Хмурые тучи медленно ползли по серому небу, мешая солнцу радовать светом и теплом город и его жителей. На тротуаре пузырились лужи, через которые перепрыгивали живые зонтики. Люди прятались от наглого осеннего дождя, укрывались под козырьками киосков и магазинов, заскакивали в любую распахнутую дверь. Воскресное утро будоражило чувства лирикой погоды…
Андрей поставил кресло у самого входа в свой полуподвальный «Букинист» и с каким-то необъяснимым восторгом наблюдал жизнь, происходящую вокруг. Было немного зябко, но закрывать дверь не хотелось – она как бы являлась своеобразным порталом, соединяющим два разных мира. Один из этих миров был внешним, обычным и утомляющим своей неуклюжестью, другой же – постоянно удивляющим, чарующим миром книг, стоящих на полках родного магазинчика. Этот Второй мир был намного понятней и ближе, чем тот, первый, существующий по несовершенным и даже извращённым законам.
Андрей создавал свой мир уже много лет и шёл к нему непростым путём, который однажды неожиданно завёл на службу в милицию. Но там вдруг выяснилось, что милиция – это не только образцовые стражи порядка и защитники законопослушных граждан. Оказалось, что имеется и обратная, крайне неприглядная «сторона медали» — грязь и подлость, чинопочитание и взяточничество, тяжёлый, неблагодарный труд и отсутствие всяких перспектив. Всё это никак не вязалось с создаваемым миром, и Андрей без всякого сожаления ушёл из «органов», пустившись в рискованные странствия по жизни.
И вот, в результате многих злоключений, он оказался в небольшом полуподвальном помещении, которое сдала ему недорого в аренду, вместе с парой сотен списанных книг, одна из городских библиотек. Так возник маленький, но вполне уютный мирок с названием «Букинист», и этим миром Андрей не без оснований гордился. Ещё бы! Ведь это было именно то, о чём он так долго мечтал и даже видел в своих счастливых снах.
Он любил гладить рукой СВОИ книги, вдыхать их запахи и прислоняться к ним щекой, наслаждаясь единением с этими маленькими источниками душевной радости. Во всём этом было что-то интимное и сверхъестественное, что-то не поддающееся никакому человеческому разумению. Подавляющее большинство из этих книг он прочёл, а некоторые, самые любимые, знал почти наизусть. Он радовался каждой хорошей книге, пусть даже и основательно потрёпанной годами, когда её приносил сюда какой-нибудь горе-владелец, решивший вдруг, по той или иной причине, расстаться со своей преданной спутницей жизни. Ведь книга не может предать человека! Она верна хозяину до его самых последних минут на этом свете. А вот человек часто предаёт книгу. Предаёт, особенно и не задумываясь о таком «пустячке»…
Андрей считал себя в какой-то мере спасителем литературы. Ведь благодаря его магазину почти каждая принесённая сюда книга со временем находила своего нового владельца и друга, того, кому она была действительно нужна.
— Бедняжки вы мои, — произносил иногда он вслух, задумчиво глядя на полки, словно книги могли его услышать и понять. – Ну, ничего, ничего…
В самом дальнем закутке магазинчика Андрей поставил старенький топчан и журнальный столик и часто оставался здесь ночевать, с удовольствием перечитывая какую-нибудь из своих любимиц. Он мог читать всю ночь напролёт, подбадривая себя крепким чаем или кофе из термоса, а иногда позволял себе и что-нибудь покрепче.
В собственном мире было намного уютней и спокойней, чем дома, где на Андрея постоянно обрушивались выстрелы из «двуствольной артиллерии» жены и почти взрослой дочери, осаждавших его душу всякой бытовой чернухой.
«Ты бы лучше на стройку пошёл! Там хоть какие-то деньги платят. А то сидишь как идиот со своими книжками… И ладно бы продавал что-то путёвое, а то ведь макулатура одна… Да кому сейчас нужны все эти твои советские писателишки? Классики соцреализма!.. Кто их теперь читает? Какой дурак за них платить будет? Ты не думаешь о том, что завтра дочь замуж соберётся? А у нас ведь даже денег на свадьбу нет! Не говоря уже о прочем…»
Обвинения всегда били больно и точно. Он чувствовал, что жена в чём-то права, и от этого было ещё хуже. Дочка собиралась поступать в университет, а за учёбу платить было нечем…
— Здравствуйте…
Андрей не заметил, как девушка вошла в магазинчик, и потому вздрогнул, услышав её голос. Опять пришла! И вновь во взгляде что-то необъяснимое…
— Как жизнь? – Он попытался скрыть охватившее его волнение и как можно беззаботнее подмигнул ей.
Девушка пожала плечами и улыбнулась. Её тёмно-русые волосы спадали на плечи и спину свободными волнами. От неё исходил приятный аромат луговых цветов, и этот аромат сразу же заполнил весь полуподвал.
— У меня сегодня вечером много свободного времени, — смущённо произнесла она, мгновенно покрывшись румянцем. – Вы… не хотите погулять?
Длинные, пушистые ресницы взметнулись с вызовом, а красивые карие глаза несколько секунд не мигали. Казалось, девушка замерла, напряжённо ожидая ответа.
«Господи, да зачем же я тебе нужен? Ведь тебе, наверно, и двадцати ещё нет, а я уж тридцать пять разменял. И ведь одета хорошо, значит, вполне перспективная…»
Эти мысли пронеслись стремительно и оставили в душе лёгкую грусть. Был бы помоложе лет на десять, а так… Нет, не стоит вторгаться в её жизнь, чтобы не произвести там никаких разрушений.
— Извини, я сегодня занят. Дела, будь они неладны.
Чтобы не выдать своё враньё, Андрей отвернулся, делая вид, будто поправляет на полке книги.
— Что вы, это вы меня извините, — поспешно проговорила она, краснея ещё сильнее. – Я, наверное, кажусь вам глупой…
— Нисколько. – Андрей попытался улыбнуться, но вышло это как-то натянуто.
