Догнать Клэр


Догнать Клэр

Когда нервы у Лоры окончательно сдали, головные боли участились, когда после публичной казни Мятежников на центральной площади родного города Лора устроила истерику Бургомистру, то есть собственному отцу, Лион сам предложил ей отдохнуть в Горном Санатории для привилегированных лиц, близ Заповедника. Её личный Врач-психолог не возражал, и Лора с радостью согласилась, лишь бы только никого из них не видеть. Отсутствие детей потихоньку всё больше разделяло её с мужем. Прошло уже десять лет с тех пор, когда Бургомистр выдал свою юную дочь за многообещающего офицера-аристократа. Офицер стал Полковником (не без помощи тестя), брак считали счастливым, а детей всё не было. Бургомистр полагал, что виновата дочь, не желающая беременеть ввиду избалованности и привычке к свободе. А потом Врач, по причине неблагоприятного состояния нервной системы, запретил на время рожать, и Лора была вполне счастлива, а Лиону оставалось находить утешение в полковом Борделе.
Он обещал навещать её в Санатории, но, конечно же, дела, господа, дела. Так он и не приехал ни разу. А потом с новой силой начал разгораться Мятеж, на восточной границе стало неспокойно, и он почти забыл о жене.
Однако Лора без него не скучала. Она участвовала во всех экскурсиях, объездила с экскурсионным автобусом все окрестные развалины, уже ни на что не похожие, и ещё не совсем развалившиеся храмы, потихоньку теряющие облик. Никто не прилагал усилий для их восстановления, гораздо важнее было возведение новёхоньких монстров во славу Правящих Домов.
Некоторые мужчины вызывались её попутчиками на длинных аллеях санаторного парка, наперебой угощая мороженым и анекдотами. От первого она рисковала схватить ангину, от второго – несварение, и всё же гражданские ухажёры – это было что-то новенькое. Ровно на 2 недели. Пока не настало пресыщение их однообразными уловками.
На 17-й день, когда пресыщение готово было перерасти в хандру, их поток – 25 человек – пригласили на Главную Экскурсию на Север – в Заповедник. Денёк выдался тёплый, солнце часто и охотно помаргивало сквозь облачную перинку, но время от времени налетал сильными порывами зябкий ветер с вершин. Лора захватила с собой куртку.
Автобус тяжеловато, но упорно рвался в гору. Кто-то из соседей похрапывал, кто-то слушал монотонную проповедь Экскурсовода – маленького, полного, временами просыпающегося человечка с влажной лысиной.
Погода тем временем менялась, облака затянули небо полностью, наполз туман и покрыл изморосью стекло. Пассажиры начали скулить и ворчать. Лора вспоминала стихи о Заповеднике, принадлежащие молодой, рано умершей Поэтессе Клэр, которые читал вчера в их компании горячий, взволнованный Полиграфист:

«По канатной дороге в ту долину спущусь.
Мой оплачен билет, я свободна.
Мне навстречу туманом светлейшая грусть,
В тишину погружусь, и плевать, что не модно…»

И так далее. Волнующие строки. Бывала ли эта девушка в Заповеднике? И если да, то как сказалось это на её жизни? Клэр зачахла быстро, как цветок, подгрызенный гусеницей, неожиданно и странно… Что ж, сейчас Лора поглядит, насколько Поэтесса оказалась права. Насчёт погоды – тютелька в тютельку, отменная гадость…
На Экскурсовода время от времени находило просветленное вдохновение, он просыпался и обрушивал на несчастных пассажиров лавину звуков, умело избегая опасных слухов и заменяя их анекдотами.
— …вот слева от вас, любезные сограждане, бесконечные заросли терновника… не советую пытаться попробовать ягодки – они скрутят челюсти спиралью, хотя, замечу вам, экологическая чистота всего, что здесь произрастает, гарантирована законом Штата. Из местного терновника местные же жители приготовляют хмельной напиток для местного употребления. Тоже не советовал бы пробовать, опасно для пищеварения, хотя вкусно, чертовски вкусно… главное – без колючек! М-да… А вот справа показалась Одинокая Скала. Это значит, что мы с вами уже добрались до грандиознейшего явления Природы, то есть – Заповедника. От Скалы идёт пешеходная тропа, по которой мы с вами бодрым маршем прогуляемся… — закончил он и вытер тончайшим платочком взмокшую лысину.
Ходили слухи, что дорога к Заповеднику кишит полицейскими заставами – как же, ведь где-то в горах — граница! И именно за эту границу ускользают Мятежники после своих возмутительных акций, чтобы потом выскользнуть в новом месте и повторить их. Когда-то два маленьких государства «дружили», дружили своеобразно – одно помогало другому поддерживать существующую власть, но олеорцы взбунтовались против «ласковой дружественной руки с запада» и вызвали ответную революционную волну у соседей. Бунт жестоко подавили, а государства вмиг стали врагами. Лоре всё это было скучно и не интересно.
За всю дорогу Лора насчитала всего лишь пяток патрульных домиков с ленивыми, не слишком-то обременяющими себя досмотрами полицейскими. Автобус выплюнул экскурсантов на конечной площадке, Стива, один из Лориных неотвязных кавалеров, помог ей спрыгнуть с высокой подножки. Ветерок тут же запорошил лицо водяной пылью, и её спутник посетовал, что фотографировать темновато. Дамы заёрзали, стали кутаться в курточки и плащи, понуждая кавалеров усиленно проявлять заботу.
И вправду, удивительные тишина и покой. Лора глубоко, с наслаждением вдохнула свежий горный воздух, напоённый ароматами мокрых трав и смол, какого не вдыхала, казалось, с рождения – ни у себя на побережье, ни на территории Санатория. Вправо от площадки, огороженный приземистой чугунной оградой, начинался Заповедник. Он начинался решительно и бесповоротно: обрывом в пропасть. У калитки их встретил Полицейский на мотоцикле, проверил у Экскурсовода разрешение, мельком пересчитал приезжих, козырнул и укатил вниз, не проявляя особого интереса. Он знал, что никто не совершит ничего предосудительного. Горожане чувствовали себя в Заповеднике неуютно – и отнюдь не потому, что он был близок к границе. Непонятно, зачем они вообще сюда ездят.
Эта группа не составила исключения. Люди беспокойно жались поближе друг к другу, пока Сторож медленно, словно нехотя, звякал ключами, отпирая калитку. Прежде всего, они увидели Великую Будку и уходящую от неё вниз Канатную Дорогу. Дорога казалась неживой. В стороне от обрыва, между Будкой и дорогой, на обширной площадке перед недостроенным мотелем, среди строительного мусора, громоздилось несколько отцепленных кабинок, подлежащих замене.
На узкой Тропе, вынужденные идти гуськом, люди приуныли и приумолкли, кавалер Лоры отстал и теперь тщетно пытался к ней подобраться: справа вздымалась отвесная Стена, слева, за оградкой, она же падала вниз со страшной скоростью.
Они шли сначала по кромке довольно пологой седловины меж кустами шиповника, выказывающего чудеса акробатики. Затем, завернув за широкобедрую Горку, напоминающую гномика, присевшего на корточки, стали спускаться. Наконец-то проглянуло солнышко, подправив настроение. За Горкой открылось в провале море голубых плоских макушек и спин вересковых холмов, а где-то совсем далеко внизу, среди валунов и небрежно прорисованных курчавых рощиц, проблёскивала вода. А изо всей этой мелочи прямо по курсу, казавшаяся совсем близкой – можно дотянуться рукой, — ещё одна огромная одинокая Скала–бунтарь гордо протыкала острым шпилем низко нависающее бесформенное небо. Ближе к подножию её прорезал, распадаясь на тысячи жемчужных струек и ручейков, не особенно впечатляющий с этого ракурса Водопад.
Все молчали здесь, даже толстяк перестал сыпать шуточками и упражняться в красноречии. Зато энергично заработали фотоаппараты и кинокамеры.
Но вот Цивилизованная Тропа с оградой, удобными ступенями на крутизне и узкими лавками для отдыха и любования, закончилась. Дальше она, неприбранная, катилась кубарем вниз, пропадала в зарослях терна, снова выскакивала чертиком, чтобы надолго пропасть на крутизне и вынырнуть потерянным фрагментом пунктира далеко внизу.

«И такая до боли желанная глушь,
И такая до боли звенящая тишь…
Мне брести и брести в Заповеднике Душ,
Мне б убить и забыть повседневности мышь…»

Эта тропа властно притягивала взгляд взволнованной Лоры. На обратном пути с ней творилось что-то странное: она либо отвечала невпопад наконец-то догнавшему её кавалеру Стиве, то вообще не слышала, глядя в другую сторону. Её заворожила тишина, и благоговейный покой вливался в усталую душу, завладевал всеми клеточками тела. Вся прежняя жизнь, суета, вечеринки, флирты, комфорт – всё стало вдруг далёким и ненужным…
— Как здесь удивительно! – доверительно шепнула вдруг ей спутница, полная дама с бриллиантами. – Если б можно было здесь пожить подольше… — она мечтательно вздохнула. – В городе у меня … как бы сказать… с мужем нет гармонии в сексе. А здесь – в полном порядке! И ещё – кожа немного разгладилась. И мужчины такие внимательные. И настоящая дикая красота – способствует… ну, вы меня понимаете… когда ещё так захватывает дух и возбуждает! Ужасно возбуждает!..
Она ещё что-то говорила, но Лора резко отвернулась и быстро зашагала вперёд. Обиженная дама лишь всхлипнула ей вслед, моментально превратившись во врага номер один.
— Ну что же, друзья, не пора ли нам в наши пенаты! – натужно прокричал толстяк. Толпа экскурсантов зароптала. – А как же прогулка на канатке? – крикнул петушистый Полиграфист.
— Увы, увы, некоторые, так сказать, непредвиденные обстоятельства заставляют вашего покорного слугу глубочайше извиниться за администрацию Заповедника. Канатная Дорога сегодня не работает, и в дальнейшем, так сказать, тоже, нижние питейные заведения закрыты ввиду некоторых, так сказать, затруднений пограничного характера…
— Не могли перенести сюда хотя бы кафе! – возмущенно сказал кто-то. Толстяк хохотнул. – Зато к вашим услугам вот эта милая пещерка, где можно избавиться от лишнего груза и помыть руки, а в Санатории по возвращении вас ждёт в компенсацию за неудобства праздничный обед!
Но даже наличие в этих местах туалета Лору покоробило. Экскурсанты уныло потянулись к заведению, и Лора, поразмыслив, пристроилась к очереди дам. Она двигалась к автобусу потерянно, всё её существо восставало против отъезда. Здесь она, возможно, впервые почувствовала долгожданное умиротворение и освобождение, согласие со всем окружающим – то, чего она никогда не могла обрести с Лионом.
Фотоаппараты отщелкали, повеселевшая толпа поспешила назад – к теплу, уюту, к барам и ресторанам, телевизорам и спортзалам, бассейнам и обильной пище. Ещё одна галочка поставлена: как же, они побывали в Заповеднике! Ну, почти побывали. Автобус уже пыхтел и урчал, словно монстр, готовый заглотнуть очередную порцию бифштексов. Люди забирались на высокую подножку.
— Ой, я, кажется, забыла в туалете помаду! – вдруг пожаловалась Лора офицеру на площадке. – Я быстренько! Ладно?
Офицер уныло кивнул. – Ничего, автобус без вас не уедет…
Очарованная Лора шагала, не спуская глаз с той далёкой голубой вершины в облачной кепке, к которой стремилась Канатная Дорога. Их не зря привозили сюда в последние дни отдыха: Заповедник притягивал и манил неудержимо, словно овеянный какой-то особенной магией.
«Когда-нибудь я с миром этим помирюсь,
Когда-нибудь я в мир другой уйду – и не вернусь…»

