Тайна речного водоворота.
Историческая повесть.
Июль, 1958 года был обычным месяцем середины лета. Я, Артем Муромский, оказался «сослан» родителями к бабушке Матрене в Чкаловскую область, в маленькую деревеньку возле старинного городка Бугуруслана. Бабушка жила в уже ветхом домике на берегу небольшой речки Кинель, что была не особо полноводной, но местами бочажиста. Кинель не был очень быстрым, иногда даже казался совершенно застывшим между зелеными берегами. Даже не лес, не травяные холмы с глубокими оврагами и родниками притягивали нас. Нас, то есть, группу местной ребятни всегда можно было увидеть на песчаном плесе Кинеля, что у местных назывался «Коровьем стойлом». Вернее само стойло в середине дня было усыпано коровьим стадом, а мы обретались рядом на крохотном песчаном островке. Островок спасал нас от здоровущего «мирского» быка, которого мы до ужаса боялись. Сам бык был миролюбивый и только иногда уединялся с приглянувшейся коровенкой. Страшней были, как бы взбесившиеся коровы, когда начинали гонять своих товарок не хуже пастуха. Все было бы ничего, не кружись над стадом огромного полчища слепней. Наша ватага, обычно, состояла из трех человек — Мишки, приехавшего тоже к бабушке – тете Клавы, и заводной длинноногой соседской девчонки Любаши. В сои походы мы брали котелок, краюху пеклеванного хлеба и кусочек каменной соли. На полянах между березовыми колками в густой траве почти все лето попадались сочные ягодки земляники и кустики костяники. Мы по дороге на речку набирали котелок ягод. Иногда случалось, что пастух был не особо вредный и в обмен на полкотелка ягод он разрешал, а обед от двух — трех коров надоить немного молока.
Купались, загорали, в обед спасались от голодухи парным молоком с ягодой и куском хлеба. Не скажу, что были сыты, но до вечера – хватало. Все мы немного плавали, так что весь день почти не вылезали из воды. Так было и во вторник. Мы только что закусили и принялись купаться. Кинель река тихая, но были в ней водовороты. Прибегает вдруг Мишка и взахлеб вещает: «Айда, ребята, на ту сторону – там, в траве я видел каких-то странных зверьков!». Сказано — сделано. Бросились в воду и поплыли. Мы с Мишкой в этом году только научились плавать «саженками» и наши руки так и мелькали под водой. Любаха выгребала по «собачьи». Весь берег реки напротив, зарос осокой, остролистом и мятой. В траве раздавался шорох. Раздвинув заросли, мы увидели снующих зверьков не больше двенадцать см. в длину с мордочками, оканчивавшимися смешными хоботками. «Глянь, это выхохули!» — сообщил нам товарищ. Полюбовавшись на зверюх, мы зашли в воду и принялись выгребать к островку. Это только казалось, что вода стоячая. На самом деле нам приходилось в самом глубоком месте оплывать водоворот. Лишь только Любаша с Мишкой проплыли опасный участок, я сразу успокоился. Так как от берега я отчалить запоздал, и плыл последним. Понадеявшись, что силенок хватит, побороться с водоворотом, я решил плыть напрямик. Что не было почти заметно снаружи, сразу почувствовалось лишь я попал в неспокойную воду. Как-то сразу ноги пошли по кругу. Я отчаянно шлепал руками, а сам медленно погружался на дно. Уже позже узнал, что попавши в круговорот, надо набрать побольше воздуха и отдаться стихии. Только попав на дно, надо оттолкнуться от песка и может быть всплывешь наверх, где-то в стороне. Тогда я этого не знал, и речка делала свое черное дело.
Не увидев меня на поверхности, друзья подняли страшный крик. На шум неожиданно прибежал пастух, пасший в тот день стадо. Едва сообразив, что произошло, он бросился в воду, но подплывать к водовороту побоялся. Уже позже я сообразил, что водная круговерть засосала меня. Пока хватало воздуха, я успел дойти до дна. Глубина реки была в этом месте около 6 метров. Воздуха хватило только на погружение. В общем, пока я тонул, был уже без сознания. Видать меня шлепнуло о дно, и я каким-то образом изменил непроизвольно направление. Я думаю, в моих легких еще оставался воздух, и минуты через две я пробкой выскочил на поверхность. Пастух схватил меня за чуб (благо тогда все мальчишки стриглись под «поличку» и «бокс»). Вытащив «утопленника» на берег, он принялся откачивать пострадавшего. Перекинул меня через колено лицом вниз и начал разводить руки. Через некоторое время у меня изо рта хлынула вода, я закашлялся и стал шевелиться. Пастух взвалил меня на плечо и потащил в деревню в фельдшерский пункт. Там мне промыли желудок и уложили в постель. Но в сознание я не приходил двое суток.
Самое странное произошло именно в это время.
Родители мои историей ничуть не увлекались. Учился я в третьем классе и понятия не имел об истории, друзья еще меньше меня понимали в ней. Тем необычней был полусон, полубред, который я прочувствовал как наяву в дни своего забытья.
