ПЕРЕВАЛ


ПЕРЕВАЛ

“Урал” подбирался к перевалу — ощущался подъём. Машина тяжело дышала и, казалось, нехватка в воздухе кислорода отражается и на её железных лёгких.
— Ну, ну, дорогуша, поднатужься…Ну ещё чуть-чуть, миленькая, — Гаранин шептал ласковые слова и разговаривал с машиной, как с живым существом. — Так, так, незабудочка ты моя…
По сторонам дыбились горы Чукотки и высоковольтные пролвода Билибинской атомной электростанции настороженно гудели. Впереди полыхнули сполохи полярного сияния и тотчас исчезли. Луна, будто откушенная с одного бока, зависла над изуродованными литственницами. Всё это выглядело не совсем правдоподобно и напоминало декорации из шиллеровского “Коварства и любви”, выполненные в мрачных тонах. Того и гляди, появтся братья-разбойники!
— Я первый раз еду ночью в машине, — прошептала З.И. Щеглова, — красота-то какая! Серёжа, посмотри!
“Красота!” — фыркнул про себя Гаранин. — “Чорт бы её побрал эту красоту! Лучше бы за дорогами следили!”
Да, дороги оставляли желать лучшего.Извилистые, кочковатые, стиральные доски, а не северные дороги. Даже самая оживлённая трёхсоткилометровая трасса Зелёный Мыс — Билибино выглядет угрожающей. Поэтому и скорости машин, по сравнению с прошлогодними, снизились в два-три раза. И ломаются машины на этой трясучке в два-три раза быстрее.
Говорят, главному дорожнику дали по мозгам за то, что схваченную ещё первыми морозами трассу не выровняли бульдозерами. Начальнику хоть и влили по первое число, но дело-то этим всё равно не спасли! По такой дороге за зиму не успеешь переправить все грузы из Якутии на Чукотку. А грузы — это шофёрский заработок, целое лет ожидающих открытия зимника.
“Красота! Чорт бы побрал эту красоту!”
З. И. Щеглова вдруг неожиданно стала декламировать стихи:
Лежит средь сопок в инее,
как будто в сердце выбита,
дорога-трасса зимняя
Зелёный Мыс — Билибино…
Гаранин покосился на Зину, но ничего не сказал. Стихи он не любил. И не читал. Он не мог найти стихам практического применения. Для охмурения женщин? Так они и без рифм к нему липнут. Кто-то, когда-то, где-то пустил в большой полёт “утку”, что лучшие семьянины получаются из еврейских мужчин! Дудки всё это! И со стихами тоже явный перебор. Да и не стишков ему сейчас было: скользкий подъём на перевал требовал внимания и внимания. Если его “Урал” не одолеет перевал, соскользнёт вниз, то загорать им до утра. Только утром его трактором вытянут на плато. Шоферская броатия говорит, что в это время года перевал не страшен — хороший водитель всегда его одолеет. Так что, попробуй не заберись на верхотуру: не только в заработке потеряешь, но и станешь посмешищем. Кому-кому, а новеньким такое не прощают!
— Что же ты молчишь, Серёжа?
— А-а!? Что?! — встрепенулся Гаранин.
— Нравятся стихи?
— Очень! — не задумываясь ответил Сергей. В голосе его была искренность. Вернее, та модуляция, которую принимают за искренность. — Это ж надо так складно написать. Гонорар, небось, отхватил.
— Спасибо тебе, Серёжа, что вытащил меня из берлоги. А то все говорят:”Билибино! Билибино!”, а я там ни разу не была. Спасибо! — З. И. Щеглова осторожно прикоснулась к гаранинской руке и погладила её. Жёсткую, продымленную, пропахшую бензином руку.
А Сергей Гаранин уже давно отключился от стихов, начисто выбросил их из головы. Да и о Зине Щегловой забыл — чортова дорога! Приехал-прилетел Сергей на Крайний Север не за экзотикой. Необходима настоящему мужчине личная машина? Что за вопрос! Собственный замок? Ох, как нужен!..Вот когда всё это будет иметь мужчина, можно и жениться.
Гаранин покосился на свою пассажирку. Не на Зине, конечно, хотя можно и на Зине: баба не гулящая, на морду смотрится…Деньги у неё тоже должны быть. Сама уже много лет на Севере, да от погибшего мужа — лётчика полярной авиации — должно кое-что остаться…
“ Урал” попал в выбоину, но перевалил её, натужно взревел,. жалуясь на судьбу перестукиванием клапанов — “ ну скоро ли это распроклятое плато окончится!?” — но на скорости это не отразилось.
— Умничка ты моя, — похвалил машину Гаранин, — кровиночка моя единственная…Изумрудинка…Кровиночка моя единственная…
З.И. Щеглова прислушивалась к ласковым пришептываниям и, краснея, подумала: не израсходовал бы он все нежные слова, хоть частичку душевного тепла оставил бы ей этот желанный мужчина.
Нравился ей Сергей — что уж тут поделаешь! Да и, долно быть, истомилась женская душа в одиночестве. Одиночество противопоказано живому человеку.
Зина лолго ждала, когда позвонит Сергей Гаранин, но то всё не звонил и не звонил. Потом она, вроде бы, заметила его в форменной шапке, но пдумала: обозналась. И когда отчаялась дождаться, он позвонил.
