Как бедный родственник – стою посредине кабинета, засунув для уверенности руки в карманы брюк.
А она сидит — не за рабочим столом, а в кресле. Создавая видимость неформальной обстановки.
Ощущение такое, будто она здесь, в этом кабинете – пусть и случайная, но желанная посетительница.
А начальник, — хозяин кабинета, просто вышел на минутку.
Побежал собственноручно приготовить ей кофе. Чтобы больше чести было.
Но это – обманчивое впечатление. По моему – уже теперь горькому опыту.
***
Однажды она, мой новый начальник, да и к тому же, новая владелица бизнеса — уже вот точно так же сидела передо мной.
В этом самом же кресле. Как посетительница.
С месяц назад это было.
И я стоял, — точно так же, как сейчас, — будто бедный родственник. Не приглашенный даже присесть.
Правда, тогда я был слегка убаюканный мирным и дружелюбным ее настроем, вроде бы даже снимающим напряжение.
От нашей первой встречи-знакомства.
Я стоял, и, соблюдая приличия насколько это возможно — рассматривал ее исподтишка.
Слушал ее хрипловатый сексуальный голос, позабывшись слегка, зачем, собственно, пришел? Зачем сюда был вызван?
***
Человек, обычно, слушает не то, что ему говорят, а то – как это ему это говорят…
И слышит при этом то, что ему хочется, а не то, что ему на самом деле сообщают.
Говорила она мало, проникновенно и мягко, и слышалось мне в ее интонациях нечто приятное. Потому что, говорила она о каких-то пустяках.
Как мне работается?
Что с моей точки зрения – мешает работать?
Что хотелось бы улучшить?
Вообще — как тут жизнь?
Ее короткая, туго натянутая на бедрах юбка поднималась несколько выше, чем стоило бы ее поднимать… Даже — как будто случайно.
С того места, где я стоял, мне было видно, что носит она не колготы, а чулки — с чем-то, вроде подвязок.
Не очень я понимаю в женском белье, что и как у них там, в этом их дамском клубе называется – но выглядело сие вполне волнующе. Аппетитно, пожалуй, другого слова и не подберешь. Очень даже – все это выглядело!…
Я уверен, что так оно и задумывалось — изначально. Как этакая ловушка – тугое бедро с выглядывающей из под юбки подвязкой.
Так же действует, — думал я, — на мух и бабочек манящая хищная росянка на солнечном мирном лугу.
Цоп – муха! И нет мухи!
Хлоп – бабочка! Прощай, детка!
Мужской характер, черт возьми… охотничий, – думал я, борясь с собственной распущенностью…
***
Я наблюдал уже из окна кабинета, выходящего на стоянку, и не один раз, как она утром подъезжает к офису на огромном BMW седьмой серии. Предназначенном для поездок с шофером. С пятилитровым двигателем, мощным, как танковый.
И сама выходит из-за руля: элегантно, непринужденно, и торжественно. Сначала красивые ножки, а потом и сама уже, во всем своем обаянии.
И победно окидывает взглядом здание офиса — также, наверное, как железный канцлер Бисмарк на плацу некогда окидывал взглядом идеальный строй пеших и конных войск.
Но это, про Бисмарка, конечно, просто мои фантазии.
Не знаю я, как выглядел железный канцлер, осматривая войска.
И приезжал ли он на плац осматривать их, выгружаясь из семерки баварского производства.
И носил ли канцлер дамские чулочки с подвязками…
Скорее всего – не носил.
***
Тогда, месяц назад, она сидела, и привычно, кажется, наслаждалась моей внутренней борьбой — с моим же собственным зрением…
Ей и самой явно нравился вид ее собственных стройных и нежных, не знающих бритвы, ног…
Она прекрасно была осведомлена о разрушительном действии этой, вызывающе выглядывающей из под юбки подвязки. На выпуклом, тугом бедре…
Именно потому, думаю, она даже и не предлагала мне сесть.
Если бы я сел, ракурс бы изменился. И чудесный вид пропал бы.
А ей нужно было удерживать своим бедром мое внимание.
Отвлекая от того, что она мне говорит.
В общем, она вела себя – как записная стерва.
Во всю свою прекрасную натуральную величину…
***
У меня была заготовлена целая речь — с моими предложениями по работе. Тезисами набросанная в ежедневнике, который я держал в одной руке, а другую даже – вынул из вежливости из кармана. И не знал, куда девать.
