О тебе

О тебе

Поэма о первой любви, (отрывки)

Нью-Йорк
2006 г.

Моя фотография из 3-й книги «Журфака», та, где я молодой.
Подпись под фотографией:

Этой книжечкой автор прощается
С той единственной в мире, кому
Эта книжечка и посвящается,
Освящается… Быть по сему!

… Песня первой любви в душе до сих пор жива.
В песне той О ТЕБЕ все слова…

Вот с этой песни, пожалуй, все и началось…

Семен Венцимеров

Пролог

* * *

Любовь, я искал тебя в разных краях,
Глаза проглядел,
Зачем ты умчалась на легких крылах
В безвестный предел?
Где город, где улица, где этот дом,
Этаж и порог,
Куда бы пойти за сердечным теплом
И радостью мог?

Быть может, ты звездочка дальних планет,
Нездешних миров?
Кого озаряет твой утренний свет,
Отрада-любовь?
Чей путь устилаешь лучистым ковром
Цветов и надежд?
Кого окликаешь сейчас за углом?
О, где же ты, где ж?

Любовь, ты — отрада и ты же печаль,
Мечта — и мираж,
Немногих твоя отмечает печать
В веках и мирах.
Любовь, ты песнь песней и тайна из тайн,
Награда наград….
Мудра и бесстрашна, светла и чиста,
Сильнее преград.

Любовь, и меня ты вела по Земле,
Любил я и жил…
И радость будила меня на заре,
Весь мир был мне мил.
Любовь, я ведь жив еще, я еше здесь,
Душа горяча…
Вернись сказкой сказок и чудом чудес
Хотя бы на час…

1

Ты в двух кварталах от меня жила —
Порой друг друга у метро встречали.
И в том, что много лет уже была
Чужой женою – не было печали…

И шутки, дескать, первая любовь
Не старится – твои – не огорчали…
Встречались – не нарочно – вновь и вновь –
И уходили – розно – без печали…

Но снился мне один и тот же сон…
Я просыпался – и в слезах подушка —
И наяву меня не сразу он
Освобождал, как если бы заглушка

К душе не подходила в этот миг –
И острым ощущением потери
Пронизывался, сдерживая крик…
Мне снился город… Белые метели

Окутывали темные дома.
Я приходил издалека к подъезду
И ждал… Как будто кто лишил ума,
Стоял часами, пригвожденный к месту,

Где мог случайно встретиться с тобой…
А дом был незнакомого фасада
И город был незнаемый, чужой…
Но ускользали частности от взгляда…

Я ждал тебя. Я о тебе мечтал…
А встречи были безнадежно грустны:
Что не любим – я это понимал.
Неоднократно от тебя изустно

Об этом слышал ясные слова…
Но будто раб, прикованный к галере —
На том же месте… Скорбная глава
Несбыточной иллюзии, химере

Противиться не может… Жду и жду…
Увижу – и от счастья замираю…
В любви, что мне досталась на беду,
Я безответно, горько догораю…

И снова просыпаюсь весь в слезах…
И этот сон реальности сильнее,
А имя, что не тает на устах –
Твое… Так горько, безотрадно мне – и

Не сразу понимаю – то был сон…
— Всего лишь сон! – усиленно внушаю
Себе упорно, радости лишен:
Не соглашается, увы, душа – и

Таит ту горечь глубоко на дне…
Вседневные меня берут заботы.
За выживание бороться мне
Приходится отчаянно… С работы,

Вконец усталый, еду на метро…
На выходе опять тебя встречаю…
— Пешочком?
— Ладно…
Пообочь — пестро…
— Устал?
Молчу, лишь головой качаю…

— Не уставай – и береги себя…
И снова раздражающие шутки
Про первую любовь… Молчу, сопя…
— Ну, до свиданья…
Редкие минутки

Случайно неслучайных наших встреч…
Зачем они? Какие-то уроки
Из них мне предлагается извлечь?
…Текучка повседневная… В потоке

