Часть третья.
Сон, приснившийся под утро почти вытеснил тот, другой, захвативший меня в широкоформатный долгий плен ночью …
Но утро понуждало вспомнить и записать произошедшее в ночном сне, а я всё тянула с этим, зная, что каждое слово придется либо отвоёвывать, либо выторговывать, и в любом случае шагать по пустоте духа, без страховки, без посоха, без даже целеполагания, ибо какой смысл в припоминании сна…
Кучка скомканных оберточных слов примостилась рядом со мной. Я полна «съеденными» образами из сна, но как рассказать их вкус, если я уже «проглотила» их…
… и только бирюзовые кольца вокруг черных солнц зрачков Исчислителя убеждали меня вспомнить всё.
— Определенно, это был перформанс. Я творила во сне некий ритуал, связанный с … шоколадом. Вот, вспомнила маленький фрагмент, и фрагмент сам выбрал слово «голем», чтобы поведать о себе.
— Итак, передо мной лежал голем. Не знаю откуда он взялся. Возможно, я сделала его сама на практических (?) занятиях, возможно, мне прислали его в подарок, возможно, он составлял собой мое ЗАДАНИЕ. У голема были ноги… словно из шоколадного бисквита — такие ноги, но сам он был светел.
Потом раздался голос, повелевающий силам прийти мне на помощь, потому что мне предстояло свершить нечто не деланное прежде. Нечто, очень напоминающее балет, и станцевать партию должен был голем.
— Силы привели в невидимое глазу движение пространство вокруг меня. Но всё это движение было равнодушно, и это безразличие передавалось мне, и я тут подумала невпопад:
«всякий из семени пророков конфронтирует с божеством, пытаясь заставить его взглянуть на людей глазами лучшего, сильнейшего и добрейшего из них же.
И не достигает этого никогда…
Но будучи media-существом, пророк не может повернуться к людям без слов божества в своих устах.
И пророк говорит за Бога. Говорит яростно, но ярость эта — попытка устыжения божества, попытка пробиться в него человековостью, шантаж, предъявлялово, провокация — что угодно, лишь бы достучаться до небес…»
— Думая об этом, я сошла с экрана сна, оставив двухмерного, черно-белого голема с «шоколадными» ногами лежать на мраморном полу. Шахматная клетка пола едва терпела его присутствие. И, находясь по эту сторону экрана уже, я шепнула голему «балетное» заклинание, шепнула из жалости, не особенно веря, что оно сработает.
— Но голем поднялся над полом в положении «лёжа» и его «шоколадные» ноги исполнили разные балетные па горизонтально, но было не смешно, а страшно, потому что в горизонтальной «прокрутке» эти па напоминали замедленные кадры четвертования на дыбе.
— Потом он исчез. Так исчезает туман. Его словно впитало пространство, с которым он договорился на языке тех чудовищных па…
— Это была я? тот голем из сна? я?
Исчислитель молчал.
— Нынче ночью в твоем сне я попробую побыть им. Спи и смотри. Возможно, ты всё увидишь и узнаешь сама.
И была ночь. Я смотрела во сне приключения Исчислителя, как смотрят старомодное безадреналиновое кино… Опять черно-белый сон. Подчеркнуто черно-белый сон. Категоричный, как крайние точки амплитуды маятника.
Мне скучно припоминать сюжет, ибо он нарочито приключенческий: с мотоциклетной погоней, злобной праведной матерью, выслеживающей любовника своей дочери, чтобы отловить порок в клетку птицелова, и безучастной к происходящему дочерью…
Из сна я поняла только, что всегда боюсь больше, чем того требует напряженность ситуации.
Из сна — безадреналинового сна — я выплыла, однако, с сильным сердцебиением. Привычно укомплектовала смысл изнурительного сердцебиения страхом — первым, что пришел в голову: Исчислителя больше нет.
«Исчислителя больше нет» — приказала себе.
А он стоял в изножье кровати, стараясь вобрать всю меня расширенными воронками зрачков. Две одинаковые меня — по одной в каждом зрачке.
Я бы подарила ему одну себя, насовсем, как подарила золотую ладошку — растопыренные лучи пальцев «Стой!»…
что означает это «стой»?
Возможно — «Стой, не подходи!»
Или — «Стой, не уходи!»
а может — «Стой, дальше нельзя!»
…протянутая моя — плотяная — ладошка и просьба шепотом «Укуси меня. сильнее. сильнее. так. да. да» …
да, будь меня две — подарила бы ему одну себя насовсем
…лемниската на затылке Исчислителя вдруг развязалась, лавровый венок победителя повис над головой, зазолотился легоньким черновиком нимба.
Шальная лента бывшей лемнискаты обвилась петлей вокруг шеи — примеряя Исчислителю эндорфиновое удушение — тут же развилась — скользнула по ребрам — украсила пулеметными лентами крест-накрест, словно на миг нарядила в милитари оси абсциссы и ординаты — упала к ногам — облизнула щиколотки — стреножила — успокоилась на них привычной лежачей восьмеркой…
… мне вспомнились ноги голема, свитые в балетные па, горизонтально, как ноги левитирующего йога…
я вдруг остро возлюбила всю эту мистерию, вобравшую меня, и где-то слышались уже крики вакханок и пахло страстью, и скорым обещанием смерти, собравшейся вобрать и усвоить меня, но медлившей, медлившей…
… уставившейся на протянутую золотую ладошку Исчислителя — даренную мной ладошку…
— Я сам, — произнёс Исчислитель, — я сам.
_______________________________________
(Дальше пока нету, но скоро будет)