Чтобы сменить тему, он указал девушке на полку.
— Взгляни сюда. Вчера только принесли – одна вредная тётка. Юрий Казаков, Андрей Платонов, Паустовский, Пришвин, Юрий Трифонов, Евгений Замятин. Можно сказать, целая библиотечка советских авторов. Очень советую тебе почитать. Это отличные повести и рассказы. Ты, например, читала «Золотую розу» Паустовского?
— Нет. – Девушка подошла к нему, разглядывая книги.
Теперь она стояла совсем рядом, едва не касаясь его плеча, и Андрей ощутил, что эта близость буквально пьянит и немного кружит голову.
«Может быть, всё же пройтись с ней вечером по городу?» — мелькнула шальная мысль, но он тут же отогнал её.
«Нет, нет и ещё раз нет! Всё равно, ничем хорошим это не кончится. Потом будут боль и грусть юного существа, и крушение жизненных идеалов. Я не хочу быть причиной этому. Только не я…»
Он слышал её дыхание, упивался её ароматом юности и желал теперь только одного – чтобы она поскорее покинула его магазин. Скорее бы ушла и забрала с собой всю его бурю желаний и чувств.
— Я возьму их все. Наверное, это действительно хорошие книги, раз вы так их хвалите. Мне кажется, у вас есть художественный вкус.
— Пожалуй, это единственное, что у меня есть, — с грустью произнёс Андрей.
— Зачем вы так говорите? – Девушка взглянула укоризненно. – Вы… очень хороший человек. Разве это так мало? Ведь в наше время, когда все вокруг помешались на деньгах и достатке, таких людей почти не осталось. Все забыли о том, что кроме «баксов» и «мерсев» есть ещё и что-то более дорогое и вечное. А богатство – это всего лишь театральная декорация, и не более. Всё это пройдёт…
Она замолчала, часто дыша от волнения, а Андрей тупо смотрел на её грудь, высоко вздымающуюся под тонким свитерком, и ничего больше не замечал вокруг.
Усилием воли он всё же заставил себя оторвать взгляд от груди девушки и увидел её красивые карие глаза, в которых бушевал ураган эмоций.
— К сожалению, моя жена и дочь считают по-другому. Им нужен именно достаток и ничего другого.
Он спохватился, так как фраза прозвучала совсем не к месту. Но взгляд девушки уже потух, в нём теперь появилось сожаление о высказанном.
«Вот идиот! Ну зачем было это ляпать?..»
Она сложила в пакет полдюжины книг и протянула деньги, отведя в сторону взгляд, словно ей было стыдно платить.
— Не надо. – Андрей демонстративно спрятал руки за спину. — Считай это моим подарком тебе.
— Так вы разоритесь, — сказала она вполне серьёзно. – Это же ваш бизнес.
— Да какой это, к чёрту, бизнес! Я что, похож на бизнесмена?
— Нет, не похожи. Вы… вы совсем не такой.
Андрей осторожно взял её за руку.
— Послушай, мне кажется, ты чересчур меня идеализируешь. А я ведь вполне обычный человек с кучей бытовых проблем и семейных неурядиц. Я… просто неудачник, не нашедший своё место в этой новой, дерьмовой жизни. Пойми это. Подобные мне люди со временем вымрут, потому что стране нужны совсем другие – наглые и беспринципные, способные на всё ради достижения своих целей. А мы – всего лишь жалкие пережитки социализма, которые наивно верили в светлое будущее. Мы – отходы, утиль…
— Прекратите! – с жутким отчаянием вскричала девушка и бросилась к выходу.
— Подожди! – Андрей попытался её догнать, чтобы остановить, извиниться за свой срыв и начать весь разговор с начала. Он вдруг понял, что не хочет сейчас расставаться с этой милой девушкой, тем более, так нехорошо.
— Я дурак! Ты не слушай меня…
— До свидания, — со всхлипом произнесла она уже на крыльце и быстро зашагала прочь, выбивая каблучками дробь по плитке тротуара.
Она, кажется, заплакала, и Андрею стало стыдно за то, что обрушил свои проблемы на человека, который пришёл сюда, быть может, чтобы найти здесь утешение для своей души.
«А я ведь до сих пор не знаю её имени…»
Он с щемящей сердце грустью смотрел вослед девушке, пока она не скрылась из вида, затерявшись во всеобщем хаосе городской жизни. Достал из кармана своей старенькой джинсовой куртки пачку «Явы» и закурил, успокаивая нервы, но, не докурив сигарету до конца, бросил её в урну и вернулся в полумрак «Букиниста». Ему показалось, что в магазине возникло странное гнетущее напряжение, словно все книги переживали сейчас вместе с ним недавнюю сцену. Возможно даже, книги осуждали его за минутную слабость и теперь неслышно перешёптывались между собой, делились впечатлениями и мнениями.
— Ну что скажете, носители вековой мудрости? Не бойтесь, обвиняйте.
Андрей выжидающе разглядывал хмурые полки, но хитрые книги притаились и благоразумно молчали…
Наблюдать за людьми, приходящими в его магазинчик, всегда было интересно. Зачастую покупатели представляли собой настолько любопытные и по-своему неповторимые образы, что Андрей не удержался и начал вести что-то вроде дневника, где делал записи о всех необычных людях или историях, связанных с ними. Порой у него получались неплохие художественные зарисовки, вполне достойные литературных журналов.
У «Букиниста» имелись свои завсегдатаи, появлявшиеся здесь каждую неделю. Они подолгу выбирали какие-то книги и расспрашивали об авторах и сюжетах их произведений, а затем уходили так ничего и не купив, либо приносили сюда экземпляры из личных домашних библиотек. Эти люди постоянно что-то рассказывали о своей жизни, делились проблемами или радостями, а иногда даже просили в чём-либо совета…
— Вот, принёс советские детективы.
Высокий, сухощавый старик неторопливо доставал из большого коричневого портфеля книги и бережно складывал их на столик.
— Расстаюсь с ними с болью в душе, как со старыми друзьями. Вы понимаете, о чём я?
