Нет, это не альтернатива, а её отсутствие: курсы немецкого языка в Германии.
Когда-то не изучавшийся разве что в детсадах и яслях, он вместе со своими носителями полностью и безоговорочно капитулировал даже в научных журналах с немецкими обложками.
За полвека до въезда мне вполне хватило бы наличных «Хенде хох!», «Ахтунг!», «айн, цвай, … , цен», вылетающих, как из автомата Калашникова, а дополнявшие внушительный языковый багаж «Гутен морген/таг/абенд!», «Данке!» и «Битте!» были бы архитектурным излишеством, развращавшим побеждённых.

На столь насыщенном немецком фоне мой далеко не шекспировский английский не только впервые показался, но и сначала оказался родным. Словно луч света в тёмном царстве, он вёл меня за руку по инстанциям («Как много в столь нерусском звуке для сердца русского слилось!») и улицам с названиями, иной раз таинственными даже для краеведов, съевших криво или прямо на них четвероногого друга.
Но и в былой стране мыслителей и поэтов читает того же Шекспира в подлиннике удивительным образом всё-таки не каждый продавец. Иначе не пришлось бы мне гладить обувь при покупке крема для неё и такими окрылёнными взмахами рук демонстрировать силу тяги к инсектицидам, убедившим, что и язык Древнего Рима вымер-таки даже в его былых владениях.

Но художественная самодеятельность меркнет перед языковыми курсами, более театральными, чем жизнь и сам театр. Именно в нём давала когда-то уроки правильной и выразительной, но какой-то не нашей немецкой речи одна наша преподавательница. Наверное, те актёры напоминали ей грациозных и, если ей известно, трепетных ланей, с которыми старые, как мы, кони не то что в одну телегу не впрягаются, но от потери самоуважения даже пословицу забывают и поэтому борозду портят. А мы если и выглядели, как кони, то исключительно как небывалые клячи, способные лишь пятиться назад, и это было вперёд!

А над нами – также над всей Испанией безоблачное высокое немецкое небо, где витал в вихре параллельно преподаваемых не нам латиноамериканских танцев ещё и наш учёный наставник, специалист и по испанской литературе. Жаль, не дождался он разлёта непарнокопытных птенцов из шестимесячного гнезда и дотанцевался-таки до вылета из страны потребителей зелья в производящую Колумбию президентом… школьной библиотеки.
Но лучше ли вросшему незыблемым дипломированным дубом в здешний серокаменный чернозём преподавателю, говорящему на 20 языках с коллегами… по подъёму мебели на высокие этажи без лифта? Одна отрада: пятый, как графа, русский называется четвёртым немецким, так что таскать здесь легче.
Зато рождённые ползать пусть и здесь не летают, но в каком седле на белом коне засиделись – закачаешься!

А у нас была своя свадьба. Если кто и делал в редких тестах частые ошибки, то зато его на частых опросах редко дёргали за язык, если, конечно, сам не дёргался.
Я же влюбился в удивительно логичный немецкий с первого взгляда… в академический курс грамматики Дудена. Правда, и днём с огнём не вижу смысла в назывании десятков многозначного числа в конце. Сами заварили эту кашу и ещё её, будто бы не зная, что кукушка наших курсов уже прокуковала их конец, усердно приправляют таким облегчающим новым правописанием, что и прирождённые немецкие кони дрожат от уверенности и то и дело спотыкаются, а нам, урождённым, с ними расхлёбывай.
«А в остальном, прекрасная маркиза…» – дисциплина зримее полиции. Архимедова точка опоры – вторая позиция сказуемого в повествовательном танце. Это на просторах СНГ можно вытанцовывать предложения даже дамам, как душе или куда чаще её отсутствию заблагорассудится.
Русские учебники немецкого упорно, из поколения в поколение, учат немцев смещению отрицательной частицы за предложный оборот в конец предложения для его полного отрицания, а те, неразумные, как хазары, до сих пор сопротивляются с упрямством и на их языке воспетых баснями ушастых четвероногих и так и лопочут по-своему, добросовестно заблуждаясь.

