Парочка
Ночной клуб «Олимп» зазывно подмигивал прохожим сотнями электрических глаз. Часы пробили полночь, когда около него, взвизгнув тормозами, остановился открытый красный кадиллак. Стоявшие на крыльце люди видели, как из машины выскочил похожий на арабского принца красавец в черной коже, обежал автомобиль, помог выйти расфуфыренной девице. Примечательная парочка, не позаботившись даже о том, чтобы как следует закрыть машину, в превосходном настроении направилась к дверям заведения, где их, однако, поджидала некоторая заминка. Вход охранял недвусмысленного вида верзила.
— Вход только для постоянных членов клуба
— Что это у вас в Москве везде охрана, пройти никуда нельзя, — кокетливо вмешалась девица, у которой были вполне реальные основания считать, что ее очарование может подействовать на парня в дверях. – Просто самый охраняемый город мира. Что ты здесь-то охраняешь, братец? Почему не пускаешь?
— У нас фейс-контроль, — заученно ответил верзила.
— Чем тебе мой фейс не нравится? – усмехнулся владелец кадиллака все еще миролюбиво
— Сегодня мужской стриптиз, вход только для женщин.
— Какой же это тогда фейс-контроль, это фаллос-контроль, — хихикнула девица. – А охраняет он, стало быть, голых мужиков от одетых. Ну и нравы!
Громила не понял.
— Если тебе, — он взял красавца за пуговицу на глубоко расстегнутой кожаной рубашке, — хочется посмотреть мужской стриптиз, вали-ка в гей-клуб, там тебе самое место. Или докажи мне, что ты женщина.
Он заржал.
— А девочку, так и быть, можешь мне оставить.
Красавец потемнел лицом, заиграл скулами, но в этот момент из-за его спины пропел капризный женский голос:
— Ну что ты, Виталик, как можно не пропускать такого мальчика.
По ступеням поднималась ничего себе дама и пялилась на парня яркими черными глазами.
— Пусти его, он со мной.
— Я с девушкой.
Женщина цепко оглядела девицу.
— Бери и девушку, там разберемся. Тебя как зовут, малыш?
— Сараф.
— О, горячий восточный мужчина. А я — Марина. Пойдем.
И еще раз властно повторила охраннику:
-Ты понял? Они со мной.
В полумраке зала она подвела их к свободному столику, помахала рукой:
— Я попозже, если не возражаете, подойду.
И упорхнула.
Девица с красавцем заказали напитки, закуски, стали смотреть на сцену. Было скучно. В зале сидели многочисленные дамы разных возрастов и играли в модный отдых, делая вид, что развлекаются. На подсвеченной сцене, сменяя друг друга, посредственно танцевали и стандартно раздевались юноши, похожие друг на друга, как щенки овчарки из одного помета.
— Они различаются только цветом глаз и волос, как европейцы для китайца, — презрительно процедил Сараф. – А корячатся вообще все одинаково.
— Нет, что ты. Вон тот блондинчик просто киска, пуся, так бы и съела. Ты просто не на свой стриптиз зашел, тебе надо было на женский.
Парни одинаково танцевали, медленно раздевались, тела демонстрировали вполне приличные, но не выдающиеся. Женщины в зале переговаривались и хихикали, оценивая самцов, но было незаметно, чтобы кто-то испытывал особый восторг. Время от времени какая-нибудь смелая дама подходила к сцене, засовывала за мини-трусики очередного мальчика банкноту. Иногда кто-нибудь из парней с видом Орфея спускался со сцены в зал, ходил между столиками, пристраивался к понравившейся женщине, делал несколько интимных жестов, зазывно улыбался, что-то шептал и уходил с купюрой.
