Сколько раз Грегор давал себе слово не заводиться с пол-оборота!
И, все равно, стоит ему остаться с ней наедине, как его тут же начинает «нести по кочкам». Вот и сегодня, после очередного скандала, Грегор заперся в своей комнате, и, слушая шуршание шин за окном, начал вспоминать…
…Как славно все у них тогда начиналось, восемнадцать лет назад! Что же случилось потом, где, в чем он ошибся? Может быть, когда-то обидел, был невнимателен к ней?
Или дал повод для подозрений в неверности? Да вроде нет, он был все эти годы примерным семьянином. Вот только иногда засиживался допоздна с коллегами и партнерами по бизнесу, да несколько раз сходил с «нужными» людьми в ресторан.
Так это, и ежу понятно, сделано было для пользы дела. Бывало, правда, иногда: приходил с работы усталый, не до молодой жены ему было. Так понять должна была, вроде уже не маленькая… В семейной жизни часто бывает так: сегодня ты не можешь, завтра она не хочет, а послезавтра, – все «О-кей»!
…Сколько лет тянется эта вялотекущая шизофрения их сегодняшних отношений? Когда же это началось, когда пробежала между ними та, зловещая, трещина?
…Тогда была зима, и в тот злополучный день он был занят до шести, а потом отмечали с коллегами чей-то день рождения, ну, и как водится, немного выпили. Позже он ехал на метро домой, шел от станции по уже пустым и темным улицам, хотя было еще не поздно, что-то около восьми.
…Вот и их дом, нужно только войти во двор, и, пройдя его насквозь, повернуть к своему парадному… Как все было просто: зайти во двор, пройти те пятьдесят шагов, что отделяли его от улицы до парадного…
Пятьдесят шагов, и вся жизнь…
Он прошел только половину, и жизнь для него закончилась. Он не погиб в физическом смысле этого слова, нет! Просто он престал быть счастливым.
…В темном провале двора, рядом с садовой скамейкой, стояли двое: парень в короткой куртке, и женщина в длинной дубленке с накинутым на голову капюшоном. Они стояли так близко друг к другу, что Грегору даже показалось, что за секунду до того, как он поднял голову и посмотрел в их сторону, они целовались. Что привлекло тогда его внимание к этой парочке, Грегор не понимает до сих пор. Скорее, это была просто интуиция, которая сказала ему «Стоп!». Грегор по инерции прошел еще несколько шагов, потом повернулся к парочке и сделал еще один, последний шаг, перед тем как остановиться метрах в шести от них. Женщина, заметив его движение, резко повернулась к нему спиной и пошла, почти побежала прочь. Немного помедлив, пошел за ней и тот, в куртке. Недоуменно покачав головой, Грегор побрел к своему парадному. Уже ступив на ступени крыльца, он вдруг понял, что привлекло пару минут назад его внимание.
Женщина!
Вечерняя мгла скрыла от Грегора, размыла черты её лица, спрятанные под надвинутый капюшон. Да, несомненно, это была Она! Та же длинная, почти до пят, дубленка, тот же перестук каблуков, который он мог отличить от сотни подобных. Но как же так, как такое могло произойти?
…Машинально вставив ключ, Грегор повернул его в замке и открыл дверь своей квартиры. Так и есть, на вешалке пусто, значит, ее еще нет. Тихо закрыв за собой дверь, он стал спускаться вниз по лестнице.
Что делать, когда он найдет их, думал Грегор?
Что-то ужасное поднялось тогда в нем, — обида, злость, ревность, — все перемешалось в его душе! Грегору стало трудно дышать, и, стараясь облегчить накатившийся приступ удушья, он рванул на себе ворот рубахи так, что градом посыпались пуговицы, запрыгали по ступеням, белыми пятнышками мелькая в колодце лестничного пролета.
-Убью их, а потом, будь что будет, — как в бреду, повторял он, ничего не видя перед собой. Но что это? Снова знакомые шаги, снова этот торопливый перестук каблуков!
…С запрокинутым вверх лицом, по лестнице, ему навстречу, поднималась Она, и в тусклом свете лампочки, висящей над площадкой второго этажа, ее лицо казалось желтым, как у мертвеца. Она старалась казаться спокойной, но глаза… Ее выдавали глаза, — глаза нашкодившей сучки!
-Ты куда? – не поздоровавшись, встревожено спросила Она.
-Прогуляться, — ответил Грегор, продолжая спускаться вниз.
Он поравнялся с ней, чувствуя, как деревенеют его ноги, затем он сделал шаг, еще один, и пошел вниз, не в силах смотреть Ей в глаза…
…Похоже, она пыталась задержать его, задавая какие-то вопросы, но что-то истеричное было в ее голосе, и он, не дослушав, ушел.
…На улице Грегора встретили осевшие, недельной давности сугробы, простроченные желтыми метками собачьей мочи, и одинокий фонарь на углу улиц, тусклый свет которого тщетно пытался пробиться сквозь мрак.
