Успей простить.


Успей простить.

Ну что ж, приговор оглашен. Это конец. Нет, точнее это начало конца. Что он там сказал? «Редкая болезнь…максимум месяц…». Значит, через две недели у нее выпадут волосы, иссушится кожа, начнет развиваться глухота и слепота. Пропадет голос. Последние несколько дней она будет лежать не в силах двинуть ни единым суставом. Нервная система откажет полностью. Затем перестанет функционировать мозг. А уж после этого сердце долго не выдержит.
И нет никакого средства, ни малюсенькой надежды. Через месяц ее нестанет. Как страшно – был человек и – нет человека! Как непостижимо – сейчас она идет, пусть неровной походкой, по белым коридорам больницы, видит свою легкую тень, а уже через месяц ее зароют в землю; она дышит воздухом, от ужаса хватая его ртом часто-часто, а совсем скоро ее зароют в землю, подальше от этого воздуха; ее дрожащие руки трогают стены, перила, осязают их прохладную гладкость, а скоро руки сложат на груди и ее зароют в землю…
Громкий напуганный всхлип вырвался из ее горла. Она в ужасе прижала ладонь к перекошенному от отчаяния рту. Она поняла, что истерика начинает бить ее и попыталась взять себя в руки. И тут же почувствовала волны тошноты, подкатывающие к горлу. Она метнулась по коридору в сторону туалета. Там ее мучительно до слез вырвало. Она села на пол и наконец заревела в голос, по-детски скривив лицо, вцепившись руками в волосы. Ну, почему она?! Ей же всего 25 лет! Нет мужа, нет детей! Даже поплакать о ней будет некому. Она совсем одна, наедине со своим горем. Вдруг темнота обступила девушку, и она потеряла сознание.
Открывая глаза, она улыбалась. Это только сон! Но взгляд уперся в белый кафель больничного туалета, сердце кувыркнулось в груди и панический страх снова накрыл ее с головой. С большим усилием она заставила себя встать и выйти из больницы.
Горячий июль плавил асфальт, яркое солнце жгло нещадно, стоял полный штиль, а ее сотрясала дрожь. С непрекращающимся звоном в ушах она дошла до своего дома, изнеможенно рухнула в постель и уснула на сутки.
Просыпалась она уже без улыбки, потому что все эти 24 часа ей снился гроб, и в тиши раздавался стук забиваемых в крышку огромных гвоздей. А потом наступала звенящая тишина и всеобъемлющая пустота. И холодный липкий пот покрывал ее, простыня облепляла, она не могла пошевелиться. Сквозь сон ей казалось, что она уже умерла, уже зарыта в могилу. И еще одно чувство пронзило ее в этом сне. Она четко поняла, что должна завершить какое-то дело. Это чувство было таким призрачным, что девушка не сразу осознала, что бы это значило.
Но проснувшись окончательно, она уже точно знала, что должна сделать. Уже через полчаса, одетая в темное длинное платье, с покрытой серым платком головой, она входила в храм. Голова закружилась, и она поняла, что это первые признаки приближающегося конца. Слезы потекли из глаз почти с порога. Руками она не уставала осенять себя крестом. Она плакала молча, переполненная жгучей, грешной жалостью к себе и обидой на Бога. «Помоги! Направь! Скажи, что делать?» — молила она у распятья, видя его смутно, сквозь пелену слез. И вдруг взрыв где-то на уровне диафрагмы разлил по всему ее разуму прибой осознания. Господи! Ну, конечно! Что делают, когда уходят навсегда? Просят прощения! И она уже вспомнила последний поступок, за который ей стыдно. И уже знала, что ей предстоит нечто, что страшнее смерти. СЛОЖНЕЕ смерти. Выпросить у него, у некогда любимого человека прощение за тот ее грех, за ту самую большую ошибку в ее жизни.
Он должен ее простить! Она ведь умирает… Хотя, нет! Она не прибегнет к помощи его жалости. Она будет просить прощение на том же уровне, на котором и совершила тот чудовищный поступок. Тогда та жестокая месть вызвала в ней злорадное удовольствие. Око за око! О, как она была не права! До сих пор мурашки пробегают по телу, стоит вспомнить его глаза, когда он узнал об ее поступке. Полные тоски и боли, глаза побитой собаки. Он должен ее простить! Ведь уже тогда она была сполна наказана. О, если она когда-нибудь пожалеет об этом больше, чем в тот день, у нее лопнет сердце.
Она позвонит ему. Прямо сейчас. Прошло пять лет, может он уже женат, может уже забыл о той боли, которую она оказалась способна ему причинить. Может с легкостью простит ее, ведь это сложно – жить так долго с обидой в сердце.

