Петр Петрович


Петр Петрович

Петр Петрович сошел с электрички. Платформа была пуста. Значит, на этот раз не надо будет прятаться. Ручки у сумки были длинные и он повесил ее через плечо. Так идти будет легче. Солнце стояло уже высоко и начало припекать. Верхнюю пуговицу рубахи пришлось расстегнуть. Петр Петрович сбежал вниз по ступенькам и направился знакомой узкой тропинкой в поле. Кузнечики весело прыгали вперед и в стороны. Воздух вкусный и теплый. Почти лето. Тропинка шла через все неширокое поле и привела к спуску в овраг, за которым начинался лес. Пичуги радовались теплу и заполняли лес перекличкой. В самом лесу было куда прохладнее. Петр Петрович поправил сумку и заспешил к одному ему ведомой поляне.
Ну вот и поляна. Бесшумно порхают бабочки. Посреди поляны стоит дуб.
— Кыс-кыс, — полушепотом позвал Петр Петрович.
— Петрович, родненький, пришел! — Кот спрыгнул откуда-то сверху, подошел и стал кружить вокруг ног человека, тереться и принюхиваться.
Петр Петрович присел, отмахнул пушистый хвост Кота, попавший ему случайно в лицо, снял сумку с плеча, достал из нее блюдце, пакет с молоком и ожерелье сосисок. Кот мурлыкал, ел сосиску, лакал молоко и умудрялся при этом разговаривать. Петрович почесывал его за ушами, гладил по спинке и слушал. В груди растеклась теплота.
— Ты знаешь, Петрович, это хорошо, ням, что ты, ням, пришел именно сегодня. Ко мне намедни леший приходил. Ну, тот самый.
— Что, опять у него курево кончилось?
— Ну да, ням, говорит, что так курить хочется, что выпить нечего и тем более закусить. Ну и отдал ему последний кусок колбасы.
— Эх, добрая твоя душа…
— Ну, сам же говорил, что делиться, мол, надо. Жрать охота, ням! Мышей же я не ловлю, сам знаешь. Хоть и дуры они. Тут русалка через сороку тебе привет передавала. Соскучилась говорит. Не ходи ты к ней, а? Утащит ведь к себе и защекотит насмерть. Не рыба и не мясо. Недоразумение одно. Уф. Наелся. Не могу больше. Еще молока что ль полакать? Ты книжку, книжку-то не забыл? Вот, давай, почитаю. Эх, брат, Петрович! Перестали люди в нас верить! Цепь вон хоть и из золота, а и то заржавела совсем. От неверия все… Сказки забывать стал! Про песни уж и не говорю…
Петр Петрович присел на траву рядом с закемарившим Котом. «А золотая цепь и впрямь совсем заржавела. Надо будет другой раз порошку какого принести. Почистить.»
— Петенька мой пришел, — послышался вкрадчивый, мурлыкающий голос Русалки. — Подойди, посмотри мне в глаза, друг мой сердечный…
— Снова ты за свое…
— Ой, прости, прости, прости! Ну, ты же знаешь мою натуру. Я же свое искусство заманивания забывать уж совсем стала. Надо же попрактиковаться.
— Вот гребень тебе принёс, как обещал. Куда положить-то? Нет, даже не думай! В руки не передам! В прошлый раз чем чуть дело не кончилось? А?
— Да то в прошлый раз было. Что было — то быльем поросло. Поросло ведь, Петенька? На бережку положи, я заберу. Ой, не поскользнись!
Петр Петрович спустился ниже, к самой воде, достал гребень из сумки, наклонился положить его на плоский, многократно умытый озерной водой валун. Послышался громкий всплеск и Петровича окатила волна прохладной воды. Он не удержал равновесие, неловко взмахнул руками так, что сумка полетела на берег, а сам он плюхнулся в воду навзничь. Сильные, гибкие руки подхватили его и развернули лицом к небу. Петр Петрович едва успел заметить в ярко-голубом небе белое облачко, как тут же его взгляд наткнулся на два синих, бездонных озера глаз Русалки, которые постепенно слились в одно, и стал тонуть, погружаться… Губ его коснулось прохладное дыхание…
— Кгхм! Не помешал? — раздался скрипучий голос.
— Ах ты старый, трухлявый пень! — выругалась Русалка, отстранилась, помогла Петровичу сесть, схватила гребень, взмахнула хвостом и плюхнулась в воду, подняв фонтан брызг. По поверхности озера разошлись огромные круги.
