Я принёс вам слово


Я принёс вам слово

 

Я принёс вам слово!

 

Историко-фантастическая пьеса.

 

Автор: Михаил Туруновский

Тел. +375295200647

e-mail: mwt2@yandex.ru

(авторские права защищены)

 

Действующие лица:

 

Главные роли:

ФРАНЦИСК (Франциск Скорина)

ЧЕЛОВЕК В ЧЁРНОМ (сокр.ЧВЧ)

 

Роли в эпизодах:

ЛУКА (отец Франциска)

ПРОКОФИЧ (друг Луки)

ЖЕНА ЛУКИ

МОНАХ

НАТУРЩИЦА

ПРОФЕССОР

1 УЧЁНЫЙ

2 УЧЁНЫЙ

БОГДАН СТУПКА

БУРГАМИСТР БАБИЧ

ЮРИЙ ОДВЕРНИК

МАРГАРИТА ОДВЕРНИК

КОНСТАНТИН ОСТРОЖСКИЙ

МАГИСТР

ПРИДВОРНЫЙ (Тевтонского магистрата)

РОМАН (племянник Франциска)

КНЯЗЬ (Московский)

СТРЕЛЕЦ
СВЯЩЕННИК

 

Массовка:

«Клоны» Франциска (четыре актёра)

Учёные в мантиях

Придворные магистра Тевтонского ордена

Стрельцы и горожане Московии

 

Танцевально-хореографическая группа

 

 

 

 

Картина 1

 

Полоцк.

Звучит старинный полоцкий напев.

Декорации: Задник в виде карты Полоцкого княжества. Купеческий дом конца 15 века. В центре стоит длинный деревянный стол с лавками, за которым сидит юноша в монашеском платье, и ведёт какие-то записи.

Слышатся возбуждённые мужские голоса. Музыка затихает, и на сцене появляются двое бородатых мужчин, одетых в купеческие костюмы. Мужчины громко смеются, и похлопывают друг друга по плечам.

 

ЛУКА: А, лихо мы его с тобой, Прокофич, обставили, а?

ПРОКОФИЧ (еле сдерживая смех): Как телка! Ей, ей, как телка!

ЛУКА (хохочет): Точно, как телка! Он ещё глазками своими лупает, лупает, да мычит буд-то. А где остальной товар? А где денежки?

ПРОКОФИЧ: А, вот они где! (похлопывает по кошельку Луки)

ЛУКА: Вот они где, родимые! Целых сорок два рублика. Один к одному!

ПРОКОФИЧ: И пусть только попробует нас в обмане обвинить!

ЛУКА: Кто? Этот? Из Великих Лук! (Лука громко смеётся) Да он ещё всю дорогу до дома будет соображать, как это он денег заплатил больше, а товара увёз меньше!

ПРОКОФИЧ: А у нас всё честь по чести! Уговор дороже денег!

 

Оба держатся за животы и хохочут. Лука медленно разворачивается, и замечает в комнате сына.

 

ЛУКА: Ага! А вот, и младшенький мой! Франциск. (Франциск поднимается с лавки, и слегка кланяясь, здоровается.) У бернардинцев в школе при монастыре учится. Шибко умный он у меня уродился. Я его специально к монахам за науками отправил. Помощником мне будет. Хотя, он и сейчас уже в книгах учётных записи вести помогает. А ну, Франциск! Иди-ка сюда, сын! Возьми книгу, и сделай запись на приход. Запиши сорок два рублика.

ПРОКОФИЧ (покашливает): Ой, ли?

ЛУКА: Вот лукавый попутал, так попутал! Прости, друг! Конечно двадцать один рублик. У нас же всё по-честному? Поровну? А, Прокофич?!

 

Купцы весело смеются. Лука отсчитывает долю Прокофичу.

 

ФРАНЦИСК (потупив голову): Не хорошо это.

 

Купцы перестают смеяться.

 

ЛУКА (обращается к Франциску): Чего это? Это ты про что? Это ты отцу родному?

ФРАНЦИСК: Не хорошо обманывать. Не по-божески это. В писании сказано…

ЛУКА (недовольно): А-а… В писании, в писании! Вот уже выучил на свою голову! Ты погляди, Прокофич! В каком таком писании? (разводит руками)

Прокофич! Ты это писание читал? Нет? Вот и я не читал. Книги свои о том, что куплено, да продано читал. А вот писания не читал. Да, и как его прочтёшь, ежели там по латыни всё прописано. Монахи одни, и могут прочесть. А кто его знает, монаха того, что у него всякий раз на уме. Сдаётся мне, что каждый раз они об одном и том же по-разному толкуют. Как удобно им или выгодно, скажем по обстоятельствам, так и объясняют. Однако меня не проведёшь! Верно, Прокофич?! Потому-то я не ушам, а глазам своим верить привык. Вот когда рублики на руке у себя, или в записях своих вижу, вот тогда и верю тому, что они у меня есть. А что там, в этом писании сказано не вижу, а стало быть, и верить не обязан. Вот тебе, и весь отеческий сказ. А теперь, садись и пиши, как сказано. А то, гляди у меня! Ты мою руку знаешь! (грозит кулаком)

 

Франциск садится, и начинает что-то писать. Купцы присаживаются за другой край стола. К ним подходит жена Луки, и молча, накрывает стол. Купцы выпивают и закусывают.

 

ЛУКА: Вот ведь как у нас с тобой Прокофич всё ладно получается, а?!

ПРОКОФИЧ: Да, уж!

ЛУКА: А, то писание, видишь ли! Ишь, ты! Умник!

ПРОКОФИЧ: Вот, вот! И я говорю. От наук этих, да писаний всяких морока одна голове. Своим умом, да хитростью жить нужно. Всё, что на пользу идёт, то стало быть, и правильно.

ЛУКА: Вот, и я так размышляю. Выходит, вместе нам держаться нужно и далее.

ПРОКОФИЧ: Большие! Большие мы с тобой дела сотворим, Лука!

ЛУКА (обращается к Франциску): Ну?! Что? Записал? А, ну! Покажи!

 

Франциск медленно подходит к отцу и протягивает ему книгу.

 

ЛУКА (с возмущением): Это что ещё такое?! Что за малеванье ты тут устроил, паршивец?!

ФРАНЦИСК: Бес это, батюшка. Беса я нарисовал. Того самого, который тебя и друга твоего попутал.

ЛУКА (гневно) Беса?! Бес, говоришь попутал?! А, ну вот, как я сейчас…

 

Свет, поморгав с треском, гаснет. В луче прожектора появляется человек в чёрном плаще с глубоким капюшоном (далее сокращённо ЧВЧ).

Следом второй прожектор подсвечивает Луку, с испугом наблюдающего за непрошеным гостем.

 

ЧВЧ (очень спокойно и вкрадчиво): Здравствуй, Лука! Не бойся. Не стоит бояться того, кто с дружбой к тебе пришёл.

ЛУКА: Кто ты?

ЧВЧ: Я твой друг, Лука. Давний друг. Просто ты меня не замечал раньше.

ЛУКА: Мой друг? Не замечал?

ЧВЧ: Да ты не волнуйся. Я не обидчив. Меня многие не замечают, хотя по жизни, нога в ногу за мною идут. Это не беда, Лука. Лучше давай сразу к делу. Мы же люди деловые. Ведь так?

ЛУКА: А то, как же!

ЧВЧ: Вот, и славно! А я пришёл, чтобы снова помочь тебе, Лука.

ЛУКА: Снова помочь? Неужто, и впрямь раньше помогал? Не припомню я, чтоб мне помогал кто. Всю жизнь сам всё делаю. Умом своим, да старанием богатство своё добыл. У кого хошь спроси!

ЧВЧ: Конечно. Ты молодец, Лука! Вот только деньги те, которым ты, к примеру, так радуешься сейчас.…  Думаешь, ты всё это сам устроил? Умом своим, да хитростью, смог простофилю приезжего вокруг пальца обвести? Ошибаешься, дружище. Это я помог тебе. Я! И помогу ещё много раз, если ты и впредь будешь ценить мою дружбу. Ну, так как? По рукам?

ЛУКА: Погоди. А взамен чего хочешь?

ЧВЧ: Пустяки. Отдай мне то, что тебе уже ни к чему.

ЛУКА: Ни к чему? О, как! Да где ж мне сразу узнать о том, что мне более ни к чему?

ЧВЧ: А я помогу. Просто отпусти со мной Франциска.

ЛУКА: Франциска?

ЧВЧ: Конечно. Зачем он тебе? Ты же видишь, что помощник из него никудышный.

ЛУКА: Ага! А тебе тогда зачем такой сподобился, коли никудышный?

ЧВЧ: Да, рисует он хорошо. Я бы даже сказал, прекрасно рисует! Талант у него художественный. А я всегда рядом с талантом. Талант – это особая форма. Его не каждый разглядеть может. Вот тебе, к примеру, его талант художника совершенно ни к чему, а мне очень даже нужен. Я сделаю его знаменитым! А тебя богатым! Очень богатым! Хочешь?

 

Лука замирает в недоумении.

 

ЧВЧ: Не торопись. Подумай. А главное, не просчитайся, Лука.

 

Прожектор освещавший Луку гаснет, и вместо него загорается другой, освещающий Франциска. ЧВЧ поворачивается к Франциску.

 

ЧВЧ: Здравствуй, мой мальчик!

ФРАНЦИСК: Кто вы?! Что вам нужно?

ЧВЧ: Ровным счётом ничего. Пока ничего. Я пришёл, чтобы помочь тебе.

ФРАНЦИСК: Мне? Вы хотите мне помочь?

