БЕЗУМИЕ КАПИТАНА БЛЕЙКА

БЕЗУМИЕ КАПИТАНА БЛЕЙКА
(фантастический рассказ – на конкурс «Человек и Вселенная»)

— Ну и что мы теперь будем делать?..
В рубке управления воцарилась тишина. Взгляды были устремлены на капитана – вчерашнего выпускника космической академии, и взгляды эти не сулили капитану ничего хорошего. Тонкие губы его были плотно сжаты, пальцы рук едва заметно дрожали, он безуспешно старался скрыть растерянность. Слишком тяжкий груз вдруг обрушился на его плечи. Это был его первый сверхдальний полёт.
— Что же вы молчите, капитан? Мы доверили вам свои жизни, отправились чёрт знает куда, а теперь вы стоите перед нами и хлопаете глазами.
Блейк посмотрел в лицо первому помощнику – помощнику, которому было уже далеко за сорок и который бороздил космическое пространство в те далёкие годы, когда он сам под стол пешком ходил.
— Успокойтесь, — заговорил он примирительно.— Не надо горячиться. Мы сбились с курса. Это ничего. Я рассчитаю поправку и введу данные в компьютер. Только не надо паниковать.
— Паниковать? – Лицо у помощника насмешливо вытянулось. — Да ты ещё не видел настоящей паники. Чего ты медлишь? Действуй, спасай свою команду!
Блейк хотел достойно ответить зарвавшемуся помощнику, но горло его предательски сжалось, и он поспешно отвернулся, чтобы не выдать слабость. Ничего утешительного капитан сказать не мог. Они безнадёжно заблудились в безбрежных просторах космоса. Но не это самое плохое – самого плохого ещё никто не знал. У них не осталось нейтронного топлива для выполнения процедуры трансгрессии. А на обычной реактивной тяге они будут лететь до Земли миллиарды лет. Это знание тяжким грузом легло ему на душу – именно ему, вчерашнему курсанту, а не кому-нибудь другому. И теперь он должен выдерживать и груз этого знания и обидные упрёки; при этом следовало вести себя достойно, так, как его учили в Академии.
— В общем, так.
Капитан решительно повернулся к подчинённым. Заглянул каждому в глаза. Потерявшему чувство меры помощнику. Вечно погружённому в свои мысли исследователю. Безразличному ко всему инженеру. Тридцатилетней красавице Елене, исполнявшей на корабле должности психолога и врача. Всё это были асы своего дела, гораздо опытнее и старше его. Даже Елена смотрела на него холодно и строго. В свои тридцать она казалась Блейку богиней – такой же недостижимой и прекрасной. И вот она смотрит на него таким осуждающим взглядом, что в груди холодеет, хочется куда-нибудь спрятаться. Но куда спрячешься на космическом корабле, в этой скорлупке, затерянной среди ледяной пустоты, в которой глохнут звуки и чувства, и цепенеет сердце.
Пересилив себя, капитан заговорил:
— Я обращаюсь к вам не как руководитель, а как человек, попавший вместе с вами в непредвиденную ситуацию.
Раздался смешок, но Блейк сделал вид, что не заметил этого.
— В навигационной системе произошёл сбой, — продолжил он твёрже. — И это не моя вина. Так иногда случается с автоматикой – вы знаете об этом не хуже меня. Мы оказались совсем не там, где должны были оказаться. Я ещё раз говорю: это не повод для паники и для взаимных упрёков. Я предлагаю вам – не приказываю! – а предлагаю погрузиться в анабиоз. Я сделаю расчет и задам компьютеру программу возвращения на Землю. После этого я присоединюсь к вам. Мы все проснёмся одновременно, когда уже будем в Солнечной системе. Вот и всё.
— Хорошенькое дело – анабиоз! — проворчал облысевший раньше срока борт-инженер. — Никакого здоровья не хватит, каждый раз погружаться. У меня уже половина волос выпал от вашего анабиоза.
Все невольно заулыбались. Капитан незаметно перевёл дух.
— Что поделаешь, — произнёс он с лёгкой усмешкой. — Когда мы вернёмся домой, пройдёте восстановительный курс за счёт компании. Совершите круиз на средиземноморскую возвышенность. Будете там дышать целебным морским воздухом, принимать солнечные ванны, и никакого анабиоза и синтетических продуктов. — Капитан держался всё увереннее. Обвёл всех взглядом, задержался чуть дольше на Елене и провозгласил: — Каждый из вас получит шестимесячный отпуск и пройдёт за счёт Компании оздоровительный курс. Это я вам обещаю. Есть вопросы?
Вопросов не последовало. Только Елена продолжала недоверчиво смотреть на него, чуть наклонив голову и прищурив глаза. Что-то ей не нравилось в поведении капитана, в его интонациях, в сказанных словах. Если всё так просто – отчего это напряжение, эти внезапные перемены настроения? Блейк не производил впечатления малодушного человека. Ну конечно: молод, горяч, неопытен. Пытается понравится ей – и не без успеха. Но в этой конкретной ситуации Блейк совсем ей не нравился. Её так и подмывало решительно встать и потребовать объяснений. Почему прежде безотказная автоматика дала сбой? Зачем понадобилось их всех будить, и что, в конце концов, означает эта его растерянность? Но она обострённым чутьём понимала: ситуация может выйти из-под контроля. Люди чрезмерно возбуждены, плюс – усталость от многомесячного полёта. В глубоком космосе всякое бывает. И она промолчала. Можно поговорить и после, наедине. Капитан не откажется — в этом она была уверена. Поэтому она с равнодушным видом поднялась со своего места и вместе со всеми отправилась готовиться к погружению в холодный сон. Процедура и в самом деле очень неприятная. Но ничего не поделаешь — выбора у них и в самом деле не было.
Вскоре все разошлись по своим каютам. И даже капитан, вместо того, чтобы засесть за бортовой компьютер, отправился к себе, распечатал упаковку тонизирующего напитка и, как был в командирской форме и ботинках, растянулся на своей аккуратно заправленной постели. Думать ни о чём не хотелось. А хотелось крепко зажмуриться, забыться, а потом вдруг очнуться и узнать, что всё хорошо, автоматика работает нормально, а корабль приближается к Земле. Вот она, родная, величественно плывёт в чёрной пустоте, медленно проворачиваясь, излучая мягкое голубоватое свечение, переходящее по краям в насыщенные багровые и фиолетовые тона. На Земле тебя ждут восхищённые взгляды приятелей и сдержанные похвалы отцов-командиров. Повышение по службе, новые рейсы к далёким звёздным мирам и Елена – прекрасная Елена! Быть может, тогда он решится сказать ей о своих чувствах, а она скажет о своих… Капитан вздрогнул и рывком поднялся с постели. Ему показалось, что кто-то смотрит на него. Быстро прошёл к двери, замер на секунду, затем рывком распахнул дверь… На пороге стояла Елена. Она отшатнулась в первую секунду, но тут овладела собой.
— Я искала вас, думала, что вы в операционном зале. Нам нужно поговорить. Можно, я зайду?
— Да, конечно, — Блейк почувствовал, как лицо против воли заливается краской, и поспешно отвернулся. — Пожалуйста, проходите. Только, у меня не прибрано.
— Ничего, — сказала Елена, — меня этим не испугаешь. — И уверенно шагнула за порог.