— Ух, — перевел перехваченное дыхание Петрович. — Вот ведь, а? Спасибо тебе, Леший, выручил. Чуть не поцеловала. Ух! Если б не ты…
— Да, ладно, — засмущался Леший. — Чего там. Я к Коту заходил, смотрю книга у него новая. Я так и понял, что ты здесь. Дай, думаю, поспешу.
— Вовремя ты! Где сумка-то моя? — Петр Петрович поднялся, подобрал сумку. — Сейчас, вот табачку тебе…
— Вот спасибо, мил человек! За это дело я тебя хоть каждый день от поцелуев спасать буду! На солнышко тебе надо, Петрович, не простудился бы. Одежу-то скинь, отжать надо да высушить. Не гоже так-то. У, стерва мокрая! — Леший погрозил озеру кулаком.
Пока Петр Петрович, блаженно щурясь, устраивался сушиться на солнышке, Леший свернул себе цигарку, чиркнул спичкой и смачно закурил.
— Хороший табачок… Ты, это, не ходи к ней один больше. Предупреждали ведь не раз. И Кот, и я. О себе не думаешь, о нас подумай. Что без тебя, куда мы…

Баба Яга сидела, прислонившись спиной к правой куриной ноге избушки, и плакала. Это было так неожиданно и необычно, что слова приветствия застряли у Петра Петровича в горле, будто ворот подсохшей рубахи стал вдруг тесен. Он только молча достал из правого кармана пиджака носовой платок, стряхнул с него крошки табака и подал Бабе Яге. Та, всхлипнув в очередной раз, протянула старческую, сморщенную ладошку, взяла платок и шумно в него высморкалась. Затем дунула на него, взмахнула рукой и с платка вспорхнули две бабочки капустницы. В воздухе отчетливо запахло стиральным порошком. Носовой платок Петровича теперь был девственно чист. Пропали даже цветочки по краям. Он принял платок обратно, сложил вчетверо и опустил в карман.
— Что с тобой стряслось-то, бабушка?
— Ой, добрею я. С каждым днем добрею прямо на глазах. Веришь, нет, намедни комара прихлопнуть не смогла? Так и улетел стервец!
— А ты бы зелье какое противокомариное сварила…
— Сварила, как же, сварила, милок. Только с добротой с этой перепутала что-то и получилось не отворотное, а приворотное. Вот ведь беда какая! Ингредиент какой перепутала что ль? Ой!
— И как же ты теперь?
— Хорошо Леший рядом был, подмогнул. Разогнал хоть комаров-то. А ты это опять на озере оплошал-то? Видала, как ты там сковырнулся! — Баба Яга зашлась в старческом смешке. — Вишь и тебе он помог. Так что не удивляйся, мил человек, что и я с вами подобрела. А Русалка-то врет все. Она вон тренируется. Приезжали тут к ей на озеро-то на каких-то здоровенных машинах. Девок с собой навезли. Тьфу, срамота. Слышь, Петро, Леший говорит, что есть специальные какие места, где таких девок разводют. Не знаешь? Я думаю, что с Интернету они их скачивают. Леший-то компутер себе купил. Ага. К Интернету, говорит подключусь. Он мне все по сайты какие-то срамные рассказывал. Мол этих девок там! Видимо-невидимо! Ой, что-то я болтаю, да болтаю. Идем в избу, чайком тебя с дороги-то побалую. Душистый! Идем.
В избе приятно пахло сушеной травой и кореньями. На столе стоял медный самовар. Рядом с самоваром лежал огромный черный кот. Хитрые, прищуренные глаза кота отражались в начищенном боке самовара. Баба Яга привычно столкнула кота со стола, достала из шкафчика, скрипнувшего дверцей, чашки с блюдцами.
— Неловко мне просить-то тебя об этом… Подмогнул бы ты мне, Петруша, а? — попросила Баба Яга, разливая пахучий чай в чашки со щербинками.
— Чем же тебе помочь? Опять ступа барахлит? — поинтересовался Петр Петрович, беря из деревянной плошки кусок сахару.
— Сходил бы ты, мил человек, к Кащеюшке Бессмертному, да попросил бы у него пузырек со злом для меня. Не могу я так больше, пропадаю совсем с добротой этой. — Баба Яга заискивающе глянула в лицо Петровичу. — Ты сушки вот бери, не стесняйся. С магазину, не бойся.
— С магазину… — взял одну сушку, поднес ко рту, но остановился. — Постой, бабушка, как с магазину-то? Деньги где взяла?