Много слухов ходило о Заповеднике. Якобы там, кроме егерей и лесничих с семьями, поселились сбежавшие из города и уцелевшие мятежники. Лора и верила, и не верила. Она не испытывала неприязни к мятежникам чужой страны: на фотографиях в газетах у них были такие симпатичные, мужественные лица.
— За мной вернутся потом! – стараясь говорить как можно небрежней, пояснила она сонному Сторожу при неработающей Будке – небритому косоглазому парню в ковбойке и кепке, преградившему путь. – Я хотела бы ещё раз взглянуть на Заповедник…
Её сердце сильно колотилось от собственной дерзости, голос стал звонким и ломким, когда она сунула парню прямо в потную ладонь весьма солидную Банкноту.
В разбежавшихся в разные стороны глазах парня блеснул огонёк, он ухмыльнулся и приоткрыл калитку, сделав приглашающий жест. Автобус сзади призывно загудел, и Лора, вздрогнув, нырнула мимо парня за ограду, добежала до Будки и спряталась внутри, за пультом. Безмолвная Канатная Дорога мнилась бездействующей и давно забытой. На самом деле она просто затаилась и ждала… А к калитке уже бежал встревоженный толстяк. Он долго размахивал кулаками перед лицом скучающего парня. Перепалка, казалось, никогда не закончится. Она едва не переросла в потасовку, но тут толстяк яростно сплюнул, выругался и побежал прочь. Похоже, за полицией.
А из автобуса уже вываливалась назад, не переваренная монстром, галдящая, возбужденная ЧП, толпа, жаждущая увидеть, как будут ловить беглянку, переступившую черту приличия.
Парень вошёл в будку, поискал Лору глазами. Он довольно улыбался. Рад был приключению? Возможности насолить горожанам? Взятке?
— Пошёл за полицией, — пояснил он. – Я сказал, что никого не видел. Пока он их вызовет – время пройдёт. Ладно, прячьтесь пока. Но должок за вами – найду внизу и отплатите. Идёт? Не бойтесь, я добрый и ласковый…
Лора вынуждена была кивнуть.
— Вот и ладушки! – обрадовался парень. – Ждите меня в старом кафе. Мы там с ребятами часто тусуемся. Вот повеселимся! Идите в кабинку. Быстро! Я спущу вас.
— А почему вы здесь Сторожем? – спросила вдруг Лора. – Вам не страшно?
— Но ведь должен кто-то быть Сторожем! – твердо ответил парень. – И потом, ничего страшного нет. Это вас, туристов, запугивают.
Лора залезла в кабинку… Что бы сказал сейчас Лион, если бы мог видеть её? «Что за экстравагантность, Ло! Когда ты образумишься?»
Последние сомнения нахлынули и тут же рассеялись: «Я должна увидеть Заповедник!» — упрямо подумала она.
— Не бойся, детка, ты не первая тут спускаешься! – сказал парень, похлопал её по плечу и подмигнул игриво.
Вот же в чём дело! До неё только сейчас дошло. Этот мерзавец, это чучело, оказывается, надеется её там поиметь! Лоре хотелось смеяться и плакать. Бог ты мой, до чего же дошла дочь Бургомистра – расплачиваться за прихоть собой! Но она не покажет вида, что поняла его гнусные намёки. Пусть и не надеется!
— Я так благодарна тебе… — забормотала Лора, и стала торопливо расстегивать сумочку. – Я… у меня есть ещё…
Парень брезгливо сморщился: — Уберите, денег больше не надо!
Сзади произошло какое-то изменение, парень вдруг испуганно обернулся и прямо-таки зашипел: — Быстрее, если не передумали. А не то возвращайтесь в свой долбаный автобус!
Лора ждала скрежета и лязга старого металла, завывания тросов, но кабинка снялась легко и плавно, бесшумно скользнула вниз в череде прочих… Мимо медленно поплыли знакомые ели и сосны у ограды, полосы шиповника и терна, среди них — незамеченный прежде, сверху, ветхий домик, мелькнула каменистая дорога, по которой она сюда прибыла, и одинокий автобус с возбужденной толпой, которая казалась сейчас смешной и нелепой пёстрой тряпицей, трепещущей у ограды.
— Господи, что же я делаю! Куда лечу? – беззвучно кричала она.
Счастливое замирание сердца переходило в страх и отчаяние, потом в решимость, и снова – восторг свободы, и снова – страх…
— Неужели я лечу! Улетаю… Улетаю…
Меж тем две передние кабинки одна за другой канули в небытие. Её кабинка вдруг на мгновение, словно выключили механизм, зависла над обрывом. Лора вскрикнула, вцепившись в поручни: сейчас её потянут назад… Или – там что-то испортилось?
Миг – и кабинка снова сорвалась вниз. Спуск показался ей и долгим, и скорым. Как на санях с крутой горки в детстве – у-ух! Но красный канат был надёжен и прочен. Он незыблемо маячил перед глазами. Ветер пропел ей свою многоголосую песню. Промелькнули под ногами рощицы, прячущаяся тропа, давным-давно уже сбежавшая вниз; островерхая Скала разрасталась, становилась толстой, старой, корявой и неприглядной.
— Вот я и осталась совсем одна… вот я и осталась совсем одна, – плыло в голове. – Что за сумасбродная затея… Как здорово! Как я разыщу Смотрителей, куда пойду, как спрячусь от Поисковой бригады… Почему не подготовилась заранее, не выспросила? Но ведь сумасбродные идеи приходят всегда внезапно, безо всякой подготовки…
Ход замедлился так же плавно, как и начался, три кабинки, невесомей пёрышка, подплывали, покачиваясь, к конечной пристани. Остановились. Цепи звякнули. Всё. Механизмы умолкли, и дорога умерла.
И тишина плотно обступила со всех сторон. То, что сверку казалось миниатюрным и забавным, выросло и возвысилось над нею, и день померк, только на глянцевых боках кабин трепетали солнечные зайчики. Корявые комки превратились в обломки скал, курчавые заплаты – в огромные дубы, тёмные пирамидки – в величественные ели, ощетинившиеся ежи – в роскошные раскидистые сосны; змейка-ручеёк разлился меж гальки и валунов, вольно, спокойно. Он утробно урчал, словно довольный кот. Где-то поблизости до неприличия громко и звонко, разрезая тишину, свистела какая-то упрямая птица.

«Что грезилось прежде – воплощено в деревьях, камнях, ввысь летящих кручах,
И в озерца спокойное вино, и в тон ручья, и в абрис тихой тучи,
И в нежный сумрак пасмурного дня, что в память воспалённую вольётся,
И в жаркий отблеск сбережённого огня,
что во дворце дупла меня дождётся…»

Одна… Что же теперь?
Лора выпрыгнула из кабинки и по ступенькам неспешно сошла с поросшей мхом площадки. Огляделась и вздрогнула, первым делом наткнувшись взглядом на нечто неподобающее: почти у самого подножия на гравии стоял, неприлично сияя, роскошный алый Лимузин. Такой был у Бургомистра до начала Мятежа, Мятежники его разгромили.
«Вот это встреча! Ну и лошадка у здешнего Егеря!» – весело подумалось ей. Хотелось закричать, кому-то помахать рукой. Она обошла вокруг машины, заглянула внутрь – и сникла. Лимузин был пуст и тих, как и всё вокруг, и давно. Он казался даже не заснувшим, а мёртвым. На нём не было грязи, но дождь превратил пыль в серые потёки. К потёкам прилипла хвоя, старые листья, весенние серёжки и всяческие веточки. Просто чудовищный красный цвет был слишком интенсивен, чтобы перестать быть собой.
Откуда он здесь? Упал сверху? Ха-ха, шутка. Спущен на канатах? А зачем? Ой, он прикрывает какое-то страшное преступление! Почему же тогда он точно новенький? А дорог тут не видать, ему неоткуда было приехать. Что за странные шутки?
Надо пробираться вперёд в поисках хоть какой-то тропы. Искать что-то живое. Если тут имеется кафе, то найдутся и служители. Лора решила для начала отыскать переправу и пересечь ручей. Вдруг ей почудились чьи-то вкрадчивые шаги. «Эге-ге-гей!» — крикнула Лора смятённо. Никого. Ей уже начинают чудиться звуки. Это никуда не годится. А если это сбежавшие преступники? Изголодавшиеся. Они могут изнасиловать её, а потом съесть. Такое ведь случается. Во всяком случае, в книгах и фильмах. Что им с того, что она Дочь Бургомистра, и у неё есть деньги? В Заповеднике и деньги, и Бургомистр – один миф.
— Эге-ге-гей! – отозвался вдруг совсем близко девичий голос, шаги запрыгали по гальке – и из-за ближайших молодых ёлочек показались две одинаковые худенькие фигурки девчушек-двойняшек, в зелёных брючках и коротких розовых курточках, лет десяти-одиннадцати. Они так весело размахивали руками, кивали ей, звали к себе, что Лора, не раздумывая, поспешила к ним навстречу. Две курчавые черноволосые головки, четыре сияющих приветливых зелёных глаза. У каждой на левой щеке красовался вытатуированный цветок.
— Идём за нами, нас ждёт машина! – хором сказали они ей, словно старой подружке, безо всяких предисловий и без тени удивления, и схватились за неё с обеих сторон.
— Мы на нем поедем? – с замиранием спросила Лора, бросая взгляд в сторону гордого в своём одиночестве Лимузина.
— Конечно же, нет, тут получше есть, — почему-то обиделись двойняшки.
— А… этот?
– А это музейный экспонат! – небрежно пояснили они и хихикнули.
— А где же сам Музей?
— Да вот же, вокруг! – двойняшки жестом объяли весь Заповедник.
— Но как она сюда попала? – не унималась Лора.
— Да очень просто. Наш Король мастак на такие штучки! Он так встречает новеньких!
— Король?
— Ну да, Хозяин Заповедника. Давайте знакомиться. Меня зовут Миранда. А меня – Мелисса! – представились девчушки. – А вы – Лора.
Лора раскрыла рот от удивления.
— Да вот же, у вас буква Л на куртке!
— Но Л может означать что угодно!
— Может. Лена, Ливия, Лика, Лита, Лиза, Лота, Луиза, Лигейя, Люта… — затараторила Миранда. – Лайма, Люси, Липа…
— Какая ещё Липа? – перебила Мелисса, чуть выше ростом. – Ты вечно путаешь… Лида, а не Липа. Просто Лоры у нас ещё не было ни разу. Вот мы и подумали, почему бы не Лора.
Лора не успела поразмыслить над ходом рассуждений и возразить, как снова подключилась Миранда: — А королевой у нас нынче Зоя. Так вот, Зоя сегодня утром разбила бокал, и мы заспешили вас встретить…
— А вы откуда? Тоже сверху?
— Нет. Мы – оттуда! – Миранда и Мелисса махнули руками в глубину Заповедника.
— А что там, откуда вы?
— А там долина, а в долине селение, а за селением снова горы, и в них граница. Там начинается наша страна Даз.
Вот это новости! О такой географии Лоре не рассказывал даже Лион, изучивший территории вдоль и поперёк. Что же за люди живут в стране Даз? Возможно, именно поэтому Заповедник окружён тревожным ореолом тайны, засекречен, а нынче и вовсе закрыт для посещений. Ой, там какой-то экспериментальный, закрытый полигон, подземный завод, или террористы устроили базу. Или же здесь резиденция некого Тайного Общества. Это уже опасно! Только откуда же там тогда дети? Лора чувствовала себя в роли шпиона, засланного в тыл неизвестному противнику. Это же так увлекательно!
…А дети уверенно перескакивали с камня на камень, специально разбросанных в определённом порядке, помогали перебираться Лоре, и вольно разлившаяся серебристая вода не замочила их ног.