Не так представлял себе юный капитан их первый разговор наедине. Но жизнь преподносит иногда неприятные сюрпризы. Блейк начинал уже к этому привыкать.
Елена царственно уселась прямо на кровать, как бы подчёркивая, что разговор у них будет неофициальный. Она отдавала отчёт в неотразимости своей красоты, от которой у неё было столько головной боли и проблем. Но и всё же, этот юноша оставался для неё загадкой. Да, она видела, что он влюблён в неё. Но и чувствовала внутри него кремень, невидимую черту, переступить которую была не в силах. Это был по-настоящему сильный характер – пока ещё неразвитый, незакалённый, но уже ясно различимый. Различали его, конечно же, не все. Помощник капитана, например, почти открыто называл его выскочкой. Но ему извинительно – чтобы почувствовать возвышенную душу, нужно самому иметь соответствующий душевный строй. А может быть, всё объяснялось проще: сама того не сознавая, Елена увлеклась этим юношей. Если бы она встретила его раньше, то быть может, её жизнь сложилась бы иначе. Она не полетела бы в глубокий космос, а жила бы теперь на Земле, под ласковым солнцем и голубым небом, дышала воздухом напоённым степными ароматами, растила детей…
— Итак, — произнесла она, глядя Блейку прямо в глаза и вкладывая в этот взгляд нечто особенное. — Я жду объяснений.
Блейк поднял брови и несколько усмехнулся. Как он ни крепился, но его покоробил этот тон.
— Вы меня не поняли, — сразу смягчилась Елена. — Я просто хотела уточнить некоторые детали. Мне показалось, что вы не всё сказали нам сегодня.
— Я, не всё сказал? С чего вы взяли? — Блейк легко поднялся и прошёл к столу. Взял упаковку напитка, словно бы прикидывая на вес. — Хотите сока? С витаминами!
Женщина пристально смотрела на него.
— Вы сегодня утром были сильно расстроены. Пытались неумело скрыть свои чувства. Не знаю насчёт остальных, но я всё время чувствовала фальшь в вашем поведении, в том, что вы говорили. Не забывайте, что я психолог. Я хочу вам помочь, если, конечно, это для вас что-нибудь значит.
Блейк вздрогнул. Ему почудился призыв в этих словах, сказанных тихим и проникновенным голосом — таким голосом, которым умеют говорить лишь очень красивые, царственные особы, зову которых покоряется всё, что ни есть в этом мире. Ещё секунда, пожатие руки, какой-нибудь жест – и он бы сдался. Но Елена сидела, не шелохнувшись, и он вдруг подумал, что всё это игра, элемент той самой психологии, о которой она сама только что сказала. Он сделал большой глоток из стакана и, глухо кашлянув, произнёс:
— Спасибо, конечно, за желание помочь… При других обстоятельствах мы, возможно, поговорили бы иначе. Но теперь извините. Мне нечего вам сказать.
Елена на секунду перестала дышать. Она не ожидала ничего подобного. Прищурившись, смотрела на человека, проявившего такую неожиданную твёрдость. Это не могло её не задевать, ни как женщину, ни как профессионального психолога. В самом деле, она недооценила этого мальчика. Всё-таки, космическая академия что-нибудь да значит – та самая академия, куда она так и не смогла поступить, несмотря на все свои потрясающие достоинства, которыми она изредка пользовалась. А этому мальчику доверили такой сложный рейс…
— Очень жаль.
Повернулась и вышла из каюты, пошла прочь вдоль зеленой светящейся линии, уводящей вдоль изгибающегося коридора. Бёдра её плавно покачивались в такт шагам, копна каштановых волос густым облаком покрывала голову и плечи. Блейку стоило больших усилий не окликнуть её. Подождав, пока она скроется из виду, он зашёл в свою каюту и плотно закрыл дверь.
Истинную причину такой неучтивости прекрасная Елена так никогда и не узнала.
На следующий день началась штатная процедура подготовки к погружению экипажа в анабиоз. Всё было как обычно. С утра – лёгкий завтрак, затем сканирование на голографической установке, функциональная диагностика и ещё ряд специфичных процедур, о которых не принято говорить вслух. Капитан совершенно овладел собой. С бесстрастным лицом занимался подготовкой оборудования, составлял отчёт для Земли и давал команде последние напутствия. Никто кроме него не знал, что это их последнее погружение в анабиоз, что никто из них уже никогда не проснётся, не вернётся домой, не увидит родных лиц, не вдохнёт полной грудью Земной воздух. Корабль их будет лететь в пустоте целую вечность – безжизненный и холодный. Им суждено пополнить список кораблей, пропавших без вести. Блейк не хотел отравлять сознание подчинённых этими страшными откровениями. Пусть уснут спокойно. Весь ужас положения он примет на себя – это его последний долг перед людьми, доверившими ему свои жизни.
Он лично проверил все аппараты холодного сна, измерил плотность хладагента и погрешность температуры, самым тщательным образом настроил автономную управляющую программу. Затем собрал всех в кают-компании и сказал приличествующую положению речь. На этот раз он не запинался и не краснел. Перед лицом неизбежности он вёл себя предельно хладнокровно. Его преподаватели были бы им довольны. Его спокойствие передалось остальным: со стороны экипажа не последовало никаких вопросов и обидных комментариев. И всё же витала в воздухе некая тревога. Она чувствовалась в приглушённости голосов, в мягкости жестов, в непривычной сосредоточенности лиц. Как будто все предчувствовали, что видят друг друга в последний раз.
Последние тридцать минут были самыми тяжёлыми. Члены экипажа, облачившись в громоздкие комбинезоны, протискивались вперёд ногами в узкие отверстия установок для анабиоза, затем осторожно укладывались в углубление, отлитое для каждого по индивидуальному рельефу; после чего капитан закрывал за каждым люк и плотно затягивал уплотнители, так, чтобы ни один атом вещества не мог через них проникнуть. Последней укладывалась Елена. Специально подгадала так, чтобы остаться с Блейком наедине. Всё смотрела испытующим взглядом на капитана, но он лишь улыбался и ронял ничего не значащие фразы. Да и что он мог ей сказать? Что они безнадёжно заблудились в дальнем космосе? Что энергии для возврата нет? Что их призыв о помощи будет идти до Земли сотни миллионов лет, и их никогда не найдут? Что у них кончаются запасы воздуха и пищи, и что лучшее для них – умереть прямо сейчас?..
Он не проронил ни слова, пока помогал ей протискиваться в установку, молча смотрел, как она осторожно ложится в углубление и откидывает на подушечку голову со стянутыми на затылке волосами. И лишь захлопнув люк, проговорил внезапно отяжелевшими губами:
— Простите меня.
Затем, обойдя ещё раз установки и убедившись, что все операции выполнены точно по инструкции, вышел из зала крионики и направился в капитанскую рубку, чтобы совершить положенные в таких случаях формальности. Теперь он должен был провести полную консервацию корабля с переводом его на автоматическое управление. Следовало составить подробный отчёт о случившемся и отправить его на Землю. А ещё он должен отправить сигнал аварийного бедствия. После чего у него останется время на то, чтобы ещё раз спокойно всё обдумать. Быть может, всё-таки существует какой-нибудь выход? Сколько слышал он потрясающих воображение историй о том, как астронавты чудом избегали гибели и невредимыми возвращались на Землю – в ореоле славы и всеобщей любви?
