Поддавшись всеобщему порыву, я тоже увлеклась цитированием коллег по сайту без упоминания их имен…
В результате компиляции текстов двух авторов у меня родился нижеследующий опус.
Итак, текст не содержит ничего, кроме фраз упломянутых авторов.
Надеюсь, вы вволю насладитесь искусством этих авторов строить предложения! Ибо работают тут профессионалы, настоящие мэтры отечественной словесности.
ОНА:
Пальцы капельно стучали по квадратикам букв.
Много думаю о Ванечке, так похожем на того таксиста. Что его стремит ко мне столь яростно и обреченно?
У него были, ну, прекрасные умные глаза, густые седые брови, широкий лоб, частично прикрытый красным колпаком. Лицо его было расцарапано, сочилась кровь, раны гноились и дурно пахли.
И голос его был, как шероховатая небритая щека.
ИВАН:
О, это очень странная история (вспоминаю события трехгодичной давности).
Я машинально подставил руку, она наполнилась чем-то жидким.
Падая, увидел, что кто-то смотрит на меня в упор, какая-то девочка.
Дождя нет, а сижу в луже…
У меня всё болит внутри не переставая…
А погода на улице – великолепная, тепло очень, яркое солнце, на небе ни облачка, не по сезону, словом, и если бы не голые деревья, — начало октября, точно.
Я вынул мобильник, отстрелил крышечку и нажал вызов.
— Hi! – Говорю. – How are You?
ОНА:
Звонит телефон. Его телефон. Светится экранчик в темноте притихшего зала.
…Попробуй проговорить это с самого начала и проследить в динамике. Это очень помогает.
ИВАН:
Раздвинулась серая мгла, показалось солнце, синее море Каролино-Бугаза, единственное приземистое деревцо с дикими шелковистыми маслинами, дающее какую-то тень.
А у моего Бетховена – нет, вы не поверите, — стала отрастать борода, на глазах моих, брови еще шире стали, дубленочка вытянулась и превратилась в огненно-красную шубу.
ОНА:
Что ты сказал, что ты сказал, громче, умоляю!
ИВАН:
И вся армада вдруг выгнулась дугой и выстрелила пружиной в небо.
Я подхожу к дереву, срываю терпко-сладкую точечку…
Следите за мной? Хорошо.
ОНА:
Но с такими болезнями сделать ничего невозможно. Их надо выболеть просто. Отбыть как лагерный срок. И выйти на свободу.
Конечно, раз такое дело, не буду больше тебя бомбардировать вопросами.
…Попробуй объяснить своё чувство одинаковыми детскими переживаниями, схожим устройством психики.
Может ли мужчина миновать стадию физического поиска? Принять за аксиому, что потерянного ребра не вернуть, и не ввергаться беспорядочно телом в другие тела, чтобы обрести СВОЮ ЖЕНЩИНУ?
Вряд ли. Нервные центры, отвечающие за удовольствия, возопят, стегнут психику и запретят об этом думать всерьез.
Шагнуть вперед — нельзя, поле не пускает. Это странное поле, незаметное глазу, как радиация, но его не превозмочь.
ИВАН:
Спасибо. Я вижу, ты физикой интересуешься.
* * *
Грани этого тетраэдра медленно смыкаются, соединяя прошлое и настоящее.
У меня остался один пустой лист, чтобы дописать финал этой истории.
«Но жизнь нас под уздцы берёт И в душу истину кладёт»…
А дальше – тыр-пыр – ни фига не выходит, хоть застрелись!
Дык! Зачем дальше? Тыр-пыр, — вышло… до фига и больше. Выходит, — хоть экономим пули!