ЛУЧШИЙ МУЖЧИНА НА СВЕТЕ

Я – подонок. Это также верно, как и то, что до сегодняшнего предновогоднего утра я был, в сущности, совсем неплохим человеком. Даже хорошим. А, поди ж ты, за какой-то час превратился в законченного мерзавца! Знаете, таких обычно показывают в голливудских фильмах. Бегающие настороженные глаза, крысиная мордочка, черная цыганская рубаха, на которой разлеглась тяжелая цепь из дешевого золота, истеричные движения рук, пальцы веером, гнущиеся во все стороны, суетливые повадки мелкого сутенера…Такие могут вызвать чувство сострадания только у слепых! Подобных типов следовало бы убивать в начале фильма! Вот и меня мало расстрелять! Прежде надо кастрировать, оскопить, стерилизовать. Без наркоза! Совсем!
Мы, подонки, любим себя унижать. Уничижать. Уничтожать. Нам это очень даже нравится. Мы кроем себя последними словами. Самыми матерными и непотребными. Мы знаем, что других слов недостойны! Но оскорблять себя имеем право лишь мы сами и только в мыслях! Всячески оправдывая себя при этом. Нам можно. Мы испытываем эстетически-сладостно-мучительно-мстительное чувство. Как бледнотелые мазохисты. Как монахи, гордо вышагивающие в рубищах. Несущие вгрызающиеся в их бледную плоть равнодушные вериги. Хлещущие себя до крови безжалостными розгами. Вам этого не понять! Для этого надо быть подонком. Законченным подонком. Настоящим.
Столь мерзкого Нового года у меня еще не было! Еду домой. Плавный ритм маршрутки пытается меня убаюкать. Успокоить. Не получается. Перед глазами – повторяющиеся все время кадры жестокого кино. В стиле «Replay». Фильм ужасов. Самый страшный и жестокий. Его я снял час назад. В этой картине я сам себе режиссер. Постановщик. Оператор. Главный отрицательный герой. Зомби. Фредди Крюгер. Антихрист. Франкенштейн. Джек Потрошитель. Дракула. Ганнибал Лектор. Играю я талантливо. Даже чересчур. За такую игру «Оскары» не стыдно получать!
Мне стыдно. Стыдно так, что перехватывает дыхание. Бывает такое. Хочется уснуть. Навсегда. Сунуть голову под одеяло. Ничего не видеть вокруг. В то же время я переполнен уважением к себе. Гордостью за себя! Восхищением к себе! Вот сидит позади всех празднично-веселых пассажиров ладный, симпатичный, стройный, высокий, скромный парень. Грустный, но чертовски обаятельный парень! Харизма, как нимб, невесомой пеленой окружает его. Час назад он навсегда убил веру в мужчин, веру в добро, веру в лучшее — у прелестного двадцатилетнего существа с бездонно-синими глазами. Невинного, трогательного существа. Одним махом! Походя! Я же – подонок!
— Смирнов должен мне забашлять за такую рекламу! – улыбаясь, говорю коллегам, разглядывая на дисплее «цифровика» только что сделанный снимок. В кадре, на фоне предвыборных лозунгов, красных стягов и слогана «Молодежь голосует за Смирнова!», стоит, иронично улыбаясь, стильный, спортивный парень в кожаной куртке. Одна рука спрятана в кармане джинсов, другая – поднята вверх с выброшенными наружу, из кулака, указательным и средним пальцами. Виктория! К джинсовому карману пришпилен бейджик с аккредитацией международного пресс-центра. Парень очень гармонично врос в кумачово-агитационное разнообразие. Он словно влит в этот праздничный агитпроп. Как памятник. Отлит из бронзы и стали. – Минимум, «штуку» баксов!
Редактор смеется. Он фотографировал. По широченной набережной гуляет ветер и парочки. Парочки целуются, несмотря ни на что, а ветер вместе с охапками позднеосенних листьев швыряет нам в лицо ритмы молдавских и русских песен, несущихся из громкоговорителей, развешанных на площади, ностальгию по Советскому Союзу, по прошлому, по временам нашей юности. Ее, нашу юность, даже можно потрогать здесь руками. Потрогать, только осторожно! — наши прежние ошибки, беззаботный смех, счастье взахлеб, наших первых девушек, бег вприпрыжку, свинцовые, непослушные барашки Днестра, когда он еще был общим, пионерские галстуки на шумной детворе, кафе с бумажными треугольниками вместо салфеток, молоко из литровых бумажных пакетов, Т-34 на высоком постаменте и магазин с дивным названием «Дружба»…И все-таки он холоден, этот ветер. Нас здесь давно не ждут. Даже памятник Суворову, кажется, съежился от урагана. Ветер по-прежнему разбивает упрямые барашки Днестра о парапет, а красный цвет на шеях пацанов кажется ультрамодным сегодня.
Стою на мосту. Смотрю вниз. Там редкие рыбаки мочат удочки, а свинцовая гладь Днестра равнодушно разглядывает меня. Приглашает в полет. Всего миг невесомости. Затем две секунды падения. Одним движением вскочил на перила. Ветер толкает в спину. Держусь. Затем резко отталкиваюсь. Но не вниз, а в небо. Застываю на мгновение между свинцово-синими полюсами. Между рекой и небом. На сотую долю секунды я – посредник. Между синими сферами. Между небом и рекой. На мгновение соединяю плюс и минус. Протыкаю их. Насквозь. Это в моих силах. Река впадает в небо. А небо макает ноги в Днестре. Оно, как овчар, быстро разбивает барашки по мелким отарам. Освобождает место для прыгуна с трамплина. Роман Владимиров, Советский Союз, восьмая дорожка! Мне можно ставить десять баллов. Мне и ставят. Все судьи. Без исключения! За прыжок. Красивый прыжок. Ноги – прямые, ни просвета между ними. Ладони плотно сжаты. Между ними – вакуум. Уши плотно прижаты плечами к голове. Кувырок. Вхожу в воду беззвучно. Ни всплеска. Ни единого. Вонзился в воду, как падучая звезда в атмосферу. Ни капли брызг. Загадывайте желание. Только быстрее! Я сгорю за секунду. Как будто и не было. После меня останется лишь ваша исполненная мечта, да бородатый рыбак лишний раз чертыхнется, выловив на крючок еще один мокрый кусочек неба.