Дамы потихоньку напивались, и становилось веселее, да и номера пошли позабавнее. Под фокстрот «Три поросенка» на сцену вприпрыжку выбежали трое в поросячьих костюмах и масках. Парни станцевали танец поросят, весело скидывая с себя одежду, после чего стало видно, что тела у них вовсе не поросячьи, и убежали под хохот и аплодисменты. Следом вышел мулат, одетый сатиром и вполне профессионально исполнил оргиастический танец под музыку группы «Блэк айд пис», заводя женщин мерным движением бедер, тем самым, которым доводили девочек до истерик американские рокеры еще лет сорок назад. Парень, в тигриных лапах, хвосте и круглых ушках, рычал, вставал на четвереньки, поворачиваясь задом, по кошачьи заметал лапой, вертел хвостом, насмешил женщин, быстро скинул лапы и хвост и, оставшись в ушах и полосатых трусиках, убежал.
Заиграла музыка из фильма «Девять с половиной недель». Зал зашумел, загудел, оживился, предвкушая любимый номер, и на сцене появился в самом деле интересный тип. Нордический блондин обладал великолепным телом, точеным лицом и властью над женщинами. Одет он был в костюм денди, и мерно, даже лениво, как бы нехотя, дразня публику, скидывал одежду в такт музыке, демонстрируя признаки хореографического образования. Когда он стал исполнять классический номер с ремнем, женщины закричали в восторге, на сцену полетели купюры. Парень помедлил, подогревая зал, и на последних звуках мелодии разделся до бикини. Женщины снова одобрительно закричали, а блондин собрал деньги, и, не торопясь, ушел со сцены, подрагивая рельефными ягодицами
— Красавчик, напоминает короля Филиппа, только покрупнее будет, — с видом знатока произнесла девица. – Сумел возбудить зал.
— Нашла красавца, – разозлился Сараф. – Поехали домой, мне надоело.
— Не нравится, когда другой мужик имеет успех? Уходи, если хочешь, я еще побуду, сама как-нибудь доберусь. Но мог бы и оставить машину даме.
— Дамы по вертепам не ходят.
Тут-то к их столику и подошла давешняя красивая брюнетка, улыбнулась алым ртом.
— Ну, как вам понравился последний номер?
И, услышав восторженные похвалы девицы, гордо сказала:
— Это Игорь, мой мальчик.
Девица явно начала завидовать Марине и, чтобы скрыть это, снова стала преувеличенно хвалить танцора:
— Аполлон, — говорила она слишком низко, — Нарцисс, кентавр, чудо, бывают же такие мужчины. Тело, как у молодого бога.
Марина довольно наматывала на палец длинную кудрявую прядь.
— Танцует потрясающе, страсть так и разливается по залу.
Тут Сараф не выдержал и заорал:
— Вы это называете танцем, это называете страстью? Ну, извините, не видели вы настоящего танца.
— О-о-о! – протянула Марина, поедая лицо Сарафа огромными глазами.
Рассказывая о последующих событиях ставшей легендарной ню-вечеринки, мы хотим обратить внимание читателя на то, что описания их весьма противоречивы. Загадочной для нас, например, остается истинная причина, побудившая Сарафа полезть на сцену. Сам Сараф позже утверждал, что ему предложила станцевать на правах хозяйки Марина, а не в его правилах отказывать женщинам. Девица говорила, что Сараф начал ревновать Марину к Игорю и решил показать, что он лучше. Марина считала, что Сараф просто намеревался победить в битве самцов.
Ясно же только одно. За столиком началась вечная и сладкая игра, когда женщина провоцирует мужчину, а мужчина знает, что его провоцируют, но идет на провокацию, потому что так интереснее и ему это нравится. Марина положила холеные белые пальцы на удивительную руку Сарафа и, прищурившись, сказала:
— Ну, тогда станцуй сам.
А он встал и пошел.
Никто не обратил внимания на то, как Сараф поднимался на помост, публика увидела его уже на сцене, в ярких лучах прожекторов. Он стоял, широко расставив ноги, давая залу рассмотреть себя. Заиграла неизвестно откуда взявшаяся музыка. О том, что это была за музыка, тоже рассказывали всякое. Кто-то говорил, что никогда раньше не слышал этой чудесной, блаженной и страстной мелодии. Другие настаивали, что это была сладкая итальянская песня «Римские каникулы». Третьи уверяли, что исполнялось «Болеро» Равеля. Четвертые расслышали в музыке кусок концерта группы «Квин». Нашлись и патриотки родной эстрады, считавшие, что парень танцевал под песню о бумажном змее из репертуара певицы Аллы Пугачевой. Следует, конечно, учесть, что в зале практически не было мужчин, а поэтому рассчитывать на достоверность, а уж тем более точность рассказов не приходится.
