Невыносимый, Каникулы Банифация  и еще


Невыносимый, Каникулы Банифация и еще

Дм. Аркадин

Тот, кто хотел освобожденья,
народ, вздымая на борьбу,
лежит теперь, как наважденье,
и видят все его в гробу.

Сегодня мы не на параде,
но поклоняться есть кому!
Ну, так оденьте, Христа ради,
хоть тапки белые ему!

Пошто он там непогребенный?
Кремль не Разлив и не шалаш!
Лежал, как смертный бы Буденый,
под елочками. И шабаш!

\»Землю – крестьянам! Неимущим!\»
Мысль клокотала у виска!
Сегодня сам в накладе пущем —
где лечь? Земли нет ни куска!

Класс оккупировал кремлевку!
Пеплом стучит на всю страну!
А Ильичу бы на маевку,
ну, в крайнем разе на войну!

Ну, под Симбирском, в крайнем разе,
скромно бы лег на борозде!
А так в архипоследней фазе,
буквально портится везде.

А так в стекле! Универсален!
В гробу он видел Мавзолей!
Лежал бы с ним сотратник Сталин,
ему б сказал: «Грузин, налей!».

Эх! Мне бы крикнуть: \»Ленин, Бросьте!
Давайте ваш декрет ли, иск!
Я вам на русском, на погосте,
воздвигну скромный обелиск».

* * *

КАНИКУЛЫ БАНИФАЦИЯ

В кущах апельсиновых плантаций,
где оранжевый свисает плод,
загорал приезжий Банифаций,
про еврейский думая народ.

Был канун рождественских каникул!
Только жаль без елей хвойных лап.
Но зато израильской клубникой,
утром угощал его араб!

\»В мире нет, пожалуй, краше точки,
чем их эта…, как там… медина.
Только б не с хамасом заморочки,
и еще поменьше бы говна.

Даже здесь над правым моим ухом,
где свисают цитрусы грядой,
доставляет кайф зеленым мухам,
то, что было давеча едой.

Стало быть, нет абсолютной воли,
что нибудь да вечно посягнет,
на страну в зеленом ореоле,
выдавая гадости за мед.

Все с позиций силы и угрозы.
Вот и здесь средь земляков былых,
у моей знакомой тети Розы,
Яшу били местные под дых.

«Может снять еще парадный китель» -,
Банифаций шевельнул хвостом.
Только вдруг внезапно укротитель,
больно звезданул его кнутом.

И слюной с похмелья смачно циркнул,
тоже мне, мол, грозный царь зверей!
Ты всей шкурой отдан Росгосцирку!
Это даже круче чем еврей!

В раз умчалась утренняя радость,
воздух цвет скандала приобрел.
За решетку — вот уж тоже гадость!
Лева с неохотою побрел.

Жизнь порой полна мистификаций!
Но куда мне деться от строфы.
«Хорошо, что Лева Банифаций —
в шкуре не продажнее графы ».

* * *

Хотелось жить на дальнем берегу,
какой-нибудь провинциальной речки.
И ночевать с рыбачкою в стогу,
чтоб просыпаться с блеяньем овечки.

Хотелось брать с газетной полосы,
кусочек сала ножичком не ржавым.
И выжимать пронзительно трусы,
вдруг оценив могущество державы.

Ловить из банки пальцем иваси,
и огурец солить немного горький.
Не слушать разных вражьих «Би-Би-Си»,
а пионерскую, родную зорьку.

Махать платочком беленьким барже,
и ощущать событья на изломе,
как будто сердцем всем ты там уж,
а задницей пока что здесь, в соломе.

Хотелось слушать, как поет вода,
а вместе с ней как запевают жабы.
Я слышу жаб особенно всегда,
когда стране моей грозят арабы.

Израиль мой, как трусоватый страж,
себя хранит то криком, то молитвой!
За мной же русский гонится пейзаж,
как сумасшедший с очень острой бритвой.