ЧВЧ: Да, мой мальчик. Ты талантлив. Ты очень талантлив! ОН (поднимает взгляд наверх) наделил тебя многими талантами. Но меня заботит только один из них. Тебе не место среди этих торгашей. Неужели ты думаешь, что рождён лишь для того, чтобы делать эти скучные записи в книгах своего отца? Нет. У тебя особая судьба. Ведь ты любишь рисовать? Правда? Ты прекрасно рисуешь. Но я хочу, чтобы ты рисовал ещё лучше. Ну, так как? Ты согласен?

ФРАНЦИСК: Согласен на что?

ЧВЧ: Я сделаю тебя художником. Самым лучшим художником! Ты нарисуешь мне… Впрочем, об этом ещё рано говорить. А пока, я увезу тебя в Краков. В университет. Ты будешь учиться вольным искусствам. Ты станешь известным на весь мир, когда нарисуешь… Ну, так как? Ты согласен?

ФРАНЦИСК (радостно): О! Конечно! Конечно, согласен! Я готов… Но отец! Он не отпустит меня!

ЧВЧ: Доверься мне, мой мальчик!

 

 

 

 

Звучит:

 

Не скрыть от глаз от посторонних,

И не припрятать в сундуке,

Не уместить на двух ладонях,

Не утаить как гвоздь в мешке.

 

С ним обращаться нужно нежно,

Он хрупок словно свежий лёд,

Нельзя бросаться им небрежно,

Лавиной бурной он сойдёт.

 

Припев:

Так к чему твой испуг?

Ты же выиграл свой гранд!

Среди множества поднятых рук,

Выбор пал на тебя, получай свой талант,

Для особенных творческих мук.

 

 

Он словно ноющая рана,

С ним никогда покоя нет,

Подобный властному тирану,

Диктует он на всё ответ.

 

Как птица, запертая в клетку

В плену отныне жизнь твоя,

Чело теперь с его отметкой,

Накроет мягкая скуфья.

 

Припев:

 

 

 

Прожектор, освещавший ЧВЧ, гаснет, и он исчезает. Свет на сцене загорается.

На сцене те же действующие лица. В комнату входит монах бернардинец, и здоровается с присутствующими.

 

МОНАХ: Я пришёл по поручению настоятеля, ибо особой чести удостоился твой дом, Лука. Сын твой Франциск за примерное послушание и особые дарования его, должен отправиться на обучение в славный город Краков, в университет, где будет учиться вольным искусствам, и не малую славу тем принесёт дому твоему.

 

Франциск радостно подбрасывает руки вверх. Звучит старинная полька. Через авансцену проносится хореографическая группа, которая танцует польку.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

 

Картина 2

 

Краков.

Звучит средневековая польская музыка.

Декорации: На сцене слева стоит указательный дорожный знак «Краков».

В глубине сцены на монтажных лесах выстроены четыре квадрата (два снизу, два сверху). В каждом квадрате находится молодой человек, одетый и загримированный как Франциск («клоны» Франциска). Каждый из них занимается художеством: рисование, скульптура, выкладывание мозаики, гончарное искусство. В центре сцены Франциск стоит полу боком к зрителю, и рисует красками, стоя у мольберта. Немного правее и глубже по сцене расположена ширма.

 

Звучит музыка.

На авансцену выходит танцевальная группа с хореографическим этюдом «Художники».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Занавес в глубине сцены закрывается, отсекая монтажные леса, так, что на сцене остаётся лишь Франциск у мольберта и ширма.

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Второй прожектор подсвечивает Франциска.

 

ЧВЧ: Здравствуй, мой мальчик! Ты делаешь большие успехи! (ЧВЧ просматривает рисунки) Прекрасно! Какие линии! Какие формы! И свет просто замечательный! Браво, браво! Итак, я вижу, настало время прикоснуться к настоящему искусству! Ты готов, мой мальчик?

ФРАНЦИСК: Конечно! Конечно, сударь!

 

Третий прожектор освещает ширму. Ширма раскрывается. За ширмой появляется полуобнажённая натурщица, вульгарно лежащая на диванчике.

 

ЧВЧ: Ну, как? Как она тебе?

 

Франциск замирает у мольберта, а ЧВЧ сложив руки на груди, с нескрываемым удовольствием наблюдает за Франциском.

 

ЧВЧ: Ну? Что же ты замер. Вот! Вот настоящее живое тело. Посмотри! Посмотри на неё внимательно. Не бойся. Разве она не хороша? Разве она не желанна тобой?

 

Натурщица принимает ещё более откровенную позу.

 

ЧВЧ: Возьми! Возьми же её скорее. Ибо пока ты не вкусишь этот плод сладострастия, ты не сможешь написать той правды, которую я жду от тебя. Ну, же! Смелее.

 

Франциск, словно скованный, остаётся стоять у мольберта.

 

ЧВЧ: Ах, да! Понимаю. Третий, безусловно, лишний. Я исчезаю, исчезаю. И оставляю тебя с ней наедине. Окунись в это сладкое море греха, и ты, наконец, откроешь глаза, и увидишь этот мир таким, каков он есть на самом деле, мой мальчик. И когда это произойдёт, ты напишешь мне то, что…

 

Прожектор, освещавший ЧВЧ гаснет, и он исчезает.

Свет на сцене загорается. Франциск остаётся один перед натурщицей. Натурщица встаёт с диванчика, и медленно приближается к Франциску. Она нежно гладит его по лицу, и треплет его длинные кудри.

 

НАТУРЩИЦА (вкрадчиво): Ну, же мой мальчик! Не бойся меня. Неужели, я так ужасна? (Смеётся) Посмотри же на меня. Разве не о такой красотке ты мечтаешь по ночам? Ну, же! Пора становиться мужчиной. Не бойся. Я помогу тебе. Подними же, наконец, голову, и посмотри на меня. Смелее!

 

Франциск поднимает голову, и смотрит в глаза натурщице. Натурщица удивляется этому взгляду, и делает полшага назад.

 

НАТУРЩИЦА: Почему ты так на меня смотришь? На меня ещё никто, и никогда так не смотрел. Зачем ты смотришь мне в глаза? Прекрати! Посмотри, лучше, на моё тело. Разве оно не прекрасно?

 

Натурщица пытается демонстрировать своё тело. Зависает пауза.

 

НАТУРЩИЦА: Да, ну тебя! Ты какой-то странный.

 

Натурщица отворачивается от Франциска, и пытается уйти от него. Он прикасается руками к её плечам, останавливает, и медленно поворачивает к себе.

 

ФРАНЦИСК: Я вижу в твоих глазах тоску, и страшную, глубокую пустоту.

НАТУРЩИЦА: Какое дело тебе, юноша до того, что находится в моих глазах. Тебе сейчас должно быть интереснее моё тело. Разве оно не манит тебя?

ФРАНЦИСК: Да! Ты чудесна!

НАТУРЩИЦА: Так возьми его! Чего же ты ждёшь?

ФРАНЦИСК: Взять тело? Мёртвое тело? Зачем?

НАТУРЩИЦА: Безумный юноша! С какой это стати оно мертво?

ФРАНЦИСК: Да. Я вижу в твоих глазах лишь смертную тоску. Но я не вижу в них любви. А разве может быть живо тело без любви?

НАТУРЩИЦА: Перестань говорить глупости, мальчик! Какое отношение любовь имеет к красоте тела. Она, эта красота либо есть, либо её нет. Вот и всё. А твоя любовь – это всего лишь химера.

ФРАНЦИСК: Скажи! А ты любила когда-нибудь? Тебе знакомо это чувство?

НАТУРЩИЦА: Зачем тебе знать об этом? Зачем ты пытаешься залезть мне в душу? Возьми то, что уже оплачено для тебя, и всё.

ФРАНЦИСК: Душу? Значит, она действительно ещё жива! Постой, постой! Мне кажется, я её вижу. Я хочу нарисовать твою душу. Она несчастна! Да! Но вместе с тем, она и прекрасна одновременно. Пожалей её. Попроси господа о прощении. Ты знаешь, что сказано в писании?

НАТУРЩИЦА: В писании? О чём ты говоришь, юный святоша? Писание создано для вас. Монахов и учёных. Вы специально пишите его на латыни, языке понятном только вам одним. И какое мне дело до того, что вы скажете мне о моих поступках тогда, когда вам просто захочется моего тела? Я вам не верю. Все вы лгуны и лицемеры. И каждый раз трактуете писание так, как вам это бывает удобно.

ФРАНЦИСК: Поверь. Я не из тех. Нет! Позволь мне нарисовать то, что я хочу.

НАТУРЩИЦА: Да, ты как я вижу, немного не в себе. Что ж. Изволь. Делай, что хочешь. Мне всё равно. Деньги я получила наперёд.

 

 

 

Звучит:

 

Её бесспорна красота!

Тончайших линий совершенство!

Но без любви лишь пустота,

Там ждёт тебя, а не блаженство.

 

Как сладкий дым, самообман,

Вползая затуманит разум.

Отравит ложью он роман

Он страстью, не любовью связан.

 

Манящий призрак в зеркалах

Расправит, словно крылья, руки.

Но силы нет в тех двух крылах,

Чтоб море пересечь разлуки.

 

Душа несчастна и больна,

Коль нет любви в прекрасном теле.

Любовь хрупка, любовь сильна,

Когда б её вы захотели

 

Раскрывши душу нараспах,

Впустить отважиться однажды.

С блаженной болью, на устах

С улыбкой, утоляя жажду.

 

И вот тогда пустой сосуд

Наполнится водой живою,

И в тело мёртвое прольют

Бальзам с душевной красотою.

 

 

 

Франциск усаживает натурщицу на диванчик в классической портретной позе, и начинает рисовать. Звучит мелодия.

Спустя некоторое время, свет, поморгав, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Следом второй прожектор освещает Франциска.

Ширма с натурщицей закрывается.

ЧВЧ берёт с мольберта рисунок, и начинает его рассматривать.