Черная лента тротуара со слюдяными пятнами замерзших лужиц, огромная, тревожная луна, всходящая над крышами домов…
Пусто…
Ни-ко-го…
Только чужие, равнодушные окна, подслеповато глядели своими светящимися глазами на Грегора, словно спрашивая его: «ну что, дождался»?!
«Ну почему он тогда, во дворе, не пошел следом за ними, почему не догнал и не заглянул под низко опущенный капюшон»? – спрашивал себя Грегор все последующие годы.
Если бы он тогда сделал это, то не было бы стольких лет ее лжи, и червь сомнений и ревности не жег бы его исстрадавшуюся душу.
…Конечно, она потом твердила ему, — ты не прав, это была не я! Да ты ведь был пьян, Грегор! А тогда, на утро следующего дня, переставляя с места на место обувь в прихожей, Грегор вдруг заметил, что один ее сапог лопнул ниже щиколотки, точно по шву, и его сомнения превратились в уверенность, — узкое голенище модного сапога не выдержало вчерашнего, когда она, не разбирая дороги, побежала прочь от него.
…Тогда Грегор отступил, потерпев полное поражение; как говорится, — «не пойман, – не вор»!
…Он слышал много рассуждений о загадочности женской души, об особой миссии лучшей половины человечества… «Но правда ли все это? Да и лучшая ли это половина? Ведь ни одно существо на Земле не сможет додуматься до того, до чего додумываются эти подлые, самовлюбленные, самонадеянные, лживые существа! Играя на мужских чувствах, часто используя свои излюбленные «женские» приемы, они упорно идут к своей цели – захватить, овладеть, удержаться, использовать. И не важно, о чем идет речь, — о карьере или о любви. Они одинаково подлы, как с мужчинами, так и со своими подругами, когда на карту поставлено их благополучие» — так рассуждал Грегор, все чаще и чаще мысленно возвращаясь в тот зимний вечер.
…Жестоко устроена жизнь.
Она давно превратилась в конкурс, в котором победителю достаётся Женщина. Она ждет, и ищет себе не просто мужчину, а сильного, обеспеченного, успешного самца, — с дорогой машиной и «Роллексом» на руке за пять тысяч долларов. Женщина хочет быть не «замужем», а «за мужем», за его могучей спиной! А если не все успешные, как тогда быть?
-Бездарь! – кричала Она Грегору, — что ты сделал для меня хорошего в этой жизни?
-Действительно, что я сделал для нее хорошего? — спрашивал себя Грегор, — не оказался богатым, не свозил на Канары, не подарил машину… Грегор понял одно: он ее ра-зо-ча-ро-вал…

…Ей было двадцать три года, когда она вышла замуж за него, сорокалетнего. Она была вчерашняя студентка, он был сегодняшний инженер. Конец восьмидесятых, конец перестройки, конец нормальной, не очень сытой, но, — спокойной жизни.
…Это был банальный, курортный роман. Он, и молодая женщина, решившая «сбегать» замуж. Двое, почувствовавшие притяжение сердец…
Он, — последний романтик, она…
Я думаю, он ей был немного симпатичен, а еще, наверное, ей импонировало то обстоятельство, что он сходил с ума, и прямо у неё на глазах!
…Когда закончился отпуск, он продолжал встречаться с ней. Между их городами было 750 километров пути. Каждую пятницу, после работы, он садился в самолет Аэрофлота и летел к любимой, а в воскресенье, — возвращался домой, чтобы всю следующую неделю мечтать о новой встрече. Что это было, умопомрачение или любовь? Я думаю, — это была Любовь. Во всяком случае, — у него.
…Чем можно измерить чувство, пришедшее к Грегору слишком поздно? Чем можно оправдать поступок, совершенный им ради такого призрачного понятия, как «счастье»?
…Тогда он был счастлив. Он любил, и думал, что Она любит его тоже. Тогда он, не колеблясь, сделал роковой шаг, и тем самым, сжег за собою мосты, перечеркнув свое прошлое, забыв своих друзей, уйдя из своей прежней семьи…
…Врут сказки про рай в шалаше, и Грегор очень скоро это понял.
Когда он однажды упрекнул Её в том, что она не честна по отношению к нему, то в ответ услышал:
-Я жалею о том, что, раньше, слишком мало изменяла тебе! Вот так. Слишком мало…
…Я давно знаю Грегора, он мне, — как брат. Прошло десять лет с того самого, злополучного вечера, а он и сейчас еще любит, — эту подлую, лживую, прекрасную дрянь, не скрывающую того, что изменяет ему. Коллеги Грегора, рабочие парни, видя, как он изводится, часто дают ему совет «разобраться» с ней. Так, как всегда в таких случаях делали это с неверными женами на Руси. А Грегор не может поднять на нее руку. Да и не хочет…
Горько. Горько и одиноко Грегору. И страшно остаться ему одному, в пустой, холодной, холостяцкой квартире.
…Наверное, он слабый человек. А может быть, он просто до сих пор любит Её, эту подлую, лживую, прекрасную дрянь?