Солисты


Солисты

«Уже не зреть мне светлых дней
весны обманчивой моей»

…Тонкий нутряной звенящий голос народной певицы Евгении Смольяниновой. От звучания этого колокольца в сердце возникает нежность, как горькая горечь, и сухая недоразвитая моя душа начинает ощущать боль, забытую во времени. Сжимается горло, промокают слезами давным-давно не плакавшие глаза. Потом становится легко.

Этот голос заставил вспомнить мое полудетское настоящее счастье. Оно стало тогда возможным благодаря такому же тонкому и нежному голосу — другого Солиста.

В актовом школьном зале на четвертом этаже обычной среднемосковской школы, перед ноябрьскими каникулами, шел было концерт «художественной самодеятельности». Да вдруг закончился. Потому что после цыганочек, Стрекоз и Муравьев на сцену вышел красивый мальчик лет двенадцати и запел, один, без какого-либо музыкального сопровождения.

А пел он «Аве Мария» на итальянском языке.

Мальчика звали Саша. Он учился в пятом классе. Слушать его пришли все старшие классы и вся учительская. Его уже больше не отпускали со сцены до тех пор, пока директриса не сказала: «Хватит! Дайте же ребенку отдохнуть!»

Чудесный ребенок — вундеркинд Сашка «числился» в Людкином пятом «Б».

В этом незнакомом для Людки классе ее сразу же избрали как новенькую отличницу председателем совета отряда.

Выступила одна девушка, Оля, и предложила. По вредности.

И Люда, тоже не без вредности, стала командовать 5-ым «Б» классом, яростно отчитывая на собраниях мелкий народ за плохое поведение и успеваемость.

А девочка та, Ольга, только усмехалась и перешептывалась со своей самой близкой подругой Смирницкой, а на вопрос классной, молодой математички: «В чем дело,девицы?»- они уж и вовсе прыскали в кулак.

Классная продолжала пытать: «Сами отличницы, и не согласны с мнением своего Председателя? Тогда предлагайте собственное решение, как бороться за успеваемость!» — и эта парочка дружно отвечала:« Что Вы, что Вы, согласны мы, Ольга Ивановна!Попробовал бы кто-нибудь с этой председательшей не согласиться…»

— «Тогда сидите смирно!» — заулыбалась классная руководительница.

Эта вредина Ольга была, безусловно, не дурой. Она «выступала» вовсе не против Людки, это Людмила чувствовала, просто Ольге, видимо, тоже было скучно. А еще скучнее Ольге стало, когда Смирницкая вдруг переехала в дальний новый район, где даже метро не было, но зато в отдельную квартиру, и в школу больше не приходила.

Однажды всей школой пошли в шикарный панорамный новый кинотеатр «Мир» на Цветном бульваре смотреть заграничный, широкоформатный и цветной, фильм «Хижина Дяди Тома». Не знаю, что уж там было в этом фильме, но он получился здорово душещипательным. Людка видела, как девчонки из ее класса всю дорогу плакали, а Людка все крепилась, больше потому, что после слез нос у нее был всегда как красная свекла и распухший, и с этим невозможно было показаться на улице.

А тем более — перед классным красавцем Сашкой.

Саша нравился всем, но Людке — особенно, и конкретно — по трем причинам.

Во-первых, пел он действительно очень хорошо. Замечательно, если честно признаться, пел. Просто второй (а, может, даже и лучше!), русский Робертино Лоретти, кто понимал.

На уроках пения Саша бывал нечасто, как и в школе вообще. Но когда был, то училка по пению всегда просила его выступить перед классом, сама садилась за рояль, о чем-то они тихо шептались, потом шелестели нотные листы,и солист Сашка громко и очень красиво и здорово что-нибудь пел высоким мальчишеским голосом на «бис».

Когда он замолкал, все ошалело немели на некоторое время. Провисала белой экранной простыней оглушительная тишина. А потом начиналась «бурная реакция», и урок был практически сорван.

Во-вторых, Саша пел не где-нибудь, а в хоре ансамбля имени Локтева, в новом Дворце Пионеров на Ленинских Горах.

