— Сашко! Эй, Сашко!!!
Тихо, но настойчиво мялся кто-то под окном. Саша проснулся и потер поцарапанными кулачками глаза, мельком взглянув на ссадины, он чему-то улыбнулся и, соскользнув с кровати, засеменил голыми пятками к окну.
-Сенька!? Это ты, Сень!? — вполголоса вопросил Саша и, приподнявшись на цыпочки, дотянулся до новенькой ручки на створках окна, дернув ее, бессознательно отметил:
— Тугая…– И вдруг вспомнил, что накануне ее чинил дядя Никанор, сосед бабушкин – кузнец-великан; борода, спутанная в густых красных подпалинах, а пальцы, что крючья – железные и кривые и пахнул он сам дымом и еще чем-то кислым, чем именно, Саша не мог определить.
Мальчик поднатужился и окно, наконец, открылось. Саша взобрался на подоконник и приложил палец к губам:
— Тсс…, а то бабушка осердится — почти прошептал он.
— Ну, Сашко, силен же ты, дрыхать… Я битых полчаса тебя зову, зову…, весь уж обозвался. – Недовольно бормотал пастушок, не бог весть, как одетый в столь ранний час: застиранная сатиновая рубаха неопределенного цвета, почти до пят, подпоясанная солдатским ремнем и сандалии на босу ногу.
— Да не ворчи ты! — отозвался Саша на брюзжание Сеньки и добавил:
— Как старый дед прям…, погоди минутку, я мигом. — Он юркнул в глубь комнаты, наспех оделся и вернулся босиком, бросив в окно сначала крохотные кроссовки, затем влез на подоконник и просительно ойкнул:
— С-е-ень, сними, а…!?
— Ей богу…, как маленький ребенок, – протянув руки, буркнул деревенский крепыш и, заключил миролюбиво:
— Ладно! Чево там… Сигай!
Неожиданно, будто выстрелы защелкал бич пастуха, эхом наполнив пустое утро. Забрехали собаки вдруг и заголосил петух, взлетев на высокую жердину. Мальчишки вздрогнули, как по команде.
– Ну вот, бабы скотину уже выгоняют, – посетовал пастушок, вглядываясь куда-то вдаль, пока Саша пыхтел над шнурками.
Сенька укоряюще посмотрел на Сашу и с сожалением вздохнул:
— Не успеем, совсем расцвело.
Небо на горизонте чуть порозовело, а из-за леса казалось вот, вот брызнет солнце.
— Я все. – Виновато пробормотал Саша, приподнимаясь с колена. Сенька не обернулся, лишь мотнул головой и, они чуть пригибаясь, словно садовые хулиганы, тихо зашуршали вдоль изгороди, увитой диким хмелем: туда — в глубь старого сада; а дальше оврагом и вскоре выбрались на опушку, заросшую густым малинником.
Наступило утро, небосвод подернулся легкой перистой дымкой. Маленькие путники отмерили почти версту по лесной просеке. Косые тонкие лучи робко преследовали их, пока они не свернули в чащу. Саша, вымокший по пояс и облепленный паутиной, с головы до пят, еле поспевал за размашистым пастушком. Чуть не плача, отмахиваясь от назойливой мошки, он взмолился, опускаясь на жухлую траву.
— Сеня постой…, пожалуйста, я уже не могу!
Крепыш на мгновение замер и круто развернулся:
— Че, помёр! — снисходительно раскрыл он щербатый рот.
– Тоже мне, следопыт горемышный. — Сенька ловко цыкнул слюной и уже участливей склонился над Сашей.
— Боженьки мои! – всплеснул он руками. Саша от неожиданности онемел.
— У тебя же лицо все опухло, — пастушок слегка приподнял его за подбородок, критически осмотрел, осторожно поворачивая его то вправо, то влево.
— Мда! — подытожил он задумчиво.
– Придется вертать. — Выпрямившись, Сенька похлопал себя по воображаемым карманам:
— Вот олух! Надо же, мазь для тебя забыл… с вечера отложил ведь, задаст мне трепку теперь, бабка твоя…, — сокрушенно закончил он монолог.
Саша, как мокрый мышонок съежился и подрагивал, его неподвижное лицо горело, будто вымазанное толченым стеклом. Ему хотелось его разодрать, расчесать в кровь, но руки не слушались, а мысли путались и прыгали….
Он рос обыкновенным мальчиком без каких либо нездоровых отклонений и достаточно сообразительным для своих шести лет. У Саши не было старших братьев и сестер, не было и папы. Они жили вдвоем с мамой — она учительница. В садик он не ходил, летом они чаще жили в деревне у бабушки, а зимой…, вот зимой он ходил с мамой в школу. Это было не всегда конечно, лишь тогда, когда его совсем не с кем было оставить. Но зато, какие это были дни!
Саша просто обожал школу, он тихо сидел на маминых уроках, иногда подражая большим ребятам, тянул руку и искренне не понимал, почему они смеются. Однажды вышла весьма забавная история. В середине урока маму неожиданно вызвали к директору. Саша сидел всегда за первой партой. Только за мамой закрылась дверь, класс в мгновение ока превратился в разбуженный улей. Саша встал и вышел из-за парты, повернулся спиной к доске и обвел снизу вверх всех взглядом. Шум заметно поутих, он степенно развернулся и направился к учительскому столу, класс застыл на месте. Повернувшись и ничуть не смущаясь, Саша четко произнес: — Дети по местам! (Что там началось описать трудно, это надо было видеть…!)
Его лихорадило: — Завтра приедет мама, и они поедут домой. А послезавтра в школу. Сегодня он хотел собрать самый красивый букетик на свете и подарить ей. А так глупо все вышло….
— Сашко! Сашко очнись! – сочувственно тормошил его пастушок.
– Тебе больно!? – У Саши от этих слов навернулись слезы, и он заревел, как ревут маленькие дети, не сдерживаясь, взахлеб.
Сенька растерянно топтался вокруг
— Беда, надо же беда какая, – вдруг он остановился и решительно задрал рубаху, оторвал от нее лоскут, еще один и еще…
— На! Замотай лицо, — протянул он импровизированные бинты. Саша лишь мотнул головой и продолжал реветь. Пастушок цыкнул с досады:
— Ладно, не реви…, попробую сам. — И, неумело, но все же обмотал ему голову на египетский манер, оставив лишь узкую щель для глаз — отдалился на шаг, полюбовался и удовлетворенно заключил: — Теперь порядок!
Саша перестал реветь, он вообще перестал говорить, а лишь что-то мычал неопределенное. Сенька спохватился и метнулся к Саше.
— Боже-ш…! Я тебе дыхалу перекрыл…. Ты не переживай Сашко! – пытался он утешить глубоко вздыхающего малыша.
– Я принесу цветы, мы седня все равно не успели. А до гнилого болота еще топать и топать. — Сеня взглянул на солнце и вымолвил:
— Да они бы и завяли…, их рвут на рассвете, тогда они долго держатся…
Пастушок замолчал, подав Саше руку, тот покорно всхлипнул и они тихо побрели домой.