— Даже слишком. – Андрей так же бережно принимал томики в твёрдых коленкоровых или ледериновых обложках.
Братья Вайнеры, Юлиан Семёнов, Николай Леонов, Аркадий Адамов… Классики советского детектива, долгое время составлявшие конкуренцию Западу. Теперь их место заняли многочисленные лихие авторы «крутых» боевиков и кухонные писательницы, возомнившие себя Агатами Кристи, а так же жуткие чернушно-порнушные литераторы, называющие свои демонические труды новым реализмом. Вайнерам и Леонову стало тесно и неуютно на полках книжных магазинов, в окружении псевдолитературного чтива…
— А что поделаешь? – продолжал рассуждать старик. – На одну пенсию нынче прожить невозможно, вот и приходиться распродавать. У меня тут везде экслибрисы стоят. – Он открыл одну из книг и показал синий оттиск с изображением советского герба. – Я, знаете ли, раньше работал в одном очень серьёзном учреждении и неплохо получал для тех времён. Всегда любил читать. У меня дома две тысячи томов было… Сейчас уже и половины не осталось… Жалко продавать, но приходится… Да, просрали мы страну, отдали её на растерзание и поругание хапугам и разным выродкам. Так нам и надо. Я ведь хорошо помню, как в августе девяносто первого все кричали «Да здравствует демократия!» и ждали перемен к лучшему. Вот перемены и настали. Эх…
Старик тяжело вздохнул и покачал головой, не пересчитывая, сунул деньги в карман старого драпового пальто серого цвета.
— Уходят книги, уходит и жизнь, — грустно произнёс он и ушёл, покачивая в руке пустым портфелем.
Книги старика выглядели вполне привлекательно и ещё могли найти своего покупателя. Андрей поставил их на видное место и вышел на крыльцо покурить. Задумался. Вспомнил, что ещё не заплатил библиотеке за аренду подвала за этот месяц, припомнил утренний скандал с женой, разгоревшийся из-за какого-то пустяка, и решил сегодня вновь ночевать здесь.
Не докурив сигарету, он бросил её в урну. Заметил неподалёку дворнягу, внимательно наблюдавшую за ним. Во взгляде этой худой, замызганной собаки с грязной, свалявшейся шерстью таилось ожидание.
— Что, братец, голоден?
Пёс облизнулся, словно понял слова человека.
— Погоди-ка, у меня тут, кажется, кое-что есть для тебя.
Андрей спустился в магазин и достал из спортивной сумки свёрток, в котором лежал его ужин. Развернул бумагу и отложил один из припасённых бутербродов, вернулся с ним на крыльцо. Дворняга сидела на прежнем месте и встретила его появление радостным вилянием хвоста.
— Держи, псина, подкрепись!..
Пёс поймал бутерброд налету и жадно проглотил хлеб с колбасой, затем вновь с ожиданием устремил на Андрея свои умные, чёрные глазища.
— Всё, брат, извини. Мне тоже нужно будет поесть.
Собака разочарованно опустила морду и понуро побежала дальше в поисках лучшей доли. А вслед за дворнягой к «Букинисту» незаметно подкрался и вечер, принёсший с собой уйму сомнений и невесёлых раздумий о завтрашнем дне. И только одни верные книги тут же бросились на выручку своему владельцу, спеша отогнать подальше все жизненные тревоги и удручающие мысли. Они, эти маленькие чародеи, как всегда, не подвели…
Город погружался в сон, окна в домах гасли одно за другим, тьма праздновала победу над светом. Андрей чувствовал, что может стоять вот так бесконечно долго и смотреть на это торжество наползающей ночи. Он выкурил подряд несколько сигарет и теперь понял, что не сможет спокойно уснуть. Душа требовала лекарство.
Закрывшись изнутри, он прилёг на топчан и взял в руки сборник Платонова, решив насладиться магией лексики этого великого русского писателя, сумевшего создать свою неповторимую Вселенную, населённую причудливыми образами и персонажами, говорящими необычайно глубоко и красочно. Эти персонажи мечтали о прекрасном и ради своей мечты готовы были на самые безрассудные свершения и подвиги, они были во многом наивны и чисты своей душой, они строили новую жизнь, испытывая радость и счастье от этого строительства, и верили в лучшее. Окунувшись в Море Юности, они смело шагали вперёд по Эфирному Тракту, влекомые своими безумно-грандиозными идеями переустройства мира…
Постепенно таинство сна возобладало над организмом человека, и физическая явь сменилась метафизической ирреальностью, в которой происходили события, подвластные неведомым законам совсем иного Мироздания. Живые и умершие люди одинаково свободно обитали в этом сне, и Андрей общался со всеми ними, мгновенно перемещаясь из одного места действия в другое и вовлекаясь в разные мыслимые и немыслимые события и происшествия. Он сам жил в собственном сне не менее реально и полноценно, чем в трёхмерном мире действительности. И порой было уже совершенно непонятно, где заканчивается этот настоящий мир и начинается тот иллюзорный…
Иногда по ночам книги начинали шептаться, и он, слушая их странный шёпот и выхватывая из него отдельные фразы и слова, представлял себя ребёнком того лучшего, удивительного возраста, когда сама ночная тьма кажется живой и населённой разными потусторонними существами. Он не мешал книгам общаться, опасаясь, что они замолчат навсегда. Он просто лежал на своём топчане и радовался тому, что становится участником этой маленькой мистерии, в которой не может быть постороннего наблюдателя. И в такие минуты Андрей ощущал себя по-настоящему счастливым человеком. Ему было очень хорошо и уютно в этом мире, чуждом его душе и разуму. И тогда он даже начинал подумывать о том, что, возможно, не так уж всё и плохо вокруг…
— Старик, ты безнадёжно выпал из потока жизни. А поток этот стремительный и бурлящий, и не тонут в нём только самые лучшие пловцы. И знаешь, в чём здесь секрет? Барахтаться надо! Иначе никогда тебе не пить дорогие коньяки и не кушать вкусные деликатесы. Да и девочки шикарные не залезут сами в твою койку. Понятно?