«Здесь вечно хмурится суровая сосна, и горько сетует взволнованная ива.
И колется полынь, как тень, густа. Мне всё распахнуто навстречу горделиво…»

За поворотом их ждал небольшой фургончик-вездеход. Миранда-Мелисса сели впереди, Лору посадили на заднее сиденье, корявое и жёсткое. Сколько же гостей им довелось перевезти? Машина бодро бороздила бездорожье. Прыгала на камнях и ухабах, завывала на подъёме, бесстрашно соскальзывала вниз. Лора боялась, что в такой зубодробительной поездке она заработает мигрень и головокружение. Дороге, казалось, не было конца.
Наконец они выехали на более-менее сносную грунтовую дорогу, и машина побежала ровнее и живее. Ещё с полчаса мучений – и они выехали к монументальному скальному подножию. Огибать его пришлось сквозь сосновый сумрак.
И вот, наконец, они приблизились вплотную к той стороне прекрасной Скалы, что истекала, словно кровью, множественными ручейками. Машина встала. Лора, пошатываясь, вылезла и не поверила своим глазам.
Перед ней, на сочно-зелёном ровном лугу стоял очень длинный, двухэтажный белый особняк, настоящий дворец, настолько же нелепый, насколько прекрасный. Со странными пирамидальными колоннами, высокими окнами самых разнообразных, совершенно несуразных форм и оттенков – лиловых треугольников, голубых ромбов, розовых квадратов, жёлтых овалов, зелёных пятиугольников… А из двухскатной черепичной крыши вырастали, как растут сами по себе сорняки на поле, миниатюрный прозрачный купол, изукрашенный минарет, белоснежный портик в окружении мозаик и каменного кружева, деревянная колоколенка, мрачная средневековая башенка… И всё это существовало в гармонично и миролюбиво, вознося хвалу своему сумасшедшему творцу.
Не менее причудливые колонны, обегая дом, поддерживали на уровне второго этажа открытую галерею, в глубине которой виднелись изваяния разных размеров, по всему, весьма старинные. Ну и ну! Охватить взглядом всё сразу не представлялось возможным, и, донельзя удивлённая, Лора решила оставить это занятие на потом. Тем более что сёстры тащили её за собой с детским нетерпением и азартом, прямо к четырём ступенькам у белоснежной двери, усыпанной сверкающими золотыми виньетками: Даз, Даз, Даз…
В обширной прихожей было жарко натоплено. Лору поразило обилие разнородной одежды на вешалках – несколько десятков плащей, лёгких и плотных, не менее десяти тёплых курток и примерно столько же цветных ветровок, два старомодных чёрных пальто и даже одна шикарная тяжелая шуба. Под ними кучей была свалена уличная обувь.
Миранда-Мелисса пояснила, что в доме сегодня праздник, и собрались самые близкие друзья Короля, и что гости уже закусили и выпили, но обязательно накормят с дороги. Они скинули курточки и остались в прозрачных блузках, сквозь которые смуглела нежная кожа, розовели маленькие соски едва наметившейся груди.
Она мимоходом глянулась в зеркало, и показалась себе не менее юной, чем её спутницы. Или врало зеркало, или воздух Заповедника чудодейственно изменил цвет щёк и блеск глаз… Откуда-то доносилась нежная, приглушённая музыка, ритмичная и зовущая к движению. Не иначе, они здесь и танцы устраивают! Чудненько! Она так давно не танцевала беззаботно и легко, кажется, это осталось где-то далеко-далеко, в невозвратных школьных годах – санаторные увеселения и городские чопорные балы не в счёт. Музыка не заглушала рокота голосов, а, напротив, вливалась в них, перемешивала, закручивала спиралью и снова вырывалась на простор, чтобы погулять в одиночестве.
Распахнулись широкие двустворчатые двери, и Лора вошла в просторную, ярко освещённую залу, со старинной резной мебелью, множеством картин в богатых рамах, напыщенными канделябрами и прочим театрально-значимым убранством, подходящим более для Городской Оперы, чем для лесного дома.
— Картинная галерея! – торжественно возвестили Миранда-Мелисса.
Картины были такими же разными и несовместимыми, как и всё остальное: весёлые импрессионистские пейзажи сочетались с мрачным сюром и резко-диссонансными абстракциями, готические постные и вытянутые фигуры – с разбитной эротикой 20-го века. Но одна из картин поразила её с первого же взгляда. Холст казался очень старым, но, скорее всего, был искусно состарен – Бургомистр учил её разбираться в полотнах, ибо имел неплохую коллекцию и частенько приглашал экспертов для анализа покупки.
На картине две полуобнажённые девушки и трое юношей в одеждах Итальянского Возрождения вели непринуждённую, игривую беседу, но не на фоне затенённых двориков, лазурного моря или виноградников, а на фоне суровых горных елей и мшистых валунов. Лицо одного юноши было удивительным: ясные синие глаза, волнистые светлые волосы, нежная золотистая кожа, упрямый чувственный рот… Безмятежное, и в то же время уверенное и властное, это лицо волновало и завораживало. Девушки и юноши казались беспечными и счастливыми. Они нашли равновесие и покой.
— А вот это наши картины! – шепнула Миранда-Мелисса, указывая тонкими пальчиками на прелестные гуаши в узких деревянных рамках: в них из нагромождения граней, высвеченные таинственным внутренним светом, выглядывали вдруг то лукавый подмигивающий глаз, то губы, то энергичная мужская ступня, то пышная женская грудь.
Лора искренне похвалила их за фантазию и явный талант. Так значит ли это, что здесь собрались не мятежники, а художники, самый экстравагантный и непредсказуемый народ в мире? Сбежали из Города, как и она, построили убежище и живут здесь общиной, дружно и шумно. Это многое бы объясняло. «Однако не надо торопиться», — уговаривала она себя. – «Тайна раскроется сама, только не давить, не давать воли назойливому любопытству, таких не любят…»
Вот распахнулись следующие двери, и девчушки потянули Лору дальше. Что ж, картины тоже после. Пора знакомиться с обитателями. Ибо Общество, так весело проводящее время в Заповеднике в начале Осени, в вычурном вневременном Доме с чудесными картинами, было не менее интригующим.
Мужчины и женщины, в большинстве своём молодые и даже возраста Миранды-Мелиссы, были разодеты причудливо и пестро, почти как на карнавале-маскараде, но без излишней пышности и кричащего богатства. Пожалуй, в каком-то одном неуловимом стиле, словно здесь поработал для души один из знаменитых Кутюрье.
Они группками по 3-4 человека или парочками сидели за столиками, расставленными в одном конце залы, пили что-то из бокалов, закусывали фруктами, либо кружились в танце посредине залы, где паркет изображал из разнообразных по цвету и фактуре шашечек огромный замысловатый букет. Они входили и выходили в многочисленные двери, перемежающиеся с высокими зеркалами. Группы переливались одна в другую и вновь разъединялись, создавая бесконечное волнообразное движение, от которого слегка кружилась голова.
Гости, а вернее, хозяева, с интересом взглядывали на Лору, приветливо кивали, улыбались – и вновь спешили заняться своими важными разговорами. В другом обществе Лору непременно задело бы такое невнимание, но сейчас она была им благодарна. Ей казалось — так легче будет влиться в них, освоиться.
«Все расспросы – потом… все расспросы – потом…» — думала она. Ей не хотелось сейчас никому ничего рассказывать и объяснять. И что самое удивительное, ей было настолько хорошо и спокойно, что не хотелось заниматься расспросами. Что бы тут не происходило – хоть немного бы ещё продлить очарование тайны! Неважно, в честь какого такого праздника собрались тут эти люди, или просто от избытка жизненных сил и оптимизма. Важно, что ей уже необходимо находиться среди них.
Миранда и Мелисса вели её вдоль залы, от группы к группе, им навстречу оборачивались, размыкали круг, прекращали разговор, мужчины склонялись, женщины улыбались и хлопали в ладоши, называли свои имена. В тех обрывках разговоров, что Лоре удавалось уловить, Город существовал, но исключительно в прошедшем времени, словно он уже успел провалиться в тартарары, вместе с его похождениями, причудами, мрачными законами и ночными злодеяниями, жизнью, одновременно и унылой, и сумасшедшей…
Наконец Лору подвели к одному из столиков, где ей тут же уступили место, и Миранда-Мелисса принялись её наперебой потчевать.
— Вы, конечно, ужас как голодны! – ворковали они. – Вот чудный олеорский сыр и ветчина, вот виноград, вот замечательное Каберне, а вот Токай прошлого года, вот оливки, фруктовый салат, масло, сардинки… А вот сливки. Правда, кофе с пирожными, для желающих, будет попозже. Когда заявится Король! После хоровода…
Они произносили «Король» с явным почтением и даже благоговением.
Лора не заставила себя долго упрашивать и налегла на угощение.
— Откуда у вас эти чудесные оливки? И такие мягкие булочки? И сыр? А масло! Свежайшее! Очень вкусно. Вы держите коров? – удивлялась Лора. – Ухаживаете за садом?
— О нет! – в один голос рассмеялись двойняшки. – Мы и без коров прекрасно обходимся… Что-то нам приносят из селения, а что-то мы сами воруем в Городе. Вот пирожные, например, будут из Самого Большого Ресторана! А коровы? Хотя… коровы? Надо подумать над этим!
Лора прекрасно знала этот ресторан, где собиралась самая модная и богатая публика, и где её первый раз знакомили с Лионом на офицерской вечеринке. Но то ли они имели в виду, о чём подумала она? Или девчушки просто шутят?
— Город! Ах! Ну, кем бы я, в конце концов, стала в Городе? — Сказала, обращаясь ко всем трём, сидящая за столиком рядом с Лорой миловидная девушка с дымчато-лиловыми волосами, в серебряных брючках. На её ласковых руках блаженно мурлыкал такой же дымчатый котёнок. – Ну, кем бы я могла стать в семье потомственного полковника, где разговоры велись только об учениях, солдатах, карцерах, наказаниях, войнах, всяких тактиках и стратегиях! Где вставали по будильнику и ложились по свистку? Неврастеничкой, агрессивной извращенкой, съедающей себя заживо, либо распутницей с видом голубицы…
— Ну и кто же вы здесь? – поинтересовалась задетая за живое Лора.
— Здесь я – Камень! – гордо ответила девушка. – Я – большой Камень, и как Камень, я связана здесь со всеми воедино, и все связаны со мной – и травы, и цветы, и горы, и ручьи. Мы нераздельны и живём в гармонии, и мне здесь так хорошо и покойно.
— Что ж, это очень мило! – улыбнулась озадаченная Лора. – Желаю вам счастья в качестве Камня!
— Ой, спасибо большое! – расцвела девушка.
«В конце концов, каждый имеет право на свои чудачества». – Подумала Лора. – «И я обязана принимать их правила игры… Ведь и я такая же сумасбродка!»