Я холоден, как перила этого моста. Сжат, как упругая пружина. Стряхиваю наваждение, словно примерный прихожанин грехи на исповеди. Как чистильщик — пыль с ботинок прохожего. Как овчар капельки мокрого неба с колючей шерсти. Рывком отлипаю от перил.
В пресс-центре, как в морге, — чинно и торжественно. Тихо щелкает клавиатура компьютеров, мухой, перелетая из угла в угол, жужжит в огромном зале шепот, шуршит бумага, скрипят ручки, коротко трезвонят мобильники.
Нас четверо. Редактор, два журналиста и фотокорр. Ведем в он-лайновом режиме трансляцию выборов президента Приднестровья на сайте нашей газеты. Напротив меня, с другой стороны стола, наполовину спрятавшись за монитором, сидит сотрудница пресс-центра – тридцатилетняя Фея с печальными глазами. Ей так идет плеск грусти в огромных синих блюдечках глазищ! Все мужики, без исключения, просто мечтают исполнить любые желания, капризы и прихоти таких фей! Она из той редкой породы женщин, с которыми мужчины обычно не знакомятся. Потому что боятся. Страшатся парализующей красоты, холодного взгляда, презрительного молчания, высокомерного отказа…А тут Она сидит прямо напротив. Всего в метре от меня. Гляжу на Фею во все глаза. Свой страх перед красивыми женщинами я растоптал еще в юности. Она изредка поднимает глаза, скупо улыбается мне. Привычно растягиваю губы в ответ. У меня красивая, обаятельная улыбка.
В буфете пресс-центра, расположившемуся в небольшой комнатке неподалеку от нас три молоденькие девчонки, по виду студенточки, расторопно разливают из кулеров кофе и чай в пластмассовые стаканчики, предлагают моим коллегам сахар и лимоны. Подхожу.
— Добрый день, девчата! Сделайте, пожалуйста, два кофе и один чай!
Одна из них мне очень нравится. Голубоглазая блондиночка, юбочка, как будто несовершеннолетняя распутница, не достигает чудесных коленок и не в состоянии спрятать изумительную фигурку, как малолетние киноманы не могут скрыть свой возраст перед глазом опытной билетерши в «киношке».
— Вам сколько сахара? – спрашивает блондиночка. Гляжу на ее бейджик, лежащий почти горизонтально. Классная грудь!
— Оленька! Сахара не нужно! Ни грамма! Из ваших ручек любой кофе покажется сладким, даже приторным! – проговариваю сомнительный комплимент, принимая стаканчик с коричневым дымящимся напитком. – Даже яд из таких ручек можно принять без колебаний!
Смеется!
— Меня, кстати, Романом зовут…
— Меня Олей! – показалось, что она сейчас сделает книксен.
— Уже знаю! – показываю пальцем на бейджик. — Я – из Кишинева.
— А мы — местные, из Тирасполя. Работаем здесь.
— Давай на ты?
— Давай!
— Учишься?
— Да. В универе на факультете политологии.
Беру осторожно щепотью за прозрачные края три стаканчика. Очаровательно улыбаюсь.
Мне вслед летит поощрительная улыбка.
Сидим в уютном ресторанчике. Обедаем. Дашка пьет пиво. Нам с фотокорром принесли запотевшей графинчик «Волка» — тираспольской водки. Редактор недовольно глотает сок. Он за рулем.
— Классная девушка!
— Ты о какой? – насмешливо спрашивает Дашка. Коллеги видели, какими взглядами мы обменивались с Феей, а я только что восторженно рассказал им о знакомстве с Оленькой.
— Хм, — на секунду задумался. Затем расхохотался. – Обе! Обе нравятся! Отличные девчонки!
День не спеша утихает. Выборы состоялись. Скоро едем домой, в Кишинев.
— Так устала, — жалуется Оленька. Она сидит на стуле. Ее сексуальные ножки бодрят мой взгляд. Она мне еще больше нравится.
— Пошли, покурим? – предлагаю.
— Пошли!
Накидываем куртки и выходим на открытый балкон. Ветер оглушает нас свистом, бросается в наши лица снежками морозного кислорода, пытается загнать обратно, в тепло. Мы мужественно закуриваем. Сопротивляемся мощному напору. Сценарий перекура слишком известен. Сюжет давно продуман. Он относится к разряду «бродячих». Знакомы надоевшие фразы, которыми мы перекидываемся во время диалога, как шариком для игры в пинг-понг, даже взгляды знакомы. Я хорошо играю в настольный теннис. Моя подача.
— На каком курсе учишься?
Оленька изящно сбросила пепел и вернула шарик на мою половину стола.
— На третьем. А ты давно в газете работаешь?
— Да.
— Нравится?
— Очень.
— А мне нравится политика. Отвечаю за школьные организации «Прорыва» в Тирасполе!
А мне нравится, что мы пока играем на равных. Правда, становится холодно. Да и нам пора уезжать. Но сначала пара обязательных шуток, милых любезностей. Пора – в атаку! Подрезаю шарик обратным кроссом.
— Оль! Ты не против, если мы встретимся?
— Нет! С удовольствием!
— Оставь тогда номер телефона!
— Вернемся в тепло, я запишу и домашний и мобильный.