Произнеся эту наставительную речь, Федя почесал свой внушительный живот, нахально выпирающий под рубахой, отчего казалось, что там спрятан глобус или футбольный мяч. Затем он медленно, словно смакуя каждое движение, открыл бутылку армянского коньяка и наполнил им рюмки, пододвинул поближе к гостю тарелки с закусками: тонко нарезанные лимончики и киви, бутерброды с копчённой сёмгой и с красной икрой, нарезка грудинки и горстка маслин.
— А если будешь барахтаться, то вся эта здоровая и вкусная пища станет для тебя обыденной и привычной. Ну, давай, братан, выпьем с тобой за то, чтобы ты поскорее забросил свои книжки и занялся серьёзным делом.
Андрей выпил свою рюмку безо всякого удовольствия и неуверенно откусил кусочек бутерброда, рассеянно глядя на стол. Вспомнилась счастливая школьная пора и тот прежний Федя, бывший тогда не таким толстым и не таким умным, как теперь. А может, он и сейчас-то не поумнел и остался всё тем же троечником? Ведь не все же богатые нынче люди обладают какими-то талантами и большими умственными способностями. Ведь из тех, кто в этой новой и непривычной жизни сумел вскарабкаться вверх, далеко не все умны и хорошо образованны, а ещё меньше среди них культурных и по-настоящему талантливых. И всё же, эти «Феди» теперь пьют дорогие коньяки и жрут какую-нибудь форель или палтуса, намазывают на хлеб с маслом толстый слой красной или чёрной икры и презрительно усмехаются при виде бывших учёных или инженеров, получивших взамен своего ума и порядочности дырку от бублика и отсутствие жизненных перспектив.
Все эти «Феди» ездят на «мерсах» или разных джипах, хвастаются друг перед другом длинноногими куклами-красотками и считают себя хозяевами обновлённой страны. Так неужели за такими вот «Федями» будущее России? Тогда что же остаётся остальным, тем, которые учились в школе на пятёрки и четвёрки, но не научились топить других в мутном потоке жизни? Что остаётся добрым и честным? Тьма и второсортное существование? Неясные надежды на лучшее будущее и несбыточные грёзы о прекрасном? Дно потока?! Омут бытия?..
Федя поглощал закуску с видимым аппетитом, выдающим в нём человека деятельного и уверенного в завтрашнем дне. Смотреть на то, как он поглощает коньяк и бутерброды, было до зависти приятно и волнительно. Именно так, должно быть, ест тот, кто рассчитывает прожить долго и насыщенно, без всякой нужды и печали.
— За то, чтобы люди всегда читали и любили книги, — предложил тост Андрей.
Федя ухмыльнулся во всё своё широкое, круглое лицо с розовым румянцем на обвисающих щеках.
— Да брось ты, старичок, это тебя не спасёт. Лучше иди ко мне на работу. Например, нашей фирме нужен офис-менеджер, то есть, по-старому, завхоз. Оклад неплохой, на своей макулатуре ты столько не заработаешь. Давай, соглашайся, пока предлагаю по блату. Место долго пустовать не будет.
— Мне нужно подумать.
Андрей проглотил лимонную дольку, стараясь не смотреть на того, кто когда-то в прошлой жизни списывал у него контрольные по математике и диктанты по русскому языку.
Что ж, тот школьный опыт Феде, видимо, сильно пригодился впоследствии. Наверное, он принадлежит к особой породе людей, умудряющихся везде и всюду пролазить вперёд за счёт других, не испытывая при этом ни малейших сомнений или угрызений совести. Счастливая порода, обладающая отменным аппетитом и быстро пожирающая мировую материю, да и само окружающее пространство…
— Думай-думай, но только не долго.
Федя забросил в глубину своего рта ломтик грудинки и, смачно чавкнув, принялся уплетать за обе щёки…
Жена разразила дома очередной истеричный скандал, прикрываясь дочерью и семейными интересами. Она гневно обвиняла, словно самый безжалостный прокурор, и лишала права на любое снисхождение и апелляцию. Слушать её во многом справедливые упрёки было мучительно больно и невыносимо.
— Да пропади они пропадом, твои книги! Ты на них разменял самое дорогое – свою родную дочь! Тебе плевать на нас обеих!..
Она кричала долго и яростно, обличая в нём полную никчемность и ненормальность и заявив в конце, что он просто украл её жизнь, обманув когда-то в молодости самым бессовестным образом.
— Господи, за что мне такое наказание?! – взмолилась жена под занавес всего этого трагифарса. – Ну в чём я провинилась перед тобой? У всех мужья как мужья, а этот…
Не в силах выносить дальше подобное представление, Андрей ударил в сердцах кулаком по столу и ушёл, испытывая сильную горечь и злость. Его буквально трясло и лихорадило, и хотелось что-нибудь крушить и уничтожать.
— Дура, дура, дура, — твердил он на всём пути в свой родной «Букинист», стремясь поскорее найти там приют и спасение от вселенского зла, проникшего в его жену и превратившего её в чудовище.
— Да она же ведьма настоящая! Ведьма… Погибели моей хочет, тварь…
Книги, конечно же, нетерпеливо дожидались его прихода, томясь во тьме подвала, словно узники, приговорённые к пожизненному заточению. Он явственно услышал их облегчённые вздохи, когда с силой распахнул дверь магазина, впуская туда утреннюю свежесть и прохладу. Наверное, во всём бесконечном мире одни только эти книги любили его по-настоящему преданно и бескорыстно. И поэтому каждый раз, продавая ту или иную из них, Андрей испытывал нечто вроде угрызений совести.