Сараф танцевал и раздевался. Танцевал, показывая свое божественное тело, как Ганимед на освещенном солнцем лугу, как Эрот, поднявшийся из океана. Позднее никто не мог точно описать его движений, назвать па или как-то иначе расчленить этот неповторимый танец. Впечатление же он производил незабываемое. Женщины прекратили пить, замолчали, заворожено смотрели, многие встали. Сараф продолжал раздеваться, женщины закричали и, как беснующиеся вакханки, начали срывать с себя одежду. Он разделся, продолжая танцевать обнаженным, а публика застонала и заплакала.
Сараф танцевал, а зал стал одним большим женским телом, послушным и готовым отдаться танцору. Он крутился по сцене, и у всех кружилась голова, он клал руку на грудь, и у всех начинало сладко болеть сердце. Это был танец-мечта, сама воплощенная идея танца, эротическая сущность танца, явленная великолепной мужской плотью, и многие дамы потом говорили, что они не испытывали никогда прежде такого переполняющего восторга, такого полного экстаза, такого всепоглощающего наслаждения.
Сараф танцевал, и вдруг кое-кто сквозь пелену оргиастических слез стал замечать, что с божественным телом произошла чудовищная метаморфоза. На сцене, стоя на хвосте, покачиваясь и завиваясь, словно гигантская гимнастическая лента, струился огромный блестящий змей. Он покачивался в такт музыке, и вместе с ним раскачивались тела полуобнаженных женщин, загипнотизированных его блеском и мерными движениями. Многие говорили потом, что змей был страшен и прекрасен одновременно, что не видели ничего прекраснее этого змея. Причем все особо настаивали на том, что это была не змея, а именно змей, змей –мужчина, самец. Змей рос и уже нависал над залом, высматривая себе добычу не мигающими мудрыми и жестокими очами.
Вдруг какая-то женщина очнулась от наваждения и закричала:
— Спасите!
Тут же закричали, завизжали, заверещали и заголосили все разом, кинулись к выходу, началась паника.
И только единственная девушка медленно, как сомнамбула в глубочайшем трансе, вышла вперед, в свет рампы, запрокинув белое, мокрое от слез, счастливое лицо, и протянула вверх руки. Змей обвил ее, поднял на сцену и продолжал танцевать, сжимая свою прекрасную добычу сильными кольцами. Теперь они раскачивались вместе, сплетенные воедино, не могущие расстаться друг с другом даже перед лицом смерти. Прибежавшая охрана побоялась задеть девушку и не стала стрелять, и смотрела, смотрела во все глаза, не в силах оторваться от этого древнего вселенского танца.
По поводу того, что же это все-таки был за змей, позднее появились самые разные мнения и толки. Большинство попросту считало, что это был удав. Одна из посетительниц уверяла, что это была гигантская анаконда, а в подтверждении своих слов добавляла, что ей ли не знать, она профессиональный дипломированный зоолог, и диплом показывала, в результате чего многих убедила и была приглашена в качестве эксперта на несколько телепередач, посвященных описываемым событиям.
Другая посетительница оказалась известным литератором, да еще и увлекалась мифологией. Она-то и высказала совсем уж непохожую на правду версию, что танцующий на сцене змей был вовсе не анакондой, а Офионом. Тем самым великим змеем, который родился из северного ветра Борея и возжелал танцующую богиню всего сущего Эвриному, обвил ее божественные чресла и танцевал вместе с ней все неистовей и неистовей, пока богиня не родила мировое яйцо. Из этого-то яйца, поясняла ученая дама, появилось все сущее: солнце, луна, планеты, звезды, земля, горы, реки, деревья, травы и живые существа. А Офион, торопилась рассказчица, поселился с Эвриномой на Олимпе, но оказался заносчивым, неблагодарным и сумел так обидеть суженую, объявив себя одного творцом Вселенной, что та рассердилась и выкинула его в мрачные подземные пещеры, где он и должен пребывать до скончания веков. Утверждая, что узнала в клубном змее Офиона, эксцентричная дама окончательно запутала следствие, но тоже была приглашена экспертом на несколько телевизионных передач.