Мне казалось, что надо было хорошо подготовиться к первой встрече с новым начальником. Аргументировано представить дело в наилучшем свете.
Может быть даже, намекнуть в конце, что пора бы и пересмотреть мою компенсацию.
В большую сторону, естественно.
В итоге дело кончилось тем, что она меня оштрафовала.
Почти на треть моей зарплаты.
Показатели плана отдела, — с ее точки зрения, — были сильно занижены.
А вот если бы их сделали реальными, заметила она в конце нашей непродолжительной встречи, мы, то есть я, как начальник отдела сбыта, вообще-то, давным давно находились бы в отстающих.
***
— Если занизить план, как вы это сделали, можно очень неплохо жить. Даже у нас, тут… В нашем спокойном болотце, — сказала она с проникновенной улыбкой. – Так вот вы и живете – очень неплохо. Судя по зарплатным ведомостям. Пока – неплохо.
А я – реалистично смотрю на эти вещи. И собираюсь это беззаботное житье закончить. Ваши показатели должны быть удвоены, не находите?
Я пожал плечами, не зная, что на это сказать. Собственно говоря, конечно, хозяин – он же и есть барин. Но удвоить показатели – это несомненная утопия. Или просто предлог – меня выгнать.
— В нынешнем варианте весь этот бизнес не имеет смысла, — продолжила она свою мысль. — Можете вернуться к себе, и начать удваивать. А недельки через три опять встретимся, и посмотрим, что у вас получается. Я в вас верю. Есть в вас что-то героическое.
***
И я пошел удваивать, даже не открыв свой ежедневник. Даже не съязвив напоследок. Насчет — героического.
Вот так…
Подвязочки с чулочками… на небритых ножках.
***
…Если бы у меня был сын, я сказал бы ему в назидание, чтобы он готовился к худшему: близится на земле матриархат.
Просто – как пить дать – совсем уже он близко. И ничего в этом особенно хорошего для мужчин, естественно, нет.
Это неприятно, неестественно, но что теперь с этим уже поделать?
Это все — наша жизнь вокруг движется в этом направлении. А с ней приходится иногда считаться.
Никто и не сомневается в том, что многие вещи женщины делают гораздо лучше мужчин.
Они, например, обучены с хозяйством управляться, и детей на ноги ставить могут, и бизнес очень ловко порой ведут. Никого этим открытием не удивишь уже…
И везде, где участвуют, успешно обыгрывают мужчин.
Взять, хотя бы, жену нашего мэра. И как это у них там, в семье, все так замечательно схвачено и обтяпано благодаря ей!…
Истинному руководителю, и щедрой кормилице.
Супруг с одной стороны пирожок клюет, супруга – с другой поедает, в мире и согласии. И весь пирожок в итоге – в их полной собственности.
Благодаря железной хватке супруги, и ее феноменальным способностям бизнес вести, и своего не упускать. А также мужа правильно использовать.
В нужном для бизнеса направлении.
Еще какую-нибудь даму — в качестве такого же успешного примера можно было бы привести.
Вроде Хилари Клинтон.
Или Маргарет Тэтчер…
Или, ту же, Мату Хари, к примеру, — и в этом же разрезе на ее жизнь посмотреть…
Чудная была женщина. Правда, не очень семейная… И кончила, правда, не очень здорово.
Зато повеселилась на своем веку – на славу! И мужчин повеселила и подурачила от души.
***
Что еще очень важно: как правило, женщины почти всегда бывают гораздо умнее мужчин.
Как бы мужчин этот факт не раздражал, и даже не бесил бы…
А если просто, безотносительно – покомандовать кем-нибудь? Хоть ротой, хоть полком, а то и целой армией?
Это у женщин тоже – легко и непринужденно выходит.
Не хуже, чем у армейских командиров. Не в обиду армейским командирам сказано будет.
Если уж по-честному, то и гораздо лучше иногда у женщин все это получается – командовать-то, — чем у мужчин.
Особенно, когда дамы слабой половиной человечества прикидываться вдруг перестают…
***
Но я, все-таки, не об этом сказал бы своему гипотетическому сыну…
Не об этих выдающихся дамских качествах.
Которые у женщин, несомненно, просто в избытке.
Помимо, кстати, всех других, более, может быть, для самих дам и дамочек даже важных и главных.
Вроде, там, — роскошной фигуры, чудесного цвета и ясности больших глаз, сексуальных полуоткрытых пухлых губ, и прочая, прочая, прочая…
Которые можно было бы перечислять и перечислять, — не останавливаясь.