«Устав, присяду у лучистого ручья, что вольно дышит, меж камней шурша.
Ничто не бременем. Я здесь – ничья. Я здесь – ещё одна заблудшая душа,
Что хочет с деревом иль камнем слиться, и обрести утраченный покой…
Меж синих гор все равны меж собой, и каждому свой сон волшебный снится…»

Лора насытилась, и девочки потянули её знакомиться дальше.
— А меня зовут Буке, — невысокий кругленький толстяк-колобок схватил Лору за руку. – И я всё время ужасно хочу пить! Ну, просто всё время! – он налил себе минералку в огромный кубок и залпом выпил, даже не задохнувшись. – Вы знаете, нелегко быть большим деревом, сколько воды надо, чтобы обеспечить все веточки и листочки до единого, да ещё дать жизнь новым побегам и детям…
Окружающие сочувственно кивали, и Лоре не оставалось ничего другого, как ободряюще ему покивать. Толстяк прямо- таки засиял от счастья.
«Нет, это не мятежники и не тайное общество», — думала Лора. – «Это не засекреченный полигон. Это засекреченный сумасшедший дом. Общество в себе самом, где врачи, санитары и пациенты перемешались и перепутались между собой!»
Миранда и Мелисса остановились, как вкопанные.
— Знакомьтесь, это Зоя, наша Осенняя Королева! А это Лора!
Зоя, медноволосая красавица в облегающем золотом платье, возлежала на черном бархатном диванчике. Рядом с диванчиком в строгом красном мундире гордо высилась забавная кукла-Воин, сияющая во весь рот, кажущаяся совсем безобидной и несерьёзной. Зоина высокая причёска была подобна короне, а она сама, с чуть раскосыми глазами уроженки олеорского края, с крупным резким ртом в алой помаде, казалась золотым идолом, вокруг которого то и дело затевались игры, хороводы, а она улыбалась всем одинаково благосклонно и кивала, точно китайский болванчик. Зоя задержала на Лоре испытующий взгляд.
– Приветствую вас в нашем доме, — сказала Королева бархатным низким голосом. – Надеюсь, пребывание здесь не обременит, вам понравится в нашем скромном Обществе, и вы останетесь…ммм…погостить. Здесь женщины не стареют ни душой, ни телом, да и мужчины тоже неплохо сохраняются… — Она засмеялась, потянулась гибким кошачьим телом, взяла со столика бокал с прозрачной влагой, в которой искрились розоватые пузырьки, и повелительно протянула Лоре: — Пейте!
Лора склонила голову и приняла бокал, осторожно, пугливо, пригубила его. Напиток был холодным, горьковато-терпким, благоухал травами и пряностями и явно имел лёгкий хмельной оттенок.
— Очень вкусно! – искренне призналась Лора. – Благодарю вас, Зоя.
Зоя довольно улыбнулась: – Это осенний напиток, я его сама придумала. Полагаю, — продолжала она, легко поднимаясь с диванчика. – Мы все можем быть на «ты», для того и собираемся. Прошу извинить, мне необходимо удалиться. Очень много дел, — и Зоя ускользнула в одну из ближайших дверей, куда-то в мерцающий полумрак.
— Ой, Зоя такая занятая! Нелегко быть Осенней Королевой, столько дел, столько дел… — тараторили девочки. – Мы тоже когда-нибудь станем королевами. Правда, Миранда-Мелисса?
Меж тем усталость быстро покидала Лору, удивительная лёгкость наполняла тело, исчезла привычная боль в левом виске. Лора уже не сомневалась, и допила свой бокал с благодарностью.
Где-то сзади послышались бурные аплодисменты и возгласы. Лора обернулась и обнаружила удивительную и неоднозначную картину. У стола, уставленного разноцветными баночками, седовласый всклокоченный мужчина в черном балахоне серьёзно и вдохновенно наносил кистью мазки на высокую нагую даму необъятных размеров, предоставившую всю себя в его полное распоряжение. Поле для творчества было весьма обширным. Дама стояла с отрешённым видом, раскинув руки в стороны, словно хотела обнять весь мир.
— Кто это… что это… – шёпотом воскликнула Лора. – Красками по телу! Как же это можно?
— А это наша Примадонна, — охотно пояснили Миранда-Мелисса, тоже шёпотом. – Та самая картина, что тебе понравилась, помнишь? Пикник в Заповеднике. Это её работа. Ведь она сама там присутствовала. Лично.
— А почему она такая? – поразилась Лора.
— Это произошло после того, как она захотела стать Скалой. Раньше она была такая же как ты… — девочки погладили Лору по длинным стройным ногам. – Слишком вжилась в образ. Необратимый процесс. – Они хихикнули. — Ну а рядом с ней – Маэстро.
— Его картины тоже здесь висят?
— Нет, его картины здесь не висят. Он предпочитает рисовать на живой натуре…
— Я тоже хочу быть Скалой среди Вод… — сказал сзади тонкий, капризный, девичий голосок. – Вечной и незыблемой посреди бесконечных волн… Я превращусь в камень, неподвижный и недоступный…
— Но ведь волны рано или поздно разрушают камень… — горячо возражал юноша.
— Ну и что же? Ведь они будут любить меня. То медленно и нежно, то нетерпеливо и страстно. То с бешеной яростью…
— Но разве я не так люблю тебя? – недоумевал юноша. – Разве нам плохо на лужайке? Хочешь, я буду сегодня нетерпеливым и страстным?
Лора невольно покраснела: её всегда учили, что нехорошо подслушивать чужие разговоры…
А Маэстро уже раскланивался, и Лора с удовольствием присоединилась к аплодирующим. Затем Маэстро с кисточкой и коробкой с баночками в обнимку стал обходить всех присутствующих, щедро раздавая мазки налево и направо. К ярким одеждам добавлялись новые трепещущие пятна, извилистые ручейки, точки, пунктиры и спирали. Добравшись до Лоры, Маэстро, ни секунды не мешкая и не сомневаясь, мазнул её кистью, сочащейся алой кровью, сверху вниз, от груди к животу – на одежде образовалась дорожка, напоминающая следы птичьих лапок, или колонну маленьких паучков.
Это было достойно восхищения. Но Лора смотрела на себя с огорчением.
— Моя блузка! – воскликнула она.
— Не бойтесь, это не навсегда! – ободряюще зашептали Миранда-Мелисса. – Это специальные краски, они испарятся без следа.
А Маэстро с победным видом уже шёл дальше, и гости с восхищением подставляли ему свои бока, спины, животы, плечи…
Вдруг музыка стихла. Гости поспешили к черному диванчику. Зазвенела гитара.
— Зоя будет петь! Зоя будет петь! – зашептали вокруг.
Расположившись на своём королевском диванчике, златоликая Зоя склонилась к гитаре и запела. Она пела старую, всем известную песенку, знакомую Лоре с детства.