Со своим хором он виделся чаще, чем с одноклассниками, потому что постоянно уезжал за границу. Например, был в Венгрии, Румынии, ГДР и даже в самой Болгарии, Людкиной мечте из-за соседки Галки-Болгарки.

Странно, но все ровесницы из-за Галки казались Людмиле дурочками. Ей с ними было не то чтобы неинтересно, а скучно. В родном дворе все без исключения девочки, даже старше на несколько лет, подчинялись Людке беспрекословно.

Галка же, встретив ее однажды у школы, весело сообщила, что в мае она выходит замуж и приглашает Милочку лично и персонально на свадьбу.

(Надо заметить, что их ЗАГС был во дворе за кирпичной стеной старого дома, в Малом Харитоньевском переулке. Он стал вдруг называться Дворцом Бракосочетания, а переулок переименовали в улицу Грибоедова, после того, как на Чистиках поставили памятник поэту Александру Сергеевичу – Второму).

А потом Галка сказала, что после свадьбы молодые переедут жить к мужу.

Тут Людмила и вовсе приуныла. Ей казалось, что теперь она точно станет никому не нужна.

— «Эй, не грусти! Я же буду приезжать к маме, и ты к нам придешь! Еще сто раз увидимся!»- прощебетала Галка и побежала к метро.

У Люды едва хватило сил сказать «Спасибо!», обнять свою чудесную Галочку и не разреветься на улице.

А в-третьих, Сашка снимался в кино. То есть снялся он только пока что в эпизодах «Толпа полу-мелких детей» в одном-единственном фильме, но зато в том, где взрослый мальчик всех спрашивает: «А чего вы тут делаете-то? Ведь кино-то уже кончилось!»

ххх
Кино, действительно, давно кончилось, Людка замерзла ждать на остановке, когда же приедет такой троллейбус, в который можно будет влезть. Вот он приехал, распахнул двери, никто не вышел, осталась одна свободная ступенька, эх, если бы кто-нибудь сзади подтолкнул!

И,вот правда, ее здорово подтолкнули и стали рядом, за спиной. Дверь закрылась, и поехали.

-«Дэвушка, передайте на билетык!» — почему-то с кавказским акцентом затыкала ей в спину четырьмя копейками одноклассница Ольга. Людка перевернулась, взяла мелочь, добавила свою и передала дальше.

Оля сказала, как всегда, с усмешкой: «Да я вижу, Вы и не плакали, мадмуазель? А я, вот, грешным делом, прослезилась. Тебе что, не понравилось?» — и цепко впилась глазами в Людку.

Людка вдруг решилась и ляпнула: «Знаешь, понравилось. Только вот мне очень плакать не идет, я и так страшная.»

И вот тут произошло нечто. Не то, чтобы чудо, но свет какой-то пролился из Ольгиных зеленых глаз, красивыми «рыбками» плывущих к переносице, и удивительное ее нежное лицо с горбатым тонким носом («ахматовским», поняла позже, ровно через год, Людмила, когда ей подарили маленькую книжку стихов с портретом незнакомой Поэтессы) стало серьезным и настоящим.

-«Люда, знаешь, я осталась одна, без подруги, и мне очень трудно сейчас. Вот ты всегда умеешь быть одна, тебе никто, видимо, не нужен. Может быть, мы сумеем подружиться с тобой? Мне кажется, что ты неглупа»

Людка не дала ей договорить: « То есть, не так глупа, как все остальные в классе?»

— «Ну, зачем ты так, сначала я, а теперь ты ёрничаешь?»

Людку как прожгло этим очень ей знакомым словцом, неприятным с детства, когда сосед-профессор немецкого языка Александр Андреевич Лепинг, бывший владелец всей Людкиной коммуналки, выговаривал по общему, висевшему в дверях, телефону ее пьяному отцу, который иногда звонил и с матом требовал к телефону у «тёзки» дочь: «Зачем Вы ёрничаете, Николай Андреевич! Позвоните в другой раз, ребенка нет дома!» — и решительно вешал трубку.

