Рондо Москва-Петушки (ВЕНИЧек нео-сонетов с белой кодой)


Рондо Москва-Петушки (ВЕНИЧек нео-сонетов с белой кодой)

                  «Серб Александр, на мой вопрос –
                  много ли он смеялся при переводе
                  (поэмы «Москва-Петушки»),
                  ответил: я больше плакал.
                         (В. Ерофеев. Из записных книжек.)

I. (Москва. На пути к Курскому вокзалу)

«Увидеть Кремль и, – умереть!» –
сие строение из рода привидений.
«В России нет дорог, но — только направленья», –
сказал мудрец… И так оно и есть.

И направленья эти, как тут ни крути,
как жизнь неоднократно доказала, –
смыкают все возможные пути,
минуя Кремль, у Курского вокзала.

Что ж, Кремль – не панацея от тоски.
Я вновь на Курском – редкая удача!…
Предчувствую ехидные смешки:

«А как же Кремль? Ты промахнулся – не иначе!»
Не промахнулся я… Я еду в Петушки, –
вот блажь моя… И – цель. И – сверхзадача.

II. (Москва – Чухлинка)

Вот блажь моя и цель, и сверхзадача:
не оставаться на достигнутом, зане
такие бездны открываются во мне,
что, заглянув туда, я слёз не прячу.

Я не умею пить, как те, вдвоём, —
так отвлечённо, так транс-цен-ден-тально,
и эта влага в чемоданчике моём
мне не нужна. Но в высшей степени желанна…

…О, сколько такта в их пустых глазах!
Я б мог вползти в вагон хоть на карачках –
им ни упрёк не ведом, и ни страх…

Мне дорог взор ваш безучастный и прозрачный.
Я вас люблю. И, если сгину в Петушках, —
О, не зовите, не жалейте и не плачьте!

III. (Чухлинка – Никольское)

О, не зовите, не жалейте и не плачьте!
А помянуть, так это – ради Бога! –
влеченье сердца и веленье долга
всегда отыщут компромисс… А я, тем паче

достоин буду поминального обряда
там, в Петушках… Считайте, что – в раю.
Там, где любовь моя всегда со мною рядом,
где наш младенец научился букве «Ю».

Там, где жасмину никогда не поздно
и зеленеть вовсю, и пышным цветом цвесть,
где круглый год порхают птахи и стрекозы,

где обессмыслено тупое слово «смерть».
Не ухмыляйтесь, — я вполне серьёзно!
Я попросту устал ломать комедь…

IV. (Никольское – Кучино)

Я попросту устал ломать комедь
и, величая одиночество свободой,
себя считая существом иного рода,
спиртовкой одинокою гореть.

Там, на платформе петушинской, ждет меня,
вытягивая шею с нежной жилкой,
царица пошлости бесстыжая моя
с косой от попы и до самого затылка.

Зов плоти, крепкий дух раблезианства
с годами повышается в цене, –
пора оценивать, как дОлжно постоянство,

комфорт в душе и в теле, и вовне…
А горький яд бессмысленного пьянства
я залпом выпил и познал вполне.

V. (Кучино – Черное)

Я залпом выпил и познал вполне
закон, не поддающийся рассчётам –
так дирижировать позывами икоты
мог только Он, разочарованный во мне!

Непостижимость пауз при иканьи –
Всевышней Воли несомненный знак.
Смирись же, Веничка, пред Божьим наказаньем…
Да будет так, Господь… Да будет так!

А всё за что? – за жажду всё успеть,
И просто жажду, что со мною ежечасно.
“Memento mori” – рядом Жизнь и Смерть.

И этот приступ дал понять мне ясно —
чтоб с осторожностью рассматривал и впредь
Жизнь, как коктейль, манящий и опасный.

VI. (Черное – Электроугли)

Жизнь – как коктейль, манящий и опасный,
составленный по рецептуре Божьей…
Куда уж мне с моей нетрезвой рожей
соваться рылом в этот ряд калашный!

Но дерзновенный дух пытливой мысли
мне шепчет композитные рецепты,
чтоб воспарить над суетною жизнью,
быть может, горько пожалев потом об этом.

Мои коктейли – это взрыв, торнадо, порох
для одержимых тягой к новизне…
Оговорюсь: хоть я и сам не промах,

ещё ни разу не давалось мне
постигнуть до конца мой «Сучий потрох»,
где горечь Истины покоилась на дне…

VII. (Электроугли – Храпуново)

Где горечь Истины покоилась? На дне?
Не обольщайтесь, господа, – её там нету!
Она звучит в натянутой струне
строки последней у текущего сонета.

Её не только надобно понять,
но – сжиться с Истиной на уровне инстинкта!
(В согласье с Ней, куда-то у меня
початая девалась четвертинка…)

Вам, человеки, эту Истину дарю!
Пусть вашу жизнь она пронижет нитью красной!
О, я не первый в этом доблестном строю,

тех, кто призвал вас быть смиренным и бесстрастным.
Вслед за другими я пришел и говорю:
«Все сущее – не вечно и напрасно.»

VIII. (Храпуново – Фрязево)

Все сущее не вечно и напрасно –
Кремль… Мироздание… И даже – Петушки.
Так стоит ли считать себя несчастным
из-за какой-нибудь пустяшной чепухи?!

От четвертинки ли початой и пропавшей,
иль оттого, что я уж слишком долго еду?…
О, суета дрожащей жизни нашей,
подчас неотличимая от бреда!

Равно в трагедии и в фарсе есть финал.
И лишь Господь всё знает наперёд.
Не помню, чтобы Он ко мне взывал

помочь Ему избрать сюжетный поворот.
Я все ходы Его смиренно принимал,
и жил как жил… И был порою горд.