Тушую укороченным. Моя партия!
В буфете из-под руки Оленьки в моем многострадальном, населенном вместо буковок неизвестными науке насекомыми, начинают летать роскошные бабочки цифр. Эти прекрасные создания с плавными изгибами, лебедиными шеями и замысловатыми узорами чужеродны в мире мутантов, рожденных пальцами моей руки. Правой руки. Мой почерк уникален и неповторим. Его не разгадает ни один дешифровальщик любой спецслужбы мира! Разработал особую систему записи. Вроде скорописи. С тех пор мои журналистские блокноты населяют чудовища с неестественно короткими головами и раздувшимися формами. Они милые, эти монстры. Я к ним привык.
Оля протягивает мне блокнот. С удивлением рассматриваю страничку. Олины воздушные создания в окружении моих страшилищ похожи на ангелов, по ошибке залетевших в преисподнюю. Вряд ли они здесь выживут. Оля улыбается на прощание и исчезает в царстве выкипающих кулеров, чайных и кофейных ароматов, в вокзальной атмосфере случайных посетителей…
Я в ударе! Возвращаюсь к своим. Перемигиваюсь с Феей. Она смущается. Почему бы и нет? — думаю. Подхожу. Присаживаюсь на корточки, чтобы быть вровень с ней. Хотя чувствую себя немного неудобно. Вдруг Оленька увидит модного журналиста, сидящего на корточках перед Феей! А! Подумает, что я с сотрудницей пресс-центра разговариваю о наших вялотекущих журналистских делах. Подумаешь!
— Устали, наверное, Викусечка?
— Да! Есть немного.
— А мы уже уезжаем!
Мое лицо, как белый холст талантливого живописца. Наношу на него резкими мазками чуточку сожаления. Коротко добавляю немного огорчения. Ярко выраженного огорчения.
Коктейль из водки, предыдущей, удачно сыгранной теннисной партии и коллекции бабочек в моем блокноте-хорроре бросает меня в бой. Предстоит еще одна партия. Посмотрим, как Фея управляется теннисной ракеткой…
— Может, на «ты» перейдем, Викуся? – разминка.
— Давай! – уверенно отбивает.
— У тебя – дивные глаза! – не соврал.
— Спасибо! За комплимент! – похоже, Она краснеет. Но удар держит.
— Это не комплимент, а самая настоящая правда! Комплимент – это всегда немного лесть. А я привык говорить только правду!– тушевка!
— Тем более, спасибо! – очко в мою пользу.
— У меня есть отличная идея! – еще удар!
— Какая? – с трудом, но отбивает.
— Давай с тобой встретимся! – бью наверняка.
— Я – не против… — навылет!
— Оставь свой номер телефона, – говорит неподражаемый мастер эйсов!
Заминка. Пауза чернильным пятном растекается между нами. Похоже, она замужем. Интуиция меня редко подводит. Да и как иначе! Прекрасные Феи долго на свободе не задерживаются. Их мигом прибирают к рукам! Мгновенно запирают в золотые клетки с крепкими дверными замками. Феи давно занесены в Красную книгу. Она откидывает каштановую челку со лба, как бы спешно стирая возникшее между нами мрачное пятнышко.
— Лучше свой запиши…
Достаю визитку. Протягиваю. У Феи красивый маникюр. Она возвращает кусок картона обратно. Касаюсь изящных ноготков.
— Оставь, пожалуйста, свой автограф, — неожиданно просит
— Зачем? – может, меня уже в Тирасполе стали узнавать? В Кишиневе к этому я давно уже привык.
— Мне будет приятно.
Вздыхаю. Придется портить белоснежный фон обратной стороны визитки. Как пытливый неандерталец, рисующий на стене слабо освещенной пещеры фигурки мамонтов, населяю девственную белизну картона монстрами. Мои мамонты грузны, чудовищны и неповоротливы.
Осторожно протягиваю визитку, как пропуск в рай. Теперь во власти Феи – пустить меня туда или завернуть обратно. Хотя точно знаю, что ей понравится монструозная надпись, начертанная каракулевидным почерком журналиста.
Она улыбается. Нравится.
— Эти глаза напротив…скромного журналиста, — с удовольствием повторяет Фея. Шепотом повторяет. На ее лице вновь краска.
Чуть не забыл! Наспех наношу красной шевелюрой кисти на свое лицо мазки скромности, смущения и стеснительности.
— Давай увидимся! – еще раз предлагаю. Решительнее. — Где ты захочешь и когда тебе будет угодно! Хоть в преисподней!
Это правда. Фея соблазнительно улыбается.
— Ну, в преисподней конечно не хотелось бы…
— А где? Готов в любом месте! Я имел в виду, что с такой девушкой не грех встретиться и в преисподней!
Хорошая фраза! Даже такому привереде, как я, понравилась. Вика в ответ опять улыбается. На этот раз смущенно. Зато многообещающе.
— Буду ждать, Викусечка! – мягко, как жеребенок, пробую ладонь Феи на вкус. Вкусно. Хотя до дрожи хочется окунуть эти тонкие пальчики в свой рот!
— Пока-пока, Викуся! Буду ждать звонка! – я уже на ногах и кокетливо перебираю пальцами «привет» в воздухе.
Взгляд летит к буфету. Думаю, Оленька, занятая самоварными делами, ничего этого не заметила.
— Ну что, идем? – торопит редактор. – Мы уже собрались…
— Секундочку! — скучающе-рассеянной походкой направляюсь в буфет. Так и есть. Оля в запарке. Вдруг всем моим коллегам срочно захотелось выпить под вечер чего-то горячего. Оглядываюсь. В глубине зала Фею гипнотизирует экран компьютера. Не хуже Кашпировского. Слава Богу!
