Тебе, единственная, посвящаю
Автор.

Нежно целуя кожу предплечья,
Глаз твоих черных агат,
Я умираю и воскресаю,
Чувствуя твой аромат…

Ягод упругих — пара малинок,
Что так и просятся в рот,
Тихо застонешь, жарко обнимешь,
Вся ты – и пламень, и лед!

Стоит к тебе лишь слегка прикоснуться,
Ловишь ты руку, смеясь,
Дай мне попробовать ягод чудесных,
Я их не ел, отродясь.

Страстно желая, просишь ты снова,
Чтоб я тебя целовал,
Белые груди, мягкие губы,
Сладкий, пьянящий сандал.

Пряди волос — полноводные реки,
Я в этих водах тону!
В омуте черном, жарком, бездонном,
Быстро иду я ко дну!

Сколько тонул в этом бурном потоке,
Мне уже не сосчитать,
Щедро оставив тебе напоследок,
Все, что хотела ты взять!

И завершая святое безумство,
Стоном и словом мольбы,
Мы умираем и воскресаем,
Слушая голос судьбы.
__________________________________________________________________

Наглый Семён

Раннее утро.
Я сижу на кухне, и слушаю, как в саду падают в траву спелые яблоки.
Солнце, чуть приподнявшись над кронами старых яблонь, режет косым лучом кухонный полумрак.
Скрипнула дверь.
Ты входишь босая, в небрежно накинутом халатике, и первая утренняя сигарета дымится в длинных пальцах твоей руки.
Волосы, собранные в большой золотистый узел, светятся в солнечном луче, и чашка крепчайшего кофе, который ты пьешь мелкими, неторопливыми глотками, медленно плывет мимо меня, к столу, на котором стоит пустая бутылка вчерашнего вина.
Сделав еще один глоток, ты поворачиваешь ко мне лицо.
-Надо что-то делать с этим невыносимым Семеном, — говоришь ты и ставишь чашку на стол, — сегодня утром я снова видела, как он в саду забавлялся с на-шей Катькой.
-Ну и что в этом странного? – спрашиваю я, и мне, действительно, все равно, где и с кем гуляет Семен.
-Так она же ему дочь! – делаешь ты круглые глаза.
-Инцест? – вяло интересуюсь я.
-В чистом виде! – подтверждаешь ты, и садишься ко мне на колени.
От тебя вкусно пахнет кофе и яблочным вареньем, которое в большом медном тазу уже с самого утра варится на плите.
-Он делает это все чаще и чаще, — продолжаешь ты, и я вижу, что тебя эта проблема заботит всерьез.
-На месте Семена было бы глупо отказаться от такой потаскушки, как Катька, — размышляю я вслух, — а, в общем, было бы неплохо найти ему постоянную подружку.
…У тебя на шее прелестный завиток, и я стараюсь поймать его губами.
Тебе щекотно, и ты, смеясь, отстраняешься от меня и грозишь пальцем.
-Тебе все ещё мало? – спрашиваешь ты и смотришь на меня своими серыми смеющимися глазами.
…А в это самое время, сидя на соседнем стуле, Семен невозмутимо умывает лапой свою круглую, усатую морду.

Бесстыжая

Этот сад давно не чистили, и он стоит дикий и заросший, как щёки сельского дядьки, не брившего свою рожу третью неделю.
Старые яблони еще плодоносят, и ты каждое утро собираешь их дань.