Сначала я провалился в какое-то забвение. Потом все стало вращаться вокруг меня с необычайной скоростью. Я как бы вознесся над миром и с невероятной высоты начал обозревать все, что творилось подо мной. Неизвестно, как я почувствовал, что на огромной равнине, пронизанной лентами рек, открылся вид Восточной Европы между Карпатами и Уралом. Шел самый конец XII века. Земля подо мной была очень похожа на большой котел с кипящим супом. Какие-то полчища, ни на минуту не останавливаясь, сшибались в схватках и разбегались. Тут же толпы людей пробирались в разных направлениях. Здесь были целые племена, полугосударства. Крепко замешались викинги, поляки, Русь, многочисленные угоро — финские народы и прибалты. Русские очень зависели от Степи — хазаров, половцев и печенегов. На всей простирающейся равнине были видны две длиннющие реки – одна ближе к Западу, другая на самом Востоке. На более западной к Югу и на самом севере у каких-то большущих озер виднелись два самых огромных города. От северного, на юг, восток и север виделось постоянное движение люда. Не успел еще я насмотреться на эту картину, как вдруг видение пропало, и куда-то я снова провалился. Видимо я заснул, и часов десять чудеса меня не преследовали.
Уже сутки я находился без памяти. Бабушка и друзья не отходили от моей постели. Вызванный из центра врач очень переживал за меня. Сам я не ел и не пил. Поэтому, как говорили потом окружающие, кормили и поили меня через тонкий зонд, введенный прямо в желудок. Все соседи бабули хотели угодить и несли то молоко, то ряженку, то теплую протертую ушичку, то компоты, то кисели. Через день на «перекладных» примчались из города мои родители. Я лежал с ничего не выражающим взглядом и молчал. А перед моим мысленным взором пробегали следующие картины…
Лесной болотистый край где-то у Мурома. Я уже в роли одного мужика — Явора. Всем надоел непрекращающийся спор Ярославского и Суздальского князей. Мы были под Суздалем. Всех вотчинников за последние десять лет раз пять княжеские холопы сгоняли со своим оружием в войско. То выигрывали мы. То били нас. Раны не успевали заживать.
Сегодня я работал на дальних делянках – рубил и отвозил на своей лошаденке осинник. В полдень мимо проходил и испил водицы мужик из нашей деревни. Попив, он шепнул: «Как взойдет луна, у Перунова дуба». Перунов дуб – это священное дерево. Позади русалочьей заводи на голой поляне стоит дуб в шесть обхватов. От вершины до комеля кора его прочерчена ударом молнии и уже заплыла. Так давно это было. Даже мой отец его уже называл перунов.
До самого вечера я работал, вернулся уже запоздно. Жена – Васена при лучине собрала нехитрый ужин – горшок щей, три брюквы да головку лука. Она уже подоила коровенку, и полезла на печь. Новые лапти, сермяга превратили меня в празднично одетого. На вопрос жены я промолчал и зашагал к русалочьей заводи. Болотистые участки я обошел. Казалось из воды тянуться руки водяного и русалок. Взобравшись на холм, я оказался у самого дуба. Даже в темноте виделись многочисленные полоски ткани, привязанные к его ветвям. Считалось, что это приносит счастье. Привязал и я, взятую у жены тряпицу.
Оглянувшись, увидел фигуры еще четверых знакомых мужиков. Взял слово самый старый — дед Думарь. Начал он с того, что с трудом нашел пятерых. Кто сгинул из-за хворы, кто пропал на войне. В деревне совсем не остается мужиков. Долго этого терпеть уже нельзя. Тут он всем поклонился и спросил: «Что мужики, делать думаете?». Галдеж раздался такой. Что казалось, шумит вся поляна. Да еще как бы что советуя шумел ветвями дуб. Я задумался.
Трое сразу испугались и решили остаться на месте. Мой сосед – шустрый мужичек решил податься к мордве. С мордвой — мокшей старинным угоро-финским народом у Руси были более или менее нормальные отношения. Для себя я решил, чем дальше от дома – тем лучше.
Поговорили, и с утренней зарей разошлись. В деревнях испокон века жизнь начинается очень рано. Не успели пропеть первые петухи, как закопошилась моя Васена. Подоила и покормила корову, растопила печь и поставила в нее брюкву. О сне я и не думал, со вторыми петухами стал собираться на сою делянку. Поел остатками щей с луковицей, запряг своего Серко и подался. Еще одной из причин, гнавши меня из дома, были слухи, приходившие из Суздаля о какой-то новой вере, но против нее был очень настроен, проходивший, накануне через наши леса волхов. Васена только что начала готовиться быть матерью. Да и для новых ребят я думал начать более вольную жизнь.
Наша деревня стояла на берегу своенравной реки Оки. Она в наших краях петляла среди болот, и это место издавна называли Мещера. Нашел я загодя дубок и стал потихоньку его загружать домашним скарбом, а большую лодку от посторонних глаз угонял и прятал в Мещерскую луговину.
Промелькнула зима, без княжеских войн, ведь, чтобы идти в поход нужен прокорм лошадям. Чуть зазеленели луга, Явор нарастил борта дубка, сделал настил на носу и загнал на него Серка и коровку. Поклажи взяли самую малость, а весь нос забили овсяной соломой для животины. Из оружия Явор взял лук, вместо копья – кол, с привязанным на конце серпом, цеп. Чуть рассвело еще по русалочному туману, семья оттолкнулась шестом, и дубок заскользил по теченью. Васена всхлипывала, а трава так и стучала о борта, как будто говорила: «Куда, Вы, куда Вы?». В обед причалили к какому-то островку. Серко погулял, коровку подоили. Пока проплывали день, два, Мещерские места еще угадывались.
Однажды как-то уже в сумерках Явор направил лодку на самую середину реки, все задремали. Пробуждение было с рассветом от того, что лодка носом уткнулась в кусты. Это их и спасло. По Яворовым расчетам они уже плыли через владения мордвы — мокша. Все мордвины делились на мокшу и эрдзю. Разницу между ними почти не было. Немного поодаль от места, к которому причалила лодка, виднелась большая песчаная коса, вся покрытая множеством людей. На берегу стояла лодка с дощаным помостом на верху. На помосте стоял шатер. От толпы отделилась кучка богато одетых людей. Они по очереди поднимались в шатер и потом степенно спускались. Честь женщин выла и рвала на себе волосы. Когда спустился из шатра последний, отроки обложили лодку вязанками с хворостом, и старейшина поджег костер. Явор прошептал Васене, что так хоронят родовитого мордвина.
