Достаточно поздним летним вечером на остановке возле главного входа второй городской больницы ожидала автобуса небольшая группа потенциальных пассажиров. Их было шестеро – молоденькая девушка в сером джинсовом костюме, близ неё – жестоким образом перекрашенная в оттенок «дикая вишня» толстуха на пару с высоким рыжеусым спутником, на скамейке, положив запястья на поставленную между ног трость, сидел седой худощавый мужчина в очках, в метре от него – неопределённого возраста не слишком презентабельный субъект с нездоровым измождённым лицом и, наконец, более презентабельный субъект более определённого возраста, покуривая, прохаживался самую малость поодаль. Они мирно независимо взаимосуществовали подобным образом уже несколько минут, когда дверь больницы открылась и из неё вышла женщина совершенно исключительной наружности; шедший в вестибюль ей навстречу не упомянутый ранее молодой человек уступил ей дорогу с такой поспешностью, что вполне допустимым было бы употребить глагол «отшатнулся», женщина, не обратив на него никакого внимания, спустилась по ступенькам и, оказавшись в центре ожидавшей автобуса группы, на несколько секунд как бы в нерешительности остановилась; шестеро на остановке переглянулись, а девушка в джинсовом костюме даже сделала жест, который, будучи доведённым до конца, назывался бы «всплеснуть руками»; странная женщина, поглядев направо, затем налево, наконец решилась, быстро пошла по улице и через несколько секунд канула в темноту; джинсовая девушка резко повернулась к остальным в немом восклицании и крашеная толстуха так же молча и энергично, как лошадь, закивала ей головой, а куривший поодаль мужчина насмешливо-озадаченно произнёс:
— Да… Вот и смерть за кем-то в больницу приходила…
Сказано было настолько в точку, что никто даже не улыбнулся, нездоровая и даже какая-то жутковатая, исключающая улыбки атмосфера в секунду сгустилась на остановке, как если бы меж собравшимися внезапно опустили бы открытый гроб, и в атмосфере этой следующие слова прозвучали несколько менее странно, чем должны были:
— Смерть, молодой человек, не уходит. Смерть, и это общеизвестно, садится умирающему на грудь и не даёт дышать, а когда всё кончено, обнимает покойника и ложится рядом, во веки веков. Уход смерти есть воскресение, воскресение невозможно, вывод ваш неверен.
Некоторое время все молча смотрели на произнёсшего это седого с тростью, из всех недоумений наиболее явное было на лицах рыжеусо-красноголовой пары, наконец относительно молодой человек с сигаретой, как видно, не привыкший оставлять за кем-то последнее слово, тем же насмешливо-протяжным но с некоторым даже раздражением тоном всё же ответил:
— Спасибо большое, что успокоили, а то я и в самом деле подумал, что это смерть…
— В самом деле вы этого не подумали. В самом деле вы подумали, что это просто исключительно безобразного и даже жутковатого вида дама, которой наверняка чрезвычайно сложно устроить своё личное счастье. Но, повторяю, вы ошиблись. Это не просто дама. Но это и не приходила за кем-то смерть. Это уходила от кого-то жизнь. Смерть прошла несколькими минутами ранее.
По стоящим на остановке прошла волна движения, движение это было вызвано неоднородными чувствами, преобладало среди них возникшее по разным мотивам нежелание слушать дальше, девушка в костюме передернулась, дикая вишня повернулась на сто восемьдесят градусов, вовлекая в поворот и своего спутника, мужчина с сигаретой, криво усмехнушись, от сигареты освободился, но седой, нимало не смущаясь, закончил:
— Да, это чья-то жизнь, и какой жуткой она была, вы все видели. Естественно, смерть для этого несчастного стала милостью и успокоением. Писаной красавицей она, конечно, явиться не могла, потому что концу даже самой тягостной жизни сопутствует скорбь о том, что жизнь могла быть и лучше. Несколько минут назад, повторяю, вон по той дорожке вдоль фасада прошла женщина, среднего возраста, с тихим усталым лицом. В общем, довольно располагающего вида. Просто очень на чём-то внутренне сосредоточенная. Шатенка. Это и была смерть, вы просто не обратили внимания.
