Америка, Скиталец,Ангелы,Лебедь,пассажир. Россия, Пророк,Паром


Америка, Скиталец,Ангелы,Лебедь,пассажир. Россия, Пророк,Паром

Америка

Не забыть мне оседлого берега,
Но на сердце оскомины грусть.
И зовет Интернетом Америка –
Я домой не вернуться боюсь.

Брошу якорь у звездного острова,
Где у пальм веселится прибой.
А тебя забросаю вопросами,
Моя родина с долгой зимой.

Я – России и сын, и поверенный!
Только гложет завистливо грусть,
Что богатства далекой Америки,
Как карман, разрывают мне грудь.

Скиталец

Желал романтиком-скитальцем
Я растоптать беспечный мир,
И голоса зовущих странствий
Нас выгоняли из квартир.

И я был выдворен на волю,
Чтоб воздуха хлебнуть глоток.
Но выпала иная доля:
Свободу пить за кошелек.

Над кумачами стынут ветры
Необъясненных мне побед.
И, лишь, пылятся километры
Дорог, стремящихся в рассвет.

Ангелы

Я не совру, когда скажу, что каждый
Судьбой-рулеткой мерит неба высь.
И я впечатал взгляд в окно однажды –
Мне показалось, кто-то падал вниз.

Я вспомнил об услышанной легенде,
Что, где-то, у незримой высоты,
Летали ангелы, их души, словно дети,
Из звезд потухших строили мосты.

И я бродил по млечным параллелям,
И приближался к истине простой:
Что крылья им даны не для уменья –
Они сродни с крылатою душой.

И, кто летает, тот не знает дома,
И свет его так ярок и глубок…
Но даже в небе царствуют законы:
У всякого свеченья краток срок!

Как средь людей, живет в вершинах догма:
Должно быть разрешение на взлет.
И часто слышим, кто-то беспардонно
Ведет отстрел, а крыльям – свой учет.

Я вспомнил о легенде на рассвете,
Когда увидел, кто-то падал вниз –
Живым огнем рвал небо над планетой
И строил мост
с Земли
мне в эту высь.

**************

Вот разберу я
на снежинки снег
И посчитаю,
сколько зим и лет
На свете Богом
брошенный живу.
Все краски мира
я к себе зову

Мне б написать
пародию в стихах
На полосато –
звездный зебру-флаг,
Людей заставить
верить в тишину
И навсегда
забыть про ту войну.

Пусть день ушедший
веру сохранит,
А ночь грядущая
закат испепелит,
Что б новый день,
как первенец-восход,
В нас зародил
простой надежды плод.

Зачем
изобретать велосипед,
Коль не смогу
я мир спасти от бед,
Как не смогу
раскрасить ту весну,
Что расписалась
кровью на снегу.

Лебедь

Скользит печальный белый лебедь
По зеркалу своей судьбы.
И негодуют чернь и нелюдь:
«Кривой наклон у головы!»

Движенья плавны. Грациозен.
Крылом не бередит волны.
Но взгляд у зависти тревожен:
«Вон, там под тяжестью воды –

Природы страшные ошибки:
Ленивый, лишь, не разглядит,
Таящийся под гладью зыбкой,
Пунцовых лап нелепый вид!»

Влачась за внешней красотою,
Хвалебных не жалеем фраз.
В общенье с робкою душою
Не замечаем добрых глаз.

Как жизнь превратна, не дано ей
Направить к сущности простой:
Душе, парящей над волною,
Так безразличен мир босой.

Старая Москва

Старая Москва. Тишина аллей.
Мне была мила скромность площадей,
Чистота дорог, плавный ход машин.
И никто из нас злобой не грешил.

Я покой любил в зелени садов.
И просил её: «Двери на засов!»
Не пускай в свой дом чужеродный рой,
Кольцевой щитом заслони, укрой…

Суета толпы ветром в окна бьет,
Потерял себя в той толпе народ.
Удаль да кураж променял на шик.
Где теперь живёт широта души?

Со двора зайду в Храм я – не с крыльца.
Мне былой Москвы не узнать лица.
В нищете холоп, коли барин плох!
Напишу стихи, чтоб услышал Бог.

Круги на воде

Рисует память на воде круги,
Очерчивая проволокой зону,
И с прошлым больше не поговорить
Несчастному поэту Робинзону.

Ему бы снова бороздить моря,
Покинуть в слове заточенья остров,
Но держат душу будней якоря,
И руки бесполезны, как наросты.

Ему осталось провожать суда
Удачливых и смелых капитанов
И ждать на суше Божьего суда
За то, что не нашёл в огне каштаны.

Таскал бы для себя и для других,
И так рождались голубые строки…
Да не прорваться к людям сквозь круги
В тот мир, необъяснимый и жестокий.