— Оленька! Мы уезжаем! – в голосе глубочайшее сожаление. – Я тебе обязательно позвоню!
Она оставляет свои хлопоты и смотрит на меня. Мягко и многообещающе.
— Буду ждать!
Медленно беру ее руку. Подношу к своим губам, как шелковый край знамени. Даю присягу. Правда, без коленопреклонения. Жеребенок пробует еще одну дивную ладошку на вкус. Оля явно смущена. Но польщена. Оглядывается на посетителей. А я украдкой гляжу сквозь проем открытой двери буфета. В том, другом, параллельном мире, Фея мягко гладит «мышку». Как бы мне хотелось, чтобы она так гладила мои волосы после бурного секса! Еще один прощальный «привет». Выхожу. Ловлю поощрительный взгляд Феи. Оля уже не видит меня, поэтому пальцы вновь энергично колеблют воздух. Попутно к Викусечке летит моя самая любимая и удачная улыбка
Мы, подонки, всегда расторопны и шустры.
Снова трясусь в маршрутке. Трясусь от внутренней пустоты, предстоящего совсем скоро осознания ошибочности сделанного выбора и окончательной непоправимости произошедшего всего час назад. Если предстоит выбор, почему-то всегда начинаешь долго думать и сомневаться. На самом деле, нам, подонкам, хочется причинить как можно меньше боли окружающим. Мы – не садисты и не изуверы. Нам не доставляет удовольствия смотреть, как люди страдают. Поэтому приходится мучительно искать наименее болезненные векторы нашего воздействия на болевые точки любимых нами людей. Мы стараемся причинить вам как можно меньше зла и боли! Честно! Правда, это редко получается. Поэтому нам приходится слишком долго размышлять, прежде чем сделать выбор. Жаль, что он, этот самый выбор, существует всегда! Потому мы, подонки, всегда нерешительные.
…В начале декабря я оказался в Безвременье. Здесь меня трепал жестокий ветер. Беспрерывно. Вокруг ни души, ни огонька в тумане. Ни дорог. Ноги месили липкую глину. Грязь гнусно чавкала под ногами, как обросший грязной щетиной старик беззубым ртом. Заплутавший бродяга стоял на распутье. Куда пойти? Кутался в обрывки воспоминаний, как нищий в случайное тряпье. Стылое одиночество накрывало меня своим саваном. В нем мне было уютно, несмотря на игольчатый холод снаружи. Я ушел от прошлой любви. Ушел сам. Смеясь. К прошлому возврата не было. Впереди – неизвестность. Она пугала. Когда покажется, если не накатанная колея, так хоть едва различимая тропка? Где сверкнет хоть слабый, но гостеприимный огонек? Когда меня встретит теплый очаг, а приветливая хозяйка постелит в горнице? Скорее интуицией, чем зрением и обонянием, я увидел и почуял в стороне огонек. Он дрожал, словно боялся, что его не успеют заметить. Ветер рвал лицо, но бродяга сделал первый шаг навстречу. Сначала неуверенно. Потом все быстрее. Быстрее! Еще быстрее! Человека гнали вперед, впереди себя — тоска по новой любви, запах женщины, которая станет любимой, и тепло огромной нежности, что он готов дарить ей.
Как шарнирный человечек, я подергался на танцполе ночного клуба. Для порядка. Настроение – минус. Я весь такой умиротворенно-минорный. Воздушный. Как святой, едва касаюсь земли. Мне никто не нужен. И все же, подобно ястребу – с высоты потолка, привычно высматриваю добычу там, далеко внизу, хищными, зоркими глазами. Ничего достойного, ради чего стоит подчиниться земному притяжению. Ради чего хочется войти в пике, разорвать грудью свистящий воздух, сложить крылья, нервно подрагивающие в сладостном томлении скорого свидания с землей.
Газета организовала новогоднюю вечеринку для гостей-ВИПов. Наших друзей. Их много. Депутаты и политики, бизнесмены и артисты. Женщины. Красивые и не очень. В возрасте и совсем молоденькие. Умные и недалекие. Их тоже много. Через десять дней — Новый год, а мне безумно грустно. «Медляк». Еще раз ищуще окидываю взглядом зал. Гости постепенно испаряются. Пора самому сматываться. Хищно-небрежным шагом краду расстояние до края пятачка. Шаг. Еще. Кто-то резко хватает меня за шиворот и тянет к себе. Едва не падаю спиной на пол. Срабатывает реакция бывшего вратаря сборной школы по футболу. Зло поворачиваюсь. На моей шее виснут руки пьяной нимфоманки много за тридцать. Она прижимает меня к себе, а ее безвольный рот кривит жалкая улыбка.
— Ты собрался уйти?! – спрашивает требовательно.
Улыбаюсь.
— Да!
— Нет! – она тянет меня на пятачок. – Пойдем танцевать!
Оглядываю ее. Да, немолода. Вся в черном. Сквозь тонкую ткань явственно видны следы безуспешной борьбы с отложениями жира. Он, этот самый жир, вольготно, как гористый ландшафт, расположился на бедрах, некрасиво искривил живот, вплотную подобравшись к паху. Она мне активно не нравится, но я не привык отказывать женщинам.
Топчемся на месте. Приходится ее сильно держать. Молчим. Я изображаю равнодушие и скуку. На самом деле скучно. Вновь окидываю взглядом зал. Ничего достойного. Хотя нет, подождите! В углу, на ступеньках, ведущих на баллюстраду, Алина из рекламного отдела мило воркует с миниатюрной блондинкой с красивой грудью. Блондинка напоминает Белоснежку, почему-то решившую не выделяться ростом среди окружающих ее гномов.
Хоть бы еще один «медляк», прошу, хоть бы еще один. Кто-то сверху, наверное, ди-джей, услышал мои молитвы. Зазвучала еще одна лирическая композиция.