Маленькая прокуренная комната с грязными шторами, немытой посудой на подоконнике, пыльными окнами и бутылками из-под водки на столе.
На продавленном диване лежит мужчина. Ему всего тридцать лет, но на вид все пятьдесят. Он только пришел с работы, но уже успел напиться и благодаря этому успешно забылся сном.
Ему снилась девушка. Хрупкая, нежная в кипенно-белом платье. Она порхала по поляне от цветка к цветку, словно большая белоснежная бабочка. Он не уставал ею любоваться, но вдруг, подбежав к глубокой луже, она со злорадной усмешкой начала поливать грязью свое платье, волосы, лицо и все громче и громче хохотала. А его сердце все теснее и теснее сжимала тоска и боль. Омерзительное разочарование обжигало все его внутренности.
Какой-то звук вырвал его из объятий страшного сна. Он раскрыл мутные глаза и тупо уставился в потолок. Телефон. Черт! Где же он? Трубка нашлась под кучей грязного белья в ванной.
— Да! – рявкнул он в трубку.
На том конце провода глубоко вдохнули и выдали невероятное:
— Это я…
Тупая ржавая булавка проткнула его сердце насквозь. Он задохнулся от ярости: Как она посмела?! Но сказать ничего не мог, только хватал ртом воздух, мгновенно протрезвев.
Она помолчала, ожидая его реакции. Не дождалась и выдала нечто еще более невероятное:
— Прости меня…
Желваки на его лице заходили ходуном. Он почти выплюнул в ответ:
— Никогда!!!
А она запричитала, суетливо, срываясь на сопрано:
— Ну, что тебе стоит? Забудь! Умоляю! Это было так давно. Я виновата, дьявольски виновата. Ну, прости, заклинаю! Ведь тебя как и меня это уже 5 лет тяготит. Ну, чего проще – я каюсь, ты прощаешь и жизнь продолжается!
Детская надежда яркой молнией сверкнула у него в мозгу. Вот она! Возможность вынырнуть из пучины прошлой обиды. Снова зажить полноценной жизнью, вернуть друзей, завести жену, детей…
Но булавка в сердце повернулась и он согнулся пополам от боли. И стиснул челюсти. Нет, все-таки пятилетняя обида врастает в сердце и без нее уже невозможно жить. Уверен, что весь смысл его жизни – лелеять свое унижение, свою боль.
И снова рявкнул:
— Никогда!!! – и швырнул телефон об стенку.
Оглядел комнату, на мгновение в глазах его мелькнули остатки здравого смысла, ужас: что же я сделал со своей жизнью?! Но тут же разум уступил место больному эгоизму: это она во всем виновата! И всего полбутылки водки вернули его спокойствие и глубокий сон.

Руки мелко противно дрожали, водоворот отчаяния был уже где-то на уровне горла, но она вздернула подбородок. Она заставит его простить ее! Она дьявольски упряма, и он знает это. Может, ее упрямство не поможет ей в борьбе со смертельным недугом, но оно, черт возьми, поможет ей вымолить его прощение!
И она начала звонить. Каждый день, в одно и то же время она шептала в трубку, как заклинание «Прости меня» и каждый раз получала ответ, как удар плетью «Никогда!». С каждым днем ее голос звучал все отчаяннее, ведь она понимала, что пройдет еще немного времени, и она просто физически не сможет не только произнести слово, но и услышать его ответ.
С каждым днем его ответ звучал все неувереннее, ведь покой его непоколебимой обиды был нарушен мольбой, изо дня в день звучащей в ее голосе.