Усевшись удобнее в своё командирское кресло, капитан поднял взгляд и стал пристально всматриваться в панорамный отражатель. Перед ним разверзлась чёрная бездна с мириадами булавочных проколов розового, жёлтого и синего цветов. На него смотрела миллионами равнодушных глаз Вселенная – холодная и чужая. Ни одного знакомого созвездия не увидел он и не имел ни малейшего представления о том, где они теперь находятся. Трансгрессия – это, конечно же, сильная штука и весьма полезная. Но иногда во время энергетического скачка случаются такие вот промашки. Природа вакуума ещё далеко не изучена. И вряд ли когда-нибудь будет изучена до конца.
Капитан как бы невзначай перевёл взгляд на указатель нейтронного топлива, и в очередной раз его лоб покрылся холодной испариной: стрелка твёрдо стояла на нуле. Если бы оставалось хоть немного, хотя бы несколько грамм, он бы мог наобум, в режиме инверсии выстрелить одиночным импульсом из генераторов поля. Тогда бы он вернулся в точку последней трансляции. Оттуда уже он сможет по цепочке передать на Землю сигнал бедствия. Каких-нибудь два-три года, и прилетит спасательный корабль. Что такое три года в анабиозе? Сущий пустяк. Но этот путь был теперь отрезан. На всякий случай Блейк попробовал задействовать энергетические контуры, но ни один из нескольких сотен датчиков даже не мигнул.
И оставалось лишь два почти невероятных исхода: что на их корабль кто-нибудь случайно наткнётся или, что они сами наткнутся на что-то такое, что поможет им вернуться домой, например — на разумную жизнь. Оба предположения были настолько маловероятны, что никакой математик не взялся бы их подсчитать. В природе просто не существовало понятий для количественного определения этого события. С одной стороны, невозможно было даже приблизительно сказать, в какой в какой части Вселенной они находятся. А с другой стороны, разумная жизнь настолько редка, что случайно натолкнуться на неё — нечего было и думать.
Капитану оставалось одно: поступить по примеру членов своей команды — безмятежно уснуть, чтобы никогда уже не проснуться. Прошьёт ли корпус метеорит, врежется ли корабль в какую-нибудь звезду и распадётся на биллионы атомов, или вечно будет лететь безжизненным снарядом в космические дали – это всё же лучше, чем медленно задыхаться в углекислом газе, замерзать от космического холода и проклинать свою судьбу, вымещая злобу на своих же товарищах.
Хотя, была одна возможность если не для спасения, то для продления жизни. Возможно, обнаружится пригодная для жизни планета в окрестностях ближайшей звезды. Но и это не выход. Даже если и найдётся что-то похожее на Землю, и даже если (о чудо!), там окажется близкая Земной атмосфера и близкая Земной флора и фауна (чудо ещё большее!), то что поделаешь с отчаянной тоской? И как они будут жить на этой планете, зная, что где-то там остались твои мать и отец, твои дети, что где-то ждёт тебя твоя так и не состоявшаяся судьба? Во что они превратятся на этой планете – не потеряют ли человеческий облик? Не перегрызут ли друг другу глотку в бессильной злобе?.. В этот момент Блейк подумал о Елене, вспомнил её лицо в последние секунды, то, как она смотрела на него. Она, кажется, догадывалась обо всём. Но не подавала вида, держалась до конца. Какой характер! Инженер и исследователь – тоже неплохие ребята. Но за них поручиться никак нельзя. Про помощника нечего и говорить. Но что касается Елены, то, как ни призрачен был шанс, ради такой женщины стоило рискнуть! Если бы только нашлась подходящая планета…
Блейк настроил бортовой рефлектор и задал программу поиска. Через полчаса у него была информация обо всех звёздах и их спутниках в радиусе четырнадцати световых лет. Картина вырисовывалась безрадостная. Лишь у одной звезды, находящейся на расстоянии трёх месяцев пути на обычной реактивной тяге обнаружилось пять планет. Три дальних планеты представляли собой облака сжиженного газа с температурой на поверхности минус двести градусов по Цельсию. Ближайшая к звезде планета, напротив, была раскалена до крайности, так что сама светилась в видимом, а также в инфракрасном спектре электромагнитного излучения. Оставалась лишь одна – вторая от Звезды планета. Но и та, судя по всему, была непригодна для жизни: слишком близко находится от своего солнца, поверхность затянута пеленой багровых туч, сильнейшее магнитное поле… Отдалённо напоминает Венеру. Впрочем, издалека можно и ошибиться. И капитан решился. Это был его единственный шанс. И уж если ничего не получится, тогда он со спокойной совестью ляжет в анабиоз.
Можно было погрузиться в кратковременный сон, но Блейк не стал этого делать. Три месяца можно и потерпеть. Запасы кислорода позволяли. Продуктов хватило бы ему года на два. К тому же, он решил во время полёта ещё раз обследовать окружающее пространство и попытаться определить своё местоположение. Да и жалко ему было упускать эти три месяца. В конце концов, он полон жизненных сил. Всякая неподвижность была ему противна, как противна смерть. Рассчитав курсовую, он ввёл параметры в навигатор, и дал максимальную тягу на маршевые двигатели. Товарищи его, лежащие в анабиозе, ничего не почувствовали. Они пребывали в счастливом неведении – в иные моменты полная бесчувственность может казаться счастьем, и такие моменты, как оказывается, в нашей распрекрасной жизни не так уж и редки.
Блейк и сам не понимал, на что надеялся. Чем ближе была планета, тем яснее становилось: вся его затея абсурдна. Никаких признаков жизни. Ни малейшего намёка на саму возможность её возникновения. В самом деле, когда он приблизился к планете и с помощью автоматического зонда сделал спектральный анализ – худшие предположения подтвердились. Температура на поверхности – около четырёхсот градусов Цельсия, давление – под двести атмосфер, бурная вулканическая деятельность на всей поверхности, а в атмосфере – сплошной аммиак, слегка разбавленный водяными парами. Это была молодая планета, такая, примерно, какой была Земля два миллиарда лет назад. Рановато он сюда прилетел. Блейк бросил на пол ленту самописца и решительно направился в рубку управления. Выбора не оставалось. Он должен исполнить последнюю операцию, прежде чем погрузиться в анабиоз.
Теперь следовало вычислить безопасную траекторию автономного полёта корабля, так, чтобы он летел миллионы лет в межзвёздном пространстве, не рискуя при этом быть уничтоженным шальным астероидом или врезаться в какую-нибудь звезду. Если за эти миллионы лет кто-нибудь на них наткнётся – это и будет для них спасением. А если этого не произойдёт – тогда уже ничего не будет.