-Принеси мне из сарая лестницу, — просишь ты, и я покорно выполняю твою просьбу.
Приставив её к толстому и шершавому стволу, ты лезешь по лестнице вверх, туда, где почти горизонтально земле протянула свою руку толстенная яблоневая ветвь.
-Давай-ка, я сам, — прошу тебя я.
-Я сама, — отвечаешь мне ты, легко взбираясь на ветку, и основательно устраиваясь на ней.
Тяжелые, зеленовато-желтые антоновки падают в подставленный подол, и через пару минут он уже полон, а ты так и стоишь в метре от моей головы, бесстыже задрав свою юбку и улыбаясь, смотришь на меня.
Крохотный треугольник трусиков, обрамленный внизу курчавой светлой порослью твоих волос, светится маячком на фоне загорелого тела, и я, задрав голову, ем тебя глазами.
Заметив мой взгляд, ты лукаво смотришь на меня.
-Как ты думаешь, не пора ли нам в парикмахерскую? – спрашиваешь ты меня.
-Сегодня я свожу тебя к одному начинающему парикмахеру, — обещаю я, и, не вытерпев, лезу наверх, к тебе.
Ты смеешься и делаешь вид, что тебе страшно.
Встав на ветку, я тянусь к твоим губам, и, балансируя, ты подставляешь мне их для поцелуя.
…Тем временем, собранные тобой яблоки сыплются в густую траву. Вслед за ними скатываемся вниз и мы, а еще через несколько минут утреннюю тишину нарушают лишь твои стоны, да жук, ползущий по высокому травяному стеблю, с удивлением таращится на двух влюбленных, на время покинувших этот мир…