— Благодарю вас, — быстро, но любезно говорю пьяной даме, чуть склонив голову. Едва при этом не щелкнул каблуками, как столичный поручик на провинциальном балу. Мгновенно пересекаю танцевальный круг. Краду, как полагается, несколько лишних музыкальных тактов наперед.
— — Разрешите, — мне приходится низко наклониться над Белоснежкой, чтобы требовательно разломить руку перед ней. Чтобы она вложила туда свою ладошку. Она и кладет. Олеся, а Белоснежку так зовут, действительно очень маленькая, как минимум, на две головы ниже меня. Сейчас я похож на рослого брутального солдата, спасшего маленькую испуганную девочку от передряг войны. Девочка в моих руках дрожит. Но не от страха, а от возбуждения. Я глажу ее по спине, по аккуратной выемке ровно посередине. Рука опускается все ниже и ниже, пока не упирается в ложбинку, на перекрестье спины и ягодиц. Там, в этом прицеле, приятно, тепло и влажно. Дольки ее грудей нервно прижимаются к моему телу. Я тоже возбужден. Глажу волосы Олеси. Легко касаюсь ее щечек, носика. Наконец, губок.
Мы страстно целуемся за шумным столом. Никого не стесняемся. Интересно, — думаю, покусывая мягкие, как у жеребенка, губы, случится у меня сегодня с ней что-либо? Около трех ночи едем на такси. Провожаю Белоснежку и Гористый Ландшафт. Оказывается, они приятельницы и, вдобавок, живут неподалеку друг от друга. Как-то незаметно испаряется-таки порядком надоевший Ландшафт. Мы стоим на морозной улице и вновь целуемся. Я – страстно, Белоснежка — жадно. Так жадно, словно человек, долго скитавшийся по пустыне, пьет из ведра колодезную воду. Меня даже пугает подобная пылкость чувств. Олеся оголяет мой торс и, как котенок, тыкается в соски. Пробует их на вкус. Яростно пробует. Наконец, прощальный поцелуй и я, нетрезвый, но вполне довольный сегодняшним вечером мчусь в такси домой. День удался! — думаю. После двух несчастных любовей, я вновь на коне! Меня хотят, я – желанен! А еще есть на свете Оленька и Фея Викуся! Я опять перед выбором, перед привычным выбором. Дилемма: с кем же встретить Новый Год? Но этот сладостный выбор и окончательное решение вопроса я, как обычно, откладываю на потом, на самый последний день! Приятно знать, что ассортимент моих потенциальных попутчиц по предстоящему празднику — необычайно широк! Сладко и почти мгновенно засыпаю. У нас, у подонков, очень крепкий сон!
«Хочу слышать твой голос. Хочу смотреть в твои глаза и видеть в них не только свое отражение. Хочу видеть твою улыбку и знать, что она предназначена мне. Хочу, чтобы ты грел руки в задних карманах моих джинсов. Хочу, чтобы за аренду карманов ты расплачивался поцелуями. Хочу пьянеть от твоей нежности. Хочу быть уверена в том, что нужна тебе везде и всегда, сейчас и потом. Хочу быть твоим котенком, малышом, принцессой. Хочу верить тебе и не сомневаться. Хочу знать, что ты знаешь это всё…»
«Я хочу тебя увидеть…Просто это, вряд ли, получится…Но мне бы очень хотелось…А особенно получить от тебя личное поздравление. С Днем рождения…Но это вряд ли возможно…»
«Не прилагай столько усилий, все самое лучшее случается неожиданно!»
«Я такого не испытывала никогда! В твоем калейдоскопе восприятия жизни присутствуют и МОИ камушки…..Это так необычно видеть в чужом рисунке свои составляющие….»
«Осталось недолго…J»
«А распорядок дня на мой приезд можно узнать?»
«Спасибо за то, что ты есть! ТАКОЙ, как есть!»
«Если ты, конечно, не передумал…»
«Я соскучилась…..нежно :-*»
«Посмотрим, не буду обещать! Не люблю быть нечестной».
«Мне надо сказать, как я соскучилась по тебе, родной! :-)))»
«Город маленький….Все всех знают:-( увидят нас! (((«
«Хочу к тебе приехать…Боюсь быть не честной! Не обещаю, но буду стараться!»
«Ты еще не передумал насчет того, чтобы встретить Новый год со мной? Я имею в виду — с тобой и твоими друзьями? Если нет.. тогда танцуй и готовь подарки. Я СОГЛАСНА!!!!! Вот!»
Великая все же вещь, Интернет! Сижу в «аське», «чатюсь» одновременно с Феей, Оленькой и Белоснежкой! Передо мной поочередно выскакивают три маленьких прямоугольных окошечка. Это двери в мир моих красавиц. Пальцы лихо барабанят по клавиатуре. Ровные равнодушные буквы, не похожие на моих рукотворных монстриков, превращаются в слова. Слова складываются в предложения. Предложения вырастают до фраз. Ловко манипулирую чувствами, настроениями и желаниями своих респонденток. Искрюсь юмором. Сражаю аффектацией. Ставлю многоточия…Как маг и волшебник, достаю из рукава в нужный момент искреннее сожаление, легкую грусть, ироничную улыбку, романтический бред, философский камень, умелую настойчивость, показную послушность…
Главное, не перепутать, что именно писать каждому абоненту. Окошечки скачут, как лошади на ипподроме. Галопом. Меняясь местами. Каждой нужно свое. Для Феи (она все-таки оказалась замужем) я – настойчивый и умный самец. Для Белоснежки – конченый, влюбленный романтик. Для Оленьки – и то, и другое одновременно. Постоянно заглядываю в асечный лог – историю переписки с каждой из красавиц – не забыть, не потерять нить прошлого, предыдущего нашего общения. Иногда пугаюсь. Вдруг, ненароком, Фее напишу то, что предназначено Оленьке, а ей самой то, о чем собирался рассказать только Белоснежке. Поэтому тщательно выверяю каждое слово, постоянно перепроверяя тексты своих писем адресатам. Нельзя расслабляться! Подонки умеют быть бдительными и осторожными!