 

ЧВЧ: Что это? Что ты нарисовал? Глаза? Эти огромные глаза, наполненные мольбой о помощи? Зачем? Разве это я просил тебя написать? Где страсть? Где похоть? Где торжество плоти, наконец? Ты, что? Ты, так ничего и не понял?

ФРАНЦИСК: Я увидел её душу. Её душа значительно красивее её тела, но она сейчас в плену. Ей тяжело, и я хотел…

ЧВЧ (возмущённо): Душу? Ты хотел нарисовать душу? Какая глупость! Кому нужна душа какой-то потаскухи? Бред! Я ждал от тебя другого, мой мальчик. Я думал ты умнее и прозорливее. Я думал, что мы с тобой напишем картину истинно человеческого мира. Приторно сладкого, липко грязного, и бесконечно похотливого и развратного. Напишем такую картину, глядя на которую ужаснутся не только люди, но и ОН сам (кивает головой вверх). ОН! Главный виновник всего сущего! Я назвал бы её «Зеркало Мира». Я уже видел её практически воплощённой! Воплощённой ни кем-нибудь, а именно тобой, своим избранником! И в этот самый момент, ты предаёшь меня ради какой-то несчастной заблудшей души?!

ФРАНЦИСК: Но разве предназначением истинного искусства не является исцеление человеческой души?

ЧВЧ: Так ты хочешь помогать этим заблудшим и падшим существам, которым в действительности нет никакого дела до твоего искусства?

ФРАНЦИСК: Да! Я верю в его исцеляющую силу, и докажу это!

ЧВЧ: Ты в этом уверен?

ФРАНЦИСК: Абсолютно!

ЧВЧ (задумчиво): Так ты выбираешь ЕГО (кивает вверх)? Ты огорчил меня, мой мальчик. Ты сделал неверный ход в этой большой игре. Ты совершил огромную ошибку, выбрав ЕГО вместо меня. Что ж… Тогда учти, что я больше не стану тебе помогать. Нет. И вот тогда ты сполна познаешь все тяготы мирской жизни. А ещё я хочу предостеречь тебя. Не вздумай становиться у меня на пути! Ты дорого заплатишь, если посмеешь помешать моим планам. Прощай, неудачник!

 

 

 

 

Звучит:

 

Блестит измазанный мольберт.

Стекают грязным жиром краски,

Смердит начертанный портрет

Уродливо дразнящей маски.

 

Застывший в горле дикий крик,

Рычащей похотливой твари,

Ужасен образ, мрачен лик,

Кипящий в дьявольском отваре.

 

 

Припев:

 

Подойди! Загляни!

В зеркалов преломленьи

Виден облик иной твоего отраженья.

Не стони, не кляни!

Тяжек грех вожделенья,

Вот где правда твоя, и души обнаженье!

 

 

Творенье бога – человек

Глумится над небесным даром,

И свой спасительный ковчег

Крушит мечом, и жжёт пожаром.

 

Смиренья платье разорвав,

Смятенье вместо покаянья

Тогда он выбрал, гордый нрав

Рисует образ изваянья.

 

Припев:

 

Блестит измазанный мольберт.

Стекают в лужу жизни краски,

Чей виден там теперь портрет,

Кого ещё скрывают маски?

 

 

Занавес закрывается.

Звучит реквием.

На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Борьбы добра и зла».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

 

 

 

 

Картина 3

 

Краков.

Звучит средневековая польская музыка.

Декорации: библиотека университета.

В глубине сцены на монтажных лесах выстроены четыре квадрата (два снизу, два сверху).

В каждом квадрате находится «клон» Франциска, занятый обучением (пишет, читает, чертит, складывает геометрические фигуры).

Франциск стоит за письменным столом в центре, и что-то пишет в большой книге.

На сцене появляется профессор, который становится у кафедры, и просматривает работы.

 

Звучит музыка.

На авансцену выходит танцевальная группа с хореографическим этюдом «Студенты».

Танец заканчивается. Танцевальная группа покидает сцену.

 

Занавес в глубине сцены закрывается, отсекая монтажные леса, так, что на сцене остаётся лишь Франциск за письменным столом в центре, и Профессор у кафедры.

Профессор подходит к Франциску, берёт в руки книгу, над которой работает Франциск, и начинает её листать.

 

ПРОФЕСОР: Что это, Франциск?

ФРАНЦИСК (взволнованно): Я думаю, что это станет трудом всей моей жизни, профессор!

ПРОФЕССОР: Вот как?! Любопытно. Так что это за книга, над которой вы работаете? Я не понимаю смысла этих знаков.

ФРАНЦИСК: Это библия, профессор!

ПРОФЕССОР (удивлённо): Библия?

ФРАНЦИСК: Да, библия, профессор! Библия на моём родном языке!

ПРОФЕССОР: Библия не на латыни? Как это возможно? Вы нарушаете все существующие каноны!

ФРАНЦИСК: Выслушайте меня, профессор! Пожалуйста! Я думаю, что это очень важно. Ведь слово божье послано человеку. Каждому, живущему на земле человеку адресовано это священное писание. Не так ли?

ПРОФЕССОР: Разумеется.

ФРАНЦИСК: Но прочесть его в силах лишь тот, кто может читать на латыни. Разве это справедливо? Разве сказано в писании, что пришёл господь лишь к говорящим на латыни, чтобы спасти их, и только их? Нет! Значит, любой верующий во Христа должен читать библию сам, на понятном ему языке, и принимать, написанное в ней, без посредников в лице монахов. Всей своей душой. Разве не так? А если так, то канон изложения великого писания лишь на латыни является вредным запретом!

ПРОФЕССОР: Вот как?!

ФРАНЦИСК: Не от того ли запрета, как раз, и происходит маловерие? Не здесь ли произрастают корни грехов человеческих? Не в этом ли причина плодящихся пороков и душевных мук, многих живущих на земле? Разве не должен я, как добропорядочный христианин заботиться о спасении душ единоверцев и сородичей своих? Спасение человеческой души – вот истинная цель жизни христианина! Не так ли?

ПРОФЕССОР (задумавшись): Так, значит, тебя заботят человеческие души?

 

 

 

 

Звучит:

 

Птицей не зрячею, ветром носимою

Крылья о скалы круша,

С силой жестокою, неотвратимою

Падает в бездну душа.

 

С криком отчаянья, ищет спасения,

К свету потерянный путь,

Стонет от боли и жаждет прозрения,

Бога желая вернуть.

 

 

Припев:

 

Души спасенья труден путь.

Незрима тонкая стезя.

Волненье переполнит грудь,

Когда молитвы вознося,

 

Душа умчится в небеса,

Где светит вечная звезда,

И ликов светлых образа

Помогут путь найти туда.

 

 

Прочь от проклятого грехопадения,

С истинной верой душа

Вырвется, словно от снов пробуждение,

Встанет, молитву верша.

 

Слово, творящее силу небесную,

Послано будет тогда,

Чтобы открыть той душе неизвестную,

Жизнь, и любовь навсегда.

 

Припев:

 

 

 

 

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Следом второй прожектор освещает Профессора. ЧВЧ заходит за спину Профессору и начинает вкрадчиво говорить ему на ухо, постепенно повышая тон.

 

ЧВЧ: Ты слышал? Ему нужны души, а не науки! Человеческие души! Вот его цель!

ПРОФЕССОР: Да. Но я слышу в его словах истину, которую не в силах опровергнуть.

ЧВЧ: Силу? Опровергнуть? Ты, что? Действительно готов отдать святое писание на поругание этим диким восточным народам? Ты хочешь позволить им самостоятельно трактовать то, чей смысл иногда ускользает от тебя самого? Глупец! Кому ты будешь нужен, после того как они сами начнут находить ответы на собственные вопросы? Об этом ты подумал? Ты хочешь разрешить им самостоятельно общаться с Богом? Без твоей помощи, или ещё точнее дозволения? Безумец! Ты хочешь спустить с поводка дикого зверя, которого пока ещё крепко держишь на привязи. Ты действительно этого хочешь?

ПРОФЕССОР: Что же мне делать? Я не смогу просто запретить ему это делать. Ведь это очевидно! Он одержим. Одержим страстно. Таких людей не останавливают запреты.

ЧВЧ: О, да! Тут ты абсолютно прав. Здесь нужно быть хитрее и изворотливее.

ПРОФЕССОР: Что ты имеешь в виду?

ЧВЧ: Обмани его. Направь его по ложному пути. Так ты выиграешь время, а может быть и всю партию в итоге.

ПРОФЕССОР: Но как?

ЧВЧ: Он сказал, что хочет исцелять души. Претворись, что ты согласен с ним, а дальше положись на меня. Да! И обязательно забери у него эту книгу, и уничтожь её! Непременно уничтожь!

 

Прожектор, освещавший ЧВЧ гаснет, и он исчезает. Свет на сцене загорается. Профессор потирает от боли виски, и по-прежнему стоит около Франциска.

 

ПРОФЕССОР: Всё, что вы мне только что сказали, Франциск, безусловно, имеет смысл.

ФРАНЦИСК: Я очень рад, профессор, что вы понимаете меня!

ПРОФЕССОР: Однако я вынужден оградить вас от предстоящих ошибок. Очень больших ошибок, Франциск! Вы хотите сразу взять на себя непосильную ношу. Вы стремитесь познать человеческую душу, не познав строения его плоти. Разве не в плоти обитает и закаляется его душа? Ответьте мне.

ФРАНЦИСК (задумчиво): Да, пожалуй, это так, профессор.

ПРОФЕССОР: Так значит прежде, чем изваять статую, вы должны научиться месить глину. Не так ли?

ФРАНЦИСК: Да, профессор. Я как то не задумывался об этом.