Выбор безопасной траектории свободного полёта – вот что должен был сделать капитан терпящего бедствия корабля. Это был его последний долг перед попавшим в беду экипажем. Блейк подошёл к делу предельно ответственно. Вариантов было немного: остаться в окрестностях звезды, сделавшись её спутником, или уйти в свободный полёт, направив корабль к любому понравившемуся звёздному скоплению. Второй вариант давал больше шансов на спасительную встречу с какой-нибудь экспедицией. Но и риск был намного выше – рассчитать безопасный полёт на сколько-нибудь далёкую перспективу в межзвёздном пространстве было практически невозможно. Через тысячу лет, через миллион – траектория обязательно изменится, и корабль попадёт в гравитационное поле какой-нибудь звезды. Гораздо безопаснее лететь по вытянутому эллипсу вокруг голубого солнца, направив корабль под прямым углом к плоскости эклиптики планет. Если увести корабль за орбиты планет, от всех потоков астероидов и всяческого мусора – то можно вполне безопасно летать вокруг звезды целую вечность – пока само солнце не сгорит и не станет белым карликом – но это уже слишком далёкая перспектива. Что касается надёжности корабля, то за него можно не опасаться. Конструкция его была простой и прочной. Сплавы титана и кобальта могут служить целую вечность. Автономная энергетическая установка также была спроектирована гениально – оставалось только положиться на её долговечность.
Итак, решено. Корабль станет искусственным спутником голубого солнца. Бортовой компьютер рассчитал безопасную траекторию с апогеем в десять триллионов километров, перигеем – двести сорок миллиардов километров, наклоном орбиты к плоскости эклиптики — семьдесят градусов и периодом обращения в сто миллионов земных лет. Цифра эта – сто миллионов лет – сначала показалась Блейку головокружительной. Но он быстро привык к новому порядку цифр, к космическому масштабу своих проектов, к новому способу мышления. В конце концов, что такое для вечности сто миллионов лет? Пустяк, если смотреть на дело с высшей точки. И очень естественно получилось, что, подготавливая свою криогенную установку, Блейк запрограммировал её таким образом, чтобы через сто миллионов лет хладагент изменил атомную структуру и спровоцировал пробуждение находящегося в камере тела. Блейк сам не знал, для чего это сделал, но быстро нашёл разумное объяснение: хотя бы иногда кто-нибудь должен корректировать курс корабля и проверять состояние всех криогенных установок?
После этого Блейк приступил к осуществлению задуманного. Параметры полёта были введены в навигатор, двигатель приведён в активное состояние. В течение двух дней Блейк составлял подробный отчёт о последних событиях. После чего отчёт был записан на углеродные кристаллы, а также отправлен в виде электромагнитного импульса в космическое пространство – на все четыре стороны. Информация куда-нибудь да попадёт. Затем в течение недели он проводил консервацию корабля по самой сложной – нулевой форме. Воздух в отсеках был обработан высокочастотным излучением, убивающим все микроорганизмы. Продукты подверглись низкотемпературной сублимации. Системы жизнеобеспечения были переведены в режим «малой смерти». Внешние иллюминаторы закрылись ниобиевыми щитами, а носовая часть корпуса покрылась плёнкой фотоэлементов, призванные черпать энергию светового излучения звёзд для поддержания минимума потребностей ослепшего и оглохшего корабля с пятью полутрупами на борту. Капитан работал с предельным сосредоточением. Малейшая ошибка, в масштабах вечности, приобретала самые разрушительные формы. Поэтому ошибок быть не должно. Их и не было. Несмотря на молодость, Блейк всё сделал безукоризненно. И погружаясь в анабиоз, он с полным основанием мог собой гордиться. Он действительно сделал всё, от него зависящее. И даже больше.

Что такое миг? Какова истинная продолжительность секунды? В масштабах вечности – что значит миллиард лет? Этого никто не знает. За одну секунду рождаются и умирают триллионы элементарных частиц. Целые эпохи пролетают между двумя ударами сердца. И сто миллионов лет для галактики, быть может, то же, что для нас одна секунда.
Сто миллионов лет прошли. Инертный газ изменил свою природу. Капитан стал приходить в себя. Для него как бы не существовало этого громадного периода, в течение которого он отсутствовал в материальном мире. Вот он закрыл глаза и сделал глубокий вздох, вот могильный холод побежал по его членам, вот сознание его обволакивает кромешная тьма, и только сполохи высверкивают острыми зигзагами, голова словно раскалывается от этих нестерпимых бликов. Наконец, он погрузился в чернильную тьму – но это продолжалось какой-то миг, и он уже возвращается к жизни. Сон закончился – в это трудно было поверить, но Блейк знал признаки пробуждения – эту одеревенелость и тяжесть во всём теле, ломоту в висках и страшное нежелание просыпаться. Он помнил о своих намерениях – ведь это было только вчера! Вчера он заполнил бортовой журнал и закончил консервацию корабля. Всего лишь несколько минут назад протискивался в криогенную камеру – впечатления так свежи и ярки, что невозможно поверить в то, что минуло столько времени.
Сначала он открыл страшно тяжёлый внешний люк. Сразу хлынул внутрь ледяной воздух, от которого он едва не потерял сознание – это был не тот воздух, которым он дышал несколько часов назад. Химическая природа его была иной – он это чувствовал кожей. Но некогда было раздумывать. Нужно было срочно вылезать наружу и проводить дезактивацию камеры. Нужно было проверить, всё ли в порядке с кораблём, и удался ли эксперимент. Прежде всего: сколько прошло времени? Да, было смутное чувство, что он пробыл в анабиозе долго. Тысячу лет, а может, две тысячи лет. Но сто миллионов – это не укладывалось в сознании. Скорее — в рубку управления. Там находится атомный эталон времени — абсолютный эталон – на все времена и для всех вселенных.
Нарушая все правила и запреты, из криогенной камеры Блейк отправился прямо в рубку. Корабль был погружён во тьму. Лишь кое-где слабо мерцали фиолетовые светляки – значит, действовали солнечные батареи. Также функционировала система регенерации кислорода. И было относительно тепло. Три фактора, которые он автоматически отметил, пока тащился вдоль пустых коридоров, поднимался по крутым ступенькам трапа, затем медленно, как при замедленной съёмке, проворачивал застывшую ручку замка – ручку, которая нисколько не потемнела за всё это время. Дверь, наконец, отворилась, и он тяжело перевалился через высокий порог, едва удержавшись на ногах. Правая рука привычно потянулась к выключателю на стене за спиной, пальцы нащупали выпуклую кнопку, раздался щелчок – и ничего. Рубка по-прежнему была погружена во тьму. Но разбираться было некогда. Он двинулся на ощупь. Пять шагов прямо, затем два направо – и вот он уже перед главным пультом. Позади командирское кресло, а прямо и выше – панорамный отражатель – тёмный, неживой, покрытый пылью в палец толщиной. Отражатель надёжно закрыт снаружи ниобиевыми плитами. Чтобы их убрать, нужно запустить систему аварийного энергообеспечения. Тогда появится свет в рубке управления, поднимется температура, можно будет принять горячий душ, приготовить себе пищу. А пока… он нащупал рукой крышку атомного эталона. Негнущиеся пальцы разомкнули замок и с сухим щелчком откинули металлическую пластину. Мягкое нежное свечение окрасило его пальцы – так светились бериллиевые изотопы. Блейк медленно опустился на колени и приблизил лицо к прямоугольному окошечку, заглянул внутрь. Дыхание его перехватило. Он не сразу осмыслил порядок цифр. Целую минуту он смотрел на изумрудно светящиеся знаки: «3153194076127994, …». Последняя цифра менялась каждую секунду. Блейк никак не мог определить порядок цифр. Запятая то скользила влево, то убегала в конец длинного ряда из слабо мерцающих цифр. Тогда он приблизил руку к циферблату и стал тыкать в цифры указательным пальцем:
— Раз, два, три, четыре…
Несколько раз он проделал эту мудрёную операцию, и всякий раз останавливался на цифре шестнадцать. Но что это означало, никак не мог взять в толк. Шестнадцать знаков перед запятой. Сначала идут тысячи, потом миллионы, затем миллиарды, триллионы… Наконец, он вспомнил, что счёт идёт на секунды, и цифру следовало поделить на число секунд в году. А это составляло – ещё вчера он помнил эту цифру, а теперь… Восемь тысяч семьсот шестьдесят часов умножить на три тысячи шестьсот секунд. На минуту он закрыл глаза, постарался успокоиться, и тут же вспыхнула перед глазами цифра: «31536000». Теперь следовало поделить первую цифру на вторую. Нет, это невозможно сделать в уме. Но можно хотя бы прикинуть порядок. Это намного проще. Шестнадцать порядков поделить на восемь порядков. Это будет, будет, это будет… Ему вдруг стало жарко. Как ни считай, а выходило восемь нулей после запятой. И не секунд, а лет! Искомый интервал времени приближался снизу к цифре в сто миллионов. Неужели, получилось? Чего же он медлит? Нужно было срочно запускать энергоустановку. Провести частичную расконсервацию корабля, проверить состояние тел товарищей и, наконец, осмотреться: не появилось ли в окружающем пространстве чего нового? Быть может, их уже обнаружили?