Яблоки

Уже жарко, а в траве полным-полно еще не собранных яблок.
…Вчера приходила к нам твоя мама и сказала, что это не по-хозяйски.
Теперь мы с тобой должны «оправдать доверие» — собрать их, сварить варенье и порезать для сушки.
…Солнце уже высоко, и единственное желание – поскорее забраться в душевую, которая примостилась в дальнем конце сада.
Вчера мы целый вечер носили воду в огромную бочку, торчащую на её крыше.
Теперь там – двести литров теплой воды, и я, постепенно начинаю от тебя отставать, одновременно смещаясь в сторону душа.
Ты бредешь по траве впереди меня, часто наклоняясь за очередным яблоком.
Где-то там, сзади, остались твои трусики, и теперь ты идешь налегке, подразнивая меня при каждом наклоне белизной двух сдобных булочек.
Наконец, ты замечаешь мой маневр, и, срываясь с места, бросаешься к двери летнего душа, на ходу сбрасывая с себя пропотевшую майку.
Я ловлю тебя уже в дверях, и мы, на секунду в них застряв, протискиваемся вовнутрь, лихорадочно срывая с себя одежду.
Как только я накидываю крючок на дверь, ты приседаешь и ловишь меня губами, и я мгновенно замираю, охваченный ни с чем не сравнимым чувством накатывающегося блаженства.
Стремительно нарастающий предвестник уже торопит меня, но я знаю, что еще рано, что это только игра…
Почувствовав, что я на грани, ты приподнимаешься и становишься ко мне спиной, наклонившись к маленькой скамье, на которой в беспорядке разбросана наша одежда.
Повернув ко мне лицо, ты нетерпеливо смотришь на меня, приглашая зайти к себе в гости…
…Застонав от наслаждения, ты двигаешься мне навстречу.
-Не спеши, я хочу тебя почувствовать, — просишь ты.
Я останавливаюсь, и в этот момент ты начинаешь со мной играть, то сжимая меня своими сильными мышцами, то вновь отпуская.
Потом ты наращиваешь темп, и уже не стонешь, а сдавленно кричишь:
-Не останавливайся, только не….
…Потом я обнимаю тебя и ласкаю твое тело, а ты, еще продолжая по инерции двигаться, удовлетворенно смеешься.
Потом, встав и обняв меня, целуешь мои губы и шепчешь:
-Я тебя люблю…
…Ближе к вечеру ты устроила банный день, для чего я сразу после обеда нагрел воду в титане.
Наполнив ванну и вылив в неё пол флакона шампуня, ты, охая и повизгивая, влезла в горячую воду и блаженно зажмурясь, распласталась в ней, надеясь, наверное, пролежать так до вечера.
Нежась, и что-то напевая себе под нос, ты лежишь в ней, изредка протягивая мне то одну, то вторую ногу, — для массажа.
Я наклоняюсь к тебе, и, целуя пахнущие яблоками губы, спрашиваю:
-Чего ещё изволите, Ваше Величество?
…Их Величество изволили, чтобы я поцеловал ещё раз, а потом ещё и ещё…
В это время в ванную, небрежной походкой, заходит наглый Семен, и, окинув нас оценивающим взглядом, презрительно щурится.
-Пошел вон, потаскун! – говорю ему я, и толстый кот нехотя переваливается через порог, забыв при этом закрыть за собой дверь.
-Теперь он будет тебе мстить, — смеёшься ты, и мягкой губкой трешь себе грудь.
-Ваше Величество, не царское это дело, саму себя купать, — говорю я, отбирая у тебя губку.
Ты благосклонно киваешь головой, и преданный вассал с удовольствием начинает тебя купать, не забывая при этом время от времени целовать особенно «загрязненные» места.
Таких мест набирается до сотни, и ты смеешься, радостно и возбужденно, прижимая мою голову к себе.
…Ты уже хорошо загорела, и только внизу живота осталась полоска белой кожи.
…Через час ты уже сидишь в спальне, в огромном, наверное, ещё бабушкином велюровом кресле, и пунцовым лаком красишь ногти на руках и пальцах ног.
Твои мокрые волосы обёрнуты большим полотенцем, и синий махровый халат накинут на голое тело.
-А ты кое-что забыла, — напоминаю я.
-Что? – спрашиваешь ты, — что я ещё не сделала?
-Ты хотела сходить к одному парикмахеру, — говорю я, и делаю пальцами «вжик-вжик».
Ты откидываешь полу халата и внимательно изучаешь низ живота.
-Да, ты прав, но, сегодня у меня облом, давай это сделаем завтра, — просишь ты, проводя пальцами по вьющимся волоскам.
Мне уже не до парикмахерской, — все мое внимание приковано к тому, что находится у тебя дальше, за золотистым курчавым треугольником, и я, не теряя зря времени, тут же опускаюсь на колени и целую твои завитки.
Ты закрываешь глаза от удовольствия и откинув голову назад, сползаешь на край кресла,
…Как я люблю тебя целовать!
Опускаясь ниже и ниже, я не пропускаю ни одного сантиметра твоей сладкой лодочки, и, когда большой и сильный бугорок вспухает в моих губах, ты издаешь глухой, сдавленный стон.
-Сделай мне больно-о-о-о! – просишь ты меня.
Последние твои слова сливаются в сплошной стон, и только иногда ты снова шепчешь мне:
-Да, так, ещё, ещё сильней!
Когда ты уже вся во власти накатившегося на тебя цунами, и твой стон переходит в крик, я отпускаю тормоза.
Ты хватаешь воздух открытым ртом, и, уже не в силах что-либо сказать, только стонешь, сливаясь в этот момент со мной в единое, мощное, любящее и желающее существо.
…Потом ты улыбаешься сквозь выступившие на глазах слезы, и тихо просишь:
-Не уходи, побудь там еще …
…Вечер. Мы сидим с тобой в креслах, которые я вынес из комнат и поставил на открытой террасе.
Полосатый плед все время сползает вниз, и я, то и дело наклоняясь, ловлю его и снова укутываю им тебя.
-Иди ко мне, просишь ты, и я усаживаюсь рядом, прямо на пол террасы, и кладу голову тебе на колени.
…Мы сидим и молчим.
Что могут сказать друг другу два любящих существа, если их бессмертные души, лаская друг друга, сейчас там, в раю, откуда изгнал нас Творец тысячи лет назад?
…Первые звезды высыпают над нашими головами, и летучие мыши черными, бесшумными тенями начинают свой танец между деревьями сада.
Гоп! Гоп!
-Слышишь, как падают яблоки? — спрашиваешь ты меня.
-Это не яблоки, это моё сердце стучит у меня в груди, — говорю тебе я.
-Ты раньше многих любил? – неожиданно спрашиваешь ты.
-Я случайно встретил их, когда искал тебя, — отвечаю я, зная уже, что ТАК, как тебя, уже никого полюбить не смогу.

Июль 2006 г.