Теперь вот, оказывается, пыталась «ёрничать» сама Людка. Тут стало так вдруг ясно, что теперь нельзя быть, оказаться, или просто казаться, дурой перед Ольгой…

Иначе действительно будешь совсем одна, со всеми своими горькими мыслями, и не с кем будет поделиться, и не у кого больше спросить, почему всё не так.

Когда Людмилу в детстве спрашивали, кем она хочет быть, ответ получали один: учителем. Так было с пяти до двенадцати лет.

В тринадцать лет многое вдруг напроисходило с Людкой.

Началась удивительно счастливая жизнь. Людмила «не вылезала» от Ольги, они часто и подолгу гуляли вместе по Чистым, под руку, провожая друг друга до дома.

Ольгина шестикомнатная коммуналка на первом этаже на улице Грибоедова была прямо напротив Дворца Бракосочетания, откуда то и дело раздавался Первый Концерт Чайковского, и она стала Людке гораздо роднее, чем ее «новая» квартира в Большом Козловском.

(Марш Мендельсона и Первый концерт Чайковского раздался однажды летом просто на улице, через праздничные громкоговорители, на бракосочетании не только всемосковского, но и всесоюзного масштаба.

Ольгины соседи прослушали его, лежа животами на подоконниках распахнутых окон своих комнат, и даже успели увидеть напротив, в широко раскрытых дверях Дворца Бракосочетания, кусок парадной лестницы, ярко освещенной средь бела дня хрустальными люстрами и вспышками аппаратуры корреспондентов всех газет и телевидения.

Невестой была Первая женщина-космонавт Советского Союза Валентина Терешкова, женихом – просто космонавт № 3 — Андриян Николаев.

Самым первым детским воспоминанием Ольги было платье невесты – светло-кремового цвета, все усеянное пришитыми маленькими чайными розочками.)

Семья Ольги: ее отец, мама и бабушка — приняла Людку просто, тепло и сердечно. Там ее полюбили как родную.

Людка с удовольствием и очень часто ходила к Ольге.

У Ольги и соседи были нормальными людьми. Даже разрешали, чтобы Людка мылась у них в ванне. И никогда не делали никаких замечаний. Жили все дружно, охотно помогали друг другу.

Людка, чужой ребенок, стала там счастлива.

А еще Ольгины родители водили девчонок в музеи.

В музеях и театрах до этого Люда бывала только со школой или с классом. А здесь – впервые сама, без рассказов и подсказок, без экскурсоводов, знакомилась с картинами, близко подходя к надписям и пытаясь запомнить тех, кто понравился.

Многое забывалось уже дома, но тут на помощь приходила Ольга и запросто подсказывала не только автора, но и название какой-нибудь картины, потрясшей Людку до онемения.

— «Откуда ты все знаешь? – удивлялась Людмила . — У меня ведь тоже память неплохая, а вот не запомнила с первого раза!»

Ольга отшучивалась, что она уже сто раз бывала во всех этих музеях, и только ради Людки потащилась в сто первый.

— «Спасибо! – умилялась Людка, а Ольга хохотала: «Ты что, дурочка? Прямо я вот только из-за тебя и пошла бы, как бы не так!» — и было непонятно всегда, то ли шутит, то ли не очень.

Людмила во всем любила прямоту. Если ей что-то было непонятно, спрашивала, причем, до тех пор, пока не получала прямой и ясный ей ответ.

Но было слишком много тонких обстоятельств у тех, кто не хотел или не мог ответить ей прямо.Особенно у взрослых. Вечно какие-то тайны и недомолвки!

Тогда она злилась и спрашивала у других.

Другие же могли или послать подальше, или соврать.

А вот ложь Людка чувствовала кожей, ей даже стыдно становилось за тех, кто врет.

Когда в первом классе всех однажды поставили столбом, пока не скажут, кто разбил стекло, Людке было стыднее всех.

Она была очень тонкокожей блондинкой и на все реагировала мгновенным покраснением:
и если бегала на физкультуре, и если поднимала с пола карандаш, а уж если ее ругали, то просто была вся красная.

Нина Михайловна, самая первая, любимая учительница, внимательно осмотрев класс, подошла вдруг к Людмиле и сказала: «Ты, Людмила?»