Но и русскоязычным есть чему поучиться. Оказывается, немецкая девушка – оно. Тем хуже для неё самой и её… нет, друзей, здесь в этом и рабочих характеристиках – сплошное дипломатическое расшаркивание для непосвящённых. Нет, она – это оно, надо срочно исправиться, пока не поздно, тем хуже для него самого и его друзей, – язык и тот ломается. А для нас и здесь наших таких женственных девушек – хоть завались. Не беда, что иной наш в доску конструктор немецкого и даже русского предложения русскоязычной смешнее Жванецкого, но только для тех, кто понимает.
А овцам и козам немецкой национальности предстоит бэкать и мэкать или мягче, или с умляутом. И где ещё пригодится родное украинское «гэ» тем, кто выдыхает не то, что нужно, а то, что может?

Становилось легче от анекдотов о демобилизованных воинах как абитуриентах. Одному было всё равно, какой иностранный сдавать, другой владел только одним языком, который во рту, но не знал, что такое «иностранный», зато грамотный третий – устным непечатным. Беззаботно смеяться здесь над этим можно было бы только от всей немецкой души, а наша заботливо грустила.
Но и медведя учат танцевать. И хоть мы немного чаще блистали незнанием изученного, чем знанием неизученного, почему-то не улыбалось быть косолапее тёзки реформатора…

И всё-таки как хорошо, что в нашем подлунном мире хоть и ничто не ново, но удивительно много хорошего! Разве плохо, что коровы пока не летают? Но куда лучше, что мы сами прилетели всё же не в Японию с расширенными китайскими иероглифами, и без того бесконечными и на одно лицо, как и тамошние заниженные и зауженные узкоглазые немцы. Ну, почему это они так дружно не только на солнце щурятся?..

Нет, это не альтернатива, а её отсутствие: курсы немецкого языка в Германии.
Когда-то не изучавшийся разве что в детсадах и яслях, он вместе со своими носителями полностью и безоговорочно капитулировал даже в научных журналах с немецкими обложками.
За полвека до въезда мне вполне хватило бы наличных «Хенде хох!», «Ахтунг!», «айн, цвай, … , цен», вылетающих, как из автомата Калашникова, а дополнявшие внушительный языковый багаж «Гутен морген/таг/абенд!», «Данке!» и «Битте!» были бы архитектурным излишеством, развращавшим побеждённых.

На столь насыщенном немецком фоне мой далеко не шекспировский английский не только впервые показался, но и сначала оказался родным. Словно луч света в тёмном царстве, он вёл меня за руку по инстанциям («Как много в столь нерусском звуке для сердца русского слилось!») и улицам с названиями, иной раз таинственными даже для краеведов, съевших криво или прямо на них четвероногого друга.
Но и в былой стране мыслителей и поэтов читает того же Шекспира в подлиннике удивительным образом всё-таки не каждый продавец. Иначе не пришлось бы мне гладить обувь при покупке крема для неё и такими окрылёнными взмахами рук демонстрировать силу тяги к инсектицидам, убедившим, что и язык Древнего Рима вымер-таки даже в его былых владениях.

Но художественная самодеятельность меркнет перед языковыми курсами, более театральными, чем жизнь и сам театр. Именно в нём давала когда-то уроки правильной и выразительной, но какой-то не нашей немецкой речи одна наша преподавательница. Наверное, те актёры напоминали ей грациозных и, если ей известно, трепетных ланей, с которыми старые, как мы, кони не то что в одну телегу не впрягаются, но от потери самоуважения даже пословицу забывают и поэтому борозду портят. А мы если и выглядели, как кони, то исключительно как небывалые клячи, способные лишь пятиться назад, и это было вперёд!