Следующие семьдесят два часа Блейк работал, не покладая рук. Преодолевая слабость, отлаживал системы, снимал защитные плиты с корпуса, проводил диагностику систем жизнеобеспечения, протирал обзорные экраны от толстого слоя пыли. Когда удалось запустить навигатор, радости не было предела. Корабль весь осветился и словно бы задышал, зажил своей потайной жизнью. Внутри стало тепло и покойно. Ожил панорамный отражатель, и Блейк не без страха стал вглядываться в лицо Вселенной. Первое, что ему бросилось в глаза – изменение цвета звезды, вокруг которой корабль обращался. Из голубоватого спектр сместился в жёлтые тона. Это означало лишь одно: звезда остывала, и довольно быстро. Затем он рассмотрел чуть сбоку довольно крупную фиолетовую точку. На введённый запрос навигатор выдал бесстрастный ответ: фиолетовой точкой была та самая планета, на которую он мечтал высадиться сто миллионов лет назад. Но тогда планета имела совсем другой вид: она имела отчётливый красный оттенок и вся была покрыта непроницаемой облачностью, в которой безнадёжно тонули яркие и ясные тона. Это было довольно странно, и Блейк решил выслать к планете исследовательский зонд, чтобы проверить – что такое с ней произошло. А ещё он удостоверился, что никто до сих пор не обнаружил их корабль, и вообще, расположение звёзд почти не изменилось – настолько все они были далеки и так медленно совершается круговорот материи в беспредельности космоса.
Совершив этот беглый обзор, Блейк отправился к своим товарищам. Одно он уже знал: будить их не было никакой необходимости. Положение нисколько не изменилось, и он спускался в зал крионики единственно для очистки совести. Ну и поправить, если потребуется, технологический режим. Но поправлять ничего не пришлось. Внутри камер была температура абсолютного нуля, и химический состав хладагента не изменился ни на йоту. Оборудование вполне соответствовало параметрам, которые заявляли его разработчики. Жаль только, что сами разработчики об этом так и не узнали.
На третий день он отправил к планете исследовательский зонд, а ещё через день имел на руках подробную и весьма неожиданную информацию о планете. Оказалось, что температура её поверхности снизилась до шестидесяти градусов Цельсия, и что на всей поверхности громыхают грозы – обычные грозы с молниями и потоками дождя. На планете образовались континенты и атмосфера. Дышать, правда, в такой атмосфере было нельзя, но это был уже не аммиак – теперь в ней преобладали соединения углерода с кислородом. Атмосферное давление также выровнялось, хотя всё равно оставалось недопустимо высоким. Вулканическая деятельность заметно снизилась, однако потоки лавы то и дело заливали поверхность планеты и с грохотом низвергались во вновь образованные океаны и моря. Органических соединений обнаружено не было. Но молекулярная структура неорганических соединений усложнилась чрезвычайно, атомные веса отдельных молекул достигали миллионов единиц. И, самое главное, материя развивалась по углеродному циклу, а это обещало в будущем весьма и весьма заманчивые перспективы.
Блейк задумался. Неожиданная мысль мелькнула в его сознании. Планета эволюционировала – это совершенно очевидно. Вопрос лишь в том, как дальше будет происходить её эволюция, возникнет ли на планете разумная жизнь и сколько для этого понадобится времени? Он смутно помнил лекции по палеонтологии и астрогеологии. Для того, чтобы остыть и породить живую клетку Земле понадобилось два миллиарда лет. А эта планета так похожа на Землю! Почему бы и нет? Возникнут со временем густые леса, побегут по густой траве животные, полетят птицы, рыбы будет навалом! Атмосфера, глядишь, насытится кислородом. На всей планете установится отличная погода. Солнце, море и песок, травка и мирно пасущиеся антилопы на расстоянии ружейного выстрела. Интересно, что бы на это сказала Елена?..
Об остальных членах экипажа Блейк как-то не подумал. Но ему это было простительно. После длительного анабиоза случаются иногда провалы в памяти. Как, впрочем, и галлюцинации, а также бредовые идеи и неоправданные надежды. В дальнем космосе и не то случается.
Как бы там ни было, а нужно было снова погружаться в анабиоз. Пока на планете установится отличная погода, пока что-то народится – пройдёт уйма времени. А пока нужно проверить курсовую, законсервировать оборудование, перевести корабль в режим «малой смерти» и погрузиться в анабиоз. Блейк решил не менять технологию – уже проверенную и давшую хороший результат. Снова был отмерен отрезок в сто миллионов лет. Корабль за это время совершит ещё один виток в глубоком космосе и вновь приблизится к загадочной планете. А там видно будет.
И снова было тяжкое погружение в ледяной физиологический раствор, содрогание всех членов, яркие всполохи, затем секундное беспамятство, и вот он уже выползает ногами вперёд через узкую горловину, мотая тяжёлой головой и дрожа крупной дрожью. Снова он повлёкся в капитанскую рубку и удостоверился, что пролежал в анабиозе девяносто девять миллионов лет, и ещё сколько-то там тысяч. Цифры на этот раз не испугали его. Абстрактным умом он понимал их чудовищную величину, но всем существом своим протестовал против такого произвола. Для него почти ничего не изменилось. А ведь внутреннее самочувствие определяет всё – в этом ключ к успеху и преуспеянию, и в этом же причина всех на свете неудач.
Второй раз всё происходило легче и быстрее. Частичная расконсервация корабля, запуск аварийной энергетической установки, обследование ближайшего космоса. Товарищи его спали мёртвым сном и не подозревали, какие удивительные события разворачиваются у них над головами. Возможно, они приняли бы в них самое горячее участие. Но капитан не захотел рисковать. Так спокойнее. На себя самого он вполне мог положиться. А остальные – неизвестно как себя поведут. Пусть уж лучше спят.
Отразив таким образом уколы совести, Блейк приступил к поиску интересовавшей его планеты. Он быстро нашёл её на панорамном отражателе и сразу отметил изменившуюся окраску – от фиолетового к зелёно-голубоватым тонам. Планета всё больше напоминала Землю. Волнуясь и торопясь, он запустил к планете третий зонд и стал с нетерпением ждать результатов разведки.