Все облегченно засмеялись, задвигались, тогда Людка громко спросила : «Почему?»

— «Потому что тебе очень стыдно! Значит, ты это сделала. Все сели, а ты, Люда, выйди из класса и позови ко мне бабушку! Пусть она теперь заплатит за стекло!»

Тут раздался тонкий голосок Леши Старова, соседа по парте: «А вот и не Николаева вовсе разбила, а я знаю, кто, а не скажу!»

— «Ну, и кто же разбил? Так, все опять встали! Людмила, а т ы куда? Можешь тоже остаться и постоять, раз не ты! Или сказать, кто, если не ты!»

— «Почему опять я? Нет, я лучше все-таки выйду из класса»- и Людмила потопала к двери.

— «Стоять, я сказала!» — Нина Михайловна покраснела теперь уже сама.

Тут Людка развернулась перед всем классом и спросила : «Нина Михайловна, а теперь ВАМ очень стыдно?»

Учительница пошла пятнами, но у нее хватило силы воли посадить детей на место и начать урок.

ххх
Многие вещи, которые Люда любила, Ольге не нравились совсем. Но Оля не пускалась в объяснения, почему, а просто делала презрительное лицо и говорила: « А ты подумай сама!»

Любимым или часто повторяемым словом Людки было слово «искренний, искренне», а Ольги «пошлый, пошло».

И Людка боялась этого Ольгиного слова. Искренне. От всей души.

Потому что боялась презрения и потери единственного интересного ей человека — Ольги.

Многое пришлось им обеим перетерпеть друг в друге.

Перед седьмым классом Людка летом уехала в деревню на все каникулы.

Ольга начала переписку. Обе девочки почувствовали такую печаль от разлуки, что письма их опережали ответы. Как и всегда в таких случаях, кто-то чего-то не так выражал, кто-то недопонимал, короче, надо было встретиться и разобраться лично. И это немного пугало.

Что будет, если ошибка, если человек «не тот», а ты, как дура, всю себя наизнанку, а другому и не интересно?

Девочки боролись как два лидера, один из которых был экстравертом, но молчал о главном, другой – интравертом, но проговаривал свою оценку вслух.

При встрече обе ахнули, как они изменились за лето внешне, и все остальное как бы стушевалось, опять начались прогулки по Чистым прудам, бесконечные интересные разговоры.

А еще Людке за две недели до первого сентября удалось увидеть «классного красавца»-Санечку с «кодлой» человек из десяти мальчишек.

Людка очень здорово похудела за три деревенских месяца, была подтянутая, загорелая, с абсолютно выгоревшими, местами до белизны, чистыми подвитыми волосами, в облегающем почти взрослом коротком платье из тонкой вискозы и в маминых «золотых» индийских шлепанцах на высокой танкетке.

Она бодро «сделала ручкой» мальчикам и, пружиня на пробковой подошве, свернула к булочной, куда и направлялась с маминой же белой сумкой.

В ответ раздался бешеный свист, и Сашка, который обращал на нее внимание только в группе на уроках немецкого и даже садился к ней за парту (чтобы легче было списывать), вдруг догнал ее и сказал: «Ну, ты даешь, Людмила! Немка ты настоящая стала! Скоро увидимся, пока!»

Людка ликовала! Главное, потому, что ей самой не захотелось помчаться навстречу Сашке. И это была ее первая маленькая победа.

Людка безусловно была влюблена — но как-то странно, — вообще во всех и сразу — окружавших существ мужского пола, при этом, только — в красивых.

А поэтому как-то само собой, совсем вроде и незаметно — оказалось, что за лето «отпала» любовь к певцу Сашке.

Подруга Ольга нарисовала однажды на уроке мужской портрет с бородкой и написала под ним : «Мой идеал». Тут же этот красавец-бородач стал и Людкиным идеалом.

Они с Ольгой часто критиковали каждая свою внешность.

Людка вдруг замолчала на эту тему, а Ольга заметила, что только она одна продолжает ругать себя за свою «некрасивость».

— «Ты считаешь себя красивой теперь? – многозначительно спрашивала Оля.

