Дождь и белые крылья.
В пяти минутах ходьбы от станции метро Новослободская, стоит старинный особняк. Мимо его вычурных, в искусной лепнине стен, проносились в свое время лаковые экипажи, с запряженными в них сытыми, украшенными арабесками лошадьми. Много позже, нехотя проезжали неуклюжие конки, с газовыми фонарями по углам кургузых коробок, и крикливыми пассажирами, спешащими на соседний рынок. А уже в наши дни, с огромными интервалами ,отвратительно скрипя и разбрасывая мертвенно – голубые искры ползут трамваи- красные, клепанные, с помятыми, словно вследствие уличных беспорядков вагоны, соединенные между собой какой-то замызганной, брезентовой кишкой.
Много лет уже стоит этот дом, очень много.
Сначала, этот дом, был городской усадьбой какого-то дворянского рода. Сейчас, к сожалению, определить к какому, не представляется возможным – какая-то сволочь, надо полагать после семнадцатого года срубила инициалы на выпуклом щите герба, красовавшегося под самой крышей этого дома с момента его постройки. После переворота, в его стены и в комнаты с высокими потолками въехало стройуправление, и в разных концах , на всех трех этажах здания, застрекотали механические счетные машинки ,а по его наборному, ручной работы паркету из благородных пород дерева забегали затюканные прорабы в измазанных побелкой стоптанных сапогах.
А уже в наши дни, волей дизайнеров и усилием специалистов – отделочников, особняк превратился в элитный дом, для элитных же жильцов.
Дом обнесли стилизованной, кованой оградой, с подсветкой, сигнализацией и видеонаблюдением, облицевали подъезды Уральским красным гранитом и посадили в специально отведенный для этого уголок консьержа — уволенного в запас КГБшника.
И дом этот, засиял на перекрестке старых кривых Московских улиц, как островок чьей-то успешной, благополучной, самодостаточной жизни.
И даже, несмотря на сильный дождь, казалось, что сами стены этого, элитного дома источали еле уловимый запах дорогого, женского парфюма и горьковатый аромат кубинских сигар.
А дождь в тот вечер и в самом деле разошелся не на шутку.
Холодные, крупные капли злобно шлепались на скукожившийся под их напором наст по-весеннему грязного городского снега, прожигая в нем рваные, оплавленные дыры, со змеиным шипением падали на промокшую уже мягкую шляпу странного человека в демисезонном пальто неопределенно-грязного цвета стоявшего возле кованой ограды и крепко вцепившегося в ее стилизованные копья руками с длинными, тонкими пальцами интеллигента.
Дождь проникал под белое, шерстяное кашне его, заставляя иногда непроизвольно ежиться, но и тогда, этот странного вида, промокший и озябший человек не оставлял своего взгляда от ярко освещенного окна на втором этаже.
Вода, струившаяся по оконному стеклу, размывала очертания обстановки квартиры, но может быть, именно дождь превращал изредка подходившую к окну женщину в существо необыкновенно загадочное и прекрасное.
Промокшая шляпа, превратившаяся в нечто бесформенное и безконтурное, похоже, полностью перестала выполнять свою функцию по защите человека от непогоды, и струи дождя, уже беспрепятственно обрушились на его лицо, восторженно блестевшие глаза, небольшую, спутанную бородку.
Как-то совершенно незаметно, серый день переродился в шуршащие вечерние сумерки. А человек все стоял и стоял. И казалось, нет в жизни такой силы, которая смогла бы прогнать его и от этой чугунной ограды, и от этого дома.
Желтая машина милиции притормозила за его спиной, но он даже не обернулся, а стражи порядка, посовещавшись между собой, под дождь выйти, не решились — дверца машины хлопнула, и мокрый звук покрышек постепенно растаял в монотонном шорохе дождя.
Неожиданно, окно приоткрылось, и слегка хрипловатый женский голос негромко произнес.
— Квартира девятая. Консъержу скажите, к Ермолаевой.-
….Перед обитой натуральной, бежевой кожей дверью, незнакомец замешкался. Несколько раз, его палец поднимался к золоченой кнопке звонка, но снова и снова он отдергивал от нее свою руку.
Дверь распахнулась, а его, так и не позвонившая ладонь, повисла в странном приветствии над самой головой женщины.
— И долго вы намеренны так стоять? – с интересом проговорила она и повернувшись к нему спиной прошла в глубь комнаты.
— Проходите.-
Он снял свою, насквозь промокшую шляпу и несмело шагнул в дверь, во все глаза, глядя на женщину, чей легкий халат, на фоне яркого света квартиры был практически незаметен.