Тебе, единственная, посвящаю
Автор.

Нежно целуя кожу предплечья,
Глаз твоих черных агат,
Я умираю и воскресаю,
Чувствуя твой аромат…

Ягод упругих — пара малинок,
Что так и просятся в рот,
Тихо застонешь, жарко обнимешь,
Вся ты – и пламень, и лед!

Стоит к тебе лишь слегка прикоснуться,
Ловишь ты руку, смеясь,
Дай мне попробовать ягод чудесных,
Я их не ел, отродясь.

Страстно желая, просишь ты снова,
Чтоб я тебя целовал,
Белые груди, мягкие губы,
Сладкий, пьянящий сандал.

Пряди волос — полноводные реки,
Я в этих водах тону!
В омуте черном, жарком, бездонном,
Быстро иду я ко дну!

Сколько тонул в этом бурном потоке,
Мне уже не сосчитать,
Щедро оставив тебе напоследок,
Все, что хотела ты взять!

И завершая святое безумство,
Стоном и словом мольбы,
Мы умираем и воскресаем,
Слушая голос судьбы.
__________________________________________________________________

Наглый Семён

Раннее утро.
Я сижу на кухне, и слушаю, как в саду падают в траву спелые яблоки.
Солнце, чуть приподнявшись над кронами старых яблонь, режет косым лучом кухонный полумрак.
Скрипнула дверь.
Ты входишь босая, в небрежно накинутом халатике, и первая утренняя сигарета дымится в длинных пальцах твоей руки.
Волосы, собранные в большой золотистый узел, светятся в солнечном луче, и чашка крепчайшего кофе, который ты пьешь мелкими, неторопливыми глотками, медленно плывет мимо меня, к столу, на котором стоит пустая бутылка вчерашнего вина.
Сделав еще один глоток, ты поворачиваешь ко мне лицо.
-Надо что-то делать с этим невыносимым Семеном, — говоришь ты и ставишь чашку на стол, — сегодня утром я снова видела, как он в саду забавлялся с на-шей Катькой.
-Ну и что в этом странного? – спрашиваю я, и мне, действительно, все равно, где и с кем гуляет Семен.
-Так она же ему дочь! – делаешь ты круглые глаза.
-Инцест? – вяло интересуюсь я.
-В чистом виде! – подтверждаешь ты, и садишься ко мне на колени.
От тебя вкусно пахнет кофе и яблочным вареньем, которое в большом медном тазу уже с самого утра варится на плите.
-Он делает это все чаще и чаще, — продолжаешь ты, и я вижу, что тебя эта проблема заботит всерьез.
-На месте Семена было бы глупо отказаться от такой потаскушки, как Катька, — размышляю я вслух, — а, в общем, было бы неплохо найти ему постоянную подружку.
…У тебя на шее прелестный завиток, и я стараюсь поймать его губами.
Тебе щекотно, и ты, смеясь, отстраняешься от меня и грозишь пальцем.
-Тебе все ещё мало? – спрашиваешь ты и смотришь на меня своими серыми смеющимися глазами.
…А в это самое время, сидя на соседнем стуле, Семен невозмутимо умывает лапой свою круглую, усатую морду.

Бесстыжая

Этот сад давно не чистили, и он стоит дикий и заросший, как щёки сельского дядьки, не брившего свою рожу третью неделю.
Старые яблони еще плодоносят, и ты каждое утро собираешь их дань.