А над нами – также над всей Испанией безоблачное высокое немецкое небо, где витал в вихре параллельно преподаваемых не нам латиноамериканских танцев ещё и наш учёный наставник, специалист и по испанской литературе. Жаль, не дождался он разлёта непарнокопытных птенцов из шестимесячного гнезда и дотанцевался-таки до вылета из страны потребителей зелья в производящую Колумбию президентом… школьной библиотеки.
Но лучше ли вросшему незыблемым дипломированным дубом в здешний серокаменный чернозём преподавателю, говорящему на 20 языках с коллегами… по подъёму мебели на высокие этажи без лифта? Одна отрада: пятый, как графа, русский называется четвёртым немецким, так что таскать здесь легче.
Зато рождённые ползать пусть и здесь не летают, но в каком седле на белом коне засиделись – закачаешься!

А у нас была своя свадьба. Если кто и делал в редких тестах частые ошибки, то зато его на частых опросах редко дёргали за язык, если, конечно, сам не дёргался.
Я же влюбился в удивительно логичный немецкий с первого взгляда… в академический курс грамматики Дудена. Правда, и днём с огнём не вижу смысла в назывании десятков многозначного числа в конце. Сами заварили эту кашу и ещё её, будто бы не зная, что кукушка наших курсов уже прокуковала их конец, усердно приправляют таким облегчающим новым правописанием, что и прирождённые немецкие кони дрожат от уверенности и то и дело спотыкаются, а нам, урождённым, с ними расхлёбывай.
«А в остальном, прекрасная маркиза…» – дисциплина зримее полиции. Архимедова точка опоры – вторая позиция сказуемого в повествовательном танце. Это на просторах СНГ можно вытанцовывать предложения даже дамам, как душе или куда чаще её отсутствию заблагорассудится.
Русские учебники немецкого упорно, из поколения в поколение, учат немцев смещению отрицательной частицы за предложный оборот в конец предложения для его полного отрицания, а те, неразумные, как хазары, до сих пор сопротивляются с упрямством и на их языке воспетых баснями ушастых четвероногих и так и лопочут по-своему, добросовестно заблуждаясь.

Но и русскоязычным есть чему поучиться. Оказывается, немецкая девушка – оно. Тем хуже для неё самой и её… нет, друзей, здесь в этом и рабочих характеристиках – сплошное дипломатическое расшаркивание для непосвящённых. Нет, она – это оно, надо срочно исправиться, пока не поздно, тем хуже для него самого и его друзей, – язык и тот ломается. А для нас и здесь наших таких женственных девушек – хоть завались. Не беда, что иной наш в доску конструктор немецкого и даже русского предложения русскоязычной смешнее Жванецкого, но только для тех, кто понимает.
А овцам и козам немецкой национальности предстоит бэкать и мэкать или мягче, или с умляутом. И где ещё пригодится родное украинское «гэ» тем, кто выдыхает не то, что нужно, а то, что может?

Становилось легче от анекдотов о демобилизованных воинах как абитуриентах. Одному было всё равно, какой иностранный сдавать, другой владел только одним языком, который во рту, но не знал, что такое «иностранный», зато грамотный третий – устным непечатным. Беззаботно смеяться здесь над этим можно было бы только от всей немецкой души, а наша заботливо грустила.
Но и медведя учат танцевать. И хоть мы немного чаще блистали незнанием изученного, чем знанием неизученного, почему-то не улыбалось быть косолапее тёзки реформатора…

И всё-таки как хорошо, что в нашем подлунном мире хоть и ничто не ново, но удивительно много хорошего! Разве плохо, что коровы пока не летают? Но куда лучше, что мы сами прилетели всё же не в Японию с расширенными китайскими иероглифами, и без того бесконечными и на одно лицо, как и тамошние заниженные и зауженные узкоглазые немцы. Ну, почему это они так дружно не только на солнце щурятся?..