Костер гудел, заглушая крики только что «осчастливленной» перед смертью жены с трупом мужа.
Целый день семья Явора просидела в своем укрытии. Когда кострище угасло, старики разровняли груду золы, выкопали рядом яму и все угли закопали. Над могилой насыпали холм и сверху посадили молодую липу. Тут же началась тризна. Пили брагу, объедались, водили вокруг свежего холма хороводы, пели грустные пени – прощания. Уже в поздние сумерки Явор с Васеной попасли скот и оттолкнули дубок от берега. Они держались середины реки.
На пятый день путешествия, они увидели, что довольно спокойная Ока соединяется с другой бурной, широченной рекой. «Это Волга!» — заявил всезнающий Явор. Ока, впадая в Волгу, образовывала узкий песчаный мыс, тут и там поросший зарослями ивняка и вербы. На самом мысу вокруг костра толпилась целая куча народа. Некоторые были вооружены. Лишь завидев табор, любомудрый Явор причалил свою посудину в зарослях тальника. Васена испуганно молчала. Тут хозяин велел ей собрать все ценное из украшений и скарба. Не зря целый год Явор расспрашивал у деревенских стариков обо всем . На самое ухо Васене он прошептал: «Это ушкуйники! Они наполовину торгаши, наполовину просто воры».
Недавно у нас с дочерью – историком по профессии, произошел псевдо-научный спор. Прочитав начало моей повести, она заявила, что крещение Руси произошло на 2 века ранее. Я промолчал, а сам задумался – одно дело центр Киевской Руси, другое – вся ее территория, особенно окраины, куда только стала проникать нога русского мужика. Вплоть до XIV – XV века шла постепенная ассимиляция с мордвой, чувашами, татарами, башкирами, а ранее с булгарами, остатками хазар и прочими, и прочими.
Исчезали целые народы – мурома, торки, чудь – заволочская и другие.
Нечто подобное происходило с религией. Не вся Русская земля стала христианской, еще века перемешивались всякие древние верования, пока все не разделились на христиан, магометан и евреев.
Пока Явор собирал свой узелок, Васена зашла на прибрежный бугор и залегла в высоченную траву.
Поднималось все выше солнышко. Пахло дикой земляникой, Иван – чаем, кипреем и водой.
Облака мелькали над ее головой. Что-то необычное творилось в ее нутре – она не знала что, не догадывалась, что слава Богу растет и крепчает в ее чреве первый помощник и друг Явора – ребенок. Она еще не знала – выживут ли они, дочка или сынок будет у них, но крепла вера, а может быть и сам Бог шептал: «Сын, сын, сын!»
Явор, чтобы не рассекретить свою стоянку, сделал большой крюк по пойме. Он шагал по траве. Она шелестела о ноги, утренняя роса уже подсохла. Жужжали пчелы, ближе к воде одолевали слепни. Он вспомнил, как мальчишками они ловили крупных оводов, втыкали им в зад сухую травинку и подолгу глядели за их неуклюжим полетом. Острые глаза Явора на воде среди трех стругов рассмотрели какую-то длинную украшенную на носу головой дракона лодку. Это уже позже он узнал, что корабль принадлежал викингам и назывался «драккар». Видимый стан ушкуйников при кажущейся близости, был очень далеко. В этом была мудрость атамана. Он всегда, при приближении противника, мог успеть собрать лагерь и отплыть на своем флоте. Корабль викингов отличала низкая посадка и маневренность.
Явор шел не торопясь и не скрываясь.
Далекий путь располагал к воспоминаниям. Мужчина даже никогда не задумывался – любит ли Васену или нет. История была такова.
В один из походов Суздальцев на соседей удачно в один день захватили сразу три деревни. Всех баб согнали в одну кучу. Явор оказался в охране. Сначала, как бы исподтишка, его взгляд остановился на девушке, ни чем особо не отличавшейся. Она брела низко опустив голову.
Чем больше Явор глядел на пленницу, тем чаще его взгляд ловил ее. Кончилось тем, что когда вечером делили добычу, молодец кроме девушки уже не мог ни о чем думать. Вернулся он в свои края уже с новой хозяйкой. Васене тоже пригляделся статный, рослый порубок. Так они и сошлись. Свадьбы не было, только в одну полнолунную ночь старики деревни в одних холщовых рубаках трижды провели их вокруг Перунова дуба. Вернулись они домой мужем и женой. Уже на следующий день всей деревней зачали строительство нового двора. Амбар и все подсобья были расположены с краю.
Дом с большой горницей стоял в центре. За печь взялся сам дед Думарь.
В новой бане, оставив чашку баннику, бабы ставили брагу. Вечером стройку отметили. Васена напекла в новой печи пирогов, да таких справных, что бабы остались довольны. Заслужить доверие, Васене было не так просто. Даже имя не походило на имена других баб.
А произошло это вот почему. Около деревни, где родилась Васена, стояло село Покровское, где при рождении крестили девочку. По святцам ее имя выходило Васелиса, или по-простому — Васена. В деревне Явора все было по старорусски. Половина женщин звались Зарею или Зарницами, хотя попадались и Осинки. В общем, до деревни еще новая вера не дошла.
