Желание захватило меня врасплох. Полыхнуло пожаром по всему телу, сосредоточилось болью в груди и переместилось вниз живота. Онемели слегка лодыжки ног, потом щеки. Движения стали заторможенными, вялыми. Чувство было настолько острым, что я вскрикнул и уставился в
окно. Продолжать работу над картиной было бессмысленно.
Я оставил холст, вымыл кисти, обернул их в промасленную тряпочку и вышел из мастерской.
Рассвет был тихим и прозрачным. Октябрь уже разбросал листья по тротуару, ветерок ласкал лицо. Глубоко вдыхая в себя воздух и постанывая, я направился к своему дому. Какая-то женщина, идущая в рассвет, романтично взглянула на меня. Я подмигнул ей и отвернулся. Утро было потеряно: я не мог ничего делать, не мог думать, не мог разговаривать…Это чертово желание парализовало мою волю, застряло в моем воспаленном мозгу.
Мои фанатки еще спали и не караулили у дверей, и потому можно было идти без охраны, создавая себе иллюзию свободы.
Я — секс-символ страны! Какой-то пес присвоил мне это порочное звание и теперь со всех журнальных обложек, рекламных плакатов, спортивных маек, кепок, пластиковых пакетов взирает на мир моя наглая физиономия.
Не думаю, что все фанаты и поклонники всерьез изучают мое творчество, задумываются над моими ролями в кино. Скорее, хотят заполучить автограф, обратить на себя внимание, затащить в свою постель.
А я мечтал об уединении, о спокойной работе, о возможности свободно разгуливать по улицам, сидеть в парке на скамейке, и чтобы никто не задавал мне назойливых вопросов, не лез ко мне в душу!
А еще я мечтал о том, чтобы Сьюзи стала моей женой, моей женщиной, чтобы в горе и в радости, в болезни и здравии…
Сьюзи! Ты пришла на сценическую площадку провинциальной девчонкой со смешным рыжим завитком на лбу. После первой твоей премьеры я затащил тебя к себе домой и напоил мартини… ты хохотала как сумасшедшая, и свалилась в платье в бассейн. А когда я захотел снять с тебя платье, ты отбивалась и кричала:
-Никогда, никогда не прикасайся ко мне!- а потом заплакала так горестно, что мне пришлось шептать разные глупости, успокаивая тебя, но ты и во сне продолжала плакать. А недавно я случайно подслушал твой разговор с подругой о той ночи.
На тебе тогда были «деревенские трусики», и ты боялась, что я увижу эти трусы, а еще боялась, что увижу, какая маленькая у тебя грудь. Какая же ты бестолковая, Сьюзи!
Я вижу, как темнеют твои глаза, как вздрагивают ресницы, приоткрывается рот, когда нечаянно прикасаюсь к тебе.Ты ищешь со мной встреч, но отказываешься от близости. Почему? Были ли мужчины в твоей жизни, Сью?
Желтая пресса многое может рассказать, но правда ли это? Вот и сейчас газеты трезвонят о о нашем романе, которого никогда не было.
В это утро я решил поехать к морю. Уже два дня в моем загородном доме гостит Сью.
В последнее время она жаловалась на здоровье, и я с радостью предложил ей провести этот месяц у меня.
Мысль о том, что любимая женщина спит в моей постели, сводила с ума. Я представлял, как Сью бежит к морю, голенькая, как нежится в солнечных лучах на берегу, раскинув в стороны руки и ноги, как вода стекает по ее нежному телу…
Я подошел к дому. Заспанный охранник открыл ворота. У гаража стояла какая-то девчушка и влюбленно заглядывала мне в глаза. Вот дуреха! Еще одна дуреха, одурманенная рекламой! Перелезла, наверное, через забор, минуя охрану! А если бы во дворе был мой доберман? Хорошо, что Сью забрала его с собой!
— Я только автограф! Автограф хочу! — пролепетала девушка.
— Хочешь???– спросил я и задрал ее пальтишко, юбку и подъюпник, — Автограф? — и опустил руку в ее трусики, которые мгновенно стали влажными. — Да?
— Да-а-а…- протяжно сказала девушка и почти упала мне в руки. Я повернул ее задом и молча сделал все, о чем она мечтала…потом взял за шиворот и поставил на ноги. В руке она сжимала мое фото, губы чуть подрагивали, щеки раскраснелись. Хуже всего было то, что она оказалась невинной.
— Знаешь, — сказал я. – По законам острова Итаки, откуда я родом, измена жене карается законом. Ты хочешь моей смерти?
— Нет. – грустно сказала девушка. – Живите долго.
— И ты иди с миром. И пусть каждый день твой будет светлым.
Я направился в гараж, но она протянула мне мою фотографию:
— А автограф?
Я написал: «С любовью, де Гош» — и вернул ей фото. Девушка грустно пошла к воротам. Я сел в машину, сказал охраннику, чтобы выпустил девчонку, и она помахала мне рукой. По дороге я думал о том, что совершенно не помню ее лица, не знаю ее имени. А, собственно, зачем мне ее имя? Никакая другая женщина не могла заменить мне Сьюзи.
Я не казнил себя за то, что произошло у гаража, — произошло только потому, что я хотел, Сью. Как же хотел быть с ней! Мой мозг снова воспалился, и стук сердца отдавался уже где-то в ушах, и я думал, что мои барабанные перепонки лопнут.
Но вот и загородный дом. Доберман бросился ко мне, радостно повизгивая. Сьюзи в ситцевом халатике прогуливалась по дому с лейкой в руках.
— А я поливала цветы. Видишь, как распустились гортензии? – она прикасалась своими нежными пальчиками к еще клейким лепесткам.
Я прислонился к стене. Сьюзи!
Ее глаза потемнели, взгляд стал глубоким и задумчивым.