Седой умолк. Развернувшись в разные стороны, молчали и все.
— Я… — совершенно неожиданно подал голос непрезентабельный субъект, остановился, откашлялся и закончил тихо. – Я обратил.
Подходил автобус.
И это тоже… Понравилось. Ещё больше. Красиво, «притчево», если модно так сказать. Над этой вещью Вы тоже много работали?
Опечатка: моЖно
Подумаешь, я ещё и на машинке могу… Но спасибо на добром слове. Работал не долго, на Прозе.ру у одного парня обвёл мышью, в появившемся после щелчка правой кнопкой меню выбрал «скопировать», потом сюда, выбрал «вставить», и всех делов… Литература, как показывает мой личный опыт, дело несложное, это только букв немного, а писателей, как собак, и никто никого не знает…
Так вам ничего не досталось за эту вещицу? Жалко. Впрочем, обычное дело.
А мне вот она очень запомнилась.
И-и-и, дорогая Елизавета, так нешто ж я писатель? Я пишу только когда мне читать нечего. И удостоверения у меня нет. Так что я не претендую. Приятно, конечно, было бы, но уж слишком велика была бы ответственность. Надо было бы творить. Таких людей, как говорится, сечь бы и приговаривать: писать, писать, писать! А так с меня и взятки гладки, хочу – глаголом потрясу, хочу – талант зарою. Да и, собственно говоря, меня где-то там отметило компетентное жюри, тем самым поставив под сомнение свою компетентность. Знаю, Елизавета, что по правилам хорошего тона обязан прочесть что-нибудь из Вас и написать доброжелательную рецензию, но переживаю, что не понравится, а соврать не смогу. Буду думать, что делать, хочется угодить одновременно и Вам, и истине.
Читайте только на здоровье, ни в чем себя не сдерживая. Врать вредно, переживать, что не понравится, — тоже не надо. Любо-дорого почитать честную критику. Не подумайте, что напрашиваюсь. Только, если будет любопытно.
знаете, очень жаль, когда авторы такого уровня проходят в конкурсах незамеченными. я нашел Вашу страницу на Проза.ру, судя по всему, Вы ее забросили еще год назад. почитал там кое-что…»Андерсену посвящается» 😉 да и на Стихире тоже почитал. талантливо и с юмором.
постарайтесь с этого Портала не пропасть.
пожалуйста.
Во всех конкурсах, где не дают денег и подарков, я проигрываю без особой грусти. Тем более, что я не совсем незамеченный – у меня второе место в номинации не помню какой. И я безусловно предпочитаю быть автором своих произведений, чем некоторых произведений, занявших первые места. За добрые слова спасибо, на прозе ру я бываю, но там у меня свалка, её давно пора почистить, а мне по-писательски западло.
Предпочитаю быть автором своих, А НЕ — так будет, наверное, более по-русску, ЧЕМ будет по русску менее.
СМЕРТЬ , НЕ СМЕТЬ !..
» Смерть, молодой человек, не уходит. Смерть, и это общеизвестно, садится умирающему на грудь и не даёт дышать, а когда всё кончено, обнимает покойника и ложится рядом, во веки веков » .
ХОРОШО . СО МНОЙ ТАК БЫВАЛО НЕ РАЗ !
«Уход смерти есть воскресение, воскресение невозможно, вывод ваш неверен «.
А ВОТ ЭТА СТРОКА НУЖДАЕТСЯ В РЕДАКТИРОВАНИИ , — она ослабляет предыдущую фразу , да и вообще написана невкусно . Но это с моей колокольни .
C грустью гляжу на вашу рецензию… Бог с ним, что вторая фраза невкусна, совесть мешает скрыть мне тот грустный факт, что и вкусная-то не совсем моя. Там не зря стоят слова «и это общеизвестно», смерть, садящаяся на грудь умирающему, увы, образ из «Оле Лукойе» Ганса Христиана Андерсена, и только ложащуюся с мёртвым я кое-как сам докорябал…
В том смысле «общеизвестно», что не моё, а не в том, что общеизвестно, «Оле Лукойе» вообще-то сказка не самая популярная…