У Белоснежки я остался ночевать спустя два дня после знакомства. Бешеный секс! Давненько у меня такого не было! Для Олеси не существует запретов в любви. Своим языком она превращала любую часть моего тела в эрогенную зону. Я был сплошной такой зоной! Олеся целовала и лизала мое колено. При этом приходилось с трудом сдерживаться, чтобы не финишировать раньше времени. Потом были скачки. Тоже галопом. Бешеным.
— Улетаю! Улетаю! Улетаю! – восторженно завывала Белоснежка. Мы уже мчались на предельных скоростях. Она всхлипывала от счастья. Забывала дышать. – У-л-е-т-а-ююююю!!!!!!!
Викуся предстала передо мной 32-летней строгой дамой с любимым мужем и 10-летним сыном. Предполагалась вполне заурядно-счастливая семья. Однако постепенно, как опытный резчик по камню, я стесал оплывший панцирь мнимого ханжеского благополучия и передо мной вдруг предстала несчастная женщина, погрязшая в бытовой трясине и тоскующая по внезапной любви. А Оленька…Оленька оказалась такой, какой я ее и представлял. Юной. Неопытной. Романтичной. Чуточку взбалмошной. Легкой. Искренней. Настоящей.
Встретим Новый год вместе, предлагал я Оленьке. Она кокетничала. Я сомневался. Уже пригласил на праздник к друзьям Белоснежку. Она успела сделать мне шикарные подарки. Мне было ее чуточку жаль. Она влюбилась в меня, ничего не потребовав взамен. Я растворил Белоснежку в себе, как сильнейший катализатор.
И вот тупо сижу перед монитором и читаю очередное сообщение от Оленьки: «Ты еще не передумал насчет того, чтобы встретить Новый год со мной? Я имею в виду — с тобой и твоими друзьями? Если нет.. тогда танцуй и готовь подарки. Я СОГЛАСНА!!!!! Вот!»
До Нового года – два дня. Уже пригласил Белоснежку. Она купила новый наряд, чтобы понравиться моим друзьям. А, оказывается, Оленька согласилась…Все это время я смело дразнил тигра, прекрасно осознавая, что сам нахожусь в полнейшей безопасности. Передо мной и хищником — два ряда толстых прутьев прочнейшей решетки. А между Оленькой и мной – расстояние в шестьдесят километров, пятнадцатилетняя разница в возрасте и обманчивая мимолетность единственной встречи. Я был красив в своей лихости. Но тигр молниеносно дернул лапой, наплевав на все запреты и законы физики. Оказывается, расстояние можно украсть, каким бы огромным оно ни было, возраст – не заметить, а меня – нафантизировать в девичьих грезах.
Я – подонок! Со мной молчаливо соглашаются все пассажиры микроавтобуса. Лишь негромкая молдавская «хора», несущаяся из старенькой радиолы водителя, пытается меня подбодрить. Напрасно. Не получится. Какой же я дурак, выговариваю себе, казня за сделанный час назад выбор. Хотя, по-моему, зря. Потому что, как бы ни поступил я сегодня, все равно трясся бы сейчас в маршрутке и жалел бы о любом принятом решении. Но, странное дело, всего полчаса назад сидел в одиночестве в баре, заглушая тоску водкой и телефонными звонками. Надо поздравить коллег, оправдывал себя. На самом-то деле, мне хотелось похвастаться, рассказать им, как только что надругался над одной их самых красивейших девушек на этой Земле. Я понадеялся на авось. Авось, все как-нибудь само собой образуется, уляжется, свяжется-развяжется. И все останутся довольны мной. Опять стану всеобщим любимчиком. Все будет хорошо. Не вышло.
— Это подруга Оли, — сказала трубка. – Она не могла до вас дозвониться…
— Я сам не мог, – пришлось привычно солгать. Хотя на самом деле сегодня легче дозвониться из Кишинева в Уагадугу, столицу Буркина-Фасо, чем в Тирасполь. Впрочем, раньше это было вообще невозможно. Но дело в том, что я и не пытался позвонить Оленьке.
— Так вот, — продолжала трубка. – Оля уже выехала в Кишинев. Встречайте ее. Где-то через час-полтора она приедет…
Посмотрел на часы. До Нового года оставалось около одиннадцати часов. В принципе, решение давно принято. Просто оттягиваю момент окончательного его оформления словом и делом. Мне безумно льстит, что в моих руках сегодня судьба двух красивых женщин. Между ними разница в семнадцать лет. Только это их и отличает. В остальном они схожи. Обе очень красивы, обе – блондинки, обе – смешливы и обаятельны. Но надо делать выбор. В моих руках их сегодняшний вечер и ночь, которая просто обязана быть волшебной. Их настроение, их праздник, их веселье…Смотрю на себя со стороны. Часто так делаю. Гляжу и вижу упоенного властью, избалованного женским вниманием, подонка. Он мне неприятен. Но ничего не могу с собой поделать! Придется все-таки уживаться с этой мразью! Но Новый год, скорей всего, встречу с Олесей.
В этот момент набатом гудит мобильник. Пугаюсь. Гляжу на экран – «Номер засекречен». Уверен, что это Оля.
— Привет! – действительно она. – Я уже приехала!
Ну, вот! За что боролся, на то и напоролся. В этот момент сам себе крайне омерзителен!
— Привет!
— Ты мне не рад?!
— Очень рад! А ты где сейчас?
