Это ли не


Это ли не

— Понимаешь, ты должен это увидеть, ну должен ну, обязательно, собственными своими глазами, тогда ты сам всё сразу поймёшь в единую секунду быстротекущего времени, — он стремительно нёсся впереди меня по бесконечному коридору, через каждые два шага выделывая странные расхлябанные пируэты, скалясь мне в лицо и на ходу поглаживая стены кончиками пальцев. Я говорю – «стены», но стен как таковых видно не было, коридор по обе свои стороны, слева и справа, от облезлого красно-коричневого пола до низкого сводчатого потолка, вперёд и назад, куда хватало взгляда, вплотную, без каких-либо промежутков был заставлен секциями маленьких металлических ящичков, одинаковых, как ячейки сот. Я знал, что это за ящички, хотя никто не говорил мне об этом, и он знал, что я знаю.

— Да, да, да-да-да, — кривляясь, на ходу он выстукивал костяшками по серому железу, — все вы тут у меня, все, все, как один, никто не забыт, ничто не забыто. Ну вот, кто это? – а, помню, помню, — он поддел длинным ногтём и откинул лёгкую крышку: под ней были две самого заурядного вида электрические пробки, узел разбегающихся к десятку клемм проводов, выключатель, ещё что-то в том же роде. – Ну вот, живёт человек, хлеб жуёт, работает где-то там себе потихонечку, бежит, так сказать, в упряжке живо, бодро, весело, ну и нехай бежит, пока пуп не надорвал, но не надорвал ещё, не надорвал, а вот этот надорвал, — из открытой ячейки торчали три никуда не подсоединённые провода в грязной белой изоляции с загнутыми в разные стороны голыми алюминиевыми концами.

— Надо же, — он сунул руку внутрь, — отвёртку забыли, работнички. Кре-е-е-естовая, — он неожиданно и молниеносно развернулся и с размаху всадил отвёртку в первую попавшуюся жестяную крышку на противоположной секции, отвёртка с визгом прошла её насквозь и застряла; он рывком раскрыл ящичек и присвистнул:

— Гляди ты, надо же, ничего не задел. Пару миллиметров каких-то мимо, не больше. Кто ж такая? – он глянул на приклеенный скотчем бумажный ярлычок. – Девица Дюпон, населённый пункт Марсель. Это где? А ну да, ну да. А нуда нуда нуда най, дри да нуда нуда най, везучая девица Дюпон, в рубашке родилась. Фамилий только ни к чёрту, — он хихикнул, пробежал ещё несколько шагов и остановился.

— Ну вот мы и прибыли.

Он медленно, очень аккуратно, придерживая другой рукой, открыл крышку. Внутри искрило, половинки расколотого выключателя без крышки болтались на вывернутой фанерной колодке, скрученная жгутом чёрная от грязи и копоти изолента повисла на оголённых проводах, а вместо пробок торчали два топорных жучка; воняло горелой пластмассой и тонко струился еле заметный голубой дымок.

— Это ты.

— Я рад, что ты наконец увидел это, — после паузы продолжил он. — Думаю, комментарии излишни, нет необходимости в комментариях, ни малейшей нет. Один только достойный финал для этого всего возможен. Давай, отключи это, — он ткнул пальцем. – Вот тут.

Он с жадным интересом уставился в ящик, потом мельком мне в лицо, потом не мельком.

— Э-э-э, друг ситный… — протянул он наконец, — ты головой-то так не мотай, отвалится. Да уж, от кого-кого, а от тебя я этого не ожидал… Да я же тебя специально, нарочно сюда привёл, чтобы ты вот этими вот глазами вот поглядел, сам… это же не бабка сказала, это ж объективная реальность, это жизнь твоя, вонь, смрад и разруха, вот вся твоя цена, и незачем тебе жить, незачем, давно уже незачем, всё, зажился, пора, брат, пора, туда, где на дубе синеет кора… гора… э… Я думал – ну да, думал – чудак человек, копается себе там, ковыряется, ну не отдаёт отчёта, с кем не бывает, а увидит – отдаст отчёт, «на, — скажет, — отчёт», , посмотрит и сразу – тресь, чем попало, голыми руками всё на хрен пообрывает, не хочу, значится, землю далее более коптить… небо то есть коптить не хочу, и на прощанье даже облобызаться не успеем… а ты вона как… А чего ты так, зачем, а? Может, ты думаешь, ты там нужен кому, может, по тебе там кто слезами изойдёт, может, ты там, думаешь, благодетель? Ты кто вообще такой, ну, что тут у тебя? – он сунулся в ящик. – Так, мамки-папки нет, есть? Ну вот… А это что за синенький такой проводочек желтеет, куды ж это он, так… секция… номер три… четырнадцать… пя… это кто, баба твоя? Ы-ы-ы, так у неё таких проводочков тут сорок штук, да что проводочков – проводов, проводищ – толстых, ой люли, толстых. Вот этот, например, к некому Вадиму – толст у Вадима, толще, чем у тебя, значительно толще и длиннее значительно, и вообще на Вадима глянь – не ящичек, а картинка, ударник электрического труда собирал, и я Вадиму лично до ста лет профилактику делать буду, чтоб сиял, а ты, падаль, всё равно подохнешь. Сегодня не подохнешь — завтра подохнешь, ты что ж, думал, сяду и век сидеть буду? А как же они, вот они как же? – он наугад распахнул одну, другую, третью ячейки, — им что, жить не хочется? Вот, одиннадцать лет парнишке, на велосипеде катится – раз! – он рывком выдернул провода, — и нет велосипеда, ничего нет, каша на колёсах осталась, а вот и из мамани его дым пошёл, в один момент узнала, на глазах переехали. Им что, этого в жизни хотелось? А им? Сколько их тут, двадцать на тридцать, шесть сотен, им этого? – он скакнул к следующей секции, ухватил её обеими руками за угол и с грохотом обрушил на пол. – Этого, скажи, этого? – он в неистовстве топтал и крушил стонавшие под ногами ячейки. – Все, все хотели счастливыми быть, ромашки нюхать, водку пить, ан нет – пришла беда, отворяй ворота, все под богом ходим, — он чуть не ткнул своим длинным носом мне прямо в лицо, — ты что, язык проглотил?

Я закрыл лицо ладонями и сел, опершись спиной на голую кирпичную стену, зиявшую на месте обрушенной секции.

— Да и что тебе терять? – совсем спокойно спросил он, садясь рядом. – Ничего хорошего у тебя всё равно не будет. Ты видел, что там внутри, кто это будет ремонтировать, я что ли? Всё равно обесточивать нужно. Да и знаешь, это колбасу может с одной стороны собака погрызть, отрежешь погрызенное, вот тебе и нормальные полколбасы. А жизнь — это не то, не колбаса, её не отрежешь. Она вся твоя, и если у неё вот хоть столько сгнило, то вся она уже никуда не годится. Так что смотри, дальше только хуже будет… Верь мне, на стену полезешь, а конец всё тот же, вечного электрооборудования на складе у меня нет… И не предвидится… Может, всё-таки сам отключишь?

— Я не могу, — не отнимая рук, ответил я. – Не могу.

— А что так?

Я сглотнул.

— Страшно.

Он удивлённо посмотрел на меня, потом криво усмехнулся и встал.

— Ну как знаешь.

Добавить комментарий