В слепую

Самый обычный день, а точнее поздний вечер. Сумерки обняли городок цепкими пальцами каменных теней. Злобно расцепил их от себя прочь уставший после работы Патрик, рядовой клерк в центральном банке, молодой холостяк. Он зашёл в первую бро-сившуюся ему в глаза дверь ещё работающего заведения. И это не удивительно, что в столь поздний час, когда на небо уже стали сбегаться звёзды, данное заведение гостепри-имно распахивало двери. Это был рядовой ночной клуб. Как раз для рядовых клерков. На-звание клуба «Хаос» подсознательно влекло всех тех, у кого такое же название сейчас да-но их голове. Быть может, эти завлекшиеся люди зашли специально, чтобы как раз-таки разобраться по поводу авторских прав на сие название.
Но Патрику просто хотелось сменить обстановку. Не важно как. Его организм тре-бовал отдыха. Его мозг «Хаос» выбрал отдыхом одноимённое заведение. При этом Патрик не впал в отчаянье, а даже наоборот. С первого шага в парадную его приятными улыбками встретили две очаровательные леди, одна из которых, не снимая своего рабочего выраже-ния лица, проводила нашего джентльмена в зал за свободный столик. Столик же находил-ся ближе всех остальных к сцене, поэтому прочие посетители сразу же обратили внимание на новопришедшего. Он же не посмотрел ни в чью сторону, а лишь оглядывался вокруг, постепенно ощущая медленный подъём своего измученного настроения.
Зал был не такой уж и большой, размером с десяток кабинетов, таких, какой у Пат-рика. Кирпичные голые стены были одеты разве что в плакаты с лозунгами американских грёз. По залу редко располагались торшеры с алыми абажурами. Столик был вычищен до блеска. Так же заблестели и глаза Патрика, когда к нему подошла официантка, на которой были надеты туфли с высоким каблуком, длинные бархатные перчатки и фартук, больше ничего. Развеселевший холостяк не отводил взгляд от большой приподнятой груди со-трудницы заведения. Пока она проговаривала клиенту фирменную текстовку, он в это время совершал прогулку своими жадными глазами по её аппетитному телу, периодиче-ски возвращаясь к груди, как на родину.
— Спасибо, — сказал Патрик, взяв у официантки меню. – я посмотрю.
— Я подойду к вам после очередного номера.
Патрик не спускал глаз с божественного тела сей девицы, по плечам которой вились светлые локоны её пышных волос, указывающие своими кончиками на не менее пышные формы, на которых можно надолго остановиться, пройдясь от нежной шеи по спине. Па-рень, сжимая твёрдую папку меню в руках от воображаемой страсти, в напряжении снял шляпу, положил её перед собой на стол и, когда девица скрылась во тьме, повернулся на сцену. Там за чёрным роялем освещённый тусклым светом громоздких сценических про-жекторов играл мужчина в чёрном жилете и белой рубашке с засученными рукавами. Он играл и одновременно с тем потягивал крепкую сигару. Его музыка обливала спокойстви-ем весь зал, сквозь тишь играемой мелодии изредка пробивались мотивы мятежа. В этом слышались ночные улицы где-то там за дверью. В этом слышались голоса людей, обре-чённых на удачу в стране бумажной власти. Мужчина играл на столько эмоционально, что каждый присутствующий этим вечером в «Хаосе» не мог даже свободно вздохнуть. Каж-дый удар по клавишам сковывал внимание зрителей, вдохновлял их на вечный декаданс.
Через пару минут завораживающей игры, музыкант, не прекращая её, сделал изящ-ный жест и затушил сигару о крышку рояля. Секундная пауза показалась всем вечностью, ибо была неожиданной и громкой. В молчании одной секунды пепел потушенной сигары покатился по лаченой поверхности инструмента и рухнул, будто последнее, что потерял в своей прокуренной жизни хмурый музыкант, от которого взметнулась к потолку тонкая струя серого густого дыма и растворилась в смоге пришедших сюда людей.
Мгновенно раздались из-под пальцев новые звуки рояля, более звонкие, будто пы-тающиеся последний раз глотнуть воздуха перед отходом в иной мир. Тут музыкант запел. Выражение его лица больше не выказывало мучений, предоставленных жизнью, оно те-перь было похоже на образ некоего дьявола-искусителя, который выманил своим пением и игрой из-за кулис скромную девушку, осторожно ступающую по сцене чёрными ту-фельками. На ней была чёрная длинная юбка, из-под которой соблазнительно выглядыва-ли голые лодыжки, и женский пиджак с широким воротником. Тёмные волосы девушки были заколоты сзади. Взгляд её был совершенно неподвижен. Слегка приоткрытые крас-ные губы манили всё больше и больше. Она, сначала не спеша расхаживая по сцене в такт рояля, стала медленно танцевать, опираясь на него. Затем рукой провела вдоль бедра до груди. Лицо изобразило лёгкий экстаз.