— Да я же тебе историю-то не досказала, на кота отвлеклась, — старушка налила себе чаю в блюдце. — Русалка-то там учинила с баринами-то с тех машин. Перецеловала, ага. Они и побросали все: и машины-то свои черные, да блестящие и девок. Пешком так и подались до городу. Девки их, с перепугу, да с дуру, носились по лесу как оглашенные. Потом Леший их до станции спровадил. Он сколько-то денег брошенных и нашел. Откель у него компутер-то? Ну и мне кой-чего перепало. Так как же, поможешь бабушке-то? Я тебе клубочек дам, дорогу тебе покажет.
Солнце уже перевалило за полдень, когда Петр Петрович вышел из избы с клубком шерсти мягким и теплым на ощупь. Баба Яга вышла его проводить, промокая уголком головного платка заслезившийся, якобы от попавшей пыли, глаз.
— Ты уж, Петро, поаккуратней там. Смотри, не дай себя провести-то Кащеюшке, а то как же я буду…
Петр Петрович помахал доброй Бабе Яге рукой, поправил сумку на плече и выпустил клубок из руки. Тот подпрыгнул и покатился по тропинке в лес. Идти было легко — ветки деревьев и кустов сами расходились в стороны от тропинки: то ли Баба Яга подколдовала, а может и Леший постарался. Долго ли, коротко ли тянулась тропинка, но уперлась она в ржавые ворота, что стояли посреди поля. Забора вокруг не было. Клубок ткнулся в ворота, отскочил и подпрыгнул прямо в руки Петровича. К воротам была привязана веревочка. Чувствуя себя весьма странно, Петр Петрович дернул за веревочку и ворота открылись. Не удержался от соблазна: дернул второй раз — ворота закрылись.
— Ну, смертный, ты долго еще играться-то будешь? — послышался откуда-то шелестящий голос. — Входи, коли пришел.
Петр Петрович толкнул ворота, невольно ожидая сопротивления и скрежета. Но те отворились на удивление мягко и легко. Шагнул за ворота и оказался в огромном зале. Посреди зала, в кресле сидел Кащей Бессмертный. Перед ним стоял табурет, на который и было велено сесть. Кащей был занят разговором по сотовому телефону.
— Нет. Я сказал — нет. Вот упрямая старуха! Ладно. Задание дам. Смею. Не мое дело. Я за базар отвечаю. — Кащей Бессмертный нажал кнопку на сотовом, заканчивая разговор. — Старая карга! Знаю я, зачем ты пожаловал. Просто так пузырек со злом не отдам. Задание мое выполнишь — тогда получишь.
— Какое задание?
— Что, испугался, смертный?
— Почему сразу «испугался»? Говори свое задание!
— Выручи ты для меня Василису Прекрасную. На нее пузырек сменяю.
— Ого! Это за пузырек-то Василису?
— Я же — злодей, — усмехнулся Кощей Бессмертный.
— Ладно. Дорогу покажешь?
— А у тебя же клубок. Что еще вопросы есть?
— А где забор-то?
— А… это… — Кащей криво усмехнулся. — Разворовали. В металлолом уволокли. Чистейший чугун.
Клубок ткнулся в чью-то ногу и остановился.
— А? Что? Горыныч, ты чего? — обладатель ноги вскочил с мечом наготове. — Фу, я думал Змей опять. Ты чего здесь?
— Я-то? Василису Прекрасную пришел выручать.
— Ты? — молодец с мечом оглядел Петровича с сомнением. — Уж если я не могу никак ее вызволить, то где уж ты! Равные мы по силе со Змеем-то. Не можем друг дружку одолеть никак. Вот прилегли отдохнуть и по-новой.
— Иван, ты с кем там? Чего галдите-то? — из высокой травы поднялась голова Змея Горыныча и мутный с спросонья глаз уставился на Петра Петровича.
— Глянь, Змей, он биться с тобой пришел, — молодец ткнул пальцем в Петровича и заржал, уронив меч.
— Биться? — Горыныч выдохнул жидкую струйку пламени и пиджак задымился на плечах у Петра Петровича. — Ты на себя когда в зеркало-то смотрел?
— Сегодня утром, когда брился, — ответил Петрович.
— То бриться, а то биться! Ха-ха-ха! — рассмеялся Змей и из ушей у него повалил черный дым. — Я забыл добавить, что смотрел ты в последний раз. Ха-ха-ха! Брился он!