— Держись, друг, — ободряюще забормотали со стеллажей сборники писателей-сказочников и фантастов. – Живи будущим, оно обязательно будет радостным и замечательным. Мечтай и верь…
Решил забыться за чтением мировой классики. Кортасар, Маркес, Гёссе, Камю, Сартр и Миллер тут же наперебой стали предлагать ему свои услуги, обещая заманчивые сюжеты и жуткие тайны сознания. Всё это было уже не раз читано, но…
Он остановил свой выбор на магическом таинстве Хулио, решив с головой окунуться в омут загадок и унестись в полёт почти безумной фантазии знаменитого автора. Лекарство подействовало безотказно, и вскоре лицо жены-ведьмы, искажённое бешенством и истошно вопящее, исчезло где-то в ментальных сферах латиноамериканской прозы, растворилось там без остатка, словно было не живой человеческой плотью, а бесплотным духом – злобным и неистовым…
Она пришла снова. Тихонько прислонилась к крайнему стеллажу и молча наблюдала за ним, пока он не почувствовал её присутствие.
— Привет. – Андрей старался говорить как можно осторожнее, чтобы не ранить нечаянно-грубым словом трепетную душу девушки. — Не сердишься на меня?
— Нет, что вы, нисколечко, — пылко произнесла она, дурманя ароматом юности и непорочности.
— Я тогда… глупости всякие молол. Ты извини.
Девушка улыбнулась, засияв радостью и надеждой, и доверчиво подошла ближе. Так обычно подходит собака, преданная плохому хозяину, надеясь, что он больше не будет её бить.
— А я хотела вас… к себе пригласить. – Она опустила глаза и густо покраснела. – Можно?
И Андрей вдруг понял, что сейчас, в этот самый момент, решается судьба целого Мироздания, маленькой Вселенной, название которой ЧЕЛОВЕК, и если он совершит оплошность, то может произойти что-то непоправимое и ужасное. Нет, Вселенные не должны разрушаться и гибнуть! Они должны жить и заполняться новыми мирами, светлыми и удивительными…
— Конечно, можно. – Его бросило в жар от собственных слов. – А родители где?
— Они уехали отдыхать в Турцию. На неделю. Так что, я одна, сама себе хозяйка. У меня есть торт вкусный. Бисквитный. Сама пекла. Вам понравится.
Она выпалила всё это на одном дыхании и смущённо улыбнулась. Распустившийся бутон женственности и красоты… Кто же сорвёт этот хрупкий цветок, чья грубая и не умеющая дарить любовь рука?..
— Слушай, тебя зовут-то как? – Он вспомнил, что так и не узнал её имя. – А то как-то даже неудобно.
— Марина. – Девушка вдруг засмеялась. – А вас?
— А я Андрей. Приятно познакомиться.
— Взаимно.
Они шутливо пожали друг другу руки и стали чуточку ближе, родней, словно убрали между собой некий незримый барьер на ментальном уровне.
— Тогда, Марина, ты подожди немного. Я сейчас наведу здесь небольшой порядок и буду всецело в твоём распоряжении.
— Хорошо, я подожду вас у входа.
Она буквально выпорхнула из магазинчика, словно обрела только что крылья и теперь торопилась опробовать их в полёте.
Когда он закрывал «Букинист», то услышал ободряющий шёпот книг. Кажется, они радовались за своего владельца и желали ему приятного вечера…
Марина жила далеко, почти на другом конце города, и они более получаса неслись на маршрутке по улицам, одевающим осенние наряды. Андрей старался отгонять прочь всякие лишние мысли, терзающие душу явным несоответствием между ним и девушкой. Ведь не пара они, не пара! Ну как же она этого не понимает? Другой ей нужен, совсем другой…
— Вот здесь я и обитаю, — с некоторым оттенком гордости произнесла она, когда завела его в просторную трёхкомнатную квартиру, обстановкой своей выдающую немалый достаток хозяев.
— Неплохое обиталище, — с усмешкой произнёс он, разглядывая дорогую импортную мебель, арочные своды дверей и паркетные полы. – Этакая евроберлога с электронной начинкой.
— Одна комната принадлежит старшему брату, но он уже почти год не живёт с нами. Нашёл себе богатую женщину, которая старше его на целых девять лет. У неё свой бизнес, кажется, фирма по ремонту квартир. Так что, братец неплохо устроился. Хотя, лично мне кажется, что он для неё скорее игрушка, которую в любой момент можно выбросить, если надоест…
Она рассказывала, споро хозяйничая на кухне – там гремела посуда, хлопала дверца холодильника, лилась из крана вода. Андрей же сидел в комнате Марины, слушая её речь и рассматривая окружающие предметы и вещи, открывающие ему образ и характер девушки.
Несколько кукол и плюшевых зверюшек тут и там, компьютер на письменном столе, её детские фотографии в рамочках на стене и небольшой книжный шкаф, на полках которого выстроились в стройные ряды томики Экзюпери и Киплинга, Гофмана и Вальтера Скотта, Джека Лондона и Майн Рида. Наивная романтика детства! Из неё обычно вырастают хорошие люди, не способные творить зло и толком защищаться от него.
Он улыбнулся, увидев среди книг «свои», из «Букиниста», и подмигнул им, словно старым знакомым. Они, кажется, тоже узнали его…
— Прошу к столу! – крикнула из кухни Марина.
Войдя туда, Андрей с удивлением обнаружил на столе, кроме торта и тарелки с фруктами, открытую бутылку белого полусладкого вина.
— А это ещё к чему?
— Просто я хочу, чтобы этот вечер стал для меня маленьким праздником, — тихо произнесла девушка, не глядя на него. – И не вздумайте отказаться.
Он понял, что для девушки всё это, действительно, очень серьёзно, и, судя по всему, она заранее приготовила эту бутылку специально для такого случая.
Андрей сел напротив неё и наполнил вином фужеры. Марина смотрела затуманенным взором, в котором было нечто бездонно-космическое, словно она совершала сейчас некое высшее таинство.
— Тогда за тебя, — сказал он дрогнувшим от волнения голосом. – Пусть сбудутся все твои мечты и надежды.
Девушка пила маленькими глоточками, закрыв глаза, и, выпив до дна, засмеялась.
— Ой, я сейчас быстро опьянею. Как глупо.