***
Я вот о чем бы сыну сказал: не дай бог, сынок – чтобы именно у тебя, сынок, была начальником – женщина.
Да еще и красивая. Молодая.
С манящей фигурой, и стройными нежными ножками.
Женщина, на которую лучше не смотреть пристально. Во избежание чрезмерных душевных потрясений.
Выводящая из строя нервную систему, и поднимающая уровень мужских гормонов в крови — на запредельную высоту и концентрацию.
Верно, говорят знающие люди: хуже нет — иметь в начальниках женщину.
Просто ее иметь – хорошо. Особенно – хорошую женщину.
А вот в начальниках иметь – очень плохо.
Потому что, обычно, в таких случаях – она тебя имеет. Так, как хочет.
А не ты – ее. Как она тебе при этом иногда позволяет.
Когда у нее – подходящее для этого настроение.
Вот, что такое матриархат, сынок — сказал бы я еще напоследок.
***
Не дай-то бог тебе, сынок, сказал бы я, — в начальницы женщину, играющую с тобой в саму доброту, заботу, и в саму искренность.
Как кошка, для которой все поголовно мужчины – маленькие и не очень расторопные мышки.
Годящиеся и на завтрак, и на обед, и даже на ужин. Прекрасно знающую свою непомерную цену.
И в прямом, и в переносном смысле.
***
…В общем, не дай-то тебе бог, сынок.
Вот – именно так бы я наставлял собственного сына.
Если бы он у меня был, конечно…
Но сына у меня нет. Во всяком случае, известного мне…
Пока.
***
Сейчас, месяц спустя, она опять сидит – нога на ногу, в глубоком кожаном кресле за журнальным столиком. Все там же, а не за своим просторным письменным столом, идеально пустым, сияющим темным деревом. Как и все пустые столы настоящих начальников.
Столик, перед которым она сидит, прозрачный, и мне сквозь его толстое начищенное уборщицей стекло опять прекрасно видны ее коленки, и тугие бедра, обтянутые короткой юбкой.
Если сделать шажок вправо, и если она при этом скинет ножку с ножки, можно, например, даже вычислить, какого цвета на ней трусики.
Но что-то мне совсем не хочется этого делать.
Второй раз меня на том же — не поймаешь.
***
Я плюнул на собственный имидж успешного менеджера, и не стал брать с собой ежедневник.
Хотя, для начальника отдела — это явно не профессионально.
Я его не взял с собой не потому, что у меня хорошая память на цифры и на начальственные указания…
Которые крайне желательно записывать за начальником — с идиотически полуоткрытым ртом.
Внимая им, как гласу божьему – с восторгом и вдохновением.
Просто я решил про себя, что если уж она все уже заранее продумала, и никаких аргументов моих слушать не будет – все равно он мне не нужен. Даже если она и даст их мне высказать. Или что-нибудь ввернуть.
Не будет они ничего слушать – и все тут.
Хоть – акробатическим колесом перед ней пройдись.
Зачем же тогда попусту мять и мусолить в руках скользкий ледерин его обложки?
Интересно, думаю я, за что она меня так сразу невзлюбила? Что я ей-то успел такого плохого сделать? Или, все же – это бизнес, и ничего личного?
Или у нее есть уже креатура на мое место?
Скорее всего – последнее.
***
Плюнув на имидж, засунув ненужные руки в карманы брюк, я стою посредине кабинета. Я веду себя умнее, чем в прошлый раз.
Так мне кажется, во всяком случае.
Смотрю, вроде бы, вежливо, подобострастно, но слегка рассеяно ей в лицо, не встречаясь глазами с ее ласковым хищным взглядом… а потом перевожу взгляд чуть выше. Туда, где у нее над головой висит репродукция картины Дали. Или еще кого-то, из не менее известных сюрреалистов.
Явно здесь не случайная, в ее аскетически-богатом кабинете.
На репродукции – мягкие часовые циферблаты, развешенные на сучьях деревьев. Словно сушащееся белье.
Хорошая картина, даже назидательная, и здесь вполне уместная: экономьте время начальника. Не полощите его время, не отожмите, и не развешивайте его сушиться. Начальник служит вовсе не для того, чтобы с его временем так непочтительно обходиться.
Как в древнем анекдоте – дети, перестаньте качаться на дедушке. Он повесился не для того, чтобы на нем качались…
***
После того, как я и увидел эту новую репродукцию в перестроенном под вкус нового владельца кабинете, — я специально по Интернету полазил.