«Здравствуй, дева-королева, ты несёшь себя как знамя,
Ты сама не можешь влево, ты сама не можешь вправо,
У тебя на всё — регламент…»

Только наполняла она её такой грустью, томительной и пряной тоской и томлением, что хотелось заплакать. Её тёплый голос взвивался и опадал осенним листом, лился, как лёгкий дождь бабьим летом, после которого, кажется, вновь расцветут сады, и захочется любить…
Тем временем люди расступались, пропуская к Зое высокого юношу в черном трико и белой накидке. Золотистые кудри ниспадали до плеч, их придерживала на лбу чёрная лента, усыпанная жемчугами и бриллиантами. Он шёл уверенной походкой, его ярко-синие глаза светились ласково и благосклонно. Накинутый прямо на голые плечи и скреплённый на груди огромным изумрудом плащ развевался. Это был тот самый юноша с картины. Он сел, положил руку на обнажённое плечо Зои. Зоя улыбнулась, кивнула счастливо и продолжала петь и играть, даже не сбившись.
— Это Король… — совсем тихо прощебетали девчушки. В этом пояснении не было необходимости. Лора сама поняла это по его гордой осанке, по благоговейно склонившимся подданным, по тому, что он был выше ростом всех прочих юношей и прекрасней всех, кого ей только приходилось встречать в жизни…
Король обвёл присутствующих внимательным взглядом, задержался на Лоре, и сердце её учащенно забилось, колени вмиг ослабели. «Что за ерунда? Что со мной? От него невозможно отвести глаз… Он не Король, он – Бог! Бог этого Дома, Бог этих гор и лесов… Бог Заповедника!»
Зоя закончила петь, и гитару взял Король. Они были прекрасны оба, они смотрелись рядом как Бог и Богиня, они друг друга стоили, златоглазая Зоя и синеокий король… Лоре было горько и грустно от сознания, что именно эта женщина его достойна, именно она имеет на него право, а не Лора.
Да, Лора бесправна здесь. Пока король официально не сделает её своей подданной, она не имеет отношения к этому вечному празднику. Она завидует? Да, завидует! Она ревнует? Да, ревнует! Потому что только он один смог бы полностью заменить ей всё и вся. Всю мишуру и пошлость городского бытия, всю ненасытную алчность этого чудовищного Монстра, пожирателя жизней, именуемого гордо и уважительно «Город».
Она влюбилась с первого взгляда. И он должен был это почувствовать, поймав её очарованный, изумлённый взгляд.
А Король запел. И её сердце стало таять, уплывать, переполненное до краёв истомой и любовью. Голос был негромким и далеко не оперным, но удивительно волнующим, бархатистым, с такими тонкими переходами и нюансами, чувственными и зовущими, бередящими до самых глубин. Нет, она не смогла бы слушать его слишком долго. Томление рано или поздно переполнило бы её, и тогда… Что же тогда?
Дружные аплодисменты пробудили её. Лора огляделась, опустила голову, и вдруг с тоской подумала, что зря явилась в этот Заповедник. Жила бы себе в кругу военных, глотала таблетки и делала попытки родить мужу и отцу долгожданного наследника.
А Миранда-Мелисса не теребили её, они стояли, обнявшись, смотрели на неё так странно, и сочувственно улыбались, словно все чувства были написаны у неё на лице.
— Не тушуйся! – пискнули они. – Ещё не всё потеряно. Ты должна постараться…
В самом деле! Лора упрямо тряхнула головой. Не грустить же она сюда спустилась по канатной дороге! Где вино? Веселиться, черт возьми! Ведь она великолепно танцует! Она училась танцам, и может показать класс! А сколько мужчин увивается вокруг неё! Ведь она молода и хороша! Она хочет радоваться жизни!
…Только слёзы почему-то были готовы закапать из глаз. Что ж. И грусть её тоже обоснована. Они умеют быть и по отдельности, и все вместе, а она пока абсолютно одинока.
И вдруг Лора вздрогнула, сердце её забило крыльями, встрепенулось. К ней с учтивым поклоном подошёл Король.
— Не надо плакать, прекрасная гостья…- произнёс он негромко, и Лора поняла, что эти слова предназначались только ей.
Синие глаза под навесом тёмных ресниц оказались совсем близко. Лора почувствовала себя девчонкой, смутилась и захотела сбежать.
— Добро пожаловать в Заповедник Душ! Король приветствует вас! – продолжал он своим мягким, обволакивающим баритоном, и Лора склонилась перед ним скорее от желания скрыть своё смущение и краску на щеках, чем для соблюдения этикета. Король обвёл рукою залу. – Чувствуйте себя как дома. Да это и есть теперь ваш Дом, – он усмехнулся. – Мы давно вас ждём, с самого утра. Кто сюда хоть раз спустился сам, наш навеки…
— Но откуда вы могли знать, что я захочу сюда спуститься? Ведь утром у меня этого даже и в мыслях не было.
— Очень просто. Королева сегодня разбила бокал. А Королю положено знать всё. Ваши мысли уже давно были грустны, а вы – одиноки. Вы мечтали именно о таком месте, как наш Заповедник, чтобы укрыться от окружающих и от самой себя. Ибо только здесь ваша Душа может быть неприкосновенна, и охраняется, как охраняются в заповедниках лоси, камни, деревья, вода…
Как странно он произнёс эти слова – камни, деревья… А что может означать «Заповедник Душ»? Чем дольше она здесь находится, тем больше вопросов у неё возникает, тем больше загадок.
— Итак, Наш Дом – это Ваш Дом, — повторил Король многозначительно.
— Благодарю вас, ваше Величество! – пролепетала зардевшаяся Лора. Неужели он уйдёт? Насовсем? После таких ласковых слов?
Король пристально посмотрел ей прямо в глаза, Лору обожгло голубым пламенем, дрожь прошла по телу… А Король усмехнулся, учтиво поклонился ещё раз и отошёл. Он переходил от одной группы подданных к другой, со всеми переговаривался, смеялся охотно и открыто, кого-то трепал по плечу, кого-то целовал в губы, кем-то восхищался, кому-то шутливо грозил. Когда он задерживался подольше, в группе раздавался взрыв хохота. Лоре было больно так, словно смеялись над нею. Ну что же ты, гордая Горожанка? Где же твой апломб, самоуверенность, способность покорять, не прилагая усилий?
Миранда и Мелисса гладили ей по плечу, по рукам, всхлипывали от её печали, а она всё смотрела вслед удаляющемуся Королю.
…Полетели разноцветные конфетти, осыпали её пошленькими бумажными слёзками.
— Какие у вас прелестные ножки! – вдруг забормотал сзади знакомый, слегка шепелявый голос, и что-то холодное и мокрое прошлось по спине. Лора ойкнула и обернулась, готовая рассердиться, но вместо этого рассмеялась. Седовласый Маэстро, похожий на важного клювастого Ворона, прищурившись, водил по ней взглядом, точно кистью, сверху вниз и снизу вверх.
— Вот как? В самом деле? Рад, что вы оценили! – Лора решила веселиться наперекор всему, во что бы то ни стало.
— Ах, какие ножки! – повторил Маэстро, причмокнув от удовольствия и помаргивая своими младенчески-ясными прозрачными глазками. Миранда-Мелисса прыгали на месте, повизгивая от предвкушения представления.
— Снимите брючки, душенька моя! – вдруг потребовал он капризным голосом, не терпящим возражений. – Сейчас я буду рисовать на ваших изумительных чёрных колготках!
Лора даже не успела растеряться или возмутиться, как двойняшки уже со смехом расстегивали на ней молнию, возились со шнурками сапожек, стягивали брюки вниз. Маэстро невозмутимо ожидал. Лора начала с некоторым запозданием сопротивляться, и все трое чуть было не завалились на ближайший столик, но элегантный и худощавый Маэстро неожиданно твердой и крепкой рукой вернул Лору в вертикальное положение. Лора выглядела глупо в спущенных джинсах, и сознавала это. Ну, схулигань, как ты это любила делать в школьном театре, шокируя учителей и родителей воспитанников.
Лора плюнула на всё и сама решительно сбросила брюки.
— Благодарю вас! – с достоинством склонился признательный Маэстро.
А вокруг уже скандировали: «Маэстро, просим! Маэстро, просим!». Особенно горели нетерпением две девушки и трое юношей в зелёных и чешуйчатых обтягивающих трико, напоминающих шкурки ящериц. Маэстро потащил насильственно раздетую Лору к около-диванной столешнице с кистями и баночками, опустился на одно колено, под дружные возгласы одобрения облобызал её коленки и только после этого принялся за работу.
Через десять минут щекотных и, казалось, совершенно беспорядочных касаний Лора почти не отличалась от других: по одной её ноге рассыпались диковинные цветы, по другой разбегались сине-голубые волны, концентрические круги обводящие пупок, словно мишень, образовывали затягивающий тоннель, коленки зияли рваными пятнами. Влажная краска холодила тело, чуть пощипывала кожу.
Маэстро устроили овацию, как всегда. Лоре ничего не оставалось делать, как поворачиваться и показываться всем желающим. Её бесцеремонно крутили, вертели, восхищенно щелкали пальцами, отпускали комплименты. Один из Зелёных снял с соседки изумрудные туфельки, склонился к Лоре и надел туфельки на её ноги. Когда он поднялся, Лора с немалым изумлением признала в нём того самого наглого парня в кепке, Сторожа при Будке. Он был почтителен и робок.
— Но… как же вы здесь? Как же сторожка? Почему?..
Парень улыбнулся – странно, грустно. – Но ведь кто-то должен быть… Сторожем… Так? А здесь… Смена кончилась, вот я и здесь… Я ведь говорил, что мы ещё встретимся.
Парень поднёс Лоре бокал прозрачного хмельного напитка, она с наслаждением выпила лёгкое, пряное вино, дающее бодрость и забвение. Вот она и в раю для сумасшедших! Её приняли за свою. Но что ей Рай без Короля?
А музыка тем временем набирала силу, звучала всё громче, гости образовали круг, втянули Лору в общий хоровод, заплясали, запели, запрыгали, засвистели – и понеслись по кругу, то ускоряясь, то замедляясь, словно в детской игре. Лора держалась с одной стороны за руку Маэстро, с другой стороны её подхватил Сторож. Она чувствовала необыкновенную лёгкость в теле, ей казалось, что она взлетает, длинные прыжки заставляли её зависать на время над паркетом, а затем медленно и плавно опускаться на кончики носков, чтобы, оттолкнувшись, вновь воспарять.
Она забыла обо всех канонах и рамках, обо всех танцевальных па, преподанных Учителем в школе Танцев, забыла, что на ней одни разрисованные колготки, чужие туфельки и раскрашенная блузка. Она танцевала и резвилась так, как требовала её освобождённая душа, её раскрепощённое тело. Она раскраснелась, глаза блестели, грудь прерывисто дышала.
Вот хоровод распался, каждый закружился вокруг своей оси, а когда они вновь соединились, её словно током ударило: рядом с ней оказался Король! Она ещё неслась по кругу, голова кружилась и плыла, но крепкая рука Короля держала её надёжно и не хотела отпускать. Вот музыка стала замедляться, толпа распадалась на парочки, Лора подумала, что вот теперь-то она останется одна, с пустыми руками, и упадёт на пол. Потому что ни Маэстро, ни Сторож не были ей нужны…
Но нет. Король стоял напротив и крепко держал в руках, не давая упасть, и смотрел так пристально и так ласково, что сердце снова забилось в пылкой надежде. Свет начал меркнуть, словно в театре перед началом представления: очень медленно смягчался, уходил, отступал… Зажглись свечи в канделябрах. В зыбком, пляшущем полумраке подданные короля уединялись парами, танцевали, обнявшись, или пили кофе за столиками, бурное веселье сменилось тихой радостью и томлением. Прижавшись друг к другу, почти застыли на месте двойняшки, Миранда и Мелисса, их губы искали друг друга, глаза были полузакрыты.
Мельком Лора увидела Зою. Та осталась на своём диванчике, у её ног с немым обожанием свернулся калачиком, точно пёс, Сторож в кепочке. Королева по-прежнему улыбалась, но устремлённый на Лору и Короля взгляд в приглушённом неверном свете стал тревожным, в нём горели неутолённый голод и неистовая ревность.
Но ничего не имело сейчас значения. Её Король был рядом с ней. Лора чувствовала биение его сердца, движение его ног, чувствовала тепло его рук и дыхания, слышала его удивительный голос.
— Оставайся у нас, — шептал Король. – Не покидай нас никогда. Ты мне нужна – не уходи, не возвращайся в этот ужасный Город, иначе я затоскую…
Эти слова сладчайшей музыкой вливались в усталую душу, тешили удивительными мечтами, обволакивали, обещали вернуть давно утерянное…
— Ты очень грустила в Городе, но теперь ты счастлива, ты Дома. Ты можешь оставаться счастливой, сколько захочешь. Ведь ты смотрела на меня, ты звала меня. Да?
— Ты мой Король… — отвечала она заворожено. – Ты мой Король… — Но я ничего не понимаю… — пожаловалась она. – Кто вы? Почему о вас никто не знает? Вы – беженцы?
— Пожалуй… ммм… в какой-то степени…
— Или переселенцы?
— И это тоже… даже, пожалуй, вернее.
— И вы здесь поселились? – не отставала Лора.
— Можно сказать и так… — уклончиво отвечал он.
— И вы все живёте здесь?
— Все… или почти все. Кому нравится. Некоторые предпочитают другие Дома… Ты, видно, ещё не совсем отдохнула, если ненужные вопросы продолжают терзать твою душу…
Он явно не желал отвечать. Это их тайна, это их игра. Что ж, пусть она остаётся игрой, она готова в неё включиться. Но — ещё один вопрос мучил её, не хотел отпускать.
— Скажи, мой Король, не появлялась ли тут у вас девушка, Поэтесса, по имени Клэр?
— Да, Лора, Клэр здесь.
— Клэр! Клэр здесь! Где она? Её можно увидеть?
— Боюсь, что нет… увы… Клэр, конечно, здесь… Но и не совсем здесь. Она… как это сказать по-вашему? В командировке.
— Я хочу её видеть!
— Ну, вряд ли это возможно. Сейчас… За Клэр невозможно угнаться.
— Я её догоню! Непременно! Она – одна из Вас?
— Все мы здесь – равно беглецы из Города, не сумевшие к нему приспособиться. Каждый новый беглец – наш Друг. Здесь Души становятся совершенно другими, ты убедишься. Здесь нет злобы, лжи, гордыни, подлости и войн. Мы никого не затаскиваем сюда насильно, никого не держим, именно поэтому все счастливы. У нас одна религия – Любовь и Природа. Каждый волен выбрать себе любую оболочку…
Король говорил, а Лора всё равно ничего не понимала. «Так ли это важно?» – подумалось ей. Голова её кружилась, в потемневших глазах Короля толпились трепещущие отражения свечей…
Музыка закончилась, парочки вновь столпились позади них, образовав полукруг. Неужели она «проболтала» своё счастье? Чудо прервалось на полувздохе.
Седовласый Маэстро вёл к Королю Осеннюю Королеву, уверенную, но настороженную.
— Идём с нами, мы будем тебя любить… — зашептали рядом двойным шёпотом Миранда и Мелисса, щекоча кудряшками её шею.
Лора хотела сделать шаг в сторону, но Король не выпустил её руки. Он покачал головой, обозначив отказ. Затем склонился перед Королевой, заставив склониться и Лору. Зоя и Маэстро переглянулись. Зоя усмехнулась, и Король вновь поднял глаза. Король и Королева стояли друг перед другом, испрашивая прощения и прощая.
На холодном, прекрасном лице Зои ничего не дрогнуло, только беспощадный внутренний огонь словно выжигал изнутри её побелевшие глаза. Королева медленно и испытующе посмотрела на Лору, а та бросила умоляющий взгляд на Короля. Тот ответил ободряющим пожатием. Наконец молчаливый диалог был закончен. Подданные стали растекаться в стороны, с облегчением переговариваясь и вздыхая. Обнявшись, уходили прочь Миранда и Мелисса. Зоя осталась одна, но тут же, будто ничего и не произошло, отвернулась и поплыла в танце с влюблённым Сторожем, смотрящим на неё с благоговением и невыразимым восхищением. Она демонстративно прижималась к нему своим гибким змеиным телом, Сторож шептал ей на ухо что-то утешительное, восторженное и смешное, Зоя наконец-то засмеялась, освобождено и легко, благосклонно кивнула своему кавалеру, расслабилась.
Только тогда напряжение ушло и из Лоры тоже. Нет, Король не прав. И здесь есть разочарование, боль и грусть. Здесь тоже умеют страдать. Но умеют и прощать.
Вечер незаметно подошёл концу. Огромные часы в корпусе из чёрного дерева с перламутровыми инкрустациями гулко, значительно, весомо пробили полночь. Люди рассеивались, ускользали в боковые дверцы. Зала пустела.
— Вот и нам пора! – шепнул ей Король. – Идём со мной!
Он вывел Лору в розовую дверцу, захлопнул её за собой, и тут же нетерпеливо обнял. Ещё одна целующаяся парочка неподалёку не обращала на них никакого внимания.
— Я так давно хочу тебя… — шептал Король. Его губы обегали её лицо быстро и невесомо, словно оплетали тёплой паутиной. Она подставила губы, но они приоткрылись понапрасну, и, не получив желаемого, обиженно дрогнули.
— Сначала я отведу тебя в свою мастерскую… — сказал Король, и вновь потянул её за руку. Они опять прошли мозаичными переходами и оказались в другой комнатке, просторной, с видом из окон прямо на черный провал, в глубине которого под зеленоватой луной металлически отсвечивала вода. Комната была увешана картинами, масками, эмалевыми медальонами с портретами и пейзажами. Такой великолепной коллекции древностей не было даже у самого Бургомистра! У Лоры захватило дух. Посреди комнаты стоял этюдник, ящик с красками и кистями, кипы грунтованных полотен разных размеров и упаковки пастелей и пастельной бумаги. А напротив, у стены, располагался огромный бархатный диван, алый с золотыми виньетками, на золотых шарах-ножках.
Король мягким движением стянул её колготки, краски на которых уже поблекли, встал на колени, чтобы освободить ступни. Затем принялся за блузку. Его руки нежно и трепетно скользили по её телу – вот она стоит перед ним нагая. Лора закрыла глаза и с долгим вздохом облегчения и утолённого ожидания приникла к нему, обессилено повиснув на его руках. Но Король вдруг отстранился с улыбкой, глядя пристально и испытующе.
— Сначала я буду тебя рисовать, — сказал он повелительно.
— Слушаюсь, мой Король, — прошептала Лора покорно. Он взял её на руки и отнёс на диван, присел рядом. Она потянулась и наконец-то нашла губами его губы, застонала от нетерпения и вобрала их, пробуя на вкус, смакуя и умирая от наслаждения, обхватила руками, желая прижать к себе как можно крепче. Но Король отнял её руки и, не отводя внимательных глаз, с лицом, прекрасным и напряженным от страсти, отошёл к этюднику.
Он делал набросок акварелью – техника, требующая сосредоточенности, точности и уверенности. Она и любовалась им, и пыталась забыть о его прикосновениях, чтобы выдержать эту пытку отлучением, расслабиться, утишить тело. Но этого не случалось. Потому что Король время от времени подходил к ней, чтобы провести вздрагивающими ладонями по её животу, бёдрам, груди и коленям, продлить истому, и тогда её тело раскрывалось ему навстречу, блаженно замирало и содрогалось, и она сходила с ума и готова была рыдать. Но он вновь улыбался и отходил, и вновь работал кисточкой, погружаясь с головой в любимую работу.
Эта изощрённая, но сладкая пытка, казалось, длилась целую вечность.
Впервые она сама притягивала к себе чьё-то лицо, целовала невероятно красивые и сладкие губы юноши, и получала больше удовольствия, чем тогда, когда снисходительно и утомлённо предоставляла свои в мужское распоряжение. Она сама тянулась к его телу, полная неодолимого желания ласкать, баловать, сжимать и мять в своих руках, ощущать кончиками пальцев, изучать языком… Она стонала и оживала при его приближении и умирала, когда он отрывался от неё, всё с большим и большим трудом, не в силах противостоять её напору и страсти.
И, наконец, что было вовсе невероятно, она сама взмолилась: — Не мучай больше меня… Это выше сил – всё ждать, и ждать, и ждать! Я хочу тебя… Разве больше не будет времени рисовать? Иди ко мне… Я требую!
И только тогда он отбросил кисти, и весь мир померк. Чарующая тайна слияния двух ручейков — в одну реку, двух звучащих инструментов – в одну гармоничную мелодию, двух влюблённых – в единую сущность. Она испытала всё то, о чём мечтала давно, и что не испытывала с мужем никогда: томление долгого ожидания, сладость неторопливых, изысканных ласк, то нарастающих, то ниспадающих, совместное восхождение к последней вершине, сверкающей и долгожданной…
И Дом вторил им торжественным хором десятков сердец, находящихся на том же пути. Он пел, подбадривая, лелея, баюкая и взрывая, в унисон их сердцам и телам – и одна конечная Станция ожидала всех любящих, стремящихся вперёд…