Делишек по течению плыву…
И в сон бросаюсь, точно в темный омут…
А в нем опять ясней, чем наяву,
Тот незнакомый дом, и странный город,

И ты мне разъясняешь, что теперь
Ты уезжаешь навсегда отсюда…
Отныне и навек напрасно дверь
Подъезда я буравить взглядом буду –

— Прощай, чудак! – ты говоришь во сне –
И вот теперь несчастен я в квадрате.
Отныне не дается счастья мне
Тебя хотя бы видеть… Той отраде –

Не быть… Встаю… Несчастен, а кому
Расскажешь? Кто поймет? Кому я нужен?
Печаль тех снов упрятана в тюрьму,
Материальный мир жесток, бездушен…

Я день-деньской, как белка в колесе,
Бесмыссленно верчусь и суетливо,
Тащусь с работы вяло, как и все,
И вечера проходят сиротливо.

Ни в ком отрады нету и ни в чем,
Надежда угасает – не подросток…
В замке два раза проскриплю ключом,
Пойду на тот знакомый перекресток,

Но зря… В какой входила ты подъезд,
Не ведаю… Напрасно ожидаю –
И ухожу… Куда б из этих мест
Подальше укатить? Перестрадаю –

И, может, позабуду вдалеке…
Во сне – опять у странного подъезда
Напрасно жду с тоской накоротке…
А музыка звучит – виваче, престо,

Аччелерандо – так оно стучит,
Ускорившись до бешеного скерцо,
Стенающее горестно навзрыд,
В разлуке изнывающее сердце…

Я ведаю во сне: возврата нет,
Надежды нет, что я тебя увижу…
Ты пронеслась ярчайшей из комет
Над всей судьбою, но не стала ближе…

И нет мне утешения в судьбе,
Не отыскать мне для замены ровню…
И вот я вспоминаю о тебе…
Не забываю ни на миг, все помню…

Луна первая — над Черновцами…

* * *

Триста семьдесят лун… Я сквозь время смещаюсь…
Если б юность вернуть наяву,
Я к тебе подойду – и уже не смущаясь
Ненаглядной моей назову.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь,
Что былое во мне ожило?
Триста семьдесят лун, триста семьдесят —
Тридцать лет пролетело, прошло…

Тонет город в любви. Город дышит любовью,
Где я девочку встретил одну,
Где проспектом любым и тропинкой любою
К твоему прибегал я окну.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь,
Что былое во мне ожило?
Триста семьдесят лун. Триста семьдесят –
Тридцать лет пролетело прошло…

В облаках журавли промелькнули, курлыча…
Так вовеки им вдаль улетать…
А у каждого Данте есть своя Беатриче –
И тебя мне всю жизнь вспоминать.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь.
Что былое во мне ожило?
Триста семьдесят лун. Триста семьдесят,
Тридцать лет пролетело, прошло…

2

Над Черновцами – ясная луна
И в черном небе звезды колдовские,
А для меня – простого пацана –
Вся радость – в песнях… А любил — какие?

Вот Бейбутов поет, как он ловил,
Взор девушки одной в тоске напрасной…
Я все слова по слуху разучил,
Любил мотив томительно прекрасный…

Ах, лучше бы мне песни той не знать!
Певец меня, поэт ли изурочил?
А может, нужно было понимать,
Что Бейбутов судьбу мне напророчил?

…Я жил в периферийном городке,
Учился в затрапезной восьмилетке,
Жил в коммуналке… Словом, жил в «совке»…
Томясь в тех рамках, в той ужасной клетке,

Мечтала о возвышенном душа…
А Вышней волей мне дарован голос…
Бедна семья, буквально ни шиша,
Порой, буквально ни «копья»… Кололось

Буквально все, чего бы не желал…
С младенчества смирял свои желанья…
Мечтать не вредно… Вот я и мечтал,
Не знаю сам, о чем… Мои мечтанья –

Не об игрушках… Об обновках мне
Не грезилось и ничего не снилось…
А как-то Бог увиделся во сне:
Стоял с мешком у двери и, как милость,