Музыкант пел: «С днём смерти тебя, Тимоти, с днём смерти!» При этом танцовщица склоняла голову и крепко сжимала свои тонкие пальцы на вороте. В танце плавно она присела и резко отпустила руки, скрестив их перед собой – верхняя пуговица пиджака оказалась расстёгнутой. Возбуждая сознание зрителей, она, не меняя позиции, двигала бёдрами и разок дерзко провела кончиком языка вдоль губ. Громкий аккорд – тут она изо-гнулась назад – ещё одна пуговица будто сама выскочила из петли. Девушка, продолжая двигаться, словно перед прыжком в зал, тихо привстала.
Музыкант продолжал петь: «Твой крик возбудил во мне зверя. Но для тебя не видеть его во мне большая потеря». Зверь с этих слов вселялся в танцовщицу, вселялся так, как и подобает зверю – сдирая с её плеч ненавистную одежду. В танце наблюдалась самая борь-ба человека с собственным зверем, в которой зверь держал явное преимущество. Борьба для образа девушки казалась наслаждением.
Когда мужчина чувствует наслаждение женщины, он сам невольно начинает от это-го испытывать удовлетворение. Так сидел за своим столиком и Патрик. Его глаза блиста-ли, его мозг менял название. Мысли будоражили его и без того неспокойное либидо, на-ивно верящее в игру танцовщицы. Тело расслабилось: оно, казалось, уже находится на-едине с телом кружащейся по сцене девицы, развязывающей на ощупь юбку. Пальцы Пат-рика нервно теребили вкладыш из меню с сегодняшней программой заведения. Когда в очередной раз Патрик впал в изумление от вида божественной красоты ног, он резко бро-сил свой взгляд на вкладыш, чтобы ради интереса узнать имя их обладательницы. Патрик обомлел: «стриптиз в слепую «Тимоти»». Быстро осознав суть названия, он опять поднял голову на сцену, только теперь красота здесь для него состояла уже не только во внешней красоте стриптизёрши. Патрик старался смотреть глубже. Теперь он видел всю осторож-ность движений её, её эмоции, тот мир, что, казалось, представляла себе она, не видя мира реального. Патрика уже не просто заводил танец в целом, но пронзал насквозь. Он встал из-за стола и, будто ведомый невидимым арканом, подошёл к сцене вплотную, удерживая свой негаснущий взгляд на танцовщице. Она стояла на слегка расставленных коленях спиной ко всем и в танце снимала с себя белоснежную блузку. Песня словно хлестала нежное тело девушки: «Не целуй меня теперь. Одна лишь ты виновата во всём. Не стер-петь больше бесконечных потерь. Не стерпеть ни ночью, ни днём». Стриптизёрша повер-нула лицо через плечо – и Патрику показалось, что она смотрит прямо ему в глаза, зазы-вая к себе в объятия, но она не видела ровным счётом ничего. Патрик вновь и вновь пере-полнял своё нутро кипящей кровью.
Девушка не видела Патрика, но она прекрасно ощутила его, стоящего у сцены. Она подползла к краю, где стоял Патрик, привстала над ним и коснулась его лица коленями. Он стоял и боялся шелохнуться, боялся спугнуть свой сон наяву. А она всё изгибалась пе-ред ним, дотрагивалась до него руками, изучая столь внимательного клиента. Патрик, будто под гипнозом, полез в карман за бумажником. Шаря в брюках, он представлял себе её касания повсюду. Её запах обуял его. Он быстро достал бумажник, выхватил из него, сколько смог, и дрожащей рукой протянул деньги девушке. Она эротично подставила под них декольте своего пеньюара. Патрик, тяжело дыша, протолкнул туда купюры и выбежал из «Хаоса».
— Даже шляпу оставил, — заметил один из посетителей. – Я всегда говорил, что он сам, как шляпа, дождётся он у меня завтра на службе. Нагружу работкой его слабенькие нервы.
Уличный воздух дал свободу лёгким рядового клерка Патрика. Вечерний отдых ос-тавил свой мокрый след у него на брюках, но опускавшаяся на город мгла ночи помогла ему скрыть это. Он в мыслях говорил спасибо и проклинал незрячую девицу, продвигаясь всё дальше от «Хаоса».
Она же в это время распустила свои длинные волосы и играла с ними уже совсем на-гишом под свист мужской стаи, которую никогда не видела, но чувствовала, которую ни-когда не увидит, но не перестанет пользоваться успехом и награждать в слепую зрячих самцов следами счастья на брюках.
Музыкант завершал: «С днём твоей смерти, с днём смерти…».