Васена, как и Явор, о любви не задумывалась, но свою жизнь просто не представляла без своего мужа.
Явор не спеша дошел до группы людей на мысу. Он сразу выделил атамана по богатству одежды и манере поведения. Он перед ним, как перед богатым боярином склонил голову и пригнул ноги. Прямо перед ним он развернул свой нехитрый сверток. Две куньи шкурки, пять беличьих, серьги с бирюзой и монисто — больше он ничего не мог предложить. Как бы ожидая подвоха, по бокам встали два здоровущих мужика. Атаман скривился и заметил: «Тебя, паря, мы увидели издалека, но задумку твою сразу не умыслили». Явор поклонился еще ниже – тут не до гордости «Сильнейший боярин – атаман! Сам я из под Мурома – захотел спокойной жизни. А к ногам твоим пришел, так как одному мимо булгар и мордвы пройти просто не смею.» «Гладко вещаешь, посмотрим, что ты за человечешко!» «Новгородские купцы мы будем, да кучка варяг к ним прибилась. Если, ты к нам с душой, то и не жди зла. Можешь идти с моими судами!»
Писал я писал и забыв заповедь настоящих писателей – ни дня без строчки! – проленился целых два месяца. Недавно, взгрустнув, перечитал с небольшим интересом написанное, как-то исподволь стал мысленно рисовать дальнейший сюжет, увлекся и опять взялся за перо. Пока лень-матушка была хозяйкой в моем доме, я понемногу размышлял и вот, что надумал… Видно писатель не столько придумывает текст, сколько дает ему самостоятельно разворачиваться в зависимости от настроения пишущего, его опыта, знаний и многого, многого другого.
Я думаю, что читателю нисколько не интересны мои размышления. Поэтому, я просто продолжаю.
Явор поклонился атаману, повернулся и неспешно зашагал обратно. Солнышко поднялось и по-весеннему пригревало. Роса подсохла, травы в пойме дурманно пахли. Разбегались лягушата, кузнечики, раза три расползались, греющиеся на кочках ужи.
Незаметно дошел до задремавшей в траве Васены и столько было в ней тепла, родного и еще чего-то нового незнакомого, что Явор мысленно поклялся защитить ее от всех напастей.
Остаток дня Явор мастерил парус. Он вырубил мачту и сделал прямой, как у всех судов русичей. На полотнище паруса пошел большой кусок домашнего грубого полотна и попона Серка. Парус получился грубоватым, но прочным. Уже к вечеру попасли скотину и улеглись. Рано утром с первым туманом погнал Явор свой дубок вниз по течению. Испробовал парус. Утренний ветерок захлопал полотнищем, затем надул его и лодка плавно заскользила по воде. Вот должен был появиться стан ушкуйников. Но сколько не вглядывался вдаль молодой мужчина не увидел следа от них.
Прав был Явор, когда определил ушкуйников не то ворами, не то купцами. Они оказались обычными ворами! Не что жалко было Явору пропавших сокровищ, столько стало обидно из-за неправды. Как мог он утешил Васену и направил суденышко в бурную Волгу навстречу новым приключениям.
Уже два дня он старался править подальше от берега. Несколько раз на берег выходили какие-то отряды, они пускали стрелы, но те просто не долетали. Стояла середина мая. Вся природа ожила, берега зазеленели. Накануне весь день накрапывал дождь. А с утра вся земля и вода, как толстенным одеялом, покрылась слоем тумана. Туман наползал языками. Нельзя было рассмотреть в нем противника. Явор поспешил оттолкнуть от берега лодку, отгреб саженей на 100 от берега и пустил дубок по течению. К середине дня туман поредел, но продолжал наползать какими-то лаптами. Васена сидела на самом носу лодки и осматривалась вокруг. Вдруг она подняла руку и Явор в разрыве пластов тумана заметил чужую ладью полную вооруженными людьми. С ладьи тоже заметили их и ухватились за луки. Явор на веслах быстро развернул свое суденышко и враги сразу растворились в тумане. Какое-то время он греб совсем тихо, но дважды совсем рядом слышался скрип уключен. Лук был под рукой, уключены смазаны маслом, лопасти весел обернуты мешковиной, но еще долго они не могли расслабиться. Когда высоко в небе сквозь полумглу тумана появился диск солнышка, Явор повернул у берегу. Впереди в Волжские воды глубоко вклинивалась песчаная коса. В ее центре пылал костер, а вокруг галдела ватага ушкуйников. План созрел моментально. Дубок был привязан поодаль. Лишь только набежал язык тумана, как к кораблям разбойников подкрался Явор. Ушкуйники были так уверены в себе, что даже не оставили у своих суденышек охрану. Этим сразу же воспользовался наш герой. Он подкрался связал все посудины, включая драккар викингов, пригнал к своей лодке и тихонько уплыл почти на середину реки. Оставив на охрану Васену, Явор поплыл к берегу. Спрятав свой дубок в кустах, он зашагал к ушкуйникам. «Что опять пришел, паря?» — спросил атаман. «Я думал Вы честные ребята, а Вы не погнушались всем моим добром?» «Не будь рохлей!» — отвечал атаман. «Ну и вы не будьте!» — ответил Явор. Лишь только тут ушкуйники заметили исчезновение своих кораблей и разразились гневными проклятиями.
Явор вновь предстал перед грозным атаманом. Десятки луков были направлены на смелого человека. Многие ушкуйники рассыпались по берегу в поисках своих кораблей, но безрезультатно.