«Мне любить будет сладко в Заказнике Душ,
В отдаленные хоры душою вникая…»

Король уговаривал её немного отдохнуть и подремать.
— Ведь впереди ещё столько времени, мы успеем насытиться, — говорил Король. – Тебе стоит только пожелать – и ты останешься с нами навсегда. Только надо…
— Что, что я должна делать? – нетерпеливо и страстно спрашивала Лора.
— Необходимо пройти Обряд Посвящения. К сожалению, это бывает больно. Но поверь, боль быстро пройдёт, и ты станешь нашей. Но прежде…
— Что, что прежде? Я хочу знать всё!
— Ты дашь Клятву и вернёшься в Город. Тогда я проведу Обряд.
— Да, да, да! Я дам любую клятву!
— Не спеши. Подумай. У тебя есть время. Ты дашь мне окончательный ответ на следующую ночь… — и Король замолчал, ибо Лора опять притянула к себе его благословенное лицо и приникла в ненасытном поцелуе.
Она никак не могла угомониться, напиток ещё продолжал будоражить кровь, она без конца целовала, теребила, ласкала его, гладила и сжимала, словно не в силах поверить в реальность происходящего. И Король чутко отзывался на каждое её движение, на каждое её мимолётное желание, каждый вздох, отдавая с поистине королевской щедростью…