Результаты оказались шокирующими: на планете кипела жизнь. Но что это была за жизнь! Чудовищные твари всех размеров и форм, и самых неожиданных расцветок — заполнили воду, сушу и воздух. И на каждом пятачке шёл смертельный бой. Твари пожирали друг друга с неистовством, рвали тела на части, и фиолетовая кровь обильно удобряла почву и окрашивала воду. «Вот тебе и пальмы, вот тебе песочек!» – сказал себе Блейк с неожиданным злорадством, словно обрадовавшись такому обороту. Хотя, конечно же, радоваться было нечему. Высадка на планету отодвигалась на неопределённый срок.
Третий цикл анабиоза дался Блейку особенно тяжело. Едва жива он выполз из ненавистной камеры и несколько часов приходил в себя, лёжа на холодном полу, не имея сил пошевелиться. Тело налилось страшной тяжестью, даже мысли были тяжелы, и он хотел лишь одного – снова уснуть, погрузиться в спасительную тьму. Но уснуть не удалось. Природа взяла своё: Блейк постепенно пришёл в себя. Перевернулся на грудь и, отжавшись от пола, встал на четвереньки. Дополз до двери и, ухватившись за скобу, с трудом поднялся на дрожащие ноги. Кровь отхлынула от головы, и он чуть не грохнулся в обморок, но усилием воли удержал сознание и не упал. Кризис был преодолён. Несколько глубоких вдохов, растирание ладонями лица, и вот он уже идёт по коридору, в котором, как в забытом сне, всё мерцают фиолетовые светляки, да холодный воздух слабо шелестит в шахтах вентиляции.
Несколько дней он приходил в себя. Всё-таки, анабиоз – не такая безобидная штука. Он как-то упустил, что во время холодного сна организм всё равно стареет. Конечно же, биологические процессы невероятно замедлены, и всё же – он быстро это выяснил – за триста миллионов лет анабиоза он должен был состариться на двадцать восемь лет и шесть месяцев. Такую цифру дал расчёт, выполненный им на бортовом вычислителе. Глянув в зеркало, он с ужасом убедился в правоте этого расчёта – волосы его побелели, кожа стала морщинистой и потемнела, и черты лица заострились. На него глядел из зеркала другой человек – гораздо старше и неприятнее того, которого он знал. По всякому выходило – теперь ему было за пятьдесят.
Шаркающей походкой поднялся он в рубку управления и стал всматриваться в панорамный отражатель. Привычно уже запустил к планете исследовательский зонд, потом поплёлся вниз, к своим товарищам. Получалось так, что его помощнику уже около семидесяти лет, а Елене – нет, в это нельзя было поверить – цветущей и неподвластной времени Елене должно быть уже около шестидесяти. В такие годы уже не летают. Тем более, женщины…
В холодильнике всё было без изменений. Мёртвая тишина, глубокое и ничем не нарушаемое спокойствие. Впервые Блейк реально ощутил сокрушительный ход времени, подумал, что и в самом деле он может уже никогда не увидеть своих товарищей. И уж точно, он не увидит их прежними. Страшно было подумать о том, что ему, возможно, всё-таки придётся их разбудить. Что же он им скажет?!
Он поспешно покинул этот зал, вдруг показавшийся ему могильным склепом. Не хватало только искусственных цветов, да улыбающихся фотографий в изголовьях. Он вернулся в капитанскую рубку – и вовремя! Только что было принято сообщение исследовательского зонда, отправленного накануне к планете. На плазменном экране разворачивались картины, от которых у Блейка стыла кровь: планету сотрясали войны. Искусственные летательные аппараты на бреющем полёте бомбили укрепления противника, циклопические механизмы сплетались в смертельной схватке, мириады каких-то чудищ набрасывались друг на друга и рвали и метали, образуя ковёр из трупов, нагромождая целые монбланы мёртвых тел. Это было жуткое, завораживающее зрелище. Хуже всего было то, что эти существа совсем не походили на людей – скорее, на каких-то осьминогов с огромной уродливой головой, выпуклыми блестящими глазами и кучей щупалец, на которых они ловко перемещались и которыми рвали друг друга на части. Одно успокаивало – атомную энергию они пока что не открыли. Взорвать планету не смогут. И на том спасибо.
Задав кораблю новый курс, чертыхаясь, проклиная всё на свете, Блейк задраил все внешние устройства и почти с наслаждением погрузился в анабиоз. На этот раз, думал он, навечно.

Но так странно получилось, что ему снова пришлось проснуться. Он в спешке позабыл исправить процедуру пробуждения, и хладагент по неизбежности изменил свою структуру через те же девяносто девять миллионов лет. Хотел он этого или нет, но четыреста миллионов лет спустя, он в четвёртый раз воскрес из мёртвых. Теперь это был уже настоящий старик – было ему пятьдесят семь биологических лет – и каких лет! Если бы он провёл эти годы на воздухе, под ласковым солнышком, в неустанном труде и тихих земных радостях – он бы так не выглядел. Анабиоз ещё никому здоровья не прибавил. Теперь это был трясущийся старик, наполовину выживший из ума, едва стоявший на ногах. С превеликим трудом выбравшись из криогенной установки, он долго не мог понять – кто он и что с ним происходит. Шарил в темноте вокруг себя руками и всё пытался нащупать край постели, на которой он якобы спал. Но он лежал на полу, и край нащупать никак не удавалось. Следовательно, он не мог с постели встать. А значит, или он сошёл с ума и спешить теперь некуда. Или совсем наоборот – он в полном уме и памяти, но всё вокруг непоправимо изменилось. И опять же – делать ничего не надо. А нужно спокойно лежать и ждать, чем всё это закончится. И он бы так и лежал на ледяном полу криогенной камеры, пока бы не закоченел и не помер вполне естественной в его положении смертью. Но внезапно в камере вспыхнул яркий свет – настолько яркий, что Блейк зажмурился и даже через сомкнутые веки чувствовал жжение в глазах и в самой глубине мозга – нестерпимое жжение, от которого нельзя было избавиться. Он закрыл лицо руками и так лежал на спине – жалкий и беспомощный, выживший из ума старик. Вдруг он почувствовал, что какая-то сила оторвала его от пола, он поднялся в воздух и поплыл по воздуху – прямо над полом. Приблизился к двери, та распахнулась – он выплыл в коридор, и дальше, дальше – теперь он уже не сомневался, что сошёл с ума. Жалко это было, но ничего не поделаешь. В жизни нужно всё испробовать. Блейк покорился своей незавидной участи.
А потом он увидел себя сидящим в своём командирском кресле, а прямо перед собой пять человеческих фигур – пять похожих друг на друга стариков, одетых, как и он, в мятые комбинезоны, таких же волосатых и измождённых на вид.
«Изыйди!» — хотел он закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Даже для крика у него не было сил. И тут же в голове у него прозвучал ясный голос:
«Не бойся! Мы не причиним тебе вреда».
Блейк присмотрелся – старики, все как один, смотрели ласково и улыбались одинаковой улыбкой.
«Галлюцинация!» — сказал сам себе.
«Не сомневайся. Мы реально существуем» — снова прозвучало в мозгу.