-Принеси мне из сарая лестницу, — просишь ты, и я покорно выполняю твою просьбу.
Приставив её к толстому и шершавому стволу, ты лезешь по лестнице вверх, туда, где почти горизонтально земле протянула свою руку толстенная яблоневая ветвь.
-Давай-ка, я сам, — прошу тебя я.
-Я сама, — отвечаешь мне ты, легко взбираясь на ветку, и основательно устраиваясь на ней.
Тяжелые, зеленовато-желтые антоновки падают в подставленный подол, и через пару минут он уже полон, а ты так и стоишь в метре от моей головы, бесстыже задрав свою юбку и улыбаясь, смотришь на меня.
Крохотный треугольник трусиков, обрамленный внизу курчавой светлой порослью твоих волос, светится маячком на фоне загорелого тела, и я, задрав голову, ем тебя глазами.
Заметив мой взгляд, ты лукаво смотришь на меня.
-Как ты думаешь, не пора ли нам в парикмахерскую? – спрашиваешь ты меня.
-Сегодня я свожу тебя к одному начинающему парикмахеру, — обещаю я, и, не вытерпев, лезу наверх, к тебе.
Ты смеешься и делаешь вид, что тебе страшно.
Встав на ветку, я тянусь к твоим губам, и, балансируя, ты подставляешь мне их для поцелуя.
…Тем временем, собранные тобой яблоки сыплются в густую траву. Вслед за ними скатываемся вниз и мы, а еще через несколько минут утреннюю тишину нарушают лишь твои стоны, да жук, ползущий по высокому травяному стеблю, с удивлением таращится на двух влюбленных, на время покинувших этот мир…