Людка отмалчивалась. Тогда Оля начинала сама по деталям разбирать Людкину фигуру и морду, и в итоге приходила к неутешительным выводам. Потом облегченно приступала к осуждению выдуманных недостатков ее собственного, на самом-то деле безупречного, тела. На это Людка пыталась ей возражать, что Оля-то как раз красивая, а вот Люда-то нет.

Людка нарисовала на той же промокашке с юношей-эталоном, но чуть ниже, себя-раскоряку и приписала сверху над юношей «Это — мой идеал», а снизу под автопортретом – «А это – Я!».

Ольга сказала как-то: «Все девчонки в нашем классе влюблены в этого дурака — Сашку.
А что в нем красивого? Он просто – смазливый.»

Людка же вдруг задумалась над тем, почему она так интересовалась этим Сашкой?

Действительно, он смазлив.

Но что-то иное в нем, а, скорее, в его жизни, притягивало Людку как неразрешимая загадка.

И вдруг ее озарило на уроке немецкого, когда он списывал, сидя рядом с ней как всегда, а она смотрела на его профиль, не стесняясь.

Он — Солист. А его судьбу сделал Ансамбль Локтева.

Во Дворце пионеров на Ленинских.

Но ведь Людка-то тоже была когда-то в хоре, только в своем районном Дворце пионеров, в родном переулке Стопани! Пела «вторым голосом», хорошо, особо чувствовала, как удавались ей низкие ноты.

Даже выступили всем хором на дворцовой елке с серьезной вещью из «Князя Игоря» ; Людка до сих пор часто напевает: «Улетай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша, туда, где мы тебя свободно пели, где было так привольно нам с тобою!»

Все остальные песни – только пионерские — «Орлята учатся летать» или школьные: «Туда мы ребятишками с пеналами и книжками входили и садились по рядам…» Или революционные — «Гренада, Гренада, Гренада моя!» или «Куба — любовь моя, остров зари багровой!»

Потом закрыли Людкину школу, за ненадобностью, потому что в Центре остались одни старухи, а семьи с детьми переехали в новостройки.

И вот, в новой и чужой школе, петь уже как-то расхотелось.

А что если начать ездить теперь с Ольгой во Дворец на Ленинских?

На следующем уроке Людка подспудно выяснила, что Оля петь не умеет «ваще» и слуха у нее почти что нет, однако, петь она все равно любит и любит слушать музыку.

Людка расстроилась, потому что поняла, что в хор Дворца Пионеров на Ленинских их вдвоем не возьмут (в себе она, почему-то, не сомневалась…).

Ну, хорошо, а если не хор, а кружок художественного слова?

— «Ну, Оль, ну, пожалуйста, ну что тебе стоит со мной вместе туда записаться, ну ты что, стихов со сцены никогда не читала, что ли?» – ныла Людка, весь год почти канючила, до тех пор, пока Ольга не сдалась.

«Что касается твоего предложения, а именно записаться в кружок, то я согласна в принципе. Все равно нам надо будет куда-нибудь себя девать, но я боюсь, что мы слишком большие, и, стыдно признаться, я очень стесняюсь. Однако, если ты на меня поднажмешь, я все-таки пойду в этот твой кружок.» — написала ей Ольга в августе. Людка продолжила тему в сентябре.

— «Ну ладно, Люд, поехали, хотя бы прогуляемся, там так хорошо на Воробьевых ранней осенью, красиво, я была с родителями, уже давно, правда.»

И они поехали. И записались. А «художественного чтения» не было. Уже или еще. Зато шел набор в «Кружок художественного творчества». Ходили туда «все возрасты», как взрослые семнадцатилетние, так и мелкие тринадцатилетние поэты и писатели.

В начале сентября, в 7-м классе, девочки нашли свою Линию жизни.

А в конце декабря, перед Новым Годом, Кружок выступал на малой сцене Дворца, рядом с бассейном с золотыми рыбками, с «отчетным творческим концертом».

Людка читала свой первый в жизни рассказ «Велосипед».

Открывал этот концерт хор Локтевского Ансамбля, а солировал — красавец Сашка.

Добавить комментарий