Блейк сильно зажмурился и потряс головой, стараясь прояснить сознание, и в ту же секунду ощутил, как через тело его прошла мощная тёплая волна, и все члены его словно ожили, спина распрямилась, он встрепенулся и сел в кресле прямо. Голова больше не кружилась. Он видел всё ясно, отчётливо. Жизненная энергия вернулась к нему. Старцы не только не исчезли, но сделались как бы ощутимее. Теперь он видел, что это никакая не галлюцинация, а самая что ни на есть реальность.
«Тебе стало лучше», — заключил голос. И добавил: «Мы поможем тебе. Ты снова будешь жить».
— Кто вы? – спросил он твёрдо.
— Мы жители Эридана, планеты, за которой ты наблюдал. Мы преклоняемся перед тобой. Ты прилетел сюда, когда нашей цивилизации ещё не было. Ты не причинил нам вреда. И ты попал в беду. Мы пришли, чтобы помочь тебе.
— Но погодите. Я же видел, что вы не такие! Это были какие-то осьминоги. А вы совсем как люди.
— Мы имели когда-то примитивную форму. Но всё это в прошлом. Теперь мы существуем в виде чистой энергии. Нам не нужна материальная форма. То, что ты видишь – пустая оболочка. Мы не хотели напугать тебя, поэтому приняли вид существ вашей расы.
Блейк недоверчиво улыбнулся, но в этот момент, старцы, все пятеро, вдруг исчезли. Одновременно в голове его зазвучало:
«Ты видишь – мы можем всё. Мы – вечная и неуничтожимая форма жизни. Ты можешь стать таким, как мы. Мы пришли спросить тебя – хочешь ли ты этого? Это великая честь, но ты её заслужил!»
— Стать таким, как вы?
«Да, ты обретёшь бессмертие, станешь всемогущим. Тебе откроются тайны материи и времени. То, к чему мы шли так долго – достанется тебе даром. Наша цивилизация прошла очень непростой путь. Мы много раз могли погибнуть, миллиарды наших предков отдали свои жизни ради того, чтобы мы смогли достигнуть бессмертия. Нас всего пятеро, но мы вместили в себе целый сонм душ наших предков. Мы понимаем, тебе непросто решиться. Но счастье будет беспредельным».
— А как же мои товарищи?
«Какие товарищи?»
— Мой экипаж. Их вы тоже сделаете всемогущими?
«Зачем?»
— То есть как? Мы – одна команда.
На этот раз ответ последовал не сразу. Старцы, видно, предприняли совет. Ответ был лаконичен:
«Мы не можем их принять».
—Почему?
«Нас всего пятеро. И вас пятеро. Это невозможно».
— Да почему невозможно? Было пятеро, а станет десять. Что в этом плохого?
«Невозможно!» — был ответ.
Блейк не стал спорить. В самом деле – как он мог просить за своих товарищей? Ещё неизвестно, что они сами на это скажут.
Он призадумался. Следовало попытать счастья в другом направлении.
— А вот вы сказали, что вам подвластны все тайны.
«Это так».
— Значит, вы знаете, где находится Земля, наша родная планета?
«Знаем».
Блейк внезапно поперхнулся.
— И вы сможете помочь нам вернуться – на Землю?
Последовала пауза, во время которой он слышал, как бьётся сердце. Чего они медлят? Почему не отвечают?
«Это невозможно!» — отчётливо раздалось у него в мозгу.
Блейк вскочил.
— Как же невозможно? Вы сами сказали, что всемогущие! Выходит, вы обманывали меня. Обманули, ну сознайтесь, обманули? Сказали, что всё можете, а сами…
«Нет, не обманули. Мы можем всё. Нам подвластна материя. Мы управляем временем».
— Тогда верните нас. На Землю. Я требую!
«Земли давно не существует. Земля погибла, и цивилизация землян погибла тоже. Никто не выжил. Мы не хотели тебе говорить. И мы слишком поздно узнали об этом. Не успели вмешаться. Ваш мир слишком далёк от нас. Это была прекрасная раса! Ты – её достойный представитель!»
Последних слов Блейк не слышал. В мозгу стучалось: погибла, Земля погибла. Да как же это? Быть этого не может. Но я ведь жив? Как может погибнуть Земля, когда я здесь и помню о ней?
Он с надеждой посмотрел на старцев, которые в какой-то момент материализовались и тихонько висели теперь в воздухе возле противоположной стены. Но те не захотели дополнить сказанное или что-нибудь поправить. Очевидно, они уже всё сказали. И они сказали правду. Да и зачем им было обманывать?
Блейк сидел, опустив голову. Лучше бы он вовсе не просыпался. К чему теперь вечная жизнь, когда все его родные давно мертвы, а Земли не существует? Всё это было слишком жутко, чтобы вынести слабому человеческому уму.
— Я хочу умереть, — тихо проговорил он. В общем-то, это был уже глубокий старик. Жить, по земным меркам ему оставалось недолго. Чего ж тянуть?
«Подумай ещё раз» — снова прозвучало в голове. — «Завтра мы вернёмся и выслушаем твой ответ. Мы сделаем, как ты скажешь. Обещаем!» — С этими словами старцы растворились в воздухе.
Не хотелось Блейку ни о чём думать. Сразу оборвать все нити – и дело с концом. Но ему показалось невежливым обмануть эти духовные сущности. И он решил прожить ещё один день. Он спустился в криогенную камеру, чтобы проститься со своими товарищами. Мелькнула мысль о реанимации всех четверых, но когда он представил последующую сцену, когда вообразил, какими глазами они будут смотреть друг на друга – всякая сентиментальность покинула его. Пусть навсегда останутся молодыми – решил он и поспешно покинул камеру. Скоро он присоединится к ним, разделит их участь – участь последних Землян, вынужденных заканчивать свою жизнь где-то на задворках Вселенной без всякой надежды на возрождение некогда великой и подававшей такие блестящие надежды цивилизации.
А ночью, впервые за последние четыреста миллионов лет, ему приснился сон. Удивительный цветной сон. Он видел себя маленьким, каким он был в детстве. Он бегал по цветущему лугу, убегая от матери, которая со смехом ловила его, а потом брала на руки и легонько подбрасывала в воздух. Сияло ослепительное солнце, ласковый ветер навевал сладкие запахи, и он заливисто смеялся, так, что дрожали щёки и бежали слёзы из глаз – так ярко и ощутимо он это чувствовал, что проснувшись, долго не мог прийти в себя, слёзы продолжали течь из его старческих глаз, и он всё шевелил беззвучно губами, всё звал маму – маму, которой давно уже не было на свете, образ которой оставался в его воспоминаниях. Но и эти воспоминания должны были умереть – вместе с ним. Он долго лежал в полной темноте в своей каюте, обессиленный от пережитого, и такая тоска сжимала его сердце, такая раздирала душу боль, что казалось, сердце не выдержит этой боли, этих воспоминаний, этой жестокой действительности. «За что же, — спрашивал он себя, — за что мне это испытание? Почему именно я должен всё это вынести?»
Вопросы эти, как и все им подобные, остались без ответа. Никто не в чём не виноват. Так получилось.

Когда старцы материализовались перед ним, он был спокоен. Слёзы высохли, чувства улеглись. Он покорился неизбежности.
«Ты принял решение?» — прозвучало у него в мозгу.
Блейк бессильно склонил голову, как будто стыдился того, что он сейчас скажет.