«Побыть с тобой в блаженности забвенья скупцами, жадными до ласк друг друга,
Забыть о прошлых и грядущих днях, изгнав их из магического круга,
Чтоб в ненасытной жажде ночь испить и удержать её в своих объятьях жарких,
И с расточительною щедростью дарить себя, как самые бесценные подарки!
Быть правыми и в слабости, и в силе… Как хорошо мне, всем назло годам,
Хранить в себе непознанный Сезам, и…»

Она даже не заметила, как уснула – так легко, радостно пришёл чудесный, освежающий сон, рука с рукой, бедро к бедру – рядом с Королём.
… Лора купалась в золотистом море и не могла сбросить дрёму. Ослепительные волны качали её, то подбрасывали вверх к чьим-то пронзительно ясным глазам, то мягко опускали вниз, в туманное марево. Вдруг ясные глаза скорбно нахмурились, скрылись за густым и сумрачным частоколом ресниц, и откуда-то снизу, из густого тумана, как чертик из табакерки, вынырнул как всегда элегантный, благопристойный и подтянутый Лион. Он стягивал майку и поглядывал на себя в бездонную пропасть настенного зеркала.
— Жене Полковника нельзя быть такой экстравагантной! – выговаривал он и, выпячивая грудь, любовался своим гладко выбритым лицом. – Бургомистр снова делал мне выговор за тебя! Кому это понравится? В конце концов, кто должен нести ответственность за твоё воспитание? Я или он?
Его голос звучал чётко и раскатисто, и Лора поёжилась.
— Я думаю, отдых в горах пойдёт тебе на пользу, — продолжал греметь голос. – Я узнавал – экскурсионное бюро гарантирует полную защиту от мятежников, но я всё же приеду и лично убедюсь… нет, убежусь…
Потом Лион, растянув губы в ослепительной заученной улыбке, расставил руки и пошёл к ней…
Лора в ужасе вздрогнула – и проснулась. Яркое солнце било сквозь не зашторенное окно, зайчики дрожали на стенах, прыгали по подушке. Ни шороха, ни звука не раздавалось в Доме, только громко и наполнено билось сердце.
Она сладко потянулась, легко вскочила с постели и, нагая, направилась прямо к солнцу. Распахнула окно – и вскрикнула в испуге и восхищении: окно обрывалось в пропасть… А там, внизу, в невообразимой дали, сияло, мягко мерцало, исходило перламутровым светом то самое Горное Озеро. Оно отражало небо, и, казалось, смотрело на Лору добрым, мудрым оком. Вниз, к самой его поверхности, по крутизне сбегали нетерпеливые, шаловливые, причудливо изогнутые сосны и ели в голубых лишайниках… Ветерок вдруг пронёсся стремительно, взволновал гладь, взъерошил волосы Лоры, погладил по руке, будто приветствуя; заворчал ближний дуб, заходили ходуном тени по белой стене…

«Внизу, в провале гор, лилово Озерцо, и круто горные взбегают склоны,
Замкнув его в любовное кольцо, и сосны древние изогнуты в поклоне…»

Лора вспомнила разом всё, сердце защемило от радостных предчувствий…
— Мой Король… — шепнула она.
Где же он? Работает над акварелью? Лора подбежала к двери в ателье и заглянула внутрь.
— Король! – робко позвала она, но и тут было пусто.
Здесь тоже царило солнце, но сквозь прозрачную стену открывался вид в противоположную сторону. Лора очарованно смотрела на полого уходящую вдаль боковину холма, заросшую тёрном, свободно раскинувшимися дубами и кудряшками шиповника в оранжевых гроздьях. Кое-где выглядывали бурые лысые взгорки, ближняя часть поляны пряталась в глубокой тени от Дома, и туда, вниз, прихотливо петляя, по волнистым лощинам бежала узкая тропинка, спеша напиться чистейшей воды у маленьких озерков, рассыпанных, словно бусины с ожерелья нервной красавицы…
Лора приветственно кивнула Тропинке, Деревьям, Озеркам, словно старым знакомым. Она походила по комнате, растерянно обнаружила на единственном стуле свою аккуратно сложенную одежду, абсолютно чистую, безо всяких намёков на краску, и только теперь заметила, что нага. Лора оделась. На этюднике остался незавершённый набросок. Обнажённая девушка на низком красном диване, сладострастно прикрывшая глаза в ожидании… Да он великолепный художник!
Как тихо! Ни звуков шагов, ни шёпота, ни стука, ни смеха. Где же её юный любовник, где Король и Хозяин этих мест? Где все остальные люди, его друзья и подданные? Разошлись по своим домам? Ведь где-то здесь, в горах, спряталась Страна Даз. А может, все ещё тихо-мирно спят после бурной бессонной ночи, ночи любви?
На столике Лора обнаружила завтрак на подносе: аппетитная глазунья с ветчиной, белый хлеб с маслом, и на отдельной тарелочке – свежайшие алые помидоры, в капельках росы, и ещё – в термосе очень горячий кофе с молоком, а к нему – кусочек пирога с яблочным джемом.
Радость захлестнула Лору. Да он где-то здесь! Может, в саду, или в огороде – откуда же иначе эти свежесорванные помидоры? Или на кухне – балагурит с поварятами, продумывает меню на день.
Счастливая Лора села прямо на пол, поставила поднос себе на колени и съела всё до последней крошки. Кофе был чудесен.
— Спасибо, ты очень заботливый Король! Но где же ты? Твоя подданная сходит с ума от любви!
— Ау! – крикнула Лора, и голос её ушёл в тишину, слегка отталкиваясь от стен лёгким эхом. – Ау! Король! Я жду тебя, мой милый мальчик…
Её тело было полно энергии и не желало оставаться одиноким, она снова трепетала от желания. – «Ау!..» — прозвучало уже не так уверенно. Конечно, если его нет дома, то он и не услышит. Так, где же тут ванная? Надо срочно привести себя в порядок!
Всё нашлось быстро и вполне её удовлетворило, большое круглое зеркало отразило взволнованное, юное лицо, словно ей опять восемнадцать, и не было этих ужасных десяти лет унылого брака, подобного заключению в карцере.
Она ещё походила по мастерской, ревниво разглядывая акварельные и масляные зарисовки молодых женщин, видимо, сезонных королев. Отыскала меж них неулыбчивую, строгую Зою среди осенних деревьев – рисунок не был закончен, и этому, наверняка, помешала Лора…
Она томилась, а Король всё не появлялся, чтобы сказать ей «доброе утро!», защитить в своих объятиях от немигающих взглядов любовниц-королев… Последние надежды покидали её. Дом был пуст.
Может, всё вчерашнее приснилось ей – и Король, и даже та прелестная гостиная без окон, но с картинами и дверями. Может, это – опьянение тем неведомым напитком? Наркотическое забытьё? Галлюцинации? Может, и Заповедник ей пригрезился – уж слишком невероятным и лёгким оказалось бегство из Города!
Но нет, вот он, Заповедник, заглядывает в причудливые окна колючим ёжиком сосен, белёсым, сверкающим на солнце, обрывом, валунами в серебристо-голубых и охристых заплатах лишайника…
Так, теперь – в гостиную. Всё, как вчера. Безмятежные картины дремлют в полумраке вперемежку с зеркалами, паркет засыпан крошевом конфетти. Лишь один красный воин маячит в углу – но ведь он всего лишь манекен. Шаги раздаются гулко и чётко. Куда теперь? Вдруг что-то мягкое уткнулось ей в ногу, и Лора взвизгнула. Но пуховый комочек заурчал – это был всего лишь серый котёнок. Лора нагнулась, чтобы приласкать его.
«Они меня бросили! Они все меня бросили!» Слёзы подступили к глазам.
– Они все меня бросили! – крикнула она, жалуясь неизвестно кому, и эхо повторило её жалобу сочувственно, со всхлипом. «Всё-таки бросили!» – громко стучало сердце.
Она начала распахивать все дверцы подряд. Одна открылась в бесконечную океанскую зыбь, но это не было океаном – прибой даже не замочил ей ноги, и Лора в испуге отрыгнула. Другая вела в уютную, но крошечную зелёную спаленку. Третья уходила в сумрачный коридор, ведущий в никуда, ибо там курился невнятный, тревожный полумрак. За четвёртой пульсировали светящиеся клубы, принимающими пугающие формы, и Лора в ужасе захлопнула дверь. Там же ничего нет! Это только миражи! Пустота! Она бросилась из гостиной в галерею, из галереи – в прихожую, из прихожей – наружу. Зелёная поляна была пуста. Утро заволакивалось мягким густым туманом, засочилось моросью, последние голубые клочья тонули в белёсо-сером мареве, спускающемся с вершин.
Вдруг где-то в доме хлопнула дверь, вдалеке по гальке зашуршали чьи-то шаги. На втором этаже внезапно распахнулось окно. Надежда всколыхнула её. Она вновь бросилась в гостиную, и вновь никого не нашла. И бессильно опустилась на пол.
— Лора! – вдруг кто-то тихо, но явственно позвал её. Знакомый голос. Король?
— Лора! – раздалось громче. – Ау! Я ведь здесь! Милая!
Голос носился в пустоте гостиной, перепархивая из угла в угол, то зависал над головой, то удалялся в невозможную даль.
— Бред какой-то! Бред! Бред! Бред…
Красный манекен сдвинулся с места. Он заковылял к ней на негнущихся деревянных ногах со своей вечной дурацкой улыбкой. Только на этот раз улыбка была виноватая и сочувственная, будто он собирался ткнуться в её ногу, как маленький котёнок, потереться и замурлыкать. Он протягивал к ней руки, он хотел развеселить и утешить… На мгновение Лору парализовало. Она похолодела.
И в этот миг – «Но мы же здесь!» — очень тихо, но явственно сказал Дом множеством разноликих голосов, и эти звуки разлились в воздухе и перетекли в слитный гул, напоминающий отдалённый хор, странную и торжественную музыку Заповедника.
Она всё поняла. Озарение пришло внезапно.
Это ведь Духи! Весь Дом, весь Заповедник заполнен Духами! Всего лишь Духами! Привидениями. Фантомами. Тенями. Химерами. И чтобы сюда попасть, стать Духом, она должна будет умереть. Какой ужас! Умереть – а ей всего двадцать восемь! А Посвящение… Это же болезнь! Они насылают что-то вроде болезни, и человек в Городе умирает!
Клэр… Клэр стремилась уйти. Она не болела – она просто освобождала от тяжёлой оболочки душу, словно бабочка, рвущаяся из кокона на крылатую свободу!
Но Лора не хочет проходить через Обряд умирания! Она хочет жить! Жить, не переселяясь в камень или дерево. Она хочет домой, в привычный, уютный Город.
Ужас стегнул по спине жгучим хлыстом. Лора рванулась прочь. Прочь отсюда, от этого обмана, от несуществующего Короля, от блаженства, превратившегося в пытку страхом. Над ней надсмеялись, совратили. Да и был ли здесь кто-либо, кроме неё? Уж не Королевство ли это Кривых Зеркал, и она вела беседы со своими отражениями в десятках пустых стёкол, сверкающих амальгамой?
Остановилась, задыхаясь, посреди лужайки. Прислушалась. Ни шагов, ни куклы в распахнутой двери. Ни единого звука. Лишь журчание ручьёв и свист птиц… И эта тишина была не менее страшна и безумна. Кровь гулко билась в висках, сердце же, наоборот, отказывалось биться, срываясь в пропасть, словно кабина – вниз с канатных рельсов.
Дом странно заволновался, пошёл зыбью, вновь вокруг неё зашелестело, зашептало, закружилось Нечто. Захлопали ставни, двери, словно сквозняк ворвался в дом.
— Не уходи! – явственно послышалось в шёпоте Дома.
Но ведь и этого Дома не существует! Они сотворили его из своих представлений, своих фантазий, он существует лишь в их воображении, держится за его счет. Искусная иллюзия!
— Не уходи, не уходи, не уходи… — затухающей волной пронеслось по ветвям дубов.
— Не бойся, не уходи, мы скоро проявимся!..
Лора попятилась назад, прочь от Дома, споткнулась о камень, чуть не упала, повернулась – и побежала. Куда? Она сама не знала. Страх гнал её вперёд и вперёд. Жалобный вскрик прекрасного Короля достиг её, но лишь подхлестнул в спину.
Знакомая пунктирная тропинка сама обозначилась под ногами. Она вела в сторону Канатной Дороги, Лора это точно знала. Она падала, ушибалась, скользила по песку коленями, вскакивала вновь, и вновь спотыкалась, словно камни пытались её задержать. Карабкалась на пригорки, вдруг выраставшие на пути, и скатывалась с них. Страх и раскаянье в своём сумасбродстве давали ей силы…
Она задыхалась, ноги покрылись синяками и ссадинами, пот облеплял лицо и спину, блузка стала противной и горячей. Странные звуки окружали её. Трепетные, мимолётные, словно далёкий оклик, неуловимо знакомые.
— Зайди ко мне в гости! – окликнула с высоты монументальная Скала, блеснув в вышине серыми глазами Примадонны.
— Загляни и найди мой огонь! – попросило круглое дупло в огромном кряжистом дубе, сверкнув чьими-то карими глазами. Лора шарахнулась в сторону, и тут же услышала смех двух юных ёлочек, сплетающихся ветвями, — знакомый, чистый смех Миранды и Мелиссы.
— Приласкай нас! – просили они. – Не бросай без ласки…
Они пытались склониться ей вслед — в тщетной надежде удержать.
Репейник прилип к её джинсам, прильнул, не желая отрываться.
— Останься! – молил и требовал, прилетая с порывом ветра издалека, нежный, но властный, ещё недавно такой любимый голос. Сейчас в этом голосе зазвучали скорбь и отчаяние.
А тропинке, казалось, не будет конца. Отдирая на ходу репейник, Лора, всхлипывая, вбежала на галечный бережок. Тропа растворилась в реке. В серебристой воде промелькнуло отражение Маэстро, но Лора взбила его ногами, и хрусткая вода взвилась ледяными брызгами, а каждый шаг звучал пощечиной.
Почти со всех ветвей, камней, деревьев на беглянку всматривались глаза вчерашних знакомцев, приютивших её в Заповеднике, светились их лица…
Канатная Дорога возникла неожиданно, точно резко сменившийся слайд, словно Тропа, распрямившись пружиной, вытолкнула её далеко вперёд.
Лора радостно вскрикнула и бросилась к ней, сквозь кусты, не видя и не желая больше ничего видеть и слышать. Она сейчас ждала лишь одного чуда – чтобы канатка ожила и в мгновение ока вознесла её наверх.
Тёрн исцарапал ей руки, песок набился в туфли и натирал подошвы. Напоследок с дивного багряно-золотого клёна сверкнуло холодным отблеском всезнающее, суровое лицо Осенней Королевы.
Лора схватилась за спасительные канаты, отчаянно затрясла их: – Спасите! – голос её сорвался. «Дура, дура, зачем я сюда…»