Через час поисков заговорил атаман: «Да, ты перехитрил нас. Мы вернем твои безделицы, но и ты верни наше!». На что Явор сказал: «А не обманешь? Можешь оставить мое добро себе. А уговор прежний – мы поплывем с тобой до Булгара.» «Делать нечего. Твоя взяла.» Мужчина с пятью ушкуйниками нашел свой дубок и на середине реки встретил маленькую флотилию. Охраняла ее отважная Васена, сжимая в руках копье. С этого момента стали наши молодые частью команды ушкуйников.
Явор был теперь все время на стороже, но попыток его обмануть пока не было. Видимо, ушкуйникам не мешали лишние вооруженные люди.
Дубок плыл в центре флотилии. Целым отрядом было ехать спокойней. Мелькали берега, Явор все тщательно запоминал. Проплыли за четыре дня мимо Ветлуги и Суры. В низовьях Суры сделали большую остановку. Все мужики разделись до исподнего и организовали большую рыбалку. Неводом зачерпнули мешков пять рыб. Были и стерляди, и щуки, и судаки, много, много, много бели. Рыбу выпотрошили и засолили в бочках. Так отряд надолго обеспечил себя едой.
Еще через два дня попали в край чувашей и черемисов. Черемисы были одним из угоро-финских племен, а чуваши-выходцы из Сибири, как и булгары. Булгары жили рядом с черемисами и ниже Прикамья до самых Жигулей. Как рассказал атаман, а он уже не первый раз ходил на Каму, булгары, хоть на первый взгляд, были полуоседлы, но необычно сообразительны и предприимчивы. В Булгаре — столице страны говорят были даже каменные дома и водопровод. На третий день похода преодолев, небольшую стычку с чувашами, достигли устья Камы. Тут пути ушкуйников и Явора разошлись. Явор с Васеной заскользили по Волге вниз. Чувашский левобережный берег был в этих местах холмистый, но более высокий чем правый. Под обрывистым берегом били многочисленные ключи с холодной до ломоты в зубах водой. С утра, когда вокруг было тихо, они с Васеной набирали воды на целый день в большущую корчагу. Парус здорово выручал при попутном ветре. Мужчина седел у руля, а жена возилась по хозяйству. Она успевала подоить коровенку, покормить ее и мужа, поддать корма Сирко. Животина сильно застоялась на лодке. Поэтому в редкие спокойные ночи, ночевки на берегу Явор их с коровой стреноживал и выпускал на луг. Животные пощипывали молоденькую травку и были очень признательны хозяевам. Правда, когда они проплывали мимо чувашей, Явор в одну из ночей отогнал свое судно к берегу булгар. Как положено, спутал коня с коровой и пустил в луга. Ничего не предвещало неприятностей. Но вдруг, из ближайшего леса показался отряд булгарских мужчин, вооруженных луками и копьями. Размышлять было некогда и еле завидев их муж с женой бросились в дубок, оттолкнулись от берега и пропали в наступающей темноте. Неутешно горевали молодые о пропавшей скотине.
Велел Явор отплыть Васене на песчаный остров, а сам погреб к берегу. Тихо крадучись по кустам он на одной поляне в лесу нашел булгар. Рядом с лагерем паслось стадо. Первым делом , он нашел Серко и отвел подальше в чащу. А вот буренку не увидел. В козьем стаде он выбрал двух коз и козла, и замотал им морды тряпками, чтобы не шумели и тоже потихоньку увел в лес. Также крадучись отвел свое стадо к берегу и усадил на лодку. Когда он вернулся к жене, та очень сокрушалась отсутствием коровы. Улеглось горе Ваесены и она стала также примерно следить за маленьким стадом.
Явор с Васеной мало разговаривали друг с другом, но исподволь она, веруя в Бога, как бы расшатывала веру Явора в древних божеств. Да и сам Явор понимал, что за все в жизни одно божество в ответе проще, чем за каждое дело отвечает свой святой. Хотя православная Васена, часто стала упоминать в своей речи и Перуна, и Велеса, и водяного, и русалок. Мужчина все больше интересовался историей сына бога-отца — Иессусом.
А уж дня через три они по левому заболоченному берегу увидели речку. Один встретившийся пустынник назвал ее Самарой. Уже в те далекие времена в этих местах нет, не попадались русичи. Природа все больше походила на степную. Перелески чередовались с пустыми равнинами. Было где и жить, сажать и охотиться.
Плыть против течения, конечно, трудновато. Часто Явор шел пешком по песчаному берегу и тянул за бечеву свою посудину. Васена в это время не спала, а с луком в руках охраняла мужа. По берегам Самары густо росла ольха, а над нею возвышались стволы могучих осокорей. Отцветала черемуха и ветерок приносил дурмянный запах. Через два перехода к вечерней зоре в Самару впадала еще одна большая речка. Не было карт, рассказов очевидцев и Явор больше по какому-то наитию повернул в сторону притока. Хорошо, что приближалась ночь. Вместо того, чтобы расположиться на отдых, он продолжал пробираться по песчаному пляжу. В этом и было его счастьем! Около полуночи на песчаной косе им попалась группа мальчишек у костра.
Рядом паслись стреноженные кони. Мальчишки, увидев Явора, повели себя по взрослому, они выхватили луки и стрелы запели вокруг молодого мужчины. Хорошо, что еще по неопытности, мальчики не оставались в свете костра. И этим сразу воспользовалась Васена. Она стреляла довольно метко и ранила двоих «зеленых» охотников. Раны были не серьезны, но испугали ребят в ночном.