Он ссыпал из мешка к моим ногам
Букашек расползающихся горку…
И мама разъяснила: дескать, нам,
В безденежье намаявшимся горько,

Когда-нибудь он много денег даст…
Когда купили старенький приемник,
Был в доме праздник… Худ и головаст,
Я замирал в мечтаньях неуемных,

А музыка меня вздымала ввысь,
Рифмованные оглушали строки…
Прошу: Утесов, песней поделись…
Вокала мне бесплатные уроки

Давал тот старый, маленький «Рекорд»…
И погружаясь в песни, забывался…
Мне в песнях открывался тайный код,
Секретный ключ к моей судьбе давался…

Те песни заменяли мне кино…
В безденежье так редки были фильмы…
Мне в кинозале страшно: там темно…
В дни выборов безденежно утиль мы

Киношный – в университетский зал
Смотреть ходили с мамой – мне не в радость,
Сидеть терпенья нет – и я сползал
С рук мамы на пол, а душа терзалась…

Хоть мал был, знал: есть у меня душа.
Она была. Я жил в ее просторах.
Мечтал. Грустил. Умишком не спеша
Взрослел… Ну, а в душе мне, может – сорок,

А может быть – и девяносто лет –
И в сны мои являлся странный город –
И словно бы душа мне шлет привет
Из — не отсюда, будто снами вспорот

Наброшенный на душу темный холст –
И в необъятном горестном смятенье…
Я просыпаюсь… Школа… Малый рост,
Картавость, бедность… Горько! Невезенье:

Учительница первая моя
Была отнюдь не эталон морали –
И я несчастный, маленький… Змея
Картавила, кривляясь – и не знали

Родные, как мне в школе тяжело…
С трудом я во второй перевалился –
С учительницей новой повезло –
И я маленько отошел, раскрылся…

Вдруг оказалось: выучить стихи
Мне легче, чем любому в нашем классе…
Лишь брошу взгляд – готово… Ни строки
Не перевру, читая… На Парнасе

Посмеивались, глядя на меня,
Я думаю, и Пушкин и Некрасов…
И я в читальне проводил полдня,
Читая все подряд… Начальных классов

Ступени проходил, скажу тебе, —
Уроками себя не утруждая,
Не напрягался в суетной борьбе
За высшие оценки… Но читая

Я улетал в нездешние миры…
Я был одним из храбрых мушкетеров…
Стеснялся, сторонился до поры
Тех, в фартучках, кем школьных коридоров

Кишат пространства… Для чего они?
Не знаю, как себя вести с такими…
Идут по школьным коридорам дни,
Бегут недели и летят лихими

Сентябрьскими кометами года…
Вот позади уже и восьмилетка –
Немного троек… А теперь куда?
Не в ремеслуху же… Судьбы разметка

Ведет, минуя школу, в ЧСТ…
Осведомленным аббревиатура
Понятна… Неоформленной мечте —
Стезя… Учусь… Учительства культура

Повыше, чем в несчастной НСШ…
Там, впрочем, был Давид Абрамыч Эдлис –
О нем-то память сохранит душа:
Немецкому учил нас так, что «пелось»

На дойче всем свободно и легко…
Нас в техникумской группе тридцать с гаком
Одних парней… Механики! Клубком
Качусь, верчусь юлою… Ставлю на кон

Упорство, волю, память и мозги…
Стипендию дают… Вот это стимул –
С четверочек сорваться не моги!
Черченье доконает, чтоб я сгинул!