ПРОФЕССОР: Вот и отлично. Это прекрасно, что у нас состоялся этот разговор. Итак. Если вы готовы продолжить путь к истине, будете ли вы готовы к изучению медицинских наук и врачеванию человеческой плоти?

ФРАНЦИСК: Разумеется, профессор! Я готов!

ПРОФЕССОР: Ну, вот и славно. Двери медицинского факультета открыты для вас!

ФРАНЦИСК: Спасибо профессор! Спасибо!

 

Звучит музыка.

Профессор, словно от боли, перехватывает руками горло, и уходит со сцены. Франциск поворачивается к мольберту, и разворачивает плакат с нарисованным на нём телом человека. Одновременно раскрывается средний занавес. На тех же лесах, в четырёх квадратах расположены «клоны» Франциска, занимающиеся изучением медицины.

Звучит музыка.

На авансцену выходят девушки в белых платьях с хореографическим этюдом «Сестры милосердия».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

 

 

Картина 4

 

Италия. Падуя.

Звучит старинная итальянская музыка.

Декорации: Занавес в глубине сцены декорирован в итальянском стиле. Слева на сцене расположен дорожный знак «Падуя».

Вдалеке слышна итальянская речь. На сцену выходят учёные в мантиях. Двое останавливаются в центре, остальные (массовка) обступают их.

 

1 УЧЁНЫЙ: Вы слышали? Сегодня 5 ноября, года 1512 от рождества христова прибыл некий весьма учёный бедный молодой человек, доктор искусств, родом из очень отдалённых стран, возможно, за четыре тысячи миль и более от нашего славного города.

2 УЧЁНЫЙ: Вот как? И с какой же целью?

1 УЧЁНЫЙ: Разумеется, для того, чтобы увеличить славу и блеск Падуи, а также процветающего собрания философов гимназии и святой нашей Коллегии.

2 УЧЁНЫЙ: О! Это, безусловно, похвально с его стороны.

1 УЧЁНЫЙ: Да! Он обратился к Коллегии с просьбой разрешить ему в качестве дара и особой милости подвергнуться милостью божьей испытаниям в области медицины при этой святой Коллегии.

 

Обступившие учёные одобрительно кивают головами, и переговариваются между собой .

 

1 УЧЁНЫЙ: Ага! А вот и он. Если, Ваши превосходительства, позволят, то представлю его самого. Молодой человек и вышеупомянутый доктор носит имя господина Франциска, сына покойного Луки Скорины из Полоцка, русин.

 

На сцену выходит Франциск и здоровается с окружающими.

 

 

 

 

Звучит:

 

Больная плоть взывает к состраданью!

Лишаясь воли, из последних сил,

Облегчить боль пытается рыданьем.

Слезами ливень раны оросил.

 

Омыл царапины водой живою,

Смочил надеждою глубокий шрам,

И в горле крик, волною грозовою,

Грозит взорвать её болезни храм.

 

 

Припев:

 

Natura sanat, medicus curat!

Врач помогает, избавляет сила!

Та, что природою заложена стократ

В гармонии земной души и тела.

 

 

Болезни шрам багряно ржавой масти

Очерчен словно тенью на душе.

Когда несчастья рвут её на части,

Боль оставляет нервы неглиже.

 

Страдание души всему причина,

Когда в мученьях умирает плоть.

Обиды, гнев, толкают лишь в пучину

Страстей, грозящих сердце расколоть.

 

Припев:

 

 

 

 

Франциск и учёные уходят со сцены.

Занавес в глубине сцены раскрывается.

В глубине сцены на монтажных лесах выстроены четыре квадрата (два снизу, два сверху).

В каждом квадрате находится «клон» Франциска который сдаёт экзамены.

На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Экзамен».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Занавес в глубине сцены закрывается.

 

Звучит торжественная музыка.

На сцену выходит Франциск в окружении учёных. В руках он держит грамоту и знаки медицинского достоинства. Учёные в мантиях поздравляют его.

1 УЧЁНЫЙ: Сегодня во вторник 9 ноября года 1512 от рождества христова перед всеми присутствующими докторами коллегии именитый доктор искусств господин Франциск, сын покойного господина Луки Скорины из Полоцка, русин, был экзаменован в особом и строгом порядке по вопросам, предложенным ему утром этого дня.

2 УЧЁНЫЙ: Он проявил себя столь славно и достойно во время этого своего строгого экзамена, когда излагал ответы на заданные ему вопросы, и когда опровергал предложенные ему доказательства, что получил единодушное одобрение всех присутствующих учёных без исключения.

1 УЧЁНЫЙ: Таким образом, было признано, что он имеет достаточные знания в области медицины.

Звучит торжественная музыка. На сцену выходит Профессор.

ПРОФЕССОР: Блестяще, Франциск! Блестяще! Поздравляю вас!

ФРАНЦИСК: Благодарю вас, профессор!

ПРОФЕССОР: Прекрасная защита! Уверен, вы никогда не пожалеете о том, что выбрали этот благородный путь!

ФРАНЦИСК: Безусловно. Медицина – это особое призвание. И я поклялся священной клятвой Гиппократа всеми своими знаниями и умениями служить людям, и помогать им в борьбе с их болезнями.

ПРОФЕССОР: Я уверен, что буду гордиться вами, как своим лучшим учеником!

ФРАНЦИСК: Спасибо профессор, спасибо!

ПРОФЕССОР: Ну, что ж. Вы достигли вершины! Но не забывайте, что есть ещё и Олимп! И он ждёт вас.

ФРАНЦИСК: Олимп? Возможно. Но я не стремлюсь к покорению высот. Изучение медицины ещё больше убедило меня в важности врачевания не только тела, но и души человека. Поэтому я намерен осуществить свой главный замысел. Я буду…

 

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Следом второй прожектор освещает Франциска.

 

ЧВЧ: Браво, браво, мой мальчик! Ты, по-прежнему, делаешь успехи. Как видишь, и я не смог удержаться от поздравлений!

ФРАНЦИСК: Зачем ты здесь? Ты всё равно не сможешь мне помешать!

ЧВЧ (смеётся): Помешать? Ты шутишь? Всё это время я только и делал, что помогал тебе. Поверь мне. Вот, и сегодняшняя твоя победа, отчасти, и моя тоже.

ФРАНЦИСК: Твоя? Что за вздор ты несёшь? Разве можешь ты кому-то помогать?

ЧВЧ: Обидно. Очень обидные слова я слышу от тебя, мой мальчик.

ФРАНЦИСК: Прекрати называть меня своим мальчиком!

ЧВЧ: Ах, да! Прости. Ведь ты теперь настоящий врач. Доктор медицины! Прости! Теперь ты сможешь помогать людям, и лечить их несчастные больные тела. Как это благородно!

ФРАНЦИСК: Ошибаешься! Я, разумеется, буду помогать людям, избавляя их от  физических страданий, но истинная моя цель ещё впереди.

ЧВЧ: Вот как? И что это за цель, позволь узнать?

ФРАНЦИСК: Я буду исцелять их души!

ЧВЧ: Души? Снова души… Так ты будешь их исцелять… Могу ли я узнать, каким образом ты собираешься это делать? Ты уже придумал пилюлю для исцеления души? (громко смеётся)

ФРАНЦИСК: Пилюлю? Если хочешь, называй её, как тебе будет угодно. Она давно придумана. Причём, задолго до меня.

ЧВЧ: Неужели? И как позволь узнать, она называется?

ФРАНЦИСК: Библия! Я перепишу её на мой родной язык. Люди будут читать её, на понятном им языке. И грешные души, подобные душам моего несчастного отца и его друзей, однажды прозреют, и покаются в содеянных ими грехах, и исцелятся во имя Господа нашего!

 

ЧВЧ громко хохочет.

 

ФРАНЦИСК: Ты зря смеёшься. Я уже написал первую из них, и она сейчас находится в Краковском университете. И это только начало!

ЧВЧ (продолжая смеяться): В Кракове? В университете?

ФРАНЦИСК: Не понимаю. Почему ты смеёшься?

ЧВЧ (резко обрывает смех, переходя на гнев): В огне! В огне сгинула твоя книга! Пепел! Только пепел ты найдёшь там! Тщетны будут твои труды, мой мальчик! Я буду находить повсюду твои книги. Тебе не хватит и трёх жизней, чтобы написать столько книг, чтобы хотя бы одна из них смогла избежать всепоглощающего огня.

ФРАНЦИСК: Ты лжешь!

ЧВЧ (смеётся): Лгу? Я лгу? Какая прелесть! Ложь – это грубый инструмент, достойный лишь слабаков. Я же пользуюсь другими, куда более изощрёнными и эффективными средствами. И скоро ты познакомишься со всеми из них, если не выбросишь из своей неглупой, в сущности, головы эти дурные мысли о душе. Я вынужден снова предупредить тебя об опасности вставать у меня на пути. Поверь! Все твои труды будут напрасны. Ты просто лекарь человеческих тел, и всё.

ФРАНЦИСК: Убирайся! Убирайся прочь! Я не сдамся. Я всё равно не сдамся!

 

ЧВЧ смеётся раскатистым хохотом. Прожектор, освещавший его гаснет.

Занавес закрывается.

Франциск остаётся один на авансцене, освещённый прожектором. Он садится на пол, и обхватывает голову руками.

 

 

 

Звучит:

 

Судьбы начертан обозримый путь.

Видна дорога в нескольких шагах.

По ней ступая, вдаль не заглянуть.

Взлететь возможно, лишь в своих мечтах.

 

За шагом шаг, на ощупь, наугад.

Всё ближе цель, видны её черты.

Протоптан трудный путь, но камнепад

Вдруг засыпает узкие ходы.

 

 

Припев:

 

Обвал, потоп, обрыв, тупик.

Отчаянье рождает страх.

