Ветер шалый гонит листья
вдоль Серебряного Бора,
навалилось небо низко
на усталый старый город.
Залетая в окна, в двери,
в такт шагам прощально-гулким,
звук трубы печальной веет
по пустынным переулкам.
Над Останкинскою башней
тает голос саксофона,
ритму звуков — выше, дальше —
вторит город полусонно:
Были мысли наши близки,
разобщенность стала горькой;
у тебя святой Франциско,
у меня святой Георгий.
Может, ты у океана
на песке рисуешь влажном,
создавая филигранно
силуэт многоэтажный,
где фонтаны на Поклонной,
Новодевичьего башни,
где струится Малой Бронной
долгий путь до Патриарших…
Знак судьбы твой — иноходца,
инородца-пилигрима.
Времени стрела сорвется:
жизни — мимо, смерти — мимо.
Суть разлуки — невозможность
от невстречи отвертеться.
Возвратись, презрев таможни,
отыщи прощенья средства.
Как отец, забытый сыном,
я приму тебя безмолвно,
расставанье станет мнимым,
а дыханье мое полно.
И не будет больше «страшно».
Нет. Не будет больше «больно»
Я мудрей тебя, я старше, —
Повторял он монотонно…
Город смолк. Мерцая в небе
Посылал сигналы спутник:
Он вернется, — ты поверь мне —
Одинокий, бесприютный…