Кропаю со слезами чертежи –
Карябал, как попало, в восьмилетке…
А здесь, хоть лопни – вынь да положи
Преподу все заданья, а отметки

Должны мне гарантировать доход…
А физика? А химия?… Отрадой,
Что в техникуме свой оркестр… Поет
Васильев, в общем, славно, но усладой

Не стало это пенье для меня…
Я спел бы много лучше, но стесняюсь…
Есть голос… За стеснительность казня
Себя жестоко, все же не решаюсь

К Маргулису — маэстро подойти…
И остается дар Господний втуне…
Господь за нерешительность прости –
Я к песенной судьбе моей – фортуне

Хоть мог бы, но, стесняясь, не шагнул,
Застенчивость душила, ну, хоть тресни!
А сверх того меня Кобзон лягнул:
Он голосом моим такие песни

Запел! Опять пророчила судьбу
Мне песня… Я еще о том не ведал,
Слова ее записывал во лбу…
(Той песни и поныне я не предал)…

А вот однажды я попал в кино…
Картина потрясла до основанья…
«Колдунья»! Влади! Ей одной дано
В дремавшем сердце смутные желанья

Подростка-недотепы разбудить…
Глаза ее и вправду колдовские
Вонзились в душу… Стало горше жить –
И слаще… Вот кладу, кладу мазки – и

Уже почти и загрунтован фон –
И я перехожу к самой картине…
Я замер у «Рекорда»… Мне Кобзон
Поет моим же голосом… А ты мне,

Иосиф, без конца зачем поешь,
О той, из нашего двора, девчонке?
Уже ее заметил я… Хорош!
Достал уже той песней до печенки…

…Да, я тебя заметил с первых дней…
Казалось, ты и есть Марина Влади…
Но я все реже вспоминал о ней…
Вокруг все потускнело… Как в окладе –

Икона – ты в сиянии любви…
Любовь лавиной сердце затопила,
А я косноязычен виз-а-ви
И что сказать? Затмила, ослепила –

И сердце спотыкается в груди,
И как мне быть с собой, с тобой? Не знаю…
Что делать? Что сказать тебе? Поди
Лишь посмеешься?… Милая, родная…

Слова любви из песен достаю…
Шепчу, но так, чтоб ты не услыхала…
А хочешь, для тебя одной спою
Ту песню по-кобзоновски… Искала

Хоть в чем-то воплощения любовь…
К тебе всего-то двенадатилетней…
Люблю тебя… Кусаю губы в кровь,
А всем, конечно, видно все – и сплетни

Нас липкой паутиной оплели…
И если раньше ты не замечала,
Но, видимо, подружки донесли –
Дичишься… А моя любовь крепчала…

Луна вторая – над Криворожьем

* * *

Отшумев, отгудев, улеглась непогода.
Смотрит в окна луна. Тишина.
Прозвенит «злейший враг», а вставать неохота…
В три минутки сладчайшего сна

Пусть в разгаре звенит черновицкое лето
И слышны мои песни во сне –
Ты — в венце золотом из святейшего света
Улыбнешься таинственно мне…

А с рассветом в степи зарокочут моторы,
Экскаватор растопчет снега…
Вместо шпаг – рычаги, а душой – мушкетеры –
Только губы прикусим слегка.

В кирзачах, телогрейке, ушанке лохматой
Рядом с Вами на снимке стою…
Я вас помню всегда, я люблю вас, ребята,
Так, как любим мы юность свою…

Занесло ее, ласковую, в одночасье
Белой вьюгой в морозной степи…
Где бы ни были вы, я желаю вам счастья –
И храню, как пароль, те стихи:

«Заглянула а окошко луна мимоходом.
Улыбнелась тихонько луна…
Спят мальчишки. Им скоро вставать на работу —
Пожелаем им доброго сна…»

3

… А во дворе у нас была гора,
Подпертая (от оползней) бетоном…
Когда ты уходило из двора,
Душа моя всегда невольным стоном

Сопровождала долгий твой проход…
Не приходило в голову усесться…
Доходишь до горы – и поворот…
И может в этот миг взорваться сердце…

И я кричу во сне:
— Не уходи! –
И плачу, как обиженный ребенок –
И колокол колотится в груди…
И долго не могу понять спросонок,

Зачем они стоят над головой –
И что-то говорят, а я не слышу…
Я только что был где-то там с тобой…
— Пора вставать…
В календаре открыжу