— Ты закуси хорошенько фруктами. – Он пододвинул ей тарелку.
— Нет, нарочно не буду. Хочу опьянеть. – Марина опять наполнила бокалы.
В её глазах заплясали бесовские огоньки развязного веселья. Похоже, девушка не так часто пробовала алкоголь и пошла теперь на это только ради своего гостя. Она выпила полбокала и, вскочив, побежала в свою комнату. Вскоре там заиграла музыка – что-то инструментальное из мировых шедевров.
Марина неожиданно возникла в дверях кухни точно причудливое, неземное видение, сводящее с ума своей мистической красотой случайного наблюдателя.
— Пойдём танцевать, — позвала она, протянув к Андрею руки. – Я хочу танцевать. Ну же!..
Он не мог, никак не мог прервать этот её маленький праздник, тайную мистерию души. Просто не имел на это права! И Андрей, взяв девушку за руки, помог ей воспарить над окружающим пространством в медленно-интимном танце нежности и чувств.
— А я ведь, дурочка, одно время пыталась через Интернет познакомиться, всё в чатах зависала и с разными кретинами откровенничала, — быстро говорила она, прижимаясь к нему сильней и сильней. – Потом поняла, что всё это ерунда полная, и надо искать любимого человека здесь, в реальной жизни. И я искала, искала…
Марина положила голову ему на плечо и заметно вздрогнула всем своим молодым, девичьим телом, словно волна сладострастия всколыхнула её.
— О, господи, — прошептала она каким-то севшим голосом. – Мне никогда ещё не было так хорошо. Кажется, это всего лишь сон, волшебный и счастливый. Ну, обними же меня скорее, миленький мой. Я ведь так долго ждала этого, так долго хотела, чтобы ты оказался рядом…
От этих слов девушки Андрея вновь бросило в жар, и он сам ощутил дрожь и сладкий трепет. Он прижал Марину к себе и стал гладить её по распущенным русым волосам, по спине. Окружающая реальность начала искажаться и как-то странно покачиваться.
А в следующую секунду он увидел перед собой её полуоткрытый ротик и влажные, ждущие губы и осторожно прикоснулся к ним своими губами, а потом одарил девушку долгим, сильным поцелуем, от которого она застонала и ослабела в ногах.
— Будь сегодня моим… пожалуйста… Хороший, нежный, — зашептала она, и из её закрытых глаз потекли слёзы. – Иначе я умру без тебя… я не смогу жить. Не смогу…
Андрей почувствовал, как счастливое, бесконечное безумие заполняет его, заставляя делать то, на что он никак не мог решиться. Его руки, будто зажив самостоятельной жизнью, ласкали и раздевали девушку, превращая её в юную богиню любви и красоты, созданную для поклонения и вечной, неутолимой страсти. И он тоже ощутил слёзы на своих щеках, но совсем не стыдился их и не пытался вытирать, потому что руки его были заняты телом Марины, даря ей всё новые и новые ласки и заставляя её содрогаться и всхлипывать, выгибаться и вскрикивать что-то бессвязное и немыслимое…
И они превратились в некий единый космический сверхорганизм, несущийся сквозь бездну Вселенной в неистовом, сумасшедшем полёте и отдающий свою энергию звёздам и планетам. А вокруг вспыхивали новые миры, удивительные в своём неповторимом разнообразии, и каждый из этих миров был невообразимо прекрасен, и каждый из этих миров был для них родным и понятным. И на одном из этих миров сейчас зарождалась новая жизнь…
Марина лежала на кровати, свернувшись калачиком, беззащитная в своей наготе – в сущности, совсем ещё ребёнок, юное существо, мечтающее о сказочном принце. Она была всё такая же непорочная, несмотря на прошедшую безумную ночь и на собственную обнажённость. И Андрей испытывал теперь жгучие угрызения совести, разглядывая хрупкое тело девушки, озарённое утренним солнцем.
Как мог он так поглумиться над этим ангелом? Как посмел посрамить своей грубой, мужской плотью её девственное естество и душу, исполненную чистоты и невинности? Нет ему теперь прощения на этом свете, нет! Не должен был он поддаваться искушению и страсти. Не должен…
Он осторожно, боясь потревожить сон Марины, поднялся и, одевшись, поспешно покинул её квартиру. По сути, Андрей трусливо, панически бежал с места своего преступления, стараясь не вспоминать о том, что произошло между ним и девушкой этой ночью. Скорее, скорее в «Букинист!» Просить прощения у книг и каяться, каяться, каяться!..
Книги простят его, обязательно. Ведь в них собрана вся вековая мудрость человеческой цивилизации, и они, конечно же, поймут его. Не могут не понять! Ведь он им не чужой…
Но книги хмуро молчали, слушая его исповедь, и это молчание доводило до исступления. Они молчали даже тогда, когда какой-нибудь покупатель, заплатив необходимую сумму, уносил их с собой, в неизвестность нового существования. Книгам будто стала совершенно безразлична дальнейшая участь…
— Андрюха, что ты как убитый? Проблемы?
Он взглянул на человека, задавшего вопрос, и не сразу разглядел в нём своего старого приятеля, которого не видел уже больше года.
— Гриша, ты, что ли?
— Да вроде как я, только вот… — Приятель кивком головы указал на свою правую руку. – Почти не работает, зараза. И ногу волочу.
— Как же это? – Изумился Андрей. – Я ведь помню, ты был таким шустрым, подвижным. Ты ведь всё спортом занимался!
— Похоже, отзанимался я, — грустно произнёс Григорий. – Инсульт весной накрыл. Хорошо хоть вообще живой остался. Врачи сказали, ещё бы полчасика, и всё, не спасли бы. Видишь, как она, жизнь-то… Кого щадит, а к кому задницей… Кольку Ефимова помнишь? Схоронили летом. Он пил сильно, вот сердце и не выдержало. Сорока мужику не было. Так-то…
— Да уж. – Андрей рассеянно взглянул на ближний стеллаж. – А я тут всё торгую, торгую. Чужие души продаю. Ведь книги – это частички душ авторов, а значит, вроде как живые…
— Ты это о чём? – не понял Гриша, недоумённо разглядывая внутренности магазина.