Шанс на спасенье не велик,

Но всё же он в твоих руках.

 

 

Извилист путь, и тернии густы.

Сбивают с толку ложные пути.

Над кручей обрываются мосты,

Истошен крик, и некому спасти.

 

Припев:

 

 

Рукой безжалостной закрыта дверь,

Напрасен стук, старания пусты.

Нет выхода, куда идти теперь?

Чтоб наконец достичь своей мечты.

 

 

Припев:

 

 

 

 

ФРАНЦИСК: Что же делать? Что делать? Ведь должен быть какой-то выход. Господи! Помоги мне! Помоги мне донести слово твоё до братьев своих. Ради истины и спасения душ человеческих наставь меня на путь праведный. Яви мне свет среди кромешной темноты. Пошли мне свой знак! Я пойму! Я обязательно пойму, и …

 

Раздаются звуки, скрипящего колеса пресса печатного станка, и затихают. Франциск поднимает голову, и начинает смотреть по сторонам.

 

ФРАНЦИСК: Что это? Печатный станок? Это типографский станок. Конечно! Печатать. Нужно печатать, а не переписывать! Причём, печатать сразу на кириллице! Как же мне это раньше не приходило в голову?

 

Франциск вскакивает с колен, и поворачивается спиной к залу.

Занавес открывается.

В центре сцены открывается старинный печатный станок, который озаряется ярким свечением.

Франциск подходит к нему, рассматривает, и пробует крутить колесо пресса. Раздаётся характерный скрежет, работающего станка. Он продолжает крутить колесо. Начинают раздаваться звуки ещё нескольких печатных станков. Сцена наполняется звуками работающей типографии.

Занавес в глубине сцены раздвигается. На тех же лесах, в четырёх квадратах расположены «клоны» Франциска, занимающиеся набором текстов, и печатным производством.

Звучит музыка.

На авансцену выходит танцевальная группа с хореографическим этюдом «Печатники» (ритм печатного станка).

По окончании танца, группа покидает сцену.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

 

 

 

 

Картина 5

 

Вильно.

Звучит старинная музыка.

Декорации: помещение типографии. Печатный станок. Наборный стол. На столе лежат готовые фолианты. Слева на сцене расположен дорожный знак «Вильно».

Франциск трудится в типографии, набирает текст, кладёт литеры и бумагу под пресс.

 

На сцене поочерёдно появляются мужчины, друзья и спонсоры Франциска: Богдан Онков, Якуб Бабич, Юрий Одверник и его жена Маргарита, а также князь, воевода трокский и великий гетман литовский Константин Острожский. Франциск приветствует всех поочерёдно.

 

На сцену выходит Богдан Онков.

 

ФРАНЦИСК: Богдан! Друг мой! Рад видеть тебя! (друзья обнимаются) Спасибо тебе, дружище! Спасибо за всё!

БОГДАН: Ну, что ты! Можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

ФРАНЦИСК: Да, я знаю. Спасибо!

БОГДАН: Вот и отлично! Ну, давай, показывай быстрее, что у тебя тут нового!

 

Франциск передаёт Богдану книгу, раскрывает её перед ним, и что-то показывает в ней.

 

На сцену выходит бургомистр Бабич.

 

ФРАНЦИСК: Господин бургомистр Бабич! Приветствую Вас!

БАБИЧ: Здравствуй, Франциск! Вижу, вижу. Наше дело не стоит на месте! Ну, как? Удобно ли тебе здесь?

ФРАНЦИСК: Да, конечно! Уж не знаю, как и благодарить вас?!

БАБИЧ: Мой дом всегда в твоём распоряжении. По крайней мере, эта его часть, точно! (оба смеются)

 

На сцену выходят Юрий Одверник и его жена Маргарита.

 

ФРАНЦИСК: Юрий, Маргарита! Как же я рад вам обоим! Спасибо вам за вашу помощь!

ОДВЕРНИК: Ну, что ты Франциск! Ты же знаешь, что мы не просто помощники, мы единомышленники.

МАРГАРИТА: В прошлый раз вы мне кое-что обещали, Франциск! Надеюсь, вы не забыли?

ФРАНЦИСК: Как можно, Маргарита? Ну, что вы, ей богу! Разумеется, нет. Вот, пожалуйста! Полюбуйтесь! Это те самые иллюстрации, о которых я говорил вам в прошлый раз.

 

Франциск берёт со стола книгу, раскрывает её и протягивает Маргарите. Одверник через плечо Маргариты заглядывает в книгу.

 

ОДВЕРНИК: Замечательно! Просто замечательно Франциск! Хотя постой, постой… (придерживает руку Маргариты, которая хочет перевернуть лист) Уж, и не знаю… Возможно, мне это только кажется? Но здесь я вижу лицо своей жены. Ну, конечно, Маргарита! Это же ты!

МАРГАРИТА: Перестань, Юрий! Тебе вечно что-то мерещится.

ОДВЕРНИК: Да, нет же! Франциск! Сознайся же! Ведь это она!

МАРГАРИТА: Перестаньте, или я обижусь на вас обоих!

 

 

На сцену выходит князь Острожский. Франциск и остальные кланяются.

 

ФРАНЦИСК: Ваша светлость! Князь Острожский! Не знаю, как выразить вам свою благодарность за вашу помощь.

КНЯЗЬ: Не стоит, Франциск! Не стоит. Великое дело делаем! И мне как истинному христианину не пристало стоять в стороне, когда вершится благое дело. И пока я жив, можешь всегда рассчитывать на моё покровительство, Франциск!

ФРАНЦИСК: Благодарю вас, ваша светлость! Вашу помощь и поддержку невозможно переоценить!

 

Князь одобрительно хлопает Франциска по плечу. Франциск разворачивается, обращаясь ко всем присутствующим.

 

ФРАНЦИСК: Спасибо вам, друзья мои! Моя мечта никогда не смогла бы воплотиться без вашей помощи и финансовой поддержки. Каждый из вас в своё время оказал мне неоценимую помощь!

 

Все пришедшие вместе подходят к печатному станку, и совместными усилиями, смеясь, поворачивают пресс. Затем берут в руки фолианты, выстраиваются чуть поодаль друг от друга, и начинают листать книги.

 

 

 

 

Звучит:

 

Года сменяют королей.

Корона древний символ власти

Дворец покинет, и музей

Решит финал кровавой страсти.

 

Придут иные времена.

Изменят стиль речей и платьев.

И мы прославим имена

Других людей: друзей и братьев!

 

 

Припев:

Узел крепок и свят, если дружбой сплочён,

Если в чистом порыве с душой,

Храм единства людей, как мечта воплощён,

Лишь пожатием честной рукой.

 

 

Едины в мыслях и в делах.

Друзья от бога, не от страсти.

Умножат силы в их плечах

Преграды, козни, и напасти.

 

 

Припев:

 

 

 

 

 

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Следом второй прожектор освещает Франциска.

 

ЧВЧ: Я вижу, ты зря времени не теряешь, мой мальчик! Ах, да! Прости, прости! Забыл. Ты ведь уже давно не мальчик. Тебе уже за сорок, если не ошибаюсь?

ФРАНЦИСК: Что тебе нужно? Зачем ты пришёл?

ЧВЧ: Что мне нужно? Странный вопрос. Неужели ты не понял, что я из тех, кто привык держать своё слово.

ФРАНЦИСК: Ах, вот оно, что? Мои успехи не дают тебе покоя. Так посмотри, сколько у меня друзей, и какие меценаты помогают мне. Я не один, и дело моё преумножается.

ЧВЧ: Да, да, да. Конечно. Нас много! (смеётся) Ну, ничего. Ведь это поправимо. Не правда ли?

 

Луч красного прожектора высвечивает Одверника, который хватается рукой за сердце и падает. К нему подбегает ЧВЧ, и пытается нащупать пульс на его руке, а затем поворачивается лицом к Франциску.

 

ЧВЧ: Ой! Мне кажется, он умер. Посмотри! Один из твоих спонсоров умер. Какая жалость.

 

Луч красного прожектора высвечивает бургомистра Бабича, который хватается руками за горло и падает. К нему подбегает ЧВЧ, и пытается нащупать пульс у него на шее, а затем поворачивается лицом к Франциску.

 

ЧВЧ: Ой! Ещё один! Посмотри, он тоже умер. Какая страшная потеря! Господин бургомистр! Что же теперь делать? Ведь типография находится в его доме.

 

Луч красного прожектора высвечивает Богдана Онкова, который хватается руками за грудь, и падает. К нему подбегает ЧВЧ, и пытается растрясти, оживить, а затем поворачивается лицом к Франциску.

 

ЧВЧ (издевательски): Нет! Не может быть! Как? И он? Наш близкий друг! Какая невосполнимая потеря! Куда же, ты!

ФРАНЦИСК: Прекрати!

ЧВЧ: Что я слышу? Это просьба или…

 

Луч красного прожектора высвечивает князя Острожского, который хватается руками за живот, сгибается, и падает. ЧВЧ подбегает к нему, и ставит ногу на живот.

ЧВЧ злорадно хохочет.

 

ФРАНЦИСК: Остановись! Они ни в чём не виновны!

ЧВЧ: Не виновны? А это как посмотреть. Все они далеко не наивные дети. И они должны были отдавать себе отчёт в том, в какое дело посмели вмешаться.

С другой стороны, я не раз предупреждал тебя. Но ты не послушал меня. Ты просто взял, и подставил этих, без сомнения, благородных людей. Выходит, ты больше всех виновен в их смерти, а не я. Ведь это ты вовлёк их в свою опасную авантюру! Ты наступаешь, я защищаюсь. Таковы правила. И наконец!

 

Луч красного прожектора высвечивает Маргариту. Она стоит растерянная в лучах красного света. Франциск бросается к ней, и закрывает собой.