Россия

Россия – ты для нас родная мать,
А мы – всего лишь озорные дети.
И любим: спорить, драться, воевать,
И, чтоб никто за это не ответил.

Игрушки разбросаем по углам,
Начертим нерушимые границы,
Но хочется опять бодаться нам,
Вставлять друг другу ненависти спицы.

Твоя судьба – как вечный монастырь,
В него идем на первое крещенье.
Через полу, целуя падший мир,
Мы просим у Всевышнего спасенья.

Пассажир

В переплетеньях бытия
Мне виделись картинки мира…
Хотел же поезд, чтобы я
Его стал верным пассажиром.

В пути мерещилось: в страну
Врывалась проданная осень,
И я опять вставал к окну,
Чтоб написать: две тыщи восемь!

Но я всего лишь пассажир,
Мне не сойти с дороги этой.
Стальная скоростная жизнь –
Как неизбежная примета.

Стучит в такт сердцу полотно.
Под мерный звук я засыпаю.
А может это только сон,
И никуда не уезжаю?..

Паром

Горизонт. Переправа.
Остров. Паром.
Берег левый и правый.
Борт. Я и шторм.
Волны вырубят дыры,
Словно топор,
Мы не свяжем два мира
В общий узор.

Я стою, не качаясь,
Я – волнорез!
Крики вскормленных чаек,
Как гром небес.
Брызги солью отметят
Новый камзол,
А подкупленный ветер
Выправит ствол.

Вот и остров замечен.
Чья сторона?
Ну, какие же бредни!
Земля – одна.
Просто мы не успели
Уберечь и спасти,
Просто сели на мели
В середине пути.

И когда вижу остров,
Переправу, паром,
Возникают вопросы:
А кто за бортом?

Современность

Да, хромаю я в ногу со временем.
Ложь рекламная бьет по лицу.
Но удобно ноге моей в стремени,
А Пегас дает сил молодцу.

Золотыми своими подковами
Высекает слова на скаку.
И мою
никакими оковами
Удержать невозможно строку.

А народ тренируется штампами,
Показной иностранностью фраз.
И порою, презрения шапками,
Брат-поэт был закидан у нас…

Жизнь шифрует событья плакатами.
Нынче в моде пенять на «вчера».
А мне снятся туманы закатные
И в кудрях золотых вечера,

И луной, освещенные улицы –
Не софитами лживых реклам…
Как же хочется сильно зажмуриться
И послать, наконец, всё к чертям!

Февральская весна

Весна ложится под колеса
Пенкой.
Дорога вьется, вновь белёсой
Лентой.
И я как первый посетитель
Ночи.
Ищу ответы, мой спаситель,
Срочно.

Я буду помнить день всегда
Вчерашний,
Как самолетик, не беда,
Бумажный.
Летал по утреннему небу
Птицей,
Боролся с былью или небы-
лицей.

С высот предельных он смотрел
На звезды.
К одной из них вдруг полетел,
Но поздно –
Замерз в жестокой атмосфере
Ночи,
И рухнул вниз, где рвали веру
В клочья.

Нет, предъявлять зиме я иск
Не стану.
В дань той борьбы, лишь, обелиск
Поставлю.
Как жарко было в небесах
Холодных,
Как жалко, что была весна
Недолгой.

Хоть раз на свете

Хоть раз на свете быть самим собой,
Лишь миг прожить бы наяву – не в сказке.
Я не хочу казнить себя виной
За то, что стол мой не скупой, а барский.

Стоит закат под дверью, что-то ждет –
Иль постучать боится без причины?
А годы барабанят подло счет,
В глубоких отражаются морщинах.

Не удержать слезы, а та бежит назло
И вязнет в густоте седой щетины.
А черт и ангел, глядя на стекло,
Бросают кости, кому бить витрину.

Часы спешат, очерчивая круг.
Сбежала юность, как всегда, внезапно.
Ушел последний в этой жизни друг.
И падальщик преследует на запах.

Пророк в портупее

Был представлен идол в портупее,
Пояснили в прессе: ваш Пророк!
Возродить великую идею
Обещал он за короткий срок.

Дали горн, и встали все под ружья,
Указали в будущее путь.
С барского стола маячил ужин –
На толпу людей, но по чуть-чуть.

Став живой мишенью для картечи,
Наш народ ту битву проиграл.
И кружил над полем ворон вечный,
А Пророк взошел на пьедестал.

И остались, лишь, воспоминанья,
И напрасны слезы у могил,
Гложет стыд за славу и страданья,
За народ, что Бога позабыл.

Пусть пророк, пусть идол в портупее,
Черт, иль ангел, но изводит мысль:
Что цена навязанной идеи –
Наша человеческая жизнь!

Добавить комментарий