Ты боишься баталий—
тяготеешь ко всем телам,
изучая их по именам,
сокрушаясь от потери деталей,
но тебя тянет к событиям—
доводишь провожающих до слёз,
гудишь, как паровоз,
ощущая хлыст наитием,
и бежишь, вляпываясь в истории,
кряхтишь в общей сумме,
плывёшь, как багаж, в трюме,
тонешь,
но всплываешь где-то в акватории,
потому что память слабая—
или мало ли что?—
голова — решето
и на все сто не слаженна.
Больно от воспоминания,
расфуфыренного в событие,
готового к отплытию,
но задержанного для опознания,
а приложи старания—
дождись лучшей погоды—
и пройдут годы,
пугая позже более, чем ранее.
«Позже» наступает глубокой осенью,
когда глядя в окно на чёрно-белое полотно,
достаёшь из шкафа пальто
и кутаешься в мягкий мех с проседью,
чувствуя облегчение,
«ах!»,—произносишь вслух,
и прощаешь всех вокруг—
на все сто— без исключения.