В поисках – чья же это картина, давно мне знакомая?
Дали это – или нет?
И как она называется.
Зачем? Сам не знаю. Может быть, хотел при случае поразить ее своей эрудицией. А может быть, самому стало интересно – что означает сей явный знак на ее стене.
Не нашел я ни картины, ни автора, хотя потратил на это довольно много времени.
Правда, искал я не так, чтобы очень рьяно.
***
Начал поиск с помощью глуповатого «Яхуу», а потом увлекся просмотром всяких сюрреалистических шедевров, и мысли полезли в голову какие-то странные.
Например: а ты бы смог что-нибудь маслом? Или – гуашью?
Изложить, скажем, свои подсознательные процессы, и переложить их на холст или бумагу?
Вроде бы, кажется, ничего и сложного: зарисовывай, что в твоей голове рождается. Сны, например, стремления, желания, еще не оформившиеся в слова. И получится сюрр.
А потом я подумал – что-то это совсем-совсем не так уже и простенько… Мало того, что надо прекрасно технику живописи знать — еще совсем и неизвестно, какой сюрр выйдет…
Может быть, если заглянуть туда, в глубь, в подсознание, последние волосике на лысине дыбом встанут…
Тут я вспомнил вдруг, что у меня еще в школе была единица по рисованию… Что даже яблоко по клеточкам – перевести себе в рисовальный альбом я не умел.
Черт знает что, а не яблоко получалось…
***
И тогда я сильно развеселился: это-то как раз для сюрреализма и хорошо даже. Самое то, что нужно.
Когда из яблока черт знает что получается.
Только вот с техникой живописи-то у меня – большие пробелы.
Я даже рассмеялся своему ходу мыслей, вызвав нездоровое любопытство подчиненных: что это там их начальник такого в инете вычитал? Что сидит, и хохочет во все горло.
Или – может быть, у него не все в порядке с головой стало – после визита к новому руководителю фирмы?
Плохой, наверное, это признак – подумали мои коллеги. Разгонят нас, как пить дать – разгонят…
***
Моя подруга, как обычно, – во все время моих поисков картины Дали, отрывала меня от этого важного дела своим мэйл-агентом.
А когда я его отключил под предлогом, что где-то сервер глючит, – перешла на ICQ.
Все она мне рассказать хотела, какой я замечательный был, трахая ее до трех утра без малейшего перерыва.
И как ей теперь спать на работе хочется.
Хотя она, — если бы сейчас она меня увидала – опять бы сексом занялась. Немедленно. Например, оральным.
Как я к этому отношусь? Очень ее мои новые трусы накануне возбуждали, видите ли.
Конечно, безо всякого своего вопроса подруга знала, как я положительно отношусь к оральному сексу.
И не только – к оральному.
Однако, обсуждать эти милые занятия вместе с моими новыми трусами — на службе я был совершенно не расположен.
Но попробуй, объясни это моей экзальтированной юной девушке тридцати с небольшим лет. Когда у нее ПМС…
И все это, и про трусы. и про оральный секс с красивыми подробностями, она, и весьма живописно, — сообщала мне открытым текстом.
И даже еще сообщала, что у нее самой трусики стали мокрыми от данной переписки – так она меня сейчас хочет…
***
Словно забыла, что моя электронная переписка нашими суками-сисадминами с недавнего времени, с приходом новой начальницы, перлюстрируется.
А особо пикантные выдержки из нее, — для профилактики интернетовский половых связей сотрудников, — ложатся прямо к ней на стол в распечатанном виде…
Во всяком случае, так доносила наша офисная разведка в лице секретарши Владилены, еще удерживавшей свои позиции в предбаннике – после смены руководства.
Наверное – увлекательное чтение, черт возьми!
И сколько я об этом своей подруге не говорил, она продолжала переписываться со мной все в таком вот сексуальном духе. Словно назло мне делала. Словно хотела высшие силы моей конторы – подразнить и подзадорить. Чтобы там тома нашей переписки скопились.
До поры до времени, все обходилось – ввиду, видимо, того, что я все-таки был начальником отдела, а не рядовым сотрудником. На которого бы быстро наехали. Да так, что только бы перья полетели.
***
Об этом, как раз, недавно мне рассказывала секретарь Владилена, и подмигивала заговорщицки — а у тебя, мил человек, как с перепиской на интимные, не относящиеся к работе темы, как обстоит дело?
— А у тебя? — спросил я немного раздражаясь, потому что наш разговор, в силу известных причин мне был не очень приятен.