— Ты, наверное, устал с дороги? Я приготовила тебе комнату. А хочешь, пойдем к морю?
Я кивнул головой.
Она зашла за ширму и стала переодеваться. Солнечные лучи падали на ширму и мне было видно, как Сью переодевается. Сначала она сняла халатик, потом сняла трусики, потом надела купальник, а потом снова надела халатик. Дыхание у меня перехватило. Я почти задыхался.
— Я готова! – сказала она, и мы пошли к морю. Расстелили одеяло. Сью легла на спину, открыв тело нежарким солнечным лучам.
-Смотри, как низко сегодня летают чайки, — чуть слышно сказала она.
Я не ответил, взбежал на обрыв и прыгнул с обрыва в море. Вода была холодной и тысячами мелких игл впивалась в мое разгоряченное тело. Я плавал ровно столько, сколько понадобилось для того, чтобы мои вскипевшие мозги успокоились и пришли в норму. Выбравшись на берег, упал ничком в песок.
— Иди сюда, — сказала Сью. – Только смой с себя песок. Я послушно пошел в море смывать с себя песок. Когда вернулся, она спала, положив обе ладошки себе под щеку, тихонько и смешно посапывая. На лбу обозначились две малюсенькие морщинки. Как же я любил эти ее морщинки!
Сью открыла глаза, и по взгляду стало понятно — если сейчас я не возьму ее, она сойдет с ума. Я наклонился над ней, но она оттолкнула меня:
– Никогда, слышишь, никогда не прикасайся ко мне!
У меня защемило где-то слева под ребром, защемило и закрутило так, словно, кто-то сделал маленький надрез в моем сердце, и этот надрез кровоточил и болел. Я упал в песок и провалился в какой-то черный туннель, куда летел бесконечно долго, надеясь увидеть свет и глотнуть воздуха, потому что воздуха в тоннеле не было.
В чувство привел меня мой доберман. Он облизывал мое лицо и тихонько скулил. Сьюзи куда-то ушла, забыв свою резиновую шапочку для плавания. Шапочка была еще влажной.
Я помчался к дому. Сью не было. Она уехала на моей машине в город, не оставив записки. Я опустился на пол и завыл, как пес.
Две недели я провел у моря, сидел на обрыве и до утра смотрел на волны. Мой доберман ни на минуту не отходил от меня и жалобно скулил.
Через две недели за мной приехал продюсер из Голливуда, надо было завершить работу над фильмом. Я вернулся в город, но работу отложил на год.
Чем я занимался весь этот год? Да, собственно, ничем не занимался. Почти не выходил из дома, не отвечал на телефонные звонки, не хотел никого видеть. А еще писал портрет Сьюзи. Изо дня в день, из ночи в ночь писал ее портрет. И у меня никак не получался ее смешной рыжий завиток на виске.
В сентябре меня вызвали в полицию.
— Вам знакомо имя Сьюзи Хартли? — спросил полицейский.
Я мрачно взглянул на полицейского. Знакома ли мне Сьюзи Хартли? Та самая Сьюзи Хартли, которая лишила меня вкуса к жизни? Которая удрала от меня на моей машине и до сих пор не вернулась? Та самая Сьюзи Хартли, которую я любил и ненавидел всеми фибрами моей души?
— Почему вы не заявили о пропаже машины в полицию?
— А в чем, собственно дело? – спросил я.
— Вашу машину обнаружили аквалангисты. Хартли умерла от остановки сердца, еще до того, как машина сорвалась с обрыва в море.
Полицейского, удивляло, что сердце Сью могло остановиться вот так вот просто, как часы. Он захлопнул «Дело Хартли», а вместе с ним захлопнул все мои надежды на то, что Сью когда-нибудь вернется ко мне.
— Да, — полицейский с сочувствием взглянул на меня. – Вам необходимо пройти медицинское обследование. У Хартли СПИД .
— Она не спала со мной, – сказал я и заплакал.- Почему она не рассказала мне? Я бы любил ее вместе с ее СПИДом, вместе с ее «деревенскими трусами», с ее маленькой грудью и дурацкой резиновой шапочкой для плавания.
Полицейский не знал, что ответить и уныло смотрел в окно. У выхода из полицейского участка меня поджидали репортеры.
— Как вы считаете, почему Хартли выбрала вашу машину, чтобы покончить жизнь самоубийством? Вы проходите по делу, как соучастник? Это произошло в вашем загородном доме? Причиной самоубийства стал разрыв ваших отношений?
Я с размаху ударил кулаком в объектив кинокамеры: «Пошли все к черту!!! К чертовой матери!!!»
Шел, не разбирая дороги, матерился и мне хотелось разбежаться и стукнуться головой о стенку от бессилия и невозможности что-либо изменить и вернуть мою Сьюзи.
В парке я наткнулся на какую-то девицу с коляской.
— Вот не думала, что секс — символы умеют плакать, – сказала она.
— От меня ушла моя любовь.
— Значит, на острове Итаки вам уже не грозит смертная казнь? – девушка стала покачивать коляску, потому что ребенок заплакал.
— Как зовут малыша? — спросил я.
— Сьюзи.
— Сьюзи???
Я наклонился над коляской. Из-под чепчика младенца выбивался смешной рыжий завиток.
— А кто отец?
— Вы.
Сью плакала, и я взял ее на руки. Она сразу перестала плакать и смотрела на меня вопросительно и так печально, что у меня заболело сердце. Наверное, такой взгляд может быть только у грудных детей, потому что они еще связаны с Космосом, знают и помнят то, о чем в нашем взрослом мире знать не положено.
Я нес дочь на руках и шел к себе домой. Девушка послушно везла следом за нами коляску.
Вы хотели знать, как женятся секс — символы?