«…Ты затихшего Времени сон не нарушь,
Заповедника Музыку полной грудью вдыхая…»

Вдруг канатка ожила, запели натянутые тросы, звякнула цепь.
«Меня услышали!» – ликовала Лора, и это не было невероятным, но само собой разумеющимся. От толчка дверца кабинки распахнулась. На сиденье аккуратно лежали её забытые в Доме куртка и сумочка. Измученная Лора с облегчением упала на скамейку.
Кабинка тут же качнулась с готовностью. Неужели спасена? Неужели она вернётся домой? Кабинка медленно, очень медленно, будто нехотя, стронулась с места. Следом росла, возникая из воздуха, волна звуков.
«Лион, Лион, я хочу к тебе, к тебе, к тебе, спаси меня!» – твердила Лора, словно убеждая и уговаривая сама себя, изо всех сил стараясь в это поверить. Она задыхалась от слёз, и не могла понять, почему плачет. – «Я больше не буду, я постараюсь больше не делать глупостей…»
А внизу, всё громче и громче, раздавались смех, пение, музыка, крики. Группа Зелёных появилась первой. Они тянули вверх длинные руки, пытаясь дотянуться до кабинки. Сверху они удивительно походили на гибких, юрких ящерок. Затем появились Примадонна с Маэстро, Осенняя Королева, неподвижная, как изваяние, рыжий сторож в кепке, проспавший свою смену, девушка-камень с котёнком на руках, прочие обитатели Дома.
Последними проявились двойняшки в своих зелёных штанишках. Они укоризненно качали головками и улыбались, как обычно, только очень-очень грустно.
И вот все они, стряхнув оцепенение, начали звонко смеяться ей вслед, всё громче, всё веселей, всё оскорбительней.
— «Ненавижу вас всех!» — твердила себе Лора, а сердце задыхалось в бешеной чечётке горечи и боли.
Вдруг толпа расступилась. Вперёд выступил синеглазый Король, он же – Хозяин Заповедника Душ. Он поднял руку в прощальном жесте. Лора склонилась вниз, чтобы последний раз рассмотреть его удивительное лицо, прочитать его выражение, уловить там прощение и понимание. Но кабинка, словно повинуясь движению его руки, в тот же миг рванулась вверх, набирая скорость.
Лора успела только увидеть, что Король тоже улыбается. Но что было в этой улыбке, ей не суждено было узнать никогда.
Он улыбался вслед ей, в панике убегающей прочь из мира красоты, покоя, дружбы и любви. Ей, не пожелавшей остаться с ним. Королю было искренне её жаль…
Толпа Душ исчезала далеко внизу, а наверху, тем временем, гул прорезал небо. Лора запрокинула голову: так и есть! В небе стыли мёртвые железные птицы – вертолёты. У неё закружилась голова, и потемнело в глазах…

Эпилог

Головокружение прекратилось, и потемнение в глазах прошло, лишь только кабинка остановилась. Лора выскочила на площадку. Канатная дорога вновь умерла, стала недвижной и безгласной. Мимо Лоры из калитки вытекал ручеёк экскурсантов, направляясь к автобусу. Последние выскакивали из «пещерного» туалета и по инерции пристраивались в хвост.
Заповедник остался далеко внизу, так далеко, словно это было глубокое прошлое. А в ней самой осталась пустота – ни радости, ни веселья, ни страхов, ни былой смелости, ни веры.
Её тут же, откуда ни возьмись, догнал ухажёр Стива, счастливый своей удачей.
— Наконец-то я вас догнал, дорогая, — щебетал он. – Вы так бодро шагали – просто загляденье! Молодцом! Сразу видна спортивная закалка! Я думаю, что и воздух действует просто удивительным образом. Вот в Городе, например, никогда не бывает времени на что-то этакое, особенное. А здесь я так расположен, дорогая, так расположен…
Лора остановилась, как вкопанная. Стива раскрыл рот в недоумении: — Вы… что-то забыли? – заботливо осведомился он.
— Да, я что-то забыла, — ответила Лора и медленным, нерешительным шагом, игнорируя прилепившегося ухажёра, вернулась к рыжему косоглазому сторожу в кепочке.
— Нельзя ли… — начала она просительно, старательно пряча глаза. – Нельзя ли… спуститься по канатной дороге, осмотреть… осмотреть Заповедник?
Парень мотнул головой, промычал что-то невнятное, будто глухонемой, и снова принялся ковырять носком грубого ботинка асфальт.
— Нельзя ли спуститься вниз? – с отчаянной твердостью, негромко, но отчётливо, чуть ли не по слогам повторила Лора. – Я хорошо заплачу…
Парень поднял свои бесцветные глаза, разбегающиеся в разные стороны, и с мучительным трудом выговорил искажённым, булькающим голосом: — Нельзя. Не положено. Пропуск. Разрешение.
— Что?
— Разрешение надо. От начальника.
— Какого… начальника? – вконец растерялась Лора. – Что ты несешь?
— Начальника. Оттуда.
— Но ведь ты уже спускал меня в Заповедник! – Злые слёзы вскипели в уголках глаз. Ей хотелось заорать на него, схватить за тощую шею и трясти, душить, давить, как шкодливого курёнка, но вместо этого она сглотнула и выдавила просительно: — Ну…пожалуйста!
— Полиция. Не велит. – Парень равнодушно отвернулся.
— Что за странная шутка, дорогая! – наконец тронул её за локоть ухажёр Стива, не зная, однако, можно ли ему смеяться. – Вы, оказывается, оригиналка! В этом Заповеднике нынче одни звери да егеря. Да ещё, поговаривают, мятежники иногда пересекают границу и спускаются с гор. В конце концов, попросите отца, что ему стоит устроить ещё одну экскурсию, специально для вас, с отрядом военной охраны. Только не понимаю, зачем вам это нужно. Можно прекрасно провести время и в Санатории. Давайте сегодня потанцуем в баре, а? Что за странная шутка!
Лора криво усмехнулась.
— Такие уж у меня шутки. – Сухо ответила она, развернулась и зашагала к автобусу.

Добавить комментарий