Прямо перед ним, спиной к нему, стояла обнаженная женщина, та, которой он любовался и восхищался вот только что там, под дождем, на улице…. Она была близко, совсем рядом. Казалось, протяни руку, и вот он, тонкий шелк, отделяющий ее от него. Всего лишь тонкий шелк.
Женщина обернулась к нему, вставила тонкую сигарету в длинный, янтарный мундштук, прикурила от совсем маленькой зажигалки, и пристально вглядываясь в его лихорадочно блестевшие глаза медленно, словно нехотя спросила.
— Что вам от меня надо….? Чего вы хотите….? Я вас вижу возле своего дома, уже который месяц, но вы не проявляете даже малейшей инициативы. Просто стоите и смотрите….. Кто вы? Чего вы добиваетесь?-
— Я. Люблю вас,- севшим голосом произнес он
— Люблю. Я не знаю ни вашего имени, ни вашего положения, ни статуса, я могу только догадываться, но я…., люблю вас. Как никогда и никого не любил. Да так и нельзя любить обыкновенного человека — продолжал о уже окрепшим, громким, набирающим силу голосом,
— Да вы и не обыкновенный человек. Вы ангел, спустившийся на эту землю специально для того, что бы позволить мне вами любоваться, восторгаться, обожествовлять.-
— Да вы совсем рехнулись, похоже — женщина невесело рассмеялась.
— Ангелы, смею вас заверить, в таких домах не проживают. Это вы обманулись. Я далеко…, ох как далеко не ангел. Да и квартира эта роскошная, далеко не моя, — так, гнездышко для содержанки.-
Она присела на обитый парчой гнутый, резной стул и неожиданно для него расплакалась.
— Бегите, бегите отсюда, наивный вы человек, пока в вас еще осталась хотя бы крупица той веры в чистоту, бегите.
Как, ну посудите сами, как вы можете говорить о вашей любви ко мне, если на самом деле ничегошеньки – то обо мне и не знаете?
Да я и любви – то вашей может быть и не достойна. Ведь я же шлюха обычная. Блядь просто-напросто. Поймите, и поверьте — блядь я.
— Нееет,- протянул он, закрывая уши ладонями и отступая к самой двери.
-Вы просто еще не знает саму себя. Вы чистая, вы…сверкающая. Вы…Господи, да вы это вы. А рядом с такой как вы все меркнет. И не важно, кто вы и зачем вы? Главное, что вы существуете. А для меня, поверьте большего счастья и не надо….-
Женщина с усмешкой присела на массивное кресло с изогнутой, резной спинкой, и не обращая внимания на распахнувшийся халат, устало бросила ему-
Господи, смешной вы человек, да вы даже не знаете, наверное, как меня зовут? Признайтесь ,ведь не знаете?
— Вы правы, не знаю, но готов повторять вновь и вновь, это совершенно неважно.
— Наташа. Меня зовут Наташа. Или Натали — так обращается ко мне владелец этих апартаментов. Хотя….., хотя мне это и не нравится.
Наташа помолчала, в упор разглядывая промокшего мужчину, при этом губы ее, лишь слегка тронутые перламутровой помадой чуть заметно подрагивали.
— Вам нужна близость со мной? Впрочем, нет. Не отвечайте, а то вы сейчас вновь произнесете какую ни будь очередную восторженную глупость. Лучше молчите….-
….. В комнате повисла необычайно глубокая тишина, настолько плотная, что явственно слышались почти неуловимое шуршание шелка Наташиного халата и редкое падение капель с промокшей одежды странного визитера на светлый, мраморный пол прихожей, где он до сих пор еще находился.
Она резко дернула подбородком вверх, словно приняв какое-то важное решение, и поднявшись, бросила мужчине в пол голоса.
— Пройдите в душ. Ополоснитесь и согрейтесь. Вы насквозь промокли. Я.Я вас буду ждать.-
….Тишина. Ночь. Сквозь плотные портьеры, изредка пробегали светлые пятна огней, проезжающих мимо машин, но пробегали совершенно бесшумно, как-то неосязаемо и робко, словно зная, что сон этих, совершенно быть может чужих друг для друга людей ,а может быть напротив очень родных и близких очень хрупок и чуток.
Сквозь сон, она провела горячей рукой по его обессиленной спине и почувствовала нечто необычное, нечто лишнее и очень странное. Приподнявшись над ним, она сквозь вязкую ночную темноту, скорее представила себе, чем увидела, большие, сложенные, белые крылья за его спиной. Его крылья.
— А — прошептала она, вновь проваливаясь в глубокий сон,- Это крылья. Это всего лишь крылья.-
…..Когда Наташа проснулась, в квартире никого уже не было. И лишь на тумбочке, рядом с кроватью, белело забытое ее мужчиной, белое, все еще влажное кашне.