— А у меня — все в порядке, — ответила Владилена добродушно. — У меня с сисадминами хорошо налажен контакт, — сказала она. И выжидательно посмотрела на меня, как я отреагирую?
По пьяному делу, на одной вечеринке,и у меня тоже был однажды с Валдиленой налажен контакт.
Не слишком удачный, насколько помню.
Владилена была несколько крупновата для меня,хотя, как потом говорила, осталась даже довольна, и приглашала продолжить наше неформальное общение. Но от дальнейших близких контактов, переходящих в служебный секс, я как-то в дальнейшем предпочитал воздержваться. Она, вроде бы не обижалась, и сохраняла со мной приятльские отношения.
Впрочем, поскольку тесные контакты у нее были налажены не только со мной, и я не удивлялся.
Поводов для особых обид у нее, как мне кажется, не было.
***
…- Нравится? — Спрашивает мой новый начальник, увидав, что я теперь разглядываю картину над ее головой.
Но так спрашивает, что не очень понятно – что должно мне нравится? Ее коленки? Или репродукция?
— Нравится, — говорю я. И тоже немного туманно, — то ли я о картине, то ли о ней с ее ножками.
— Вы поклонник? – спрашивает она, и улыбается загадочно.
***
Над пухлой нежной губой, над уголком рта у нее сидит очаровательная родинка.
А зубки у нее — явно предмет гордости ее дантиста.
Я думаю, ее дантист использует цветную глянцевую фотографию этой улыбки в целях рекламы своего кабинета.
А может быть, глядя на карточку, дантист еще и мастурбирует втихомолку, заперев дверь кабинета. Представляя себе совершенно неприличные картины.
Уж больно – губы красивые. И еще – эта родинка.
***
— Так вы – поклонник сюрреализма? – уточняет она, чтобы снять двойственность предыдущего вопроса.
Хороший уточняющий вопрос. А если и поклонник – то, что из этого?
Я никак не могу понять, что у нас дальше по ее расписанию.
— Да, говорю я, поклонник. И картина нравится. Мучаюсь вопросом, подлинник это, или репродукция?
— А вы сами-то — как думаете?
И, через некоторую паузу:
— И что – вас только этот вопрос занимает?
Я понимаю, что сейчас последует продолжение банкета месячной давности. Мне становится даже немного весело.
— Я думаю, что это, конечно, подлинник, — говорю я. – А вас – какие вопросы сейчас занимают?
Может быть – моей частной переписки?
— Не так, чтобы сильно… Ничего там нового… откровенного… банальщина для детей. С вашими данными вы могли бы найти себе кого-нибудь посексуальнее… чем ваша пассия. Вон, у нас какая гарна секретарша — чем плоха?
Впрочем, это не мое дело. Все равно за пользование интернетом у вас бухгалтерия вычтет все, что полагается. Меня, — говорит она, — занимает то, что нужно подыскать другого начальника отдела. — И встает из кресла, показывая, что наш разговор близится к концу.
***
…Поздно тем же вечером, в половине двенадцатого, что ли, соседи снизу тюкают по трубам батареи, призывая нас угомониться.
— Вот сволочи, — говорит моя подруга, останавливая движение.
Я тоже перевожу дух.
Она как раз сидит сверху на мне, и, кажется, уже почти готова была кончить. Кровать под нами ходила ходуном и елозила по полу. Что соседей снизу, а может быть, сбоку, совершенно не вдохновляло.
Или, может быть – они просто завидуют нашему неугомонному жизнелюбию? – думаю я.
Эта остановка, на самом-то деле – мне на пользу.
До моего окончания – также далеко, как до Луны.
Которая сейчас светит прямо в окно, и заливает всю комнату неестественным мертвым светом.
Полнолуние на дворе — сколько всего малоприятного происходит в полнолуние…
***
— Надо было хотя бы телевизор включить, — говорю я. – Заглушить нашу оргию.
— Если бы включили – тогда это и была бы оргия, — говорит подруга сердито. — Если ты умеешь кончать в компании с эими юмористами, то ты просто половой монстр.
А я немножко по-другому устроена. Потоньше…
***
Она разочарованно сползает с меня, и ложиться рядом:
– Надо было кровать новую купить, когда мы последний раз с тобой в ИКЕЕ были.
— Может быть, еще и ковер? – спрашиваю я. – Чтобы подложить снизу – для звукоизоляции? И для удобства соседей? И стены чем-нибудь обить?
