бледен, тонкий стан и неширокие плечи, имевшиеся у него, говорили о хлипком телосложении, тело его не перенесло бы трудности дикой жизни и изменчивости климатов, создавалось ощущение, что он вел борьбу с какой-то болезнью или душевной травмой; чистое кашемировое пальто мужчины, застёгнутое на все пуговицы, не позволяло разглядеть ничего под, лишь серый шарф поверх. Пыльные перчатки его показались несколько больше, чем его худые бледные пальцы. Он лениво, даже небрежно, подошел к скамье и сел, прижавшись к спинке. Поначалу, я бы не дал ему и тридцати пяти, но увидев его чуть ближе, я был готов дать ему чуть более сорока. Я не силён в определении возраста по человеку. Он сидел, озираясь, в ожидании. Его кожа была шелковистой, это было видно даже с того расстояния, на котором сидел я от него, и была она как-то по-женски нежной. Белёсые волосы слегка вились и были собраны в хвост на затылке, другая часть волос была свободна. На лбу его были заметны морщины, при движении бровями. На щеках была трёхдневная щетина. Чтобы завершить портрет мужчины, за которым я наблюдал пятнадцать минут, я скажу, что у него абсолютно прямой и тонкий нос, вовсе не понятно, как он дышал через него, белые зубы и бегающие серые глаза, над ними густые лохматые брови и малочисленные ресницы. Спустя еще пару минут он всё ждал. Я отвлёкся и, когда вернул внимание мужчине, его там уже не было. Решив встать, я оправил штаны и не успел подняться. Ко мне подошел тот человек, не давший покинуть скамью.
— Тоже грустите, мистер? — тихо выдохнул он, бросая своё тело возле меня. Больше его глаза не были бегающими. — Даже, исходя из вашего состояния, неприлично так пристально пялиться на проходимца.
— Примите мои извинения, не думал, что это вас смутит, — мне стало крайне неудобно за то, что меня застали за разглядыванием.
— Из-за чего грустите, если можно спросить?
— Я не грущу, просто у меня лицо такое, — я попытался выдавить улыбку, но улыбаться я также не умел.
— Удивительно. У меня, например, кот умер. Семнадцать лет вместе прожили, представляете? Семнадцать лет! А он взял, не подумав обо мне, и умер. У меня никого в этом городе больше нет, лишь он был. Да и тот оставил.
— Никого?
— Совсем. Только Венделл, точнее был… Знаете, мне теперь не за чем приходить домой… Никто не ждет, никому не нужен. Пусто и одиноко. Никто не побежит, цокая ноготками по полу к двери, когда я вернусь. Некого потрепать, когда плохо… Вы не против, что я включаю вас в своё несчастье?
— Нет. Совершенно нет.
— Какая же досада, что Венделл больше не погуляет в его любимом парке. Но ведь нужно жить дальше, так все твердят? — вязким, плачущим голосом вновь заговорил он.
— Не уверен. Возможно, да. Ведь это был кот, все животные уходят раньше. Разве стоит самоуничтожаться? Вы переживёте это, быть может, заведёте нового…
Его зрачки застыли, а губы поджались, он тяжело взглянул мне в глаза. Пару раз дёрнув уголками губ, мужчина вновь заговорил:
— К моему сожалению, Венделл был не просто котом. Он был последним подарком моей покойной жены, умершей от рака. Я тешился им, взращивая из беспомощного котёнка мощного кота. С моих тридцати лет мы были вместе, он был единственным, кто не забывал обо мне, как только я отходил на расстояние десяти шагов. Пока Венделл был жив, жила моя жена, а вместе с ней и я… сейчас ваша очередь принимать мои извинения: «Прошу прощения за то, что рассказал ни капли не волнующую Вас историю». А всё-таки спасибо. Приятно, что Вы выслушали.
— Не отчаивайтесь, — я попытался изобразить максимально доброжелательный вид, который хранился у меня, как кадр из старого фотоаппарата.
— Держите…и хотя бы вы, хотя бы недолго, не забывайте обо мне. Договорились? — незнакомец вручил мне свой потрёпанный серый шарф, покинул лавочку и, шаркая ботинками, исчез за моей спиной.
Немного погодя я отправился вслед за ним, выход был в той стороне. Людей становилось всё меньше, а солнце всё ниже. Тихо и мирно. Как вдруг, чуть впереди, я заметил толпу, охающих, ахающих мужчин и женщин. Кто-то выкрикнул: «Я уже вызвал на помощь». Остальные только глядели в воду. «Наверное, тот незнакомец», — подумалось мне. Я подбежал к самому краю, было видно разве что пузырьки да круги.
— Не залезай в воду, — кто-то говорит, — спасатели уже приехали.
Тут меня оттолкнул один из спасателей, толпа растворилась, а на земле я заметил его старые пыльные перчатки. Все картинки замелькали как в киноленте. Суета, ныряющие спасатели, толпа зевак и я, опустившийся на землю посреди этого хаоса, с его последней в жизни историей и серым шарфом.
— Ну! Ну! Поднимайся же! Уходи! — кричал полицейский.
Я поднялся, отряхнулся и пошёл, остановился в самом начале моста, между двумя высокими дубами, и глядел на всё вокруг: высокие деревья и малочисленные низенькие кусты пожелтели, пожухли, цветы увяли, вода не казалась свободной, она стала скованной, солнце светило холодно. Такой ледяной и противный, ветер задувал прямиком под одежду, в самую душу. Так мне казалось в тот момент.
Я сжал в руке его шарф и тотчас покинул этот проклятый парк.