— У Центрального рынка. На маршрутке приехала…
— Через полчаса буду!
— Хорошо! Я жду!
Нельзя быть красивой такой, думаю, увидев у частокола таксофонов Олю. Она, по-моему, стала еще прекраснее. Хотя это, казалось бы, невозможно. Передо мной стоит обалденная блондинка, с ярко-голубыми глазами, волосы с медным отливом. На ней праздничное черное платье, плотно облегающее роскошную фигурку. Готовилась! Нескромное декольте. Невозможно отвести взгляд от четко отчерченной ложбинки. Совсем близко притаились вишенки сосков. Эти плоды надо срывать губами. Нежно. Очень красивая грудь. Черные сапожки, ажурные чулочки. При виде такой девушки даже не возникает мысли заречься от сумы и от тюрьмы.
— Привет, — стыло целую Оленьку в щечку. Она, как шелк, нежна на ощупь.
— Здравствуй!
К разговору я подготовился по дороге.
— Идем где-нибудь присядем, — предлагаю. – Нам надо поговорить.
— Идем, — безропотно соглашается она.
Заходим в кафе. Оле приносят чай, мне водки и сока. Нервно разминаю сигарету. Надо показать, что разговор мне дается с большим трудом.
— Что случилось? – насмешливо интересуются синие глаза.
— Не знаю, с чего начать, — показушничает-малодушничает подонок.
— Ну, с чего-то начни…
— Понимаешь, — закуриваю. Горько вздыхаю. Замечаю, что Оленька напряжена. – До последнего не верил, что ты приедешь ко мне…
— Ты же сам приглашал!
— Да! Но…дело в том…что мне позвонила бывшая девушка…очень просила встретить Новый год с ней…Ей сейчас трудно…Проблемы…Я обещал…Я должен…
Оля нервно постукивает ложечкой о края чашки. Видно, что мои слова для нее стали шоком. Не о такой встрече мечтала она. Не такое представляла в своих розовых снах. Ей грезился фейерверк страстей, коленопреклоненный мужчина, упоение Олиной красотой, детский запах новогодней елки, карнавал, веселье, желание, которое обязательно исполнится в будущем году, ощущение скорого счастья и бурная ночь любви с человеком, который при ближайшем рассмотрении оказался заурядным подонком. Как Оленька не плеснула в меня кипятком прямо здесь, в кафе, за столиком, до сих пор не понимаю. Я даже немного отодвинулся, приготовившись к худшему.
— Прости меня! – умоляюще заглядываю в глаза. Кладу руку поверх ее ладошки. Оля брезгливо убирает руку. Молчит.
— Прости! Я не мог до тебя дозвониться! Знаю, что испортил тебе праздник! Прости!
Ну, главное, уже позади! Самое мерзкое произнесено! Оля молчит. Глядит в чашечку. Может, ищет на ее дне нужные слова?
— Что ты молчишь? – меня начинает пугать ее молчание. – Скажи хоть что-нибудь!
Вместо слов Оля пододвигает к себе сумочку, открывает ее, достает оттуда празднично оформленную небольшую коробочку. Протягивает мне.
— Это тебе!
Я понимаю, что это, но спрашиваю:
— Что это?
— Подарок. Подарок тебе!
— Не надо! – пытаюсь вернуть ей коробочку. Она печально качает головой.
— Нет! Это тебе! Открой!
Знаю, что в таком состоянии женщине лучше не перечить. Шуршит яркая бумага, с треском рвется нарядная ленточка серпантина. Открываю. Достаю. На меня глядит весело улыбающийся поросенок. Смешной, в прикольной красно-топлессной футболочке. На груди розовощекого свинтуса надпись по-английски: «Hug me».
— А я тебе ничего не успел купить! – заметно огорчаюсь. На лице гамма досады, смешанная с отчаянием и унынием.
— Ты мне уже сделал подарок, — убивает меня Оля.
Молчу. Затем залпом допиваю водку. Перевожу разговор.
— А как переводится? – показываю на футболку хряка.
— Как? – насмешливо переспрашивает Оленька. – Съешь меня!
— Я бы тебя съел, — запоздало облизываюсь.
— Поздно.
Вновь над нами сгущается молчание.
— Мне пора! – встает Оля.
— Куда? – глупый вопрос!
— Домой! До Тирасполя часа полтора езды. А уже полчетвертого…
Достойно себя ведет, ничего не скажешь. Мне даже интересно. Как опытный ученый-естествоиспытатель, разложил на лабораторном столе мышку и с любопытством препарирую маленькое тельце. Высматриваю, из чего оно устроено. Внимательно изучаю реакцию Оленьки. Видно, что переживает, но старается не выдать в моем присутствии ни грамма чувств. Лишь растерянно улыбается. Мы идем на остановку маршруток. Плачу за билет. Оля позволяет. Спасибо! До отправления еще есть время. Закуриваю.
— Где будешь Новый год встречать? – стараюсь все-таки вывести Олю из себя.
— Ну, уж, во всяком случае, не с тобой, — в голосе прорывается злость.
Что тут можно сказать? Резкими сильными затяжками приканчиваю окурок.
— Мне пора, — решительно говорит Оля.
— Я тебе позвоню, — оставляю себе соломинку.
— Нет, — повторяет она.
— Все равно позвоню, — делаю свою капитуляцию более почетной.
— Прощай! — печально произносит Оля.
— Лучше, пока! – отвечаю. – С наступающим!
Она исчезает в нутре машины. Вдруг меня осеняет.
— Когда вы отъезжаете? – интересуюсь у водителя.
Основательный мужик с чумазыми руками смотрит на часы.
— Минут через семь.