 

ФРАНЦИСК (кричит): Нет! Умоляю! Не её! Меня! Меня убей, если хочешь! Но только не её!

 

Возникает пауза. ЧВЧ медленно подходит к Франциску и Маргарите, и рассматривает их.

 

ЧВЧ: Ах, вот оно что! Мальчик всё-таки действительно вырос. Ты всё-таки увидел, наконец, в женщине именно женщину, а не её «прекрасную» душу? (смеётся) Браво, браво. Какая приятная неожиданность. И кто бы мог подумать? Вдова почившего друга! Это благородно! Или, постой! Так у вас уже что-то было, и до того? А? (посмеивается) Ну, ладно, ладно. Так, и быть. Не сейчас. Тем более, что нет ничего приятнее, чем приводить в исполнение отсроченные приговоры.

ФРАНЦИСК: Постой! Что ты сказал? Постой!

 

ЧВЧ громко смеётся, и исчезает в погасшем свете прожектора. Франциск поворачивается к Маргарите, и обнимает её. Красный луч гаснет. Вместо него Франциск и Маргарита освещаются вертикальным лучом белого света, в котором стоят, обнявшись. Франциск стоит спиной к залу.

 

Звучит музыка. Танцевальная пара танцует вальс вокруг Франциска и Маргариты.

Музыка ломается. Танцоры убегают со сцены.

 

Вертикальный луч гаснет. Вместо него появляются два луча, освещающие Франциска и Маргариту. Маргарита вырывается из объятий Франциска и пятится от него, вытянув к нему свои руки. Лучи, освещавших их прожекторов, разделяются. Свет прожектора, освещающий Маргариту, снова становится красным. Звучит звук, похожий на раскат грома, и хохот ЧВЧ. Маргарита падает. Франциск кричит от горя.

 

 

 

 

Звучит:

 

Кружит смерть высоко над землёй, грохоча.

Ищет жертву, протяжно кричит.

Кровью алой, забрызганный плащ палача,

Примеряя, сердито ворчит.

 

Не укрыться нигде от всевидящих глаз.

Нет спасенья за толщей стены.

Чёрным трауром сменится яркий окрас,

Пожелтевшей однажды луны.

 

Когти острые точит, стальные мечи,

Топоры, палаши и ножи.

Тусклым воском большой поминальной свечи,

Хлынет кровь убиенной души.

 

Кружит смерть высоко над землёй, хохоча.

Значит жертва попалась в силки.

С резким взмахом взлетает топор палача.

Разбивается жизнь на куски.

 

Мрачен лик, заунывна и скорбна печаль.

Грузом тяжким ложится тоска.

Слёзы горькие прячет густая вуаль.

Делит жизнь гробовая доска.

 

 

 

 

Слышен плач младенца. Франциск разворачивается к залу с ребёнком на руках, укутанным в пелёнки. Свет прожектора гаснет.

Занавес закрывается.

На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Танец смерти».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

Картина 6

 

Кёнигсберг.

Звучат фанфары.

Декорации: Задник в виде карты средневековой Восточной Пруссии. Герб Тевтонского ордена.

Приёмная зала магистра Тевтонского ордена Альбрехта Бранденбургского, который сидит в высоком деревянном кресле и просматривает бумаги.

 

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ: Кёнигсберг, год 1529. Не так давно приняли мы для книгоиздательского дела, прибывшего в наше владение и Прусское княжество славного мужа Франциска Скорину из Полоцка, доктора медицины, почтеннейшего из ваших граждан как нашего подданного, дворянина и любимого нами верного слугу.

 

На сцену вбегают придворные.

 

ПРИДВОРНЫЕ (между собой): Вы слышали? Доктор Франциск! Да, тот самый. У которого недавно умерла жена, оставив ему ребёнка. Доктор Франциск поспешно убыл с рекомендательным письмом самого герцога Альбрехта! Как самого магистра? Да, да! Самого магистра!

 

Один из придворных подходит к магистру с докладом.

 

ПРИДВОРНЫЙ: Майстэр! Я вынужден сообщить вам срочную новость!

МАГИСТР: Вот, как? И что же произошло, что вы так спешите мне об этом доложить?

ПРИДВОРНЫЙ: Франциск. Доктор медицины Франциск, который призван был к нам для книгопечатного дела, сегодня срочно убыл за пределы Кёнигсберга.

МАГИСТР: Не понимаю. И что здесь срочного? Я сам выдал ему рекомендательное письмо воеводе виленскому Альбрехту Гаштольду. Кредиторы выставили имущественные претензии доктору Франциску после смерти его старшего брата. Он обещал вернуться, как только уладит все дела. Вот и всё.

ПРИДВОРНЫЙ: Прошу прощения, майстэр! Но, похоже, вам известны не все обстоятельства.

МАГИСТР: Вот как?!

ПРИДВОРНЫЙ: Есть сведения, что доктор Франциск, принял наследство покойного брата своего, и теперь долг ложится на него по закону. И так, как речь идёт о немалой сумме, то дело грозит обернуться скандалом. Кредиторы уже обратились к королю Сигезмунду с жалобой.

МАГИСТР: К самому королю? Любопытно.

ПРИДВОРНЫЙ: Но и это ещё не всё, майстэр!

МАГИСТР: Что ещё?

ПРИДВОРНЫЙ: Дело в том, что уезжая, он увлёк за собой нашего печатника, и этого лекаря иудея, который раньше помогал вам справляться с вашей подагрой. Не исключено, что эти события имеют какую-то связь между собой.

МАГИСТР (вскочив из кресла, гневно): Что-о-о? Да, как он посмел? Невиданное коварство! (через паузу, немного остыв) Не может быть. Он не мог так поступить! Этому должно быть какое-то объяснение. Возможно мы имеем дело с банальным совпадением? Вот и всё! Печатник наш, как водится, опять загулял, а лекарь лишь воспользовался обстоятельствами, и … Нет, нет! Здесь нужно разобраться до конца.

 

 

 

 

Звучит:

 

Измены яд страшней стальных клинков

Пронзает плоть и отравляет душу,

Лишив завесы розовых очков,

Являет миру зло, и стены рушит.

 

Коварный друг, как тень. Двуликий враг,

Под маской прячет свой ужасный облик,

Скрывает до поры особый знак

Лгуна, он низкой подлости пособник.

 

Порой, страшней измен людской навет,

Напрасных обвинений гулкий ропот.

Зла лучший друг и подлости сосед,

Змеёй вползает в ухо гадкий шёпот.

 

Вины напрасной лязг стальных оков

Звучит протяжно, удлиняя муки.

Виновен без вины! Вердикт таков,

И судьи молча умывают руки.

 

Сквозь тайны мрак и пыль былых веков

Вернутся всё ж однажды оправданья

Тем, кто наветам мерзких языков

Обязан был гоненьям и страданьям.

 

 

 

 

 

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Второй луч следом освещает магистра.

 

ЧВЧ: Как же так, майстэр? Вы! Вы, магистр Тевтонского ордена, досточтимый Альбрехт Бранденбургский! И вы позволите какому-то русину так поступить с вами?

МАГИСТР: Да! Это неслыханно. Но я не могу поверить в это. Я верю доктору Франциску. Точнее верил до сегодняшнего дня.

ЧВЧ: Вот именно. До сегодняшнего дня. Но, наконец, пришла пора прозреть!

МАГИСТР: О чём вы?

ЧВЧ: Франциск не просто уехал. Он бежал. Да, да. Бежал. Мало того, он бежал как вор!

МАГИСТР: Я слышал, что с ним уехали печатник и иудей лекарь. Но здесь нужно разобраться. Возможно, они просто воспользовались моментом, чтобы бежать, или что-то ещё. А Франциск здесь вовсе не причём.

ЧВЧ: Не исключаю. Но суть не в них.

МАГИСТР: Так в чём же?

ЧВЧ: Он увёз с собой книги!

МАГИСТР: Не может быть! Это точно?

ЧВЧ: Да. Правда, не все, а лишь некоторые. Но какие!

МАГИСТР: Ну же! Не тяните!

ЧВЧ: Он увёз книги. Священное писание, которое он печатал на своём варварском языке!

МАГИСТР (со стоном): У-у-у!

ЧВЧ: Да, да! На этой чуждой вам кириллице, нарушив все существующие каноны! Но и это ещё не всё.

МАГИСТР: Что?! Что ещё?!

ЧВЧ: Он уничтожил большинство, отпечатанных им, книг на латыни!

МАГИСТР: Нет! Не может быть! Возможно это ложь! Но, как он мог?! Зачем?!

ЧВЧ: А затем, чтобы таким образом наглядно продемонстрировать вам то, что ожидает вас, и весь ваш орден в ближайшем будущем. Вашей монополии на высшие истины наступит конец, когда он научит восточных славян не просто читать, а понимать святое писание. Они прибьют ваш герб на ворота курятника в качестве посмешища, и попросят вас потесниться в этом высоком кресле, достопочтимый майстэр.

 

ЧВЧ, торжествуя, хохочет, и исчезает в погаснувшем луче прожектора.

Свет на сцене загорается.

Магистр возвращается в кресло, и начинает диктовать указ.

 

МАГИСТР (явно волнуясь): Немедленно! Пишите письмо моему другу воеводе виленскому Альбрехту Гаштольду! Мы дружески просим Ваше славное Величество, пусть этого доктора Франциска Скорину поучит о недопустимости тайного увода наших людей, и осудит, и укажет, что мы относимся к нему с недовольством и нерасположением, и что мы от него не ожидали такого незаслуженного поступка, как этот. И пусть поскорее отошлет от себя вышеназванного иудея, и вернёт нам сюда нашего печатника.

 

Занавес закрывается.

На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Преследование».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

 

 

Картина 7

 

Познань (1532 г.)