— Может быть, и ковер, — говорит она капризно. – Если уж нам с тобой нравится так активно заниматься любовью, ты должен был бы давно озаботиться и созданием соответствующих условий… Если уж тебе так не хочется у меня оставаться.
***
— Давно, кстати, хочу спросить – почему? Что-то у меня дома тебе напрягает, да? – говорит она, и шарит по тумбочке у изголовья, чтобы посмотреть на будильник.
— Ты же знаешь, — говорю я, — что у меня психологические проблемы. Ночую только в своей постели. И потом, ребенок за стенкой – а вдруг, проснется?
— Все наши проблемы – только внутри нас, — говорит она, потягиваясь. – Ох, как не хочется никуда двигаться… В этот холод…
И никто там не проснется. Алик всегда спит, как убитый. Набегается за день, и без ног валится.
А сейчас вот я лежу, и волнуюсь, как он там. Уложила ли его бабушка?
Что-то не очень похоже, думаю я, что она сильно нервничает:
— А все же – вдруг проснется? Зайдет, и увидит рядом с мамой чужого дядю…
Да еще твоя мама… Кстати, если бы что-нибудь там было не так, я думаю, она бы уже позвонила.
— Во-первых, ты для Алика уже не совсем такой чужой… Во-вторых, и бабушка у нас – уже вполне взрослая!… Кстати, она – деликатный человек, и у нее своя комната есть. Она же знает, что мы сейчас очень заняты! Зачем же ей звонить? Я и телефон выключила…
— Действительно, зачем? Спасибо твоей деликатной взрослой маме. Суки, эти соседи – по большому счету. Потерпеть немного не могут…
— Ты прав – настоящие суки!
А у меня, перед мысленным моим взором, все еще крутится образ тугих бедер… С помощью которых, — вызволенных на помощь из памяти, — я пытался только что кончить.
Но куда там…
Видно, не мой сегодня день.
Как не задался с утра, как потом развалился на части днем, и так уже и не поправился, судя по всему, и не поправится даже сегодня ночью. Тем более — в полнолуние.
Стерва она — со своими бедрами! И подвязками! — думаю я, закрыв глаза и успокаивая дыхание.
***
— Ты сегодня был как-то очень нелюбезен со мной, — замечает моя подруга. — И все опять валишь на глючащие сервера. Странно, с другими у меня переписка идет нормально, а с тобой в последнее время – все глючит и глючит…
— А ты что – и с другими переписываешься так же, как со мной? – спрашиваю я. Просто так, без особых задних мыслей, по инерции, чтобы что-нибудь сказать подходящее. – Так же обсуждаешь, идти ли тебе менять трусики? И какой подходящей формы у меня член?
***
Мне, в общем-то, наплевать на это.
Навязчивый образ все стоит перед глазами: чуть изогнутая очень сексуально прогибистая талия, плавные линии бедер, пухлые губы с родинкой над уголком рта.
У меня даже нет злости, или какой-то обиды на то, что с обеда я – уже безработный.
— Я имела в виду – своих подруг, — говорит она капризно, — а вовсе не каких-то мужиков. Которых у меня нет. Или – ты все-таки ревнуешь? Это было бы здорово!
Ты же знаешь, что я только твоя, милый мой мальчик.
А вот только ли ты мой – это еще вопрос…
Интересно, думаю я, а действительно ли она хочет получить ответ на этот вопрос? Или это просто маленькие женские мазохистские развлечения?
— А помнишь, когда мы с тобой познакомились, — продолжает она, — мы с тобой даже виртуальным сексом занимались… И ничего, ты говорил, что тебя это только возбуждает! Как прелюдия…
— Прелюдия… Слово-то какое… торжественное. Тогда были другие времена. И наши с тобой романы не становились достоянием широкой гласности. При прежнем начальнике.
— Вот интересно, а кого надо сейчас стесняться? Ты что у нас, публичный политик, да? Да пусть читают. Образовываются. Завидуют, наконец!
Или ты стесняться стал своей новой начальницы? Она как – ничего?
Лунный свет ползет по комнате.
— Пора собираться, милый. Ты первым в ванну пойдешь? Или я? Так она – ничего?
— Да, — говорю я. – Она ничего. Похожа на Бисмарка в юбке.
— А под юбкой? – спрашивает моя подруга.- На кого она похожа?
Февраль 2007
© Copyright: Марти Хелл, 2007
Свидетельство о публикации №2702210023
http://proza.ru/texts/2007/02/21-23.html