Еще час они пробирались во тьме. Хорошо, что время, управляемое Стрибогом, перевалило на лето. Речки после разлива стали входить в берега. По болотистым прибрежьям Явору приходилось добираться босиком. Ночь была полна всяческих звуков: плескалась рыба, особенно у омутов громко плюхались гигантские сомы и Явору казалось, что сам мужик – водяной стучит по воде колотушкой. Еще дед – Думарь рассказывал, как к водопою спускается дикий козел и жутко орет в ночи. Услышав очередной рев козла, у молодого охотника возник план его поимки. Однажды, они на целый день для отдыха устроили с женой становище. Спрятали в камышах лодку, пустили на луг стреножив животину, устроили шалаш на взгорке у речки, насобирали травы для подстилки и дров для костра, Явор не мог долго находиться в бездеятельности. Он взял лук, стрелы и пошел в ночь к реке. Там он и затаился. Проходило время и к полуночи он услышал вниз по течению яростный рев козла. Явор сначала даже вздрогнул. Сила крика была настолько сильна, что казалось кричит огромное животное. Охотник тихо стал пробираться в сторону рева. Река петляла и было трудно подкрадываться, да еще с подветренной стороны. Около часа скрытно пробирался Явор. Между туч пробилась луна и сразу все осветила серебром. На ближнем берегу в прибрежных кустах ивняка почувствовалось шевеление и снова заголосил козел. Явор не дыша прокрался еще на несколько сажен. Взял стрелу, натянул тугую тетиву и тщательно прицелился. Запела стрела, послышался сначала глухой стон, а потом звук ломающихся кустов. Мужчина, повесив за плечи лук, схватил покрепче свое копье и бросился вдогонку. На листьях виднелись капли крови и, он понял, что ранил зверя. Шел вперед еще саженей пятнадцать, пока в гуще кустов не нашел с усилием дышащего козла. Явор выставил копье и под лопатку загнал орудие в тело дичи. Козел дернулся и затих. Ни минуты не размышляя, мужчина вытянул свою добычу на опушку. За задние ноги он подвесил козла к толстой ветке. Ножом, который отковал ему еще в родной деревне кузнец, он надрезал кожу повыше копытец и стал чулком снимать с животины. Оставил шкуру, сбил рожки, разрезал на части тушу. Сложил все на шкуру и потянул домой. Из рогов Явор собирался сделать новые ручки для ножей. Уже высоко поднялась на небосводе утренняя звезда, когда охотник добрался до дома. Васена не спала. Тут уже она принялась за дело. уже тогда нехитрое кушанье в селах называлось селянкой, а еще раньше – свежатиной. Заранее на луге она наковыряла много, много дикого лука, а теперь с ним на плоских камнях в костре нажарили куски печени, легкого, сердца. Они, правда, давно не пробовали мясного, и запах из костра дурманил их головы. Недаром говорят, что еда и любовь самые древние мечты человека. Еще весь остаток ночи они услащали свое чрево.
Под утро улеглись сытые и довольные и все забыв проспали полдня.
Без особых приключений прошла целая седьмица. Явор с Васеной днями и полночи пробирались вперед все упорней. Прошли довольно много. Мясо козла уже кончилось, и Явор все больше задумывался о рыбалке. В своих мещерских краях он не раз видел ловлю рыбы таким способом. Однажды они проходили такое место, где в их реку впадала какая-то небольшая речка, почти ее ручеек. Мужчина знал, что в таких местах в более крупной реке собирается на прокорм много бели. Жена с мужем рубили ветви и колья почти целый день. Уже к вечеру они пониже соединения рек сделали целую запруду из веток. В самом ее центре устроили узкий проход, а ниже его целый веточный мешок. Уже заполночь, вооружившись жердями, поднялись выше соединения саженей на сто пятьдесят, стали спускаться, хлопая по зарослям прибрежной травы и воде своими кольями. Они гнали рыбу и в последний момент закрыли проход густым кустом. Сами же подобием корзин из ивовых прутьев стали выгребать рыбу из веточного мешка.
Как не была груба снасть, за рыбалку удалось поймать три большие корзины разной бели. Попалась густера, красноперки и больше всего подуста.
Соли было мало и поэтому, чтобы рыба не пропала, остаток ночи молодые ее потрошили и нанизывали на тонкие ветви. Рыбу повесили на ветерке на самой опушке леса. Солнышко и ветерок сделали свое дело и уже к вечеру следующего дня они получили 2 корзины вяленой рыбы. Еще неделю не надо было думать о еде. К концу июня, когда уже прошла ночь на Ивана – Купалу, путешественники заметили, как вдруг изменилась природа. Появились места с множеством холмов, поля заросшие травостоем. Среди перелесков попадалось множество оврагов, поросших ольхой, черемухой и орешником. На дне оврагов среди кущ лопуха и крапивы Васена первой обнаружила бьющие из-под пластин камня светлые нити холодных родников. Было наиболее удивительным, то что двумя переходами раньше, природа была тоже красивая, но здесь чувствовалась какая-то особая удаль, простор и хотелось, как ребятам шуметь, кричать, шалить, восхвалять всех богов и его — бога отца, создавшего такую красотищу. Явор огляделся и решил остановиться здесь. Еще накануне, забравшись на вершину холма, Явор с Васеной далеко в степи разглядели какое-то странное жилище похожее на конус, а рядом у костра двух людей в каких-то остроконечных шапках и длинных халатах. По степи за жилищем рассыпалось стадо овец и лошадей.
Так русичи обычно не жили и одевались, и это очень насторожило молодых.
И вот, они прошли еще день и остановились. Недалеко от опушки леса, под склоном холма, недалеко от реки они выбрали место для будущего жилья.
Лес был нужен для постройки жилья, с холма хорошо обозревалась округа. Река и лес должны были приносить пропитание.