Звучит грустная мелодия.

Декорации: Тюрьма. Слева на сцене расположен дорожный знак «Познань».

На сцене Франциск, закованный в кандалы на руках. Он стоит, взявшись руками за импровизированную оконную решётку, и смотрит в окно.

 

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ: Я, Сигизмунд, божьей милостью король польский, великий князь литовский, русский, прусский, мазовецкий и пр., господарь и дедич, повелеваю доктора Франциска Скорину, в каком бы месте не нашли его, чтобы отыскали необходимое и неотложное правосудие и использовали, как к человеку беглому и имущему, и чтобы не освобождали его до тех пор, пока действительно не удовлетворит иск  на сумму в двести шесть грошей. И, по нашей милости, не делайте по-иному. Деялось в Кракове, в понедельник в год божий тысяча пятьсот тридцать второй.

 

На сцене появляется племянник Роман.

 

ФРАНЦИСК: Роман! Это ты?

РОМАН: Да, дядя, это я!

ФРАНЦИСК: Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?

РОМАН: Я приехал, чтобы помочь тебе.

ФРАНЦИСК: Помочь мне? Кредиторы твоего отца требуют от меня возврата его долгов, и утверждают, что я унаследовал всё его имущество. Но ведь ты знаешь, что это не правда?!

РОМАН: Знаю, дядя. Конечно, знаю. И я буду свидетельствовать в этом. Но долги отца — это не главное. Точнее, это только предлог. В действительности тебя оклеветали!

ФРАНЦИСК: Оклеветали? Кто?

РОМАН: Я не знаю, но это так. Они сказали, что ты вор, и еретик. Они сказали, что ты уничтожаешь писание на латыни, а вместо этого печатаешь на кириллице, на славянском языке.

ФРАНЦИСК: Но это ложь! Какая низость! Негодяй!

РОМАН: Ты его знаешь? Скажи! Ты знаешь кто это? Кто оклеветал тебя?

ФРАНЦИСК: Возможно. Но я ничего не смогу доказать.

РОМАН: Хотя бы, скажи мне! Кто это? Завтра я иду на аудиенцию к Сигизмунду.

ФРАНЦИСК: Ты? На аудиенцию к королю? Как тебе это удалось?

РОМАН: Епископ Ян согласился мне помочь. Он с уважением относится к тебе.

ФРАНЦИСК: Епископ Ян? (пауза на раздумье) Да, это действительно добропорядочный человек, но в силах ли он противостоять…

РОМАН: Кому? Кому же?

ФРАНЦИСК: Я не могу этого сказать. Мне всё равно никто не поверит.

РОМАН: Так что же делать?

ФРАНЦИСК: Не знаю. Наверное, верить. Верить по-настоящему в то, что я ни в чём не виноват. Ведь ты же веришь мне? Скажи? Веришь?

РОМАН: Да, дядя. Конечно. Иначе, зачем я потратил столько сил, чтобы постараться вытащить тебя отсюда? Я хочу вернуть тебе, и всему нашему роду честное имя.

ФРАНЦИСК: Спасибо! Спасибо тебе за твои старания. Я верю в справедливость. Теперь главное, чтобы и ты верил в мою невиновность. Прощай!

 

Роман уходит со сцены.

 

 

 

Звучит:

 

Тусклый отблеск свечи

На тюремной стене,

За стеной, во дворе палачи.

Сердце гулко стучит,

Режет слух в тишине,

Тень немая бездушно молчит.

 

Чья-то злая рука,

Чей-то грязный навет

Вмиг ломает чужую судьбу.

Лязг дверного замка,

Тусклый камерный свет,

Губы с дрожью возносят мольбу.

 

Отрешённо глядят

Сквозь решётку окна,

Воспалённые горем глаза.

Пальцы нервно стучат,

Кровь как лёд холодна,

Безнадёжная лезет слеза.

 

Кроток камерный шаг.

От стены до стены,

Уместился отрезок судьбы.

Искривлённый зигзаг,

Измождённой спины,

Образ тяжкой духовной борьбы.

 

Грубо выжженный шрам

На изнанке души,

Не разгладить, как видно уже.

Вновь воздвигнутый храм

Продан был за гроши,

И разрушен в скупом дележе.

 

 

 

 

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Второй луч следом освещает Франциска.

 

ЧВЧ: Ну, вот мы и снова встретились, Франциск. Твоё упорство достойно глупца! Посмотри, куда завела тебя твоя одержимость. Кем ты стал, и кем бы ты мог быть? Ведь ты был прекрасным художником. Ты стал доктором медицины! И вот со всеми этими талантами ты пожинаешь лишь горькие плоды тюремного узника. Ты потерял всех. Друзей, спонсоров, любимую женщину. Даже родного ребёнка тебе больше не прижать к своей груди. Всё кончено. Если они не осмелятся тебя казнить, то остаток дней ты проведёшь в этой сырой камере. Ну! Что же ты молчишь? Ответь мне! Доволен ли ты?

ФРАНЦИСК: Доволен ли я? Нет. (пауза) Я не жалею о том, что делал, и к чему стремился!

ЧВЧ: Упрямец! Тогда хотя бы скажи мне, зачем тебе это было нужно? Ради чего ты положил на алтарь самое дорогое — свою жизнь?

ФРАНЦИСК: Ради чего? Неужели не понятно? Ради отца.

ЧВЧ: Ради отца? Но ведь он давно умер.

ФРАНЦИСК: Да, ради него и его друзей. Ради своих братьев и сестёр. Ради тех, кто окружал меня с детства. Ради тех, кто будет жить на нашей земле после меня. Ради спасения их душ, а значит и души моего народа, веками жившего в неведении. Ради тех, кто уйдёт завтра из этой жизни. Но пойдёт уже по пути спасения.

ЧВЧ: Спасения?! (смеётся) Кому ли, как ни тебе сейчас молиться о спасении, мой бедный, самоуверенный русин.

 

Слышен голос Романа.

 

РОМАН: Дядя, дядя! Он помиловал! Он разобрался во всём и помиловал вас!

ЧВЧ: Ах, так! Ну, ничего. Я не прощаюсь. Нет. До встречи! Скоро ты познаешь кару, куда более страшную из тех, что тебе удалось пережить. Обещаю тебе!

 

ЧВЧ исчезает в погаснувшем луче прожектора.

Свет на сцене загорается.

Роман вбегает на сцену. В руках он держит грамоту.

 

РОМАН: Вот! Вот! Он разобрался во всём. Он издал два привилея. Отныне ты не только признаёшься невиновным и получаешь свободу, но и получаешь всевозможные льготы — защиту от любых судебных преследований (кроме как по королевскому предписанию), защиту от арестов и полную неприкосновенность имущества, освобождение от повинностей и городских служб, а также от юрисдикции и власти всех и каждого в отдельности — воевод, каштелянов, старост и прочих сановников, врядников и всяких судей! Ты понимаешь?!

 

Звучат фанфары. Роман и Франциск обнимаются.

 

ФРАНЦИСК: Спасибо! Спасибо тебе племянник! Волей божьей справедливость восторжествовала!

РОМАН: Что ты намерен делать теперь, дядя? Куда ты пойдёшь? Вернёшься в Кёнигсберг или в Краков?

ФРАНЦИСК: Нет. Мне нужно ещё многое успеть. Мир славян огромен!

Пора! Пора идти туда, где мои труды действительно принесут плоды, о которых я мечтал всю свою жизнь! Я должен успеть донести слово божье до наших братьев. Я положил на этот алтарь свою жизнь, и добьюсь своей цели, чего бы мне это не стоило!

 

Звучит славянская музыка. Занавес закрывается.

На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Славянские танцы».

По окончании танца, группа покидает сцену.

Свет гаснет.

Занавес закрывается.

 

 

Картина 8

 

Московия.

Звучит древнерусская мелодия.

Декорации: Задник в виде карты средневековой Московии.

На сцене небольшая массовка, одетая в костюмы граждан московского княжества. Горожане. Духовенство. В центре сцены князь с боярами.

На сцену шумно входят два стрельца, которые под руки подводят Франциска к князю. Следом ещё двое несут в руках книги.

 

КНЯЗЬ (оглядев): Это ещё кто таков?

СТРЕЛЕЦ: Вроде, как странник заморский. По одеждам вроде бы и не наш! А говорит, почитай, по-нашему!

КНЯЗЬ: По-нашему, говоришь? Ну, тогда пусть сам сказывает, с чем пожаловал к нам, и откуда?

ФРАНЦИСК: Имя моё Франциск из рода Скарины. Родился я в граде Полоцке, в доме купца Луки.

КНЯЗЬ: Так, стало быть, ты купец полоцкий?

ФРАНЦИСК: Нет. Я не купец. Я учёный.

КНЯЗЬ: Учёный? Хм. И каких же таких наук ты будешь учёный?

ФРАНЦИСК: Я доктор. Врач.

КНЯЗЬ: Врач? Ну, если правду говоришь… Хотя, это и проверить не сложно.

ФРАНЦИСК: Я действительно врач. Но пришёл к вам не за тем, чтобы лечить болезни.

КНЯЗЬ (удивлённо): Вот как? Врач, и не лечить? А зачем же тогда?

ФРАНЦИСК: Я пришёл, чтобы лечить ваши души. Я принёс вам святое писание, напечатанное мною на специальном станке.

СВЯЩЕННИК: Святое писание? Так ты монах?

ФРАНЦИСК: Нет, я учёный. Ведь я говорил уже. Я умею печатать книги, а не только писать их от руки. Я принёс вам святое писание, отпечатанное на нашем родном языке. Теперь каждый из вас сможет сам открыть истину, и осилить дорогу к Господу. Вот то, что послал нам господь! И писано это теперь не на латыни, а на понятном нам славянам языке. И я дарю это вам, братья!