IX. (Фрязево – Павлово-Посад)

И жил, как жил, и был порою горд,
порою – счастлив, а порой и – невменяем.
Вздымал рабочий надо мной свой тяжкий молот,
Крестьянки метили порой серпом по яйлам…

Но никогда на шёпот искушенья
не поддавался я… Хоть я не трус…
Вот и теперь не трать, Лукавый, время, —
я, если спрыгну, – непременно разобьюсь!

И посрамленный сатана ушел, мерзавец,
чтоб искушать других вкусить от плода,
Зубовно скрежеща и чертыхаясь…

А я остался у заклинившего входа,
Смотря из тамбура на мир и проникаясь
Особым пониманием свободы.

X. (Павлово-Посад – 85-й км)

Особым пониманием свободы
полна моя дурная голова.
Вагон-катамаран… Четыре входа…
А в трезвой ипостаси – только два.

Ты только, Веничка, не забывай – крестись!
Хмельное измеренье тем и гадко:
то царь понтийский появляется, то Сфинкс
со злою и нелепою загадкой.

«Из пункта А в пункт Б…» Шалишь, паскуда!
Я сразу раскусил куда он гнёт…
Мне надо в Петушки, и я там буду!

«Наш паровоз, вперёд лети!»… Лети вперёд!
И, что мне – Сфинкс?!.. Страшилка… Чудо-Юдо…
Не ангел и, тем более, — не чёрт.

XI. (85-й км – Воиново)

Не ангел и, тем более, — не чёрт…
Не царь, не раб, не червь и не Господь…
Старик Державин… Блок… «Мы любим плоть»…
А плоть прикончим, так — души придёт черёд.

Недвижный кто-то… Чёрный кто-то…
Иль это только снится мне
сквозь окон чёрную зевоту?..
И, — почему черны оне?

Прочистить надо… Просветлить. Сейчас… Сейчас…
Пуста… Пуста… А здесь что?… Бутерброды…
О, жажда!…О, тщета бессилья в нас!

И эти муки — в наказанье мне, уроду,
что, никогда не оставляя про запас,
я превращал подчас спиртное в воду.

XII. (Воиново – Петушки)

Я превращал, подчас, спиртное в воду.
А вот обратного мне было не дано:
вода не обращается в вино
по воле жаждущего водки сумасброда.

Но во спасение я дорого бы дал
за это чудодействие Господне…
Как долго я покинутый лежал?…
И что за день сейчас – вчера или сегодня?…

«Встань, Веничка. Ведь ты почти у цели!
Не огорчайся, что тебя никто не ждёт.
Встань и иди! — мне ангелы пропели, —

Ты – в Петушках. Всё прочее – не в счёт!»
Я в Петушках! И – слёзы льются в землю,
поддерживая вод круговорот…

XIII . (Петушки. Садовое кольцо)

Поддерживая вод круговорот,
Холодной моросью и ветром полон вечер.
«Встань, Веничка, и двигайся вперёд.
Вон, видишь, — кто-то там идет навстречу…»

Кто эти четверо? О, как длинны их тени!
Я их узнал – они пришли за мною!…
Но ангелы поют: «Ах, Веня, Веня,
Какая чушь тебя терзает с перепою!

Встань и иди! – «Талифа куми!». Будь мужчиной!
Ну, мало ль ночью в Петушках какого сброду?
Талифа куми! И не думай о кончине!

Смелее, Веничка!… Прибавь маленько ходу…» —
и я бодряще разражаюсь матерщиной,
и не в укоры Небу, а – в угоду.

XIV (Петушки. Кремль.)

И не в укоры Небу, а в угоду,
и стеклотарою, и лирою звеня,
я стал вполне любезен для народа.
За что же Небо отвернулось от меня?!

О, эти четверо! От них не жди пощады!
Наврали ангелы… И что же я смогу?…
Они ведь – Всадники. Их кони где-то рядом.
Бежать? Смешно… И всё же я бегу.

О, эта недоплаканная жалость
к себе, любимому… Скажи, Господь, ответь, —
что им во мне? Зачем в глазах их – ярость?

Брусчатка. Плац. Стены кирпичной твердь…
Ну, вот и всё. Последнее осталось:
поднять глаза,
                    увидеть Кремль и – умереть…

XV.

«Увидеть Кремль и, — умереть…» —
вот блажь моя. И цель. И сверхзадача.
О, не зовите, не жалейте и не плачьте! –
я попросту устал ломать комедь.

Я залпом выпил и познал вполне
жизнь, как коктейль, манящий и опасный,
где горечь Истины покоилась на дне:
«Всё сущее – не вечно и напрасно…»

И жил, как жил. И был порою горд
особым пониманием свободы.
Не ангел и, тем более, не чёрт,

Я превращал, подчас, спиртное в воду,
поддерживая вод круговорот,
и не в укоры Небу, а – в угоду.

XVI. Белая кода.

Еще не вечно, но уже, увы, напрасно,
отлита в бронзе, на платформе ждет меня
моя любовь с глазами цвета неба,
с косой от попы и до самого затылка…*

_____________________________________________________________
* 24 октября 1998г. на платформе ж/д станции Петушки был установлен
временный памятник героине поэмы В.Ерофеева в образе девушки, с надеждою
глядящей в сторону Москвы.

В настоящем произведении местами использовались строки, принадлежащие
Г.Державину, А.Пушкину, А.Блоку, С.Есенину и У.Черчиллю.
Многие – перевраны.

0 комментариев

Добавить комментарий