Явор, засучив рукава, сразу принялся за заготовку леса. Он выбирал ровные сосны и сразу же ошкуривал их. Настоящую избу рубить самому было пока не по силам и, он решил начать с маленькой домушки, которая в последствии могла бы сойти за баню. Васена выгнала пастись скотину и, взяв мужнин лук, пошла на разведку в лес. На лугу она наковыряла целую вязанку дикого лука и чеснока. На опушке леса в густой траве отыскала и собрала пучок кустиков земляники. Бродя по лесным полянам нарвала целый сноп зверобоя, тысячелистника, чистотела, подорожника, крапивы. Еще матушка учила ее собирать травы по утру.
Тихо раздвигала кусты Васена, как вдруг, ей показалось, что взлетел долго разбегаясь целый баран. Огромная пестрая птица с трудом, выбежав на открытое место, с трудом и каким-то натягом, оторвалась от земли. В молодой женщине в душе сидела Диана – охотница, она выхватила лук, натянула тетиву и почти не целясь пустила стрелу в необычную птицу. Раздался шум веток, и в заросли можжевельника упала тяжелая добыча. Васена рассмотрела ее – это была самая большая лесная курица – глухарь.
Сердце Васены пело от красоты окружающего мира и радости добычи. Набрав целый можжевеловый веник, она со всей добычей заспешила домой. Вернее дома еще не было. Явор запряг Серка и уже стаскивал целый бурт сосновых стволов. Они на солнышке плакали смолой и остро попахивали. В ближайшем перелеске с липы он надрал лыка, просушил и облил смолой. Явор этим лыком думал наперво проконопатить стены жилища. Васена сразу же принялась помогать мужу. Самые толстые бревна они закатили на столбы и получился первый венец.
Да, сегодня они с божьей помощью, потрудились на славу. Васена подоили коз, и только тут показала мужу свою добычу. Увидев глухаря, он похвалил жену. Васенина работа еще не кончилась. Она выпотрошила ее. Набила чесноком и веточками можжевельника. Пока Явор обследовал берег реки, он нашел выход глиняной породы. Глина была темная и жирная на ощупь. Он набрал корзину глины и кувшин воды. Пока Васена мочила и мяла глину, муж набрал со стройки огромную кучу веток, коры, щепы и поджег ее. Получился огромный кострище. В это время, не ощипывая птицу, женщина обмазывала ее толстым глиняным панцирем. Когда костер прогорел, в яму от золы они запали птицу. Вскоре в костре заскворчало и удивительно вкусный запашок потянулся вокруг. Через некоторое время палкой они выкатили из костра свое кушанье. Обжигая пальцы, они принялись отковыривать глину. Закаленная в костре, отлетала прямо с перьями. Наелись до отвала.
Весь следующий день возили и укладывали бревна. Явор как прирожденный плотник затесывал стволы. К вечерней заре стены уже поднялись в рост. Лыком они принялись конопатить стены. С помощью клина Явор принялся раскалывать бревна. Из горбылей стал мастерить стены и полы. Еще через день они уже ставили стропила. Васена меж тем косила и сушила в снопах дикую рожь. Когда снопы высохли их внахлест и в два слоя уложили на крышу.
Пока суть да дело, Явор с Васеной уже много успели сделать. Прошли Петровки, уж наступил Ильин день. За это время Явор успел построить кроме маленькой домушки, амбар для скотины и уже заканчивал тын вокруг жилья. Тын был сделан из вкопанных вертикально столбов на конца заостренных. Это была защита от возможного нападения, хотя за последние два месяца в округе новоселы не встречали ни одной человеческой живой души. Печь в избушке Явор выложил сам. Последнее время Васена занялась обустройством хозяйства. Сплела из ивовой лозы пару корзин, из вымоченных крапивных стеблей, расчесав их и получив волокна, начала из них плести морды и вятеря. Не имея гончарного круга, размочив глину, стала лепить не очень красивую посуду. Еще сырую посуду обложили сначала песком, а после сверху кучи развели костер. Когда пламя костра прогорело, из него выкатили несколько горшочков и тарелок. Несколько изделий просто раскололись, но при определенном навыке в следующий раз она уже смогла вылепить и обжечь настоящую корчагу. Явор на зиму заготавливал дрова, между дел сварганил примитивную соху и постепенно начал распихивать землю под огород и пашню.
Васена за последний месяц заметно округлилась, и счастливый будущий отец по ночам растроганно ощущал в животе жены шевеление первенца. Рожать ей предстояло где-то в ноябре. Живот женщины заострялся и однажды молодая женщина сообщила мужу, что похоже, по приметам это будет мальчик.