* * *
Н е в е р ю !
П р о в и н ц и а л ь н а я и с т о р и я
Она случилась в стенах аудитории одного областного театрального института. Абитуриенты проходили экзамены, поступая на факультет актеров кино и театра. За столом сидела комиссия. Пять человек. В центре в широком кресле развалился председатель — довольно толстый человек в больших во все лицо солнечных очках. Он поправил их на носу и, жутко картавя, крикнул в сторону двери:
-Пожалуйста, следующий!
В двери аудитории робко протиснулся молодой человек. Его лицо было взволнованным и прищавым. Тем не менее, в нем угадывалась некоторая приятность. Председатель любезно обратился к абитуриенту:
-Проходите, молодой человек, смелее! Что будете читать? Мы вас слушаем.
Абитуриент тыльной ладонью вытер вспотевший лоб и по — крестьянски откровенно крякнул.
-Отрывок из книги «27 глав из жизни Матросика» малоизвестного, но талантливого прозаика из белорусской деревни Бусляны Мити Аркадина! — торжественно объявил он. И начал: «В уборной Севастопольского вокзала в эти ранние часы было немноголюдно. Здесь сидели только мухи. Они расположились на разбитом и сильно мутном зеркале. Матросик застегнулся и по привычке пальцами прошелся…
-Одну секунду, молодой человек!
Председатель неожиданно встрепенулся:
-Что это за галиматья! Что это за бред! Откуда этот «Матросик?». Потрудитесь прочесть что-нибудь известное. Я правильно говорю? — обратился он к членам комиссии. Доцент кафедры сценической речи сидевший с края стола, с красными глазами и с носом, как у деда Мороза, заметил:
-Я вижу, уважаемый, что к выбору произведений вы отнеслись не очень серьезно. Не хорошо – с. Он так и сказал: «Не хорошо – с». Абитуриент был сконфужен:
— Нет проблем. Сейчас другое… это… как ее… Иван Алексеевич Крылов! Басня!- почти выкрикнул он. «Ворона и Лисица!».
Председатель одобрительно взглянул на комиссию:
-Ну, вот другое дело! «Ворона», а не какой-то там «Матросик!».
— Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок. И в сердце льстец всегда отыщет уголок, — вдохновился абитуриент хорошим к себе отношением серьезной комиссии. Председатель глубоко вздохнул: «Сколько этих ворон было! Нет им числа! Сколько их уже пролетело! Сколько еще пролетит, пока он возглавляет эти комиссии!». Откинувшись в кресле, запрокинув голову, стал слушать. Слушать и вспоминать. На него нахлынули далеко не виртуальные фантазии.
Председатель увидел себя шлепающего тапками по паркетному полу длинной, как институтский коридор прихожей. На ходу, подтягивая спортивные,фирменные штаны, он торопится к дверям. На их настойчивый звонок.
-Вороне где-то Бог послал кусочек сыру!- старательно декламировал абитуриент.
Резинка в штанах была слаба и председатель, поддерживая их одной рукой, другой распахнул дверь. Перед ним стояла очаровательная, сексапильная блондинка. Про таких говорят:ноги у них растут из – под мышек. У нее так же был высоченный бюст. Кокетливо улыбалась ему и пожимала плечами.
Строила председателю глазки. «А вот и я! – она сверкнула белозубой улыбкой. Воскликнула, как если б только вчера выпорхнула из его квартиры. Председатель на мгновение оцепенел. Придя в себя, крутил руками по периметру слабой резинки и щелкал ею по толстому животу.
-Е — мае! – вырвалось у него. Не верю своим глазам!- он обнял блондинку за талию и, целуя ей беспрестанно ручки, увлек в спальню. Усадил неожиданную гостью на постель и, дрожащими руками стал расстегивать одежды.
-На ель Ворона взгромоздясь, позавтракать было совсем уж собралась… — слышался откуда-то голос абитуриента.
«Да что же это за наказание такое!- чертыхался председатель, мучаясь с какой-то застежкой на короткой юбке. — «Легким движением руки»,- вымученно улыбался он, изнемогая от свалившейся на него халявной похоти.
-Уж сыр как будто бы она во рту держала, на ту беду…
Председатель увидел, как к подъезду дома стремительно подъехало авто. Голос абитуриента беспристрастно продолжал:
-Лиса близехонько бежала.
Председатель кисло скривился, как если бы в его рюмке с коньяком плавал пьяный таракан.
-Вдруг сырный дух Лису остановил!
Дама за рулем остановила авто и нервно забарабанила пальцем по панели.
-Лисица видит сыр, лисицу сыр пленил,- не унимался юноша.
Дама пулей выскочила из машины и полетела к подъезду.
-Не верю! Не верю! Хоть ты меня стреляй!
Это прозвучало действительно, как выстрел. Комиссия разом вздрогнула и изумленно взглянула на председателя. Абитуриент стал бледным:
-Профессор! Что случилось? Вы не верите!? Вы не верите мне? Так это Крылов,- стал он робко оправдываться.
— При чем тут Крылов! Председатель, негодуя, выскочил из–за стола:
— Я не верю следующему! Как!? Откуда!? Каким образом в тоже время могла бежать там эта гадина!?
Члены комиссии подняли головы. «А и вправду каким образом?». Они так оживились, что уловили крутой запах портвейна. Он исходил от доцента по сценической речи.
— Откуда она там взялась я вас спрашиваю!? Кто ее вообще туда звал!?
Абитуриент вдруг представил членов комиссии голыми. Это у него было на нервной почве.
-Она, если вы хотите знать, в это время должна была быть у своей мамы! — бросил председатель в лицо комиссии и сдернул с носа очки. У членов комиссии вырвался общий возглас безграничного удивления. Стон, по своему надрыву напоминающий стон бурлаков на Волге! Они увидели здоровый, лиловый синяк под глазом у председателя. Синяк был крест накрест заклеен лейкопластырем.
-Вороне…кусочек… бог сыру… послал… Лучше бы вы, молодой человек, про мух в уборной почитали! Для вашей же пользы!
-Так я же хотел. А вы мне не позволили, — члены комиссии в глазах абитуриента снова оделись. Председатель с раздражением, поплевывал на пальцы и, трогая лейкопластырь, бросил через плечо:
-Все! Поздно боржоми пить! Вы свободны. Следующий! — крикнул он и щелкнул на животе резинкой своих спортивных фирменных, штанов «Адидас». Абитуриент поплелся к выходу. «Председатель-сексуальный маньяк!- Мало ему дали!\»- подумал он, а примут или не примут в институт, это его уже как-то не волновало.

arkadin@012.net.il

Добавить комментарий