— Да так, о своём… Слушай, а ты сейчас чем вообще занят?
Приятель пожал плечами.
— Да чем я могу быть занят? Хожу вот, пытаюсь жизни радоваться, как врачи советовали. Только… радости-то нет вовсе. Да и откуда ей быть? Видать, не для нас в этой жизни радость дана…
— Выпить не хочешь? – Андрей выложил перед собой из кармана двухдневный заработок. – Здесь как раз на пузырь с хорошей закуской. Ещё и останется.
— Можно и выпить. Мы ж с тобой больше года как не выпивали. Давай хоть помянём всех ушедших, да за нас пропустим по маленькой.
Андрей, стараясь не обращать внимания на пристальный, изучающий взгляд книг, закрыл магазин и повёл приятеля в ближайший супермаркет, где, как водится, имелось большое разнообразие спиртного…
Уже позже, имея при себе бутылку, они уютно расположились на лавочке в глубине одного из окрестных дворов, в окружении кустов и деревьев, готовящихся сбрасывать пожелтевшую листву.
Выпили по первой, разговорились.
— Вот и всё, похоже, — угрюмо изрёк Григорий. – Кому теперь инвалид нужен? На работу нигде не возьмут, это точно, а на пенсию сильно не разгуляешься. Да и жене я сказал – хочешь, уходи, пойму. А она мне в ответ – тебе совсем, что ли, мозги отшибло инсультом… Нет, Лидка у меня молодец. Таким бабам памятники ставить надо.
— А моя совсем озверела. – Андрей вздохнул. – Всё про деньги орёт да почём зря скандалит. Не могу я уже это выносить. Может, бросить её, на хрен?
Гриша пожал плечами и налил ещё водки.
— Решать тебе. Если она не права, лучше не терпеть. Дальше будет только хуже. Это точно.
— Да в том-то и дело, что она по-своему права. Я это всё понимаю. А вот она меня понять не хочет. Ни в какую.
— Обычная история, — заметил приятель с мудрым видом. – Нет, тут я тебе не советчик…
Во дворе игралась ребятня, шумя и весело резвясь. Дети гонялись друг за другом, точно ошалелые, толкались и громко, совсем по-взрослому матерились. И было очень сомнительно, что они читают какие-либо книги – в лучшем случае, проводят вечера за компьютером и играют в разные «стрелялки». А ведь именно такие дети являлись будущим человечества, и им предстояло создавать культуру нового века.
Андрею вдруг захотелось догнать одного из этих шумных пацанов, встряхнуть его, как следует, и спросить строго, какую последнюю книгу тот прочёл. Схватить за горло, заглянуть в глаза и спросить!..
Он обнаружил себя бредущим без определённой цели по улице. Город медленно обволакивала вечерняя хмурость, навевая грусть и острое желание продолжить пьянство и довести его до полной невменяемости, чтобы не осталось ни крупицы сознания, мешающего душевному спокойствию.
По дороге попалось небольшое бистро, и Андрей завернул туда свой путь, в надежде утолить возникшую жажду алкоголя. Денег хватило как раз на сто пятьдесят граммов водки и стакан томатного сока.
Он занял место за крайним столиком и сделал глоток. Вместе с водкой в голову проникли рассуждения и невесёлые думы о своём сомнительном предназначении в этом мире. Андрей разглядывал таких же, как он сам, страждущих умиротворения в душе, и приходил к печальным выводам о своей никчемной сущности.
— Здесь мне самое место, здесь, — пробормотал он и выпил опять. – Я ведь такой же точно, как и все эти бедолаги неприкаянные. Ничем, ничем не лучше… Я скоро тоже превращусь в подобную тварь, занимающую низшую ступень общества, и жизнь моя станет заключаться лишь в том, чтобы постоянно опохмеляться и искать средства на выпивку. Ну и поделом мне, поделом…
Он сделал ещё глоток и тяжко вздохнул, представив себя опустившимся, грязным забулдыгой с испитым и избитым лицом (да нет, не лицом, а рожей!) и вечно трясущимися руками.
— Да, это моя судьба и есть, и виной тому книги. Они меня окончательно погубят, и моя любовь к ним…
Андрей вспомнил, что всю свою жизнь, сызмальства, он любил книги и не мыслил себя без чтения. Он всегда считал, что мыслящий человек должен читать и постоянно просвещаться, чтобы быть человеком. Ну как… как можно жить без книг? Ведь это просто немыслимо!..
Допив водку и сок, он вновь выбрался на улицу, застав её уже потемневшей и освещённой фонарями. И ему вдруг показалось, будто он видит себя со стороны раскачивающимся на одном из этих фонарей, а в руке у него намертво зажата какая-то книга, название и фамилию автора которой он никак не мог прочесть. Скорее всего, это был кто-то из советских классиков.
— А ведь так оно и может однажды случиться, — хрипло произнёс он сам себе. – И даже очень может…
Андрей вышел на одну из центральных улиц города. Здесь стояло много больших, красивых зданий, символов нового времени – банки, офисы каких-то фирм, элитные, жилые высотки и различные развлекательные заведения. Здесь, в этих самых зданиях, вели своё безбедное, привлекательное и «крутое» существование представители совсем иного сословия, люди будущего. Они, конечно, мало читали, но это нисколько не мешало им иметь свои миллионы и брать от жизни всё, смачно и всеобъемлюще вкушая её прелести.
— Как же я сразу-то не понял, — вновь пробормотал он и громко рассмеялся, испугав своим неожиданным смехом какую-то призрачно-серую тётку с двумя большими сумками в руках. – Книги мешают всякой хорошей и успешной жизни. Книги убивают жизнь! Ну, конечно…
За своими размышлениями Андрей не заметил двух высоких, крепких парней, только что вышедших из дорогого автомобиля, и натолкнулся на одного из них.