Единственной женщиной в зале, на которую чары неведомого змея не могли подействовать и которая могла бы рассказать о змее хоть что-то заслуживающее внимания и похожее на правду, была приехавшая с красавцем девица. Но она, воспользовавшись суматохой, выскользнула из зала еще до того, как на сцене образовался змеящийся аспид, многое пропустила, а следствием не опрашивалась.
Когда же, охрана пришла в себя и все же решилась стрелять прицельно, первым делом разбили прожектор, а пока почти в полной тьме пытались включить верхний свет, змей со сцены исчез, а на полу осталась лежать лишь бесчувственная, но живая девушка. Читатель, конечно, догадался, что это была Марина.
Змей исчез бесследно, и поиски его результатов не дали, хотя сотрудники МЧС предприняли все необходимые меры, чтобы изыскать, изловить и изолировать неведомого гада, а по радио и телевидению были сделаны объявления, предупреждающие жителей столицы об опасности и содержащие убедительные просьбы ко всем, заметившим неизвестную рептилию, сообщить, куда следует.
Громила у входа описал подозрительного парня арабской внешности из красного кадиллака, проведенного в клуб сестрой хозяина, вспомнил даже, что звали его Сарафом. После чего отыскались знатоки ближневосточных языков, объяснившие, что имя это означает «змей». Это обстоятельство вызвало целую волну сентенций по поводу того, что змей, а точнее, змий – это символ зла и искушения, грехопадения, и неслучайно он объявился именно перед женщинами и именно в злачном месте. Когда же выяснили, что от змея пострадала именно та женщина, которая провела араба, мгновенно образовалась версия о неблагодарных арабских террористах, которые предприняли попытку захватить клуб с беззащитными женщинами. Однако связь красивого араба с нападающим на женщин змием-искусителем, равно как и с арабским терроризмом установить не удалось, и возникший в рассуждениях логический разрыв оказался неустранимым.
У многих потом возникал вопрос, почему, заслышав женские вопли, никто из молодых и сильных танцоров-мужчин не пришел на помощь. В подобном нежелании защитить несчастных дам даже усматривали некий недобрый умысел. Чуть позже общественности стало известно, что мужчинам было уготовано свое собственное испытание, не позволившее им стать защитниками и избавителями.
Итак, оставшаяся неизвестной девица, движимая тягой к прекрасному, отправилась за сцену. Здесь, в гримерке для танцоров первого класса сидели уставшие мальчики. Не подозревая, что майская ночь приготовила и для них изрядную порцию адреналина, они снимали с лиц грим, болтали и курили. Три поросенка оказались хорошенькими корейцами, а веселый тигр – здоровым добродушным белобрысым парнем. Красавец Игорь тоже был здесь, сидел в халате спиной к двери, ждал Марину.
Парни занимались своими делами, когда за дверью раздалось звонкое мерное цоканье. Цоканье приближалось, напоминая звуки, производимые лошадиными копытами на старой каменной мостовой.
— Что это за лошадка к нам пожаловала? — улыбнулся один из разоблачившихся поросят.
Дверь очень медленно отворилась, и на пороге возникло забавное существо. Тело оно имело женское, а лицо напоминало толи коровью, толи собачью морду, в полумраке не разберешь. Ноги у существа были жилистые, ослиные, одетые в высокие бронзовые башмаки. Существо призывно улыбнулось и направилось к Игорю, раскинув руки и явно приглашая к объятию. Привычные к переодеваниям, парни не испугались, наоборот, стали улыбаться, предвкушая искусный розыгрыш.