Срываюсь с места. Надо успеть хоть какой-нибудь подарок купить Оленьке! Хоть безделушку! Как назло, торговля везде начинает сворачиваться. Все торопятся домой, к елке, курантам и накрытому столу. Ничего подходящего не нахожу. А время летит. Лечу на рынок. Подбегаю к столику, на котором разложена гора новогодних мелких сувенирчиков. Выхватываю из разноцветной груды стеклянный шар. Внутри среди снегов уютно спрятался сказочный домик. Поворачиваю шар, как Алладин волшебную лампу. На что-то надеюсь. Но джинн так и не появляется. Зато над домиком, комфортно устроившимся за стеклянной сферой, медленно падает снег. Как было бы здорово скоротать в этом волшебном жилище новогоднюю ночь вместе с Оленькой. Баюкает треск жарко натопленного камина, кружит голову запах елки, раздается бой курантов, мы соприкасаемся звенящими бокалами, долго смотрим друг другу в глаза…Сойдет! Бросаю деньги на прилавок и мчусь обратно. Залетаю в салон. Сразу выхватываю глазами Олю. Сидит у окна. Глаза – красные, по щеке ползет слеза. Старается незаметно вытереть ее. Здесь, среди равнодушия и апатии пассажиров, она под надежной защитой! В груди просыпается огромная нежность к этой маленькой девочке. К человечку, слепо доверившему самый светлый праздник подонку, грубыми грязными руками убивающему чистые чувства. К девочке, украдкой роняющей слезинку. Представляю, как она не решалась отпроситься у мамы. Как готовилась к поездке в Кишинев. Как долго выбирала платье, наряжалась, выбирала подарок. Как не могла заснуть предыдущей ночью, рисуя себе в мечтах рыцаря, который встретит ее на белом коне. Как отказывала подружкам и друзьям отпраздновать вместе с ними Новый год. Как радовалась скорой новизне ощущений, смене обстановки, новым знакомствам. Как надеялась, что у нас с ней все получится, что ее встретит надежный и честный парень, которому без боязни можно доверить свое сердце…Я ей очень нравился! Ошибки быть не может. Я хотел бы повернуть время вспять хоть на полчаса! Бог с ней, с Белоснежкой! Сказать Оле, что пошутил. Глупая шутка, не правда ли? А ты поверила, глупыш! Выходи, я приготовил тебе волшебный праздник! Лучший праздник в твоей жизни! Я ничего не сказал. Мое время уже ушло!
— Это тебе! – стеклянный шар упал на безвольные руки. Вновь закружился над домиком снег, похожий на злую метель. – Я тебе позвоню! Обязательно позвоню!
Не дожидаясь ответа, выскочил из микроавтобуса.
Сижу в другой маршрутке. Она везет меня домой. Слава Богу, не ведаю, что меня ждет завтра! Еще не знаю, что совсем скоро, третьего января, на работе прочту сообщение Оленьки, пришедшее мне по «мылу» и датированное еще двадцать девятым декабря:
«Привет.. Я ждала, что ты позвонишь… ну… наверное, не дозвонился. Ладно. Ну, так я, это, принимаю твое приглашение встретить вместе Новый год и тебе обещаю, что такого Нового Года у тебя еще не было! Все, жду ответа завтра. Цем. Покеда…»
А у нас могло быть все по-другому! И жарко натопленные вместо камина наши сердца! И бурная ночь любви! Много ночей! И сказка, которую мы могли подарить друг другу! И мгновения, ради которых только и стоит жить! Все могло бы быть! Сложиться по-другому! А может, и нет…Выбор всегда труден, даже если его нет…
И вот, сидит на заднем сиденье самый подонистый мужчина на свете. Колеса везут его в ночь. В праздник. В неизвестность. В будущее, которое могло сложиться по-другому. Он едет к Белоснежке. Он сделал свой выбор.
У своего дома встречаю друзей. Они уже чуть пьяны, веселы и шумны.
— Идем, выпьем, — обнимают меня за плечи.
До Нового года остается шесть часов. По ступенькам спускаемся в бар, похожий на каземат. Заказываем водки. Вновь весело рассказываю о сегодняшнем дне. Об Оленьке и Белоснежке. Льстит, что мне опять завидуют. Переспрашивают. Смеются. Хохочу вместе с ними.
Подхожу к стойке и заказываю у знакомой барменши еще водки.
— С наступающим! – говорит она. – Мы с девочками пьем шампусик. Выпьешь вместе с нами?
Окидываю «цветник», сидящий за столиком неподалеку. Девочки очень даже ничего!
— Конечно! Только я шампанское не пью! Лучше водки…
Присаживаюсь. Балагурю. Произношу тост! Я в ударе! Как всегда! В конце концов, скоро Новый год, а там, посмотрим! Загадаю за столом заветное желание. Вдруг исполнится? И я найду ту, единственную и неповторимую…А может, все-таки, удастся помириться с Олей? Женское сердце – не камень. Оно непредсказуемо…А такими девушками не разбрасываются…
На меня в упор глядят зеленые глаза. С поволокой. Взгляда не отвожу. Не заметил, как мы остаемся за столиком вдвоем.
— Выпьем? – наливаю ей шампанское. Она мне нравится!
— Давай! – она берет бокал, как гриб, за длинную ножку. Сквозь просвет янтарного напитка щурится на свет. – За что?
— За любовь! – банальничаю. Она с готовностью придвигает к моей стопке бокал. – Тебя как зовут?
— Таня.
— Танюша, — пробую на вкус новое имя. Смакую его. У меня давно не было Танюш. – Красивое имя!
Начинающийся новогодний вечер мутнеет в дымной поволоке красиво-зеленоватых глаз и поощрительной улыбке. Выпиваю махом. Выдыхаю вместе с вопросом:
— Танюш! Давай увидимся!
— Конечно! – она наклоняется ко мне. Зеленого света становится много. Слишком много. – Запиши мой номер телефона…