Он бросил пить, прибрался в квартире, вымыл посуду и окна. Он побрился, постирал вещи, купил утюг и туалетную воду.

У нее периодически отнимаются ноги. Голос, слух и зрение пока не подводят, но уж слишком больно смотреть на себя в зеркало. Желтая кожа обтягивает кости, глаза блестят нездоровым экзальтированным блеском. Волосы заметно поредели. Движения рук она уже почти не контролирует.
Очередное посещение врача. Он пришел с утра. Молодой, новенький, не может скрыть дикой жалости в глазах. Прогноз неутешителен. Самое позднее послезавтра моторные функции организма полностью атрофируются. Она превратится буквально в растение. Живой, но ничего не чувствующий труп. Да и то не надолго.
Врач предложил немедленную госпитализацию, но она отказалась. Сказала, что за ней есть кому ухаживать. Соврала. Он ушел, а она начала собираться.
Длинное наглухо закрытое бордовое платье. Умелый макияж, вернувший ей здоровый цвет лица. Только худобу не скроешь.

Он читал какую-то книгу, когда раздался тихий стук. Он подошел к двери и прежде чем распахнуть ее, прислонился лбом к косяку. На уровне подсознания он уже знал, кто это. Поворот ключа в замке и… сердце изо всех сил ударило в ребра. Все исчезло. Только эти глаза и гул в ушах. Секунда, две, десять… Какие же удивительные у нее глаза! Болотно-карие, один чуть светлее другого. Трепетная нежность залила все его существо. Ему до боли захотелось схватить ее и сжать в объятьях. Но чертова гордость в миг превратила море нежности в одну жалкую каплю.
— Что тебе надо?!
Она отшатнулась, будто он ее ударил. Боже! Как она похудела. Неужели муки совести так извели ее?
— Впусти меня… — тихо попросила она.
Секунду поразмыслив, он посторонился. Неровной походкой она прошла на кухню. Села.
— Закуришь? – спросил он, протягивая ей пачку. Рука дернулась, как будто уже хотела взять сигарету, но она покачала головой. Тихо, так, что ему пришлось напрягать слух, зазвучал ее голос:
— Я уезжаю. Навсегда. Не смогу больше позвонить тебе. Прошу в последний раз: прости меня. Имей жалость.
Он исчез. Темнота обступила ее. В панике она заморгала часто-часто, и он появился вновь. Боже! Дай ей еще немного времени!
Он вздохнул и почти по-доброму ответил:
— Не могу. Боль не уходит. Знаю, Бог учил прощать, но не научил как. А я не умею.
Кажется она заплакала. Или просто опять стало мутно в глазах? Она поднесла ладонь к лицу. Нет, все-таки заплакала. Ее затрясло, она закричала:
— Ну, что тебе стоит?! Скажи, что прощаешь, и я уеду со спокойной душой. Ну, обмани меня, в конце концов!
Но он молчал…
И вдруг сердце его заколотилось с такой скоростью, будто куда-то не успевало. Он осознал, что готов простить ее. Но слова почему-то не шли с языка. Гордость перехватила его горло. Он почти задыхался. Он протянул руку, чтобы сжать ее прозрачную ладонь, но она опять неестественно судорожно дернулась. И он уронил руку.
— Я подумаю, — великодушно пообещал он, — позвони мне завтра.
Она с животным ужасом смотрела на его губы и ничего не слышала. Открыла рот, чтобы переспросить, но в горле противно забулькало. Она вскочила и опрометью бросилась к выходу.

