Идёт бычок, бодается…

Идёт бычок, бодается…

Генерал Петр Петрович Громов вышел в отставку и с удовольствием погрузился в деревенскую жизнь, переехав жить в добротный дом, оставшийся в наследство от родителей.
Его жена Изольда Павловна погрузилась в деревенскую жизнь с намного меньшим удовольствием. Жить она привыкла комфортно, красиво, а здесь… Фи, подумаешь, природа. Счастье невиданное. Ей и в городе хорошо жилось.
Оно, конечно, можно было топнуть ножкой, устроить истерику, изобразить многие возрастные (тьфу-тьфу!) болезни, но Пётр Петрович был настоящий военный и на такие уловки не поддался бы ни за что! А жить без Петруши?…
Услаждался генерал умениями жены в деревне недолго. Пироги не клеились, не варился борщ. Ну, сказано генеральша! А потому как Громов, всё-таки любил свою экзальтированную Изольдочку, то высоко ценил её жертвенность. Ведь не каждая жена променяет большой город на деревню, пусть и не захудалую. Другая — могла бы вообще его на старости лет бросить, да остаться в городе, в пятикомнатной квартире при домработнице. Поэтому он, немного поразмышляв, пригласил помогать по хозяйству соседку Евдокимовну. Чему та была несказанно рада. И не проходило дня, чтобы она не похвасталась перед односельчанами: что она сегодня генералу на обед приготовила, как он хвалит её стряпню, какой он образованный, но простой мужчина, и как он мог полюбить такую ни на что не способную жену!? Муж Евдокимовны, услышав такие высказывания, всегда норовил влезть в разговор и вставить своё слово:
— Видно на одно дело очень способная, раз генерал с ней так носится.
— Старый хрыч, у тебя одно на уме! – отмахивалась от него Евдокимовна, досадуя, что муж не даёт развить такую интересную тему.
А порассказать было что. Каждое утро Изольда Павловна появлялась в столовой разряженная, надушенная, волосы уложены, личико напудрено, глазки подведены, пальчики наманикюрены. Ну что скажешь – настоящая генеральша!
Генерал бурчал для порядка, но за стол без жены не садился. Он расплывался в улыбке, увидев её, входящую в комнату, спешил на встречу, целовал в щёчку и усаживал за стол.
Они неспешно завтракали, пили чай, беседовали о прошедшем дне, о планах на день, о детях, что остались в большом городе. Расцеловавшись, уходили по своим делам: генерал неизменно шёл в мастерскую, заниматься столярным делом, а генеральша отправлялась на прогулку по окрестным местам.
Места были великолепные: речка со старой мельницей, огромный луг, с ароматными травами, яблоневый сад, с раскидистыми яблонями, безбрежные поля пшеницы, кукурузы…
Постепенно Изольда Павловна свыклась со своим положением и уже с удовольствием отправлялась на прогулку. Местные жители относились к ней почтительно и с уважением. Многие сельчане искренне считали её бывшей артисткой, если не кино, то театра — точно.
Так вот в один прекрасный летний день, Изольда Павловна уверенно шла по узкой, но ровной дорожке от речки, мимо кукурузного поля, к яблоневому саду. Она считала, что много ходить полезно. На ней было шикарное летнее платье, отделанное кружевами ручной работы, модельные, но удобные туфли на среднем каблуке, шляпа из тончайшей соломки, украшенная розами, и, конечно, дамская сумочка с парфюмерией. Без сумочки в путь женщине выдвигаться нельзя!
Изольда Петровна шла, наслаждаясь природой, свежим воздухом и… собой. Восхищённые и удивлённые взгляды деревенских жителей свидетельствовали о том, что она сегодня на высоте. Этим она и жила.
Ну, вот бывает же такая человеческая потребность, переходящая в неприятный момент, припечет нужда там, где не надо. Генеральша дама уже немолодая, поэтому терпеть ей нужду противопоказано, до дома же путь не совсем близкий. Не долго думая, Изольда Павловна уединилась в зарослях кукурузы. Да, кто её тут увидит!? Везде ни души. Только сельские женщины, где-то в вдалеке, в огородах возятся.
Кому из нас не знаком миг блаженства, когда долгому терпению наступает конец!
Не успела генеральша поправить свои кружевные юбки, как сзади неё послышалось громкое сопение, и что-то горячее уткнулось прямо в мягкое, оголённое место.