Пришедший мне навстречу новый день…
За завтраком махнем чаек с кефиром –
И – за порог… Ушанки набекрень –
Лицом к лицу с таким суровым миром –

Подростки, а положено держать
Достойно марку — и не ныть, не киснуть,
По-комсомольски доблестно мужать,
Соплей простудной на ветру не виснуть…

«Летучка» нас развозит по судьбе…
Дремлю, согревшись от дыханья друга –
И снова вспоминаю о тебе…
Идешь ко мне мажорно и упруго…

Ты что-то говоришь, а голос твой
Мелодию Островского включает…
Поговори, поговори со мной!
Но за тебя мне песня отвечает…

Она все знает о моей судьбе:
Пророчила дороги, расставанье…
Но обещает, что вернусь к тебе
Хотя б лишь на вечернее свиданье…

И голосом, что чудно схож с твоим,
С волшебным Кристалинским придыханьем,
Она внушает: все же я любим,
И ты полна все тем же ожиданьем…

И ты идешь с Наташкою в кино,
Сестрой Наташкой, светлым человечком…
Ведь с кем ты — далеко не все равно,
Что там не я к тебе на курсе встречном

Улыбкою привечен золотой…
Ах, Господи, зачем же я уехал?
Но, нет, не верю, чтобы кто другой…
А я вот, дурачком и неумехой

По песне за романтикой пошел…
Позвал меня неброскою листовкой
В дорогу криворожский комсомол,
Сманив ударной всесоюзной стройкой…

Я помню, как мы едем вчетвером
И – трезвые — в купе горланим песни…
А весь вагон, кто бранью, кто добром
Умолкнуть умоляет… Да, ровесник,

Тридцатилетним этим старикам,
Забывшим комсомольские восторги,
Уже и не понять, как важно нам
Так всенародно выкричать истоки –

Те песни, что фундаментом души
Легли – и вот, позвали нас в дорогу…
Ты, юность, нас покинуть не спеши…
А ты, любовь, останься недотрогой…

А в песнях ждут девчонки, долго ждут,
Пока парней мытарят испытанья…
И вот они уже сквозь нас идут,
А мы сквозь них… Дороги, расставанья,

Летучки, экскаваторы, снега –
Романтикой такой не нахлебаться…
И знает песня, как мне дорога
Та девочка, к которой не пробраться…

Мы строим Новокриворожский ГОК,
Мы роем котлованы и каналы,
Выучивая жизненный урок,
Который, между прочим, в нас нимало

Фундамента души не изменил:
Мы верим песням… Это мы – из песни…
Такие мы… И кто нас оценил,
Не может не любить нас… Да, ровесник?…

Мы уезжали от любви, любя…
И честно тосковали по любимым…
И мы на стройке строили себя
И поверяли силу духа ими…

Любимая! Я вспомню о тебе
Какие-то незначащие факты,
Ведушие ступеньками к судьбе…
Сейчас-то где ты, что ты, с кем ты, как-ты?…

Я помню, как однажды к нам пришла –
Знакомиться в кошмарной коммуналке –
Твоя внезапно мама… Та была
Внезапным озареньем встреча ярким…

От Клавдии Ивановны узнал,
Что… «девочке не безразличен парень»…
Не безразличен, Господи!… Взмывал
В тот миг душой, как Чкалов и Гагарин,

В восторге до заоблачных высот…
— Приехали!
Мы вновь стоим в ремонте…
Нас снегом по макушку занесет…
С одной кувалдой, точно мы – на фронте,

Пытаемся сверхсложшый механизм,
Забарахливший, возвратить к работе…
— Ах, отчего уже не коммунизм?
— До коммунизма тут не доживете!