Вся осень пролетела в заготовке рыбы, мяса, дикого овса, грибов, ягод. Так, что плохо – хорошо к зиме они подготовились. Когда настал срок принести мужу наследника, оба поняли, что без повивальной бабки им не обойтись. Все, что не делал Явор для уединения своей семьи, в одну минуту сделалось никому не нужным. В общем, в один день, взяв последние женины сережки и серп, поспешил Явор в ту сторону, где они раньше видели каких-то необычных людей. Видимо так, устроен мир, что человек не может прожить в одиночестве. Целых двое суток шел Явор вниз по реке, пока не увидел жилище и рядом с ним пасшихся лошадей с овцами. Грозно залаяли собаки, но делать было нечего – Васена ждала помощи. Когда он увидел, вышедшего из юрты, — так назывался этот необычный дом, хозяина – мужчину, с широкоскулым лицом, бронзового цвета, черноглазого и раскосого, Явор сначала испугался. Но самое удивительное, что незнакомец не проявил враждебности. Тогда Явор, завернув в холостину серп и серьги, вытянув руки, стал приближаться. На мужчине был треух на голове и стеганный халат до самой земли. Явор тихо приблизился и положил у ног чужака свои приношения. Мужчина взял тряпицу и махнув рукой пригласил Явора в свой дом. Дом был из шкур. Внутри был полумрак. В центре горел очаг, и дым тянулся в отверстие у потолка. Оттуда же проникал свет. У очага суетилась маленькая женщина, с головой обрамленной короной из множества маленьких черных косичек. Знаками Явор объяснил хозяевам, что он живет недалеко, что его жена ждет ребенка и что без помощи людей им не обойтись. К этому времени на кошме хозяйка поставила плошку с дымящимся вареным мясом и пиалушки с каким-то молочным напитком. После хозяев Явор попробовал напиток — слегка пузырящийся, кисловатый и ударяющий в голову, как брага. Тут заговорил хозяин. Он так же не знал русского языка, поэтому больше объяснялся знаками. Тыча в себя, в жену и кучу маленьких ребят, сказал: «Башкир» и согласился помочь. Сказав, что ребята останутся одни по хозяйству, а они с женой поедут с Явором. Полностью доверившись Салавату – так назвал себя хозяин, Явор с хозяевами улегся спать в юрте. Помещение на редкость оказалось очень теплым. Утром Гюзель – жена хозяина, подоила специальных кобыл, и что-то объяснила ребятам. Они запрягли трех коней и верхами оправились вслед за Явором. Башкиры в этих местах поселились при переселении из Западной Сибири и предуралья и относящихся к тюркским племенам. Еще через два дня они достигли Яворова жилья. И вовремя. Кричали не доенные козы, страшно беспокоился Серко. Встревоженный Явор бросился вперед, башкиры за ним. В углу избы забилась и стонала Васена. Неправда говорят о нерешительности женщины. Одного взгляда хватило, что бы Гюзель все поняла. Он знаками приказала мужчинам удалиться и накипятить корчагу воды. Явор слушался женщину как мальчишка. Они с Салаватом истопили печь, нагрели корчагу воды и по знаку Гюзели вышли из дома. Явор понял, что теперь Васена в надежных руках и видимо они поспели во время. Вдвоем с Салаватом они обошли строения, посмотрели животных. В Башкирии сразу чувствовался человек, привыкший общаться со скотиной. В горшок они подоили коз с разбухшим выменем. Животина, как будто только этого ждала, сразу успокоилась. Явор разлил в чашки молока, достал еще – испеченные Васеной лепешки из дикой ржи. Гости закусили. Особенно им понравилась пареная брюква. Поели немного и успокоившееся Васена. Женщины мало говорили на разных языках, а тут сразу поняли друг друга. Мужики сидели на улице и грызли вяленую рыбу. Ближе к ночи опять заохала Васена. Явор метался как маленький. Достал чистый лоскут из крапивного волокна. Гюзель впустила мужчин в дом и посадила за печкой. Всю ночь беспокоилась Васена. Постепенно переубежденный Явор неумело крестился. Он заклинал всех богов, чтобы спасли Васену. Уже к утру Явор немного забылся и вдруг вздрогнул от возгласа Гюзели и чьего – то настырного писка. В протянутых руках башкирка протягивала ему кулек со словами: «Якши, якши!» Салават объяснил Явору, что у него родился сын.
Все утро обе семьи отдыхали, а к полудню следующего дня принялись за нехитрый пир. Согрели горшок щей, испекли лепешки, наварили дикого лука, брюквы, замочили вяленную рыбу. Еда была не хитрая, но с молоком елась с удовольствием. Теперь уже Гюзель хлопала по хозяйству, и уже к вечеру в свете лучины Салават развязал узелок Явора. Он прижимал ладони к сердцу, но отказался от нехитрых даров русских, видя их бедность. Но Явор обнял Салавата и упросил взять хотя бы серп. Башкирин растроганно улыбался. Уже на следующее утро гости засобирались обратно. В самый пояс кланялся им Явор и знаками приглашал приезжать еще.
Быстро сказка складывается, да не быстро дело делается. Прошел не один год, а целая жизнь уже у Явора и Васены была позади.
Вырос их первенец, Николка, на месте первого домика в русском поселении шумело уже настоящее село с церковью, строили, пахали, рыбачили, охотились и всегда жили дружно с соседями. Не стану рассказывать, как постепенно превратился Явор из идолопоклонника в христианина, как наблюдал в лесу за охотящейся за гнездами куницей, ловил байбаков. Средняя Волга и ее степи оказались тем прекрасным местом, где смешалась жизнь вроде бы разных народов, вышедших из Сибири, с Алтая, с Кольского полуострова, из России и других мест. Здесь дружно жили и русские, и татары, чуваши и мордва, башкиры с украинцами. Сколько здесь перемешалось языков даже трудно сказать!
Но через века, мирные годы и войны вернемся в маленький городок Бугуруслан, в местную больничку.
Уже два дня был без памяти Артюшка Муромский, а тут на третий день вдруг зашевелился, отрыл глаза и замычал: «Мама!» Трудно передать, какой начался переполох. Все на перебой галдели, счастливо улыбались. Уже через три дня я выздоровел. Лето у бабушки покатилось дальше. Появилась даже заметка в «Чкаловских новостях» о чудесных приключениях одного мальчика.
С тех пор пролетела целая жизнь. Многое изменилось! Мы до сих пор дружим, но иногда, собравшись, до сих пор вспоминаем о том, что произошло с нами в далеком детстве. При том остаюсь ваш Артем Муромский.