Изольда Павловна повернула голову и увидела морду огромного быка (может, и не такую уж огромную?!).
— Ма-ма-а-а, – пропищала она тоненько и со всех ног бросилась бежать, не разбирая дроги, перепрыгивая канавки и высокую траву, яко горная козочка.
— Му-му-му! – громовым эхом разнеслось за её спиной.
В нескольких метрах от себя, генеральша увидела старую корявую грушу. Лишь бы добежать! Казалось бык вот- вот подденет её рогами, растопчет… Почти добежав до дерева, она остановилась переводя дыхание. Бык как бы нехотя подбежал к ней и тоже остановился, мотнул головой, шлёпнул себя хвостом по бокам и снова издал протяжное «му-у-у».
Изольда Павловна совсем растерялась от такого свинского поведения быка. Не дожидаясь его дальнейших действий, расхрабрившись, она ткнула кулаком куда-то быку между глаз, потом огрела его по башке сумочкой. От неожиданной атаки бык мотнул головой, подцепил рогом сумочку за кокетливые ручки, запрокинул голову и опять сделал «му-у-у», прямо в лицо генеральше. Сумочка выскользнула из рук у неё из рук, немного проехалась по гладкой поверхности рога и удобно устроилась на нём, свисая к уху.
— Ах, ты подлец! Так ты на меня ещё дышать газами будешь! – возмущённо воскликнула Изольда Павловна.
Она храбро топнула ножкой. Сорвала со своей изящной головки шляпу, и нахлобучила быку на самые глаза. В порыве гнева, даже не заметив, что насадила шляпу на второй рог, сделав в ней приличную дыру.
— Му-му-му, – взревел бык и начал рыть копытом землю.
Генеральша подумала, что это уже не шутки и кинулась, что было мочи, к спасительной груше….
…Время близилось к обеду, а Изольды Павловны всё не было. Генерал вышел за калитку и начал вглядываться вдаль. Где-то внутри тупыми коготками, царапалась тревога, не давая заниматься своими обычными делами.
Так долго его Изольдочка ещё не гуляла. Может, что случилось?
Наконец, он увидел вдали нечто странное, привлёкшее его внимание.
По дороге чинно шёл бычок, а за ним ватага ребятишек. Они тыкали в быка пальцем и оглушительно хохотали.
Бычок шёл как-то странно, постоянно вскидывая голову, издавая громкое «му-му-му».
На одном роге у него болталась дамская сумочка, на другом – шляпа. Эти украшения ему явно мешали. Он старался от них избавиться, но безрезультатно.
Без смеха на этот маскарад быка смотреть было невозможно.
Приглядевшись, генерал узнал вещи жены. Ему стало плохо. Этого бычка и его хозяина генерал знал отлично.
Схватив ружьё, висевшее на стене, он кинулся к соседу.
— Убью! Убью! – кричал генерал и тряс оружием у соседа перед носом.
— Не убивай! Не убивай! – Кричал, побелевший от ужаса сосед, явно не понимая, в чём повинен перед генералом.
— Что твой бык с моей Изольдой сделал? Растерзал? Убью… — Ревел генерал. – Говорил тебе, коли его к едрене фене, бугая этого.
— Изольда Павловна на дереве сидит! – раздался в это время из толпы ребятишек звонкий голос.
Генерал немного постоял, переваривая услышанное, поднял ружьё и выстрелил в воздух. Веселье в толпе быстро сменилось страхом и через минуту все кинулись врассыпную.
— Где, то дерево? Веди! – Генерал ловко подхватил на одёжку, пробегавшего мимо мальчишку…
… Изольда Павловна забралась на довольно высокую грушу, спасаясь от страшного быка. Как она туда попала, трудно сказать, а вот спуститься с дерева самостоятельно не могла ни как. Увидев мужа, бегущего за чумазым мальчонкой, обрадовано вздохнула. Сидела она на груше ни мало, ни много, целых три часа. Хорошо, что вовремя облегчиться успела. Уже и некоторые конечности затекли.
— Петенька, я здесь! – Радостно воскликнула Изольда Павловна и помахала кружевным платочком, чудом уцелевшим в сражении с быком.
— Изольда Павловна, ну как тебя угораздило забраться на такую высоту? – в недоумении спросил генерал, глядя на растрёпанную прическу жены и разорванное платье из дорогих кружев.
— Трудно теперь объяснить этот мой шаг, Петруша. Ты лучше меня сними от сюда как ни будь…