Сообщил, что временно работал в охране — не обозналась, значит! — Сообщил, что перешёл теперь работать в автобазу и сразу же получил новый “Урал” с ведущим передним мостом — повезло! — что и место в общежитие нашлось, не надо платить лишние деньги за съём квартиры. И Зина, неожиданно даже для самой себя, пригласила в гости: новая работа, новая машина — это ли не повод для торжества!
Пригласила и сразу же испугалась своей смелости: только же один раз видела! Она хотела тут же перезвонить, отменить встречу, но не знала номера телефона. Телефон ещё можно отыскать, но она фамилии Сергея тоже не знала.
И он пришёл. В новой хрустящей дублёнке — шоферам положено! — в валенках, в мохнатой заячьей шапке. Огромный, весёлый, добродушный. Достал из необъятного кармана новой дублёнки бутылку водки и водрузил на стол.
З.И. Щеглова заставила его бутылку спрятать, сказала твёрдо:
— Пить будем только чай!
Сергей усмехнулся, — женские причуды! — подмигнул другому Сергею, портрет которого в траурной рамке висел над двухспальной кроватью:” Потрепыхайся, потрепыхайся, куропаточка!”
С момента трагической гибели Сергея Щеглова прошло уже добрых пять лет. И с тех пор в её маленькой комнатке не появлялся ни один мужчина.Сергей Гаранин — первый.
— Чай так чай, — дешевле обойдётся! — пошутил Гаранин.
Когда чая было уже выпито предостаточно, когда диктор передал сводку погоды и пожелал доброй ночи, Сергей встал из-за стола и направился к двери.
— Пора. Завтра в рейс.
Это был ещё один из гаранинских приёмов. Сейчас З.И. Щеглова скажет: “ Ну куда ты пойдёшь в ночь? Я постелю тебе на раскладушке!” И он останется. Остальное — дело техники!
Но Зина ничего не сказала. Протянула руку.
— Звони, Сергей.
Тогда Гаранин сделал шаг вперёд и обнял её. Зина мягко отвела горячие руки, заплакаа…
Сергей Гаранин ушёл в полярную темень и, чертыхаясь, добрался до своего общежития…”Ломается, как целка! Дура!”
Потом он пришёл ещё. Ради спортивного интереса. Всё те же неизменные чаи. И — прощальные слова:
— Ты звони, Сергей, не забывай…
“ Цену себе набивает, куропатка! От Гаранина не увернёшься!”
От З.И. Щегловой он шёл к красавице-татарке Насиме Нуршиной, с которой познакомился при выдаче первой шоферской зарплаты. Насима получала деньги за мужа, который мотался со своей машиной по колымским трассам. Насима — это удобно. Тут полная ясность: ты молчишь и она молчит. Шито-крыто!
Говорят, не один он к ней похаживает. Но в этом Сергей Гаранин не находил ничего предосудительного: хороший товар на прилавках не залёживается! Только б на винт не намотать! Венерических болезней он побаивался…
А в рейс З.И.Щеглова напросилась сама. Пожаловалась, что вот уж много лет живёт в Арктике, а дальше Черского и Зелёного Мыса не бывала…
А плато — вот оно. Совсем рядом! Ещё несколько усилий и…
— Ну, поднатужься, родненькая. Ну ещё чуть=чуть…
Дрожь пробежала по кабине, как у гончей перед прыжком и “Урал”, произнесся “уф-ф-сы-э”, вкатился на пронизанное всеми чукотскими ветрами плато. Гаранин выключил скорость, выскочил на укатанный сотнями маши снег. Закричал во всю мощь своих лёгких — так, наверное,. орали первобытные люди, встречаясь с мамонтом!
— Эге-ге-гей! Взяли, Зинуха, взяли и эту высоту! Аё да, Гаранин! Эге-гей-й! — ветер унёс его победный глас в настороженные сопки. — Мы с тобой покорили тундру, Зинуха!
Сергей Гаранин радовался, как мальчишка. Был он сейчас особенно хорош: полушубок расстегнут и из-под него выглядывает красный свитер, — зинин подарок, — очень любил этот свитер лётчик Сергей Щеглов! — уши мохнатой шапки колыхаются на ветру, — пож он сейчас на Ивана Папанина, покорившего макушку земли.
З.И. Щеглова выскочила из кабины, задохнулась от морозного ветра, поскользнулась и чуть не упала. И упала бы, если б не крепкие гаранинские руки. Сергей подхватил её, приподнял над продрогшей землёй, прижал к груди. Она уткнулась в пахнущий бензином и мазутом знакомый свитер, с наслаждением вдыхая прогорклый запах. Гаранин локтем открыл дверцу кабины, положил женщину на широкое сиденье. Выключил подсветку приборов. Губы нашли губы.
— Милая ты моя. Родненькая, — Гаранин шептал те слова, которые он говорил машине и которые так хотела услышать Зина.
Рука Гаранина нащупала шлейф ватных брюк…Зина не сопротивлялась. Он осторожно снял с неё валенки…Добрался до разгоряченного тела…
Маленькая, незаметная в полярной ночи слезинка выкатились из женских глаз: она молча просила прощения у Сергея. У того Сергея Щеглова, что остался в одинокой квартире в Черском.Фотографией на стене в чёрной траурной рамке.