— Что ж ты, дядя, так нажрался, что людей совсем не видишь, — с досадой произнёс парень повыше и ударил его кулаком в лицо, сразу сбив с ног.
— Ах, простите, ваше сиятельство. – Андрей поднялся на ноги и вновь рассмеялся. – Виноват, не распознал вас впотьмах. Вы уж не гневайтесь шибко.
Он попытался отвесить парням земной поклон, но опять получил кулаком по лицу и снова упал, больно ударившись затылком о тротуар.
Парни молчаливо и как бы нехотя пнули его несколько раз по голове и рёбрам и скрылись где-то в недрах ближайшего бара, переполненного задорной музыкой и праздным весельем.
Лицо залило что-то липкое. Кровь…
Один глаз сильно опух и заплыл, но другой продолжал с вызовом смотреть на этот чужой мир, в котором не было места книгам и тем, кто их любит, на мир, принадлежащий таким, как Федя и как те два парня…
Жена встретила его в прихожей, видимо, услышав, как открывается дверь. Сразу обрушила свои бронебойные залпы, методично расстреливая его совесть, затем замолчала, всматриваясь в разбитое, распухшее лицо, и заплакала.
— Вот только буффонады не надо. – Говорить мешали вздутые губы. – К чему весь этот балаган? Полноте, друг мой сердешный. Полноте…
Он прошёл на балкон и стал разбрасывать там сложенные кучи всякого барахла и скарба – где-то там, под всем этим ненужным дерьмом быта, на самом дне Мироздания, стояла пятилитровая канистра с бензином, поставленная им когда-то на всякий случай. Что ж, знать, случай настал…
— Ты что удумал?! – взвизгнула жена, преграждая грудью дорогу. – Не пущу!
— Отвали, зараза! – Андрей оттолкнул её в сторону. – Лучше бы за доченькой следила. Где вот она теперь? Опять, поди, какого-нибудь козла ублажает?
— О дочке вспомнил, ирод? Да она же тебе и вовсе-то не нужна! Тебе ведь вообще никто не нужен, кроме твоих проклятых книг… Куда собрался-то? Зачем тебе бензин? Не ходи никуда…
Женщина зарыдала, уткнув лицо в спинку дивана, и Андрей, чтобы не слышать этих бабских рыданий, поскорее вышел из квартиры.
— Нет, сюда я больше не вернусь, — твёрдо решил он. – Живите сами, как хотите. Хватит с меня, натерпелся. Намаялся! Поклоняйтесь без меня своим идолам…
А ведь когда-то любил эту женщину и сходил по ней с ума, дарил цветы и думал, что не сможет без неё жить. Странно как-то. Куда ж всё это делось-то? Было ведь, было…
Книги затаились во мраке «Букиниста», настороженно и боязливо глядя оттуда на жутковатого пришельца.
— Что, не признали, горемычные вы мои? – Андрей истерично хихикнул. – А я ведь убивать вас пришёл. Так-то вот…
Он зажёг в магазине свет и поставил на пол канистру. Но книги, кажется, всё ещё не верили в серьёзность его намерений, не верили в возможность предательства того, кому фактически были обязаны вторым рождением. Впрочем, он и сам бы не поверил в подобное сегодня утром. Но теперь…
Андрей закурил, присев на канистру. Вспомнил, как тщательно, с любовью, несколько лет назад расставлял книги на полках и стеллажах только что открытого «Букиниста», как радовался своему маленькому, уютному миру, возникшему прямо посреди Мироздания. Он тогда наивно полагал, что сможет таким образом спасти большой мир, стремительно поглощаемый всеобщей человеческой чёрствостью и равнодушием. Он свято верил в это и мнил себя чуть ли не апостолом…
Книги теперь смотрели на него со страхом, видимо, проникшись его аурой преступного настроя. Они напоминали ему беспомощных, слепых котят, которых предстояло утопить.
— Ну, вот и всё, детки мои, — угрюмо произнёс Андрей, откручивая крышку канистры. – Вот и всё…
Он стал разливать бензин по полу, стараясь распределить его всюду равномерно, чтобы вспыхнуло всё сразу.
— Простите меня грешного, простите…
Когда канистра опустела, Андрей бросил её на топчан и обвёл магазин прощальным взором. Увидел, что одна из полок немного перекосилась из-за выпавшего шурупа. Почувствовал ужас, охвативший книги, ставшие какими-то чужими и неприглядными, и сам затрясся от этого ужаса, попятился задом к выходу и, уже находясь у самой двери, бросил на пол недокуренную сигарету.
Бензин вспыхнул диким, яростным пламенем, которое тут же охватило весь магазин, словно хотело побыстрей убить и уничтожить всё, что находилось внутри.
И тогда безумный, душераздирающий вопль боли и отчаяния ударил по ушам, подобно взрывной волне. Этот вопль пронзил разум и сердце, потому что вопили его книги, которые он только что лично обрёк на мучительную смерть в огне. Они взывали к нему, умоляя о пощаде. Они неистово кричали и звали на помощь, по-прежнему надеясь. Книги погибали…
— Господи, что же я творю-то!
Андрей заплакал, отступая шаг за шагом от нестерпимого жара и понимая, что сотворил нечто чудовищное и непоправимое. Его родной «Букинист» уже был полностью объят огнём, и этот огонь безжалостно пожирал всё то, что было привычной и неотъемлемой частью жизни. Огонь пожирал саму его жизнь, потому что она лишилась сейчас чего-то очень-очень важного и, может быть, даже самого главного…
Погибал целый мир вместе живыми существами, населявшими его, и это была катастрофа вселенских масштабов. Отныне не будет во Вселенной радости и счастья познания бесконечности. Не будет света мудрости!
И хотелось бежать отсюда без оглядки, бежать туда, где ещё обитали разумные создания. Но космическая тьма поглощала всё вокруг, и сквозь эту чёрную тьму уже ничего нельзя было разглядеть…
Октябрь-ноябрь 2006 г., г. Белгород