Вечером тело окончательно перестало ей подчиняться. А ночью свет люстры вдруг распространился на всю комнату. Так вот она какая, слепота. Это не тьма, это вечный свет, белый и мертвый. Эх, доктор, вы были неправы. Да, она не видит, не слышит, не говорит и не движется, но человеческое сердце подчас способно пережить смерть. Оно чувствует. Хотя, ей было бы лучше, умри оно вместе с голосом и слухом. Ведь она думает и чувствует. И боль еще способна сжимать ее маленькое сердечко: «Он не простил. И уже никогда не простит. Какую же страшную вещь она совершила, если любимый человек оказался неспособен ее простить?! Она будет гореть в аду. И так ей и надо».
Умерла она тихо и незаметно, даже не закрыв глаза.

Он курил и улыбался. Как легко у него теперь на душе. Теперь, когда он принял решение. Сердце просто поет в предвкушении новой счастливой жизни. Он все еще любит ее! Всегда любил! Завтра она позвонит, и он простит ее. Ведь она же обязательно позвонит ему завтра…

0 комментариев

  1. sutanik

    Уважаемая, Софья,прочитал ваш драматический рассказ. Очень хорошая проза. Именно поэтому советую ещё раз самой перечитать её и поработать над отдельными абзацами и предложениями. Поверьте, тогда из хорошей она превратится в отличную
    Как пример приведу один из таких абзацев, который я попытался изложить с некоторыми поправками.

    У вас в нём есть неудачные выражения. Например, «Гордость перехватила горло», «уронил руку».

    Попробуйте прочитать его так.
    И вдруг сердце его заколотилось с такой скоростью, будто куда-то не успевало. Он осознал, что готов простить ее, но слова почему-то не шли с языка. Упрямство вновь с силой сдавило ему горло. Он почти задыхался. Его протянутая рука, уже готовая сжать ее прозрачную ладонь, опять неестественно судорожно дернулась. И он как автомат отдёрнул её…
    Успехов в творчестве.
    Анатолий Сутугин

  2. sofya_deduk

    Спасибо Вам огромное за столь развернутую рецензию! Правда Вы немного недопоняли ту сцену, которую предлагаете переделать. Это она (девушка) неестественно судорожно дернулась, и поэтому он уронил уже протянутую было руку. Хотя, может я действительно непонятно написала. Я обязательно перечитаю рассказ (хотя, в силу его некоторой автобиографичности, я знаю его наизусть), может что-то и впрямь нужно подкорректировать. Еще раз спасибо.

  3. kiseleva_natalya_legenda

    Понравилось. Без лишних сантиментов и отягощающих подробностей. Только под конец рассказа, я поняла, что не знаю, как зовут героев, что в общем-то не важно и не нужно. Мы почти ничего не знаем о персонажах, но это не мешает прочувствовать ситуацию. Да, мысль, лёгшая в основу произведения не нова. Но в данном случае – это совершенно неважно. Вы замечательно раскрыли тему (извините за такой «канцелярский» термин).
    А для читателя остались вопросы. А кому нужнее было это прощение? А если бы не смертельная болезнь девушки, она бы смогла жить дальше не прося прощения, а он продолжал бы погибать не простив её хотя бы в душе? А сможет ли герой наладить свою жизнь, зная, что она так и не узнала, что он её простил?
    Замечательное произведение.

  4. sofya_deduk

    Спасибо. Да, тема действительно вечная. Никто не знает что проще — жить, зная, что ты не «живешь», а «доживаешь»? Или ненавидеть, зная, что ненавидишь не потому, что объект ненависти плох, а потому что ТЕБЕ нехватает душевной широты для великодушного прощения? Изначально, рассказ задумывался, как призванный доказать то, что перед смертью уж точно все завлуживают прощения. Но потом (как у Пушкина, помните «Я бы и женил Онегина да Татьяну, но она-то! Все карты мне перепутала! Взяла и выскочила замуж!»), как оно часто бывает, в процессе изначальная задумка трансформируется. Я вдруг решила, а почему собственно прощение неизбежно? Неужели, в мире никогда никто не умирал без покаяния и прощения? Конечно умирал. Взять хотя бы мою героиню. С уважением.

Добавить комментарий