Свадьбы не было. Просто после рейса Сергей Гаранин перенёс свой чемодан из общежития в маленькую зинину комнатушку.
— Не выгонишь?
Зина прижалась к нему. Сказала серьёзно:
— Я люблю тебя, Серёжа. Я тебя очень люблю…

0 комментариев

  1. mihail_lezinskiy

    Не едиными опечатками жив труженик — компьютерщик . Заметил несколько очепаток , буду издавать бумажный вариант , тотчас уберу !
    Раньше хорошо было , но и тогда разрешалось в рукописи допускать на одной страничке четыре ошибки . И те корректоры подчистяли .
    Будем считать , компверсия равна рукописи .

  2. eduard_karash

    Жизненно, Миша, да не всё ладно для рассказа.
    Первое — конец повествования угадывается после первых же нескольких абзацев;
    — «полушубок расстегнут и из-под него выглядывает красный свитер, — зинин подарок, — очень любил этот свитер лётчик Сергей Щеглов!» — за какие заслуги Зина подарила Сергею любимый свитер покойного мужа?
    — «Гаранин локтем открыл дверцу кабины, положил женщину на широкое сиденье…» — Между прочим, «Урал» не «Мерседес». на него сначала самому вскарабкаться надо…
    — и , конечно, негоже, «нащупав шлейф (??) ватных брюк» сняв осторожно валенки (и брюки), подставлять «разгорячённое тело» пусть даже трижды желанной женщины «морозному ветру»…
    — а наличие ЗАМЕЧЕННЫХ опечаток — это неуважение к читателю.
    Всё поправимо, Мыш!
    Пока, Э.К.

  3. mihail_lezinskiy

    Строгий критик мой , это отрывок из большого романа , который , как мне кажется , может поработать и рассказом .
    А ошибки пунктационные и очепатки , это не есть пренебрежение к читателю , а моя неграмотность , в чём и приходится сознаться .
    Спасибо за прочтение .

Добавить комментарий