Яблоки

Уже жарко, а в траве полным-полно еще не собранных яблок.
…Вчера приходила к нам твоя мама и сказала, что это не по-хозяйски.
Теперь мы с тобой должны «оправдать доверие» — собрать их, сварить варенье и порезать для сушки.
…Солнце уже высоко, и единственное желание – поскорее забраться в душевую, которая примостилась в дальнем конце сада.
Вчера мы целый вечер носили воду в огромную бочку, торчащую на её крыше.
Теперь там – двести литров теплой воды, и я, постепенно начинаю от тебя отставать, одновременно смещаясь в сторону душа.
Ты бредешь по траве впереди меня, часто наклоняясь за очередным яблоком.
Где-то там, сзади, остались твои трусики, и теперь ты идешь налегке, подразнивая меня при каждом наклоне белизной двух сдобных булочек.
Наконец, ты замечаешь мой маневр, и, срываясь с места, бросаешься к двери летнего душа, на ходу сбрасывая с себя пропотевшую майку.
Я ловлю тебя уже в дверях, и мы, на секунду в них застряв, протискиваемся вовнутрь, лихорадочно срывая с себя одежду.
Как только я накидываю крючок на дверь, ты приседаешь и ловишь меня губами, и я мгновенно замираю, охваченный ни с чем не сравнимым чувством накатывающегося блаженства.
Стремительно нарастающий предвестник уже торопит меня, но я знаю, что еще рано, что это только игра…
Почувствовав, что я на грани, ты приподнимаешься и становишься ко мне спиной, наклонившись к маленькой скамье, на которой в беспорядке разбросана наша одежда.
Повернув ко мне лицо, ты нетерпеливо смотришь на меня, приглашая зайти к себе в гости…
…Застонав от наслаждения, ты двигаешься мне навстречу.
-Не спеши, я хочу тебя почувствовать, — просишь ты.
Я останавливаюсь, и в этот момент ты начинаешь со мной играть, то сжимая меня своими сильными мышцами, то вновь отпуская.
Потом ты наращиваешь темп, и уже не стонешь, а сдавленно кричишь:
-Не останавливайся, только не….
…Потом я обнимаю тебя и ласкаю твое тело, а ты, еще продолжая по инерции двигаться, удовлетворенно смеешься.
Потом, встав и обняв меня, целуешь мои губы и шепчешь:
-Я тебя люблю…
…Ближе к вечеру ты устроила банный день, для чего я сразу после обеда нагрел воду в титане.
Наполнив ванну и вылив в неё пол флакона шампуня, ты, охая и повизгивая, влезла в горячую воду и блаженно зажмурясь, распласталась в ней, надеясь, наверное, пролежать так до вечера.
Нежась, и что-то напевая себе под нос, ты лежишь в ней, изредка протягивая мне то одну, то вторую ногу, — для массажа.
Я наклоняюсь к тебе, и, целуя пахнущие яблоками губы, спрашиваю:
-Чего ещё изволите, Ваше Величество?
…Их Величество изволили, чтобы я поцеловал ещё раз, а потом ещё и ещё…
В это время в ванную, небрежной походкой, заходит наглый Семен, и, окинув нас оценивающим взглядом, презрительно щурится.
-Пошел вон, потаскун! – говорю ему я, и толстый кот нехотя переваливается через порог, забыв при этом закрыть за собой дверь.
-Теперь он будет тебе мстить, — смеёшься ты, и мягкой губкой трешь себе грудь.
-Ваше Величество, не царское это дело, саму себя купать, — говорю я, отбирая у тебя губку.
Ты благосклонно киваешь головой, и преданный вассал с удовольствием начинает тебя купать, не забывая при этом время от времени целовать особенно «загрязненные» места.
Таких мест набирается до сотни, и ты смеешься, радостно и возбужденно, прижимая мою голову к себе.
…Ты уже хорошо загорела, и только внизу живота осталась полоска белой кожи.
…Через час ты уже сидишь в спальне, в огромном, наверное, ещё бабушкином велюровом кресле, и пунцовым лаком красишь ногти на руках и пальцах ног.
Твои мокрые волосы обёрнуты большим полотенцем, и синий махровый халат накинут на голое тело.
-А ты кое-что забыла, — напоминаю я.
-Что? – спрашиваешь ты, — что я ещё не сделала?
-Ты хотела сходить к одному парикмахеру, — говорю я, и делаю пальцами «вжик-вжик».
Ты откидываешь полу халата и внимательно изучаешь низ живота.
-Да, ты прав, но, сегодня у меня облом, давай это сделаем завтра, — просишь ты, проводя пальцами по вьющимся волоскам.
Мне уже не до парикмахерской, — все мое внимание приковано к тому, что находится у тебя дальше, за золотистым курчавым треугольником, и я, не теряя зря времени, тут же опускаюсь на колени и целую твои завитки.
Ты закрываешь глаза от удовольствия и откинув голову назад, сползаешь на край кресла,
…Как я люблю тебя целовать!
Опускаясь ниже и ниже, я не пропускаю ни одного сантиметра твоей сладкой лодочки, и, когда большой и сильный бугорок вспухает в моих губах, ты издаешь глухой, сдавленный стон.
-Сделай мне больно-о-о-о! – просишь ты меня.
Последние твои слова сливаются в сплошной стон, и только иногда ты снова шепчешь мне:
-Да, так, ещё, ещё сильней!
Когда ты уже вся во власти накатившегося на тебя цунами, и твой стон переходит в крик, я отпускаю тормоза.
Ты хватаешь воздух открытым ртом, и, уже не в силах что-либо сказать, только стонешь, сливаясь в этот момент со мной в единое, мощное, любящее и желающее существо.
…Потом ты улыбаешься сквозь выступившие на глазах слезы, и тихо просишь:
-Не уходи, побудь там еще …
…Вечер. Мы сидим с тобой в креслах, которые я вынес из комнат и поставил на открытой террасе.
Полосатый плед все время сползает вниз, и я, то и дело наклоняясь, ловлю его и снова укутываю им тебя.
-Иди ко мне, просишь ты, и я усаживаюсь рядом, прямо на пол террасы, и кладу голову тебе на колени.
…Мы сидим и молчим.
Что могут сказать друг другу два любящих существа, если их бессмертные души, лаская друг друга, сейчас там, в раю, откуда изгнал нас Творец тысячи лет назад?
…Первые звезды высыпают над нашими головами, и летучие мыши черными, бесшумными тенями начинают свой танец между деревьями сада.
Гоп! Гоп!
-Слышишь, как падают яблоки? — спрашиваешь ты меня.
-Это не яблоки, это моё сердце стучит у меня в груди, — говорю тебе я.
-Ты раньше многих любил? – неожиданно спрашиваешь ты.
-Я случайно встретил их, когда искал тебя, — отвечаю я, зная уже, что ТАК, как тебя, уже никого полюбить не смогу.

Июль 2006 г.