Механик Коля, вижу, — «оптимист»!…
Но он в попытках наших – наблюдатель…
Он молод, обаятелен, речист…
А в технике – ни в зуб ногой… Создатель,

Зачем тогда механики нужны?
Какая польза от него, бедняги?
Иди в контору, протирай штаны…
Сквозь зубы матерятся работяги…

Я тоже тут – пришей кобыле хвост:
Помощник машиниста — на подхвате,
Но у меня и не сержантский пост,
Что надо – подаю…
— Зубило? Нате!…

Как будто кто его заколдовал –
Казалось, уж проверен до шурупа –
Изъянов нет… Но катится в провал,
Едва заводят двигатель… Как глупо,

Мы тратим время и усилья зря…
Давно бы отвезти его на свалку,
Но нет согласья «бога и царя»
Конторы это «чудо» в переплавку,

А нашу всю бригаду – в слесаря,
Пока с завода не доставят новый…
За новый всей душой благодаря,
Трудились бы – не только за целковый…

Но есть у нас Герой и Депутат –
Иосиф Афанасьевич Галенко…
Ему, Герою, каждый год подряд
С завода новый шлют… Ну, хоть маленько

На новом поработать бы и нам…
Но мы не депутаты, а … отбросы….
И воскресить пытаясь ветхий хлам,
Невольно задаем себе вопросы,

На кои нет ответов… Дотемна
Мы бьемся, но проклятый экскаватор
Работать не желает ни хрена…
Нет смысла в жизни… То есть, хреновато…

А что нас держит в этой колготне?
Кого квартира, а кого – зарплата…
Чего ж в безумье этом нужно мне?
Романтики? Ее греби лопатой…

Я трудности преоделеть мечтал,
Но не всегда они преодолимы…
Не отступаю, хоть уже устал
Бессмысленно трудиться… Были б зримы

Трудов моих итоги, может стал
И я бы вскоре асом и Героем…
Ведь вправду я о подвигах мечтал…
Мечтал гордиться: дескать, мы построим

Крупнейший горно-рудный комбинат,
А трачу жизнь бессмысленно и зряшно…
Но не могу оставить тех ребят,
Что бьются с монстром истово и страшно –

У них, увы, альтернативы нет:
Семейные – квартира и зарплата…
И разбираем снова – полный бред…
Но я не предаю своих, ребята!

Не предаю товарищей в бою,
Не изменяю Вере и любимой,
Себе не изменяю, суть мою
Переиначить можно лишь могилой…

Пусть я и недалекий и тупой,
Что с этим сделать? Я таким родился…
Пусть я устал – и хочется домой,
Пусть страшно тяжело, горжусь, что влился

В бригаду – и товарищи мои
Меня своим воспринимают, равным…
Свети, любовь, мне издали, мани…
Когда вернусь к каштановый, дубравным,

Акациевым паркам и садам,
Узнаешь ты, что я пришел с победой…
И ни одной минутки не отдам
Из всех, что бился с монстром… Не посетуй,

А просто, если можешь, то дождись –
И я вернусь с ремонта, точно с фронта…
Мы все же одолели, прорвались –
Он заработал… Нет, представьте, — он-то…

И Федя роет обводной канал…
Порою и меня за рычагами
Увидела бы… Я не сплоховал…
Наш «атомный реактор» над снегами

Неторопливо пятится назад,
А впереди ложится ровной призмой
Канал… Лет может через пятьдесят,
Во все, что назовут моей харизмой,

Войдет воспоминание о том,
Как мы превозмогли, преодолели…
Одно преодолев, и все пройдем
Препятствия к пока неясной цели…

Пока мне не дано себя понять:
На что я годен? Где мои вершины?
Тебя, конечно, хочется обнять,
Но нужно, чтоб у каждого мужчины

Была такая в жизни высота,
Чтоб им иогла любимая гордиться….
Стихи? Они покуда лищь мечта,
Моя, слегка подсиненная, птица…

Я возвращаюсь в Черновцы весной…
В зеленом, как весна, плаще-болонье…
Любимая, ну, потолкуй со мной!
Ведь ты же знаешь: у тебя в полоне

Моя неочерствевшая душа…
Любимая, о как же ты прекрасна!
Опять тобой любуюсь, не дыша,
А сердце бьется горестно и страстно…