— К тебе девушка, Игорек.
Игорь обернулся, заулыбался, но по мере приближения к нему существа улыбка начала сползать с его лица, таять, сменилась бледностью и растерянностью. Чем ближе подходило страшилище, тем вернее он понимал, что оно не ряженое, а настоящее. Хуже всего было то, что другие этого не видели и продолжали шутить.
Полусобака – полуослица подошла к окаменевшему Игорю, обняла его, прижавшись к обнаженному торсу высокой упругой грудью, и впилась мягкими губищами в сильную шею. И тут почувствовал парень, что зубы чудовища ласкающе прокусили его затрепетавшую плоть, а неутомимый рот жадно, с чавканьем, сосет из него силу. Нет, не кровь, а именно его мужскую силу, которая убывает ощутимо и буквально ежесекундно. Игорь хотел закричать, но вдруг почувствовал, что ему очень приятны и это объятие, и этот смертельный поцелуй, что ему тепло, нежно, томно, и что он всем своим естеством хочет, чтобы это ощущение длилось как можно дольше. И он не стал бороться с собой, отдался на волю приятного и умелого уродца.
Парни вдруг поняли, что дело нечисто, разом закричали, замахали руками, стали материться. Мулат кинулся к мерзкому существу и попытался оторвать его от сомлевшего приятеля, но оно само уже отсосалось от шеи. Укоризненно посмотрев на онемевших парней, страшилище недовольно скривилось, сделалось грустным и жалобным, тоненько захныкало, зажало длинные уши изящными женскими руками и выбежало прочь, что-то бормоча. Игорь был без сознания, на шее у него багровело огромное пятно, оставленное коровьими, а может, и сучьими губами. Вызвали скорую, Игоря увезли.
Следствие в рассказанную парнями историю не поверило, но попыталось связать рассказ с паникой в зале. Абсурда в проводимое расследование добавил белобрысый тигренок, который в свободное от стриптиза время учился на истфаке университета и специализировался в истории культуры. Вот он-то и заявил, что зашедшее в гримерку чудовище было эмпусом. И видя недоумение на лице представителей закона, пояснил, что еще Аристофан писал, что эмпусы – мерзкие существа, дети богини ночи Гекаты. Они принимают вид толи сук, толи коров, имеют ослиные ноги в бронзовых башмаках и любят нападать на молодых мужчин, высасывая из них жизненные соки. В Древней Палестине же эмпусы были символом разврата и жестокости. А боятся эмпусы лишь одного – бранного слова, и только так может отпугнуть эмпуса попавший к нему в лапы путник. Хотя отогнать эмпуса можно было и сделав особый амулет, как и поступали предусмотрительные древние иудеи, но именно его-то у Игоря не было. Парня сочли выдумщиком, но все остальные свидетели в один голос твердили, что не врут и описывали мерзкую тварь примерно одинаково и в соответствии с рассказом стриптизера-культуролога.
В ответ служители закона предприняли попытку объяснить подобное единогласие тем, что компания танцоров была в стельку пьяна или употребляла наркотики, но доказать это не смогли. Единственное, что примиряло милицию с завравшейся мифологией, заслуживало доверия и хоть как-то соответствовало обыденному опыту, так это утверждение, что эмпуса можно прогнать матом. В качестве же основной версии выдвинули проделки подпившей и переодевшейся поклонницы, которая так повесилась на шею красавцу-парню, что оставила огромный засос и довела беднягу до бесчувствия.
Игорь же оказался в больнице, где ученые медики выявили у него полный упадок сил, нервное и физическое истощение и многочисленные неполадки важнейших жизненных систем, требующие немедленного и длительного лечения. Лечили и Марину, хотя ничего особенно опасного у нее не нашли. Но на всякий случай кололи витамины и делали разнообразные массажи. А ей непонятно почему становилось все хуже.
Девица же с кавалером встретились в брошенном автомобиле. Он был молчалив, а она зевала, жаловалась, что устала, и обвиняла его в том, что он слишком долго задержался в клубе. Домой они успели вовремя.