СВЯЩЕННИК: Что? Напечатано на станке? Не на латыни? Дозволь князь сначала мне на это взглянуть.

 

Свет, поморгав с треском, гаснет, и на сцене появляется ЧВЧ, освещённый лучом прожектора.

Второй луч следом освещает Священника.

 

ЧВЧ: Посмотри на него. Разве ты не видишь, как он одет? Это же хитрый монах иезуит. Ведь ты же умный человек. Ты должен понимать. Какое писание он может принести вам? Ересь! Только ересь, чтобы лишить вас истины. Запутать в словоблудиях, чтобы навсегда столкнуть  вас с истинного пути к Господу. Посмотри! Посмотри на эти бесовские рисунки. Как он посмел рисовать в святом евангелие?! Видел ли ты когда-нибудь нечто подобное? Страшнее яда его дары для веры твоей.

 

Священник листает книгу, и периодически озирается по сторонам.

 

ЧВЧ: К тому же, подумай, кем будет он, и кем станешь ты, если вы примите его книги? Ты станешь всего лишь жалким посмешищем великого Франциска, принесшего святое писание, отпечатанное на кириллице, в типографии у католических монахов. (громко смеётся) Ты лишишься всего, и сразу. Всего!

Избавься от него скорее. Гони прочь! А его книги в огонь! В огонь их!

 

Луч, освещавший священника, гаснет, а затем освещает Князя.

 

ЧВЧ: Неужели ты поверишь этому проходимцу? Этому, одетому в иезуитскую одежду самозванцу. Подумай сам. Зачем ему нести вам такие дары? Книга вещь дорогая. А посмотри, сколько он принёс их вам.

Вот ты видел когда-нибудь, чтобы кто-то приносил дары, просто так? Не дань и не оброк. А просто так. В подарок, когда нет в этом никакого проку?!

Не верь ему князь. Не верь. Зачем мучить себя вопросами плохо это или хорошо? А вдруг ошибёшься? Вдруг я прав, и принёс он тебе в кубке яд вместо доброго вина? Жили ведь раньше без его книг? Так значит, и дальше проживёте.

Не проще ли выбрать простое и надёжное средство? Сделать так, как делали всегда в таких случаях. Самозванца изгнать, а дары его в огонь! В огонь эту заразу! Сжечь всё дотла!

 

Звучит тревожная музыка.

 

Луч прожектора освещает Князя и Священника, которые беседуют друг с другом. Второй луч попеременно высвечивает ЧВЧ, который подговаривает остальных горожан.

 

 

 

 

Звучит:

 

Бойтесь данайцев, дары приносящих!

Бойтесь чужого вина!

Бойтесь объятий, в могилу манящих!

Близости бойтесь огня!

 

Бойтесь всего, что таит неизвестность!

Бойтесь закрытых дверей!

Бойтесь излишнюю чью-то любезность!

Щедрую милость царей!

 

Прочь от соблазнов, сомненья творящих!

Прочь от распутных речей!

Прочь от радетелей, благотворящих!

Страшен разливом ручей!

 

Прочь от всего, что вуалью покрыто!

Прочь от тревожных вестей!

Прочь, пока тайна твоя не раскрыта!

В буре кипящих страстей!

 

Цепью тяжёлою вместе с замками

Всё, что мешает, сомкни!

Хитростью, ложью, чужими руками,

Словно на плахе казни!

 

 

 

 

ФРАНЦИСК: Люди! Я принёс вам книги! Книги на нашем родном языке!

 

Музыка стихает.

 

КНЯЗЬ: Я не верю тебе, монах!

ФРАНЦИСК: Я не монах!

 

Он пытается приблизиться к князю, но стрельцы отводят его за руки назад.

 

КНЯЗЬ: Я не верю тебе, монах! И за твою дерзость и подлог, который ты собирался совершить, я мог бы тебя казнить.

ФРАНЦИСК: Меня? За что? Ведь я принёс…

КНЯЗЬ: Однако я буду великодушен, и сохраню тебе жизнь. Ты можешь… Точнее, ты должен покинуть наше княжество немедленно. Ты должен вернуться к себе, и передать своим братьям католическим монахам, что все ваши ухищрения напрасны. Вера наша тверда. И никакие уловки ваши не смогут её подорвать. Уведите его с глаз долой!

ФРАНЦИСК: Хорошо. Хорошо князь. Я уйду. Но ты ошибаешься. Я шёл с добром к тебе. Я нёс тебе слово божье, писаное в священных книгах.

КНЯЗЬ: Сжечь!

ФРАНЦИСК: Что? Что ты сказал?

СВЯЩЕННИК: В огонь! В огонь всю эту ересь!

ФРАНЦИСК: Нет! Не делай этого! Прошу тебя! Ты ошибаешься, князь!

 

Стрельцы складывают книги, и поджигают их. Разгорается огонь. Свет на сцене гаснет. ЧВЧ встаёт на подставку, прикреплённую к тросам и, раскачиваясь, поднимется вверх над горящим костром.

Луч света мечется по сцене, освещая героев эпизода.

ЧВЧ с хохотом летает над костром.

Люди кричат: «В огонь их!».

 

 

 

 

Звучит:

 

Сомненье, страх, смятенье в мыслях,

Близка опасность в потаённых смыслах.

К чему геройствовать напрасно?

Не лучше ли распорядиться властно?

 

Избавиться простым решеньем,

Чтоб не поддаться лишним искушеньям,

Предав огню дитя соблазна.

Казнить как встарь, традициям согласно.

 

 

 

Clarior, calidor, fortior! (ярче, сильнее, жарче)

Яркое, сильное, жаркое!

Clarior, calidor, fortior!

Неукротимо, дикарское.

 

Peius, durius, plenius! (страшнее, больнее, полнее)

Болью и страхом наполнено!

Peius, durius, plenius!

Волей чужою исполнено.

 

Clarior, fortior, calidor!

Пламя до неба восставшее!

Clarior, fortior, calidor!

Солнце на землю упавшее.

 

Peius, durius, plenius!

Душу и плоть пожирающий

Peius, durius, plenius!

В игры со смертью играющий.

 

Clarior, fortior, calidor!

Жадный огонь раздирающий!

Clarior, fortior, calidor!

В пепел, труды превращающий.

 

Clarior, fortior, calidor!

Peius, durius, plenius!

Clarior, fortior, calidor!

Peius, durius, plenius!

 

Ignis! (огонь)

 

 

 

 

 

На авансцене появляется танцевальная группа с хореографическим этюдом «Танец огня».

По окончании танца группа покидает сцену.

 

ФРАНЦИСК: Остановитесь, люди! Я принёс вам слово! Останови их, князь! Ты совершаешь страшную ошибку! Господи, прости их, ибо не ведают они, что творят!

 

Франциск срывает с себя монашеское платье.

 

ФРАНЦИСК (кричит): Я не монах!

 

Луч света освещает ЧВЧ, который спускается на сцену, и хохочет, торжествуя свою победу.

 

ФРАНЦИСК: Ты смеешься? Ты уже празднуешь свою подлую победу?

 

ЧВЧ начинает смеяться ещё громче.

 

ФРАНЦИСК: Ты думаешь, что твой огонь всесилен? Ты надеешься сжечь истину, облачённую в книгу?

ЧВЧ: Книгу? Нет, мой несчастный упрямец. В этом костре сейчас горят не только твои книги. Там горит твоя душа! Посмотри, в каких страшных муках она сейчас корчится. Ей больно! Ей очень больно! И когда этот костёр догорит дотла, с тобой всё будет покончено. Все твои труды будут напрасны. Всё, к чему ты стремился, и ради чего жил, окажется сгинувшим в огне! А наградой за твои труды станет жалкая кучка чёрного пепла. (громко смеётся) Наградой от тех, за спасение, чьих душ ты, так горячо ратовал всё это время. Больше никто, и никогда не вспомнит о жалком сыне купца, посмелевшем бросить вызов мне. Мне!

 

Звучит церковная музыка.

Массовка на сцене расступается, и в центре сцены медленно поднимается огромный фолиант библии.

 

ФРАНЦИСК: Да. Мне больно. Ты прав. Ты снова сделал своё чёрное дело. Ты хитёр и умён. Ты снова прокрался в их неокрепшие души, и окутал их глаза и уши пеленой лжи. Но ты ошибаешься. Как же ты глубоко ошибаешься! Обернись!

ЧВЧ: Что это?

ФРАНЦИСК: Истина! Истина, которая не горит, а озаряется светом просвещения!

 

В верхней части фолианта плавно начинает светиться гербовый знак Скорины.

 

ЧВЧ: Это не возможно! Нет. Этого не может быть!

 

Сквозь гербовый знак вырываются лучи света.

ЧВЧ пятится назад, прикрывая глаза от падающих лучей.

 

ЧВЧ (кричит): Нет!

 

ЧВЧ, спасаясь от лучей, пригнувшись, и прикрывая глаза руками, убегает со сцены. Франциск выходит на авансцену, и стоит в лучах яркого света.

 

ФРАНЦИСК: (звучат «стихи» Франциска Скарины на фоне церковной музыки)

 

Затымъ яко пришли суть к горе Синай и яко господь богъ десятеро приказание и’мъ далъ написано на доскахъ каменных:

Первое: Веруй в бога единаго.
Второе: А не бери надармо и’мени его.
Третее: Помни дни светые святити.
Четвертое: Отца и’ матку чтити.
Пятое: Не забивай ни едина.
Шестое: И’ не делай грЪху блудна.
Седмое: Не вкради что дружнего.
Осмое: А не давай сведецства лживаг[о].
Девятое: Не пожедай жены ближнего.
Десятое: Ни и’мения и’ли речи его.

 

Музыка стихает. Занавес закрывается.

 

Добавить комментарий