— Я не хочу, — выдохнул он.
«Ты отказываешься от нашего предложения?» — последовало уточнение.
— Отказываюсь, — повторил Блейк едва слышно. — Земля погибла. Мои товарищи мертвы. Зачем тогда жить?
В рубке повисла звенящая тишина. Кажется, само время замерло.
«Что же, ты сделал свой выбор. Мы уважаем твою волю!»
Старцы одновременно склонили свои седые головы, то ли прощаясь, то ли в знак почтения…
Дальнейшее происходило как во сне. Блейк из последних сил произвёл консервацию корабля, затем тщательно убрался в своей каюте, выполнил положенные процедуры и облачился в изъеденный временем комбинезон. Старцы ни во что не вмешивались. Словно привидения перелетали из отсека в отсек и молча следили за приготовлениями Блейка. Во взглядах их чувствовалось неодобрение.
И вот, наконец, приготовления завершены. Блейк, кряхтя и морщась, залез в ненавистную камеру, инициировал процедуру погружения в анабиоз и с силой захлопнул тяжёлый люк. Последнее, что он увидел – было благостное лицо старца – он заглядывал в камеру и тряс своей козлиной бородкой. Из вежливости Блейк через силу улыбнулся и моргнул глазами. И уж после этого глубоко вздохнул и закрыл глаза. Крупная дрожь прошла по его телу, его прошиб ледяной озноб, привычно засверкали ослепительные зарницы, и сознание Блейка погасло.

Забытьё длилось какой-то миг. И вот уже кто-то с силой тормошит его. Блейк открыл глаза и тут же зажмурился от резкого света, в нос ударил резкий запах нашатыря – Блейк всё не мог прийти в себя, не понимал, что с ним творится. Наконец, сознание стало проясниваться. Он заставил себя открыть глаза, и увидел перед собой Елену. Он лежал на полу в своей каюте, а Елена сидела на нём сверху. Лицо её раскраснелось от усилия, глаза были широко раскрыты, она тяжело дышала и приговаривала со свистом:
— Узнаешь, как умирать. На тот свет захотел? Тебе ещё жить и жить. Такой молодой. Я тебе покажу! – И она снова принялась наотмашь хлестать его по щекам обеими руками.
Блейк испытал в первую секунду восторг от этих размашистых ударов, от этого почти одухотворённого лица, от страстности, с которой прекрасная женщина боролась за его никчёмную жизнь. «Как хороша она, должно быть, в любви!» — подумал он с восторгом, а в следующую секунду получил такую оплеуху, что голова его едва не укатилась с плеч.
— Елена, погодите, я уже в порядке, — забормотал он, превозмогая слабость. — Видите, я уже встаю. Только не бейте по голове, а то я вовсе перестану соображать. — Блейк рывком поднялся и сел на полу, опёршись руками сзади. — А что случилось? Где все остальные?
— Что случилось! — Елена погрозила ему пальчиком. — Он ещё спрашивает! Это мы должны у тебя спросить – как тебе удалось вернуться домой. Хотел сделать нам сюрприз? Да вот только вышла у тебя осечка. Режим холодного сна неверно рассчитал. Если б не мы, спать бы тебе до скончания века. Ты бы через сто миллионов лет проснулся – понимаешь?
Блейк застыл с открытым ртом. Воспоминание вдруг ослепило его.
— Но как же, — начал он. — А где…
Но Елена не дослушала
— Быстро поднимайся! – скомандовала она. — Через восемь часов проходим пояс астероидов, затем внешний контроль. Комиссия сюда прибудет. Но прежде ты должен нам всё объяснить. Через полчаса сбор в кают-компании. Вот тебе восстанавливающий коктейль. Пей скорее и приводи себя в порядок.
— Так мы что, к Земле летим? — воскликнул Блейк.
— А ты как думал? — удивилась в свою очередь Елена. — Мы ждём тебя. Через полчаса! — И скрылась за дверью.
Блейк озадаченно потёр лоб, затем поднялся на ноги и пошёл к двери, держа в правой руке высокий стакан с пенящимся коктейлем. Возле двери остановился и залпом выпил, не чувствуя вкуса и думая лишь о том, чтобы не поперхнуться. Жидкость тугим комком протиснулась через горло и ощутимо стала перемещаться вниз по пищеводу. Подождав, когда холодный ком достигнет цели, Блейк кивнул своим мыслям и пошёл в душ смывать с себя остатки гелия.

Через тридцать минут он сидел в своём капитанском кресле и отвечал невпопад на вопросы товарищей. Чем больше его спрашивали, тем неувереннее он выглядел. С одной стороны, все были довольны таким исходом дела. Слишком живы были в памяти подробности их последнего разговора. Кажется, это было вчера – они сидели в этой самой каюте и не знали, как им быть. Потом они залегли в анабиоз, а потом все разом проснулись и обнаружили, что корабль благополучно возвращается в Солнечную систему, система навигации в порядке, и нет никаких причин для беспокойства. Пока капитан пробуждался, помощник с инженером успели порыться в бортовом журнале и изучили показания навигатора. Но ровно ничего не поняли – там была записана какая-то чушь. Надежда оставалась на капитана, но тот мало помалу начал заговариваться, так что очень скоро любопытство сменилось тревожным недоумением.
— Чего он плетёт? – горячился первый помощник. — Какие-то старцы, разумная планета. Он что, совсем уже?
— Такое бывает иногда, — пыталась спорить Елена. — Последствия анабиоза, нервные перегрузки. Галлюцинации, навязчивые идеи. Не мне вам объяснять.
— Если у него такие последствия, то я ни за что не отвечаю, — горячился помощник. — Вы хорошо знаете, что бывает с теми, у кого наступают последствия.
Елена была не из тех, кто позволяет говорить с собой подобным образом. Глаза её сузились, ноздри затрепетали, и она заговорила звенящим голосом, чеканя слова:
— А я вам говорю, что вы ведёте себя недостойно! Будет назначена комиссия, которая во всём разберётся. Вы должны радоваться, что вернулись домой живым и невредимым. Что вам ещё надо?
Блейк слушал эту перепалку с таким видом, будто речь идёт не о нём. Всё это время он мучительно припоминал последние события, которые, в самом деле, как-то мешались у него в голове. Сознание его куда-то уплывало, и всё казалось нереальным, размытым — словно в плохом кино. Впрочем, он делал скидку на анабиоз. Елена была права – всё это могло ему померещиться. Но как же тогда корабль вернулся обратно? Ведь у них на самом деле не было ни грамма нейтронного топлива. И они действительно заблудились!
Впрочем, контрольная комиссия во всём разберётся. И если он в чём-то виноват – его накажут. Это будет справедливо. Космос – слишком серьёзная штука, чтобы с ним шутить. Отвечать за свои ошибки следует по всей строгости закона – без всякой скидки на возраст и привходящие обстоятельства.

Выписка из заключения Комиссии Высшего Контроля
Главного Управления космических перелётов:

«1. Признать действия капитана второго класса Блейка в критической ситуации точными и единственно верными.
2. Отстранить капитана второго класса Блейка от лётной практики в связи с необратимым поражением коры головного мозга вследствие термической травмы. После прохождения шестимесячного курса реабилитации в условиях средиземноморья использовать при выполнении заданий, исключающих осуществление руководящих функций, а также полёты в космос».