От смеха Змей сложился пополам, схватился лапами за живот и стал кататься по земле. Отсмеявшись, вновь глянул на Петровича и начал хохотать снова, судорожно дрыгая лапами в воздухе. — Ой, не могу! Все! Твоя взяла! Умру от смеха!
Петр Петрович обошел продолжавших хохотать Змея с молодцем и направился к холму, в котором виднелась дыра. Там он достал из сумки фонарь и вошел в пещеру.
— Да-да, уже здесь, — говорила Василиса Прекрасная в сотовый телефон, который держала картинно оттопырив мизинец. — Ну, смотри, Кащей, в последний раз!
У Петра Петровича появилось чувство, что его «развели как последнего лоха».
— Да-да, дорогой мой Петрович, — захлопывая раскладушечку сотового, пропела Василиса. — А ты думал я за деревенского молодца мечтаю выйти? Ты бы посмотрел на этих вояк, когда они со Змеем пива напьются и давай песни орать. Ну, пойдем, дорогой мой, проводи до суженого, Кащеюшки. Мириться в последний раз в этом месяце с ним будем. Он же тебя послал меня уговорить вернуться. Не выдержал, болезный, сам, видишь, позвонил.
Петр Петрович и Василиса Прекрасная прошли мимо молодца и Змея, проводивших их осоловевшими взглядами. Две головы Змея уже спали, пуская дым кольцами из ноздрей. Иван держал в одной руке бочонок с пивом, а другой обнимал шею еще неспящей головы Змея.
— Тьфу! Набрались уже. — Василиса решительно зашагала впереди. Петр Петрович устало пошел за ней, пытаясь вспомнить в каком порядке надо было бы добывать иголку. Так… сундук, заяц, утка и яйцо. Нет… сундук, утка… Давала знать дневная усталость.
Наконец заветный пузырек со злом помещен в сумку, потяжелевшую неимоверно. Клубок нетерпеливо запрыгал по тропинке.
— Квак! — кто-то сказал громко.
Петр Петрович понял, что какое-то время умудрился идти с закрытыми глазами. Спал! Сегодняшние приключения уморили. Надо же! Заснул на ходу. Огляделся вокруг. Впереди болото. Следующий шаг мог быть прямо в трясину. Вовремя кто-то его предостерег. Сквозь заросли камыша на него смотрели два зеленых глаза.
— Уххх. Это ты, Водяной?
— Я. В гости ко мне торопишься? Ты же чуть не утоп!
— Нет. Я к Бабе Яге иду. Спасибо тебе.
— Клубок-то твой ускакал. Заплутаешь. Ишь как сморило-то тебя. Погоди. Лёха!
На зов из леса бесшумно вышел Леший.
— Чего орешь, водяная твоя душа? Ба, Петрович!
— Покличь медведя-то пусть свезет его. Видишь, сомлел совсем парень-то.
Вскоре Петр Петрович спал на спине медведя, обняв его за шею и уткнувшись в теплую шерсть на загривке. Следом, с сумкой Петровича через плечо, шел Леший, попыхивая самокруткой. Вечерело. Где-то в чаще завозился филин. По лесу расползалась прохлада. Дневные звуки сменились на шорохи. Медведь свалил мгновенно проснувшегося Петра Петровича у избы Бабы Яги.
— Батюшки, Петро! Эх, была бы я злой, я б этот клубок в печи спалила! Живого человека в лесу, в болоте бросить, а?
— Баба Яга…
— Что, касатик?
— Пообещай мне, что не спалишь…
— Добыл?!
Петр Петрович взял сумку у Лешего, достал из нее пузырек и протянул Бабе Яге.
— Обещай сначала, что не спалишь клубок. Леший, будешь свидетелем?
— Кгхм… Да, я что? Я — всегда, ты же знаешь. Давай, старая, ступой клянись!
— Тыщу веков воли не видать и столько же зла не творить! Не спалю! Клянусь!
Петр Петрович отдал пузырек. Баба Яга тут же приняла «лекарство».
— Касатик, а ты не посмотрел бы у меня печку-то? Чугунок что-то как-то плохо входит. Зайдем в избу-то…
— Ага. Кажется, подействовало! Ты, Петрович, теперь с ней держи ухо востро! Пойдем-ка, я тебя лучше до электрички провожу. Солнце уже почти совсем село, когда они миновали Дуб. Кот крепко спал. Усы у него были в сметане. Где-то вдалеке гуднула электричка. Петр Петрович крепко пожал руку Лешему, поправил сумку и почти побежал к станции.

0 комментариев

Добавить комментарий