Сцена 1
«…Созвав на следующий день собрание, он утешал присутствующих и ободрял их не слишком падать духом и не слишком волноваться по поводу неудачи: Не храбростью и не в открытом бою победили римляне, но каким-то хитрым приемом и благодаря знанию осадного дела, в котором галлы были неопытны. Ошибаются те, которые ожидают на войне только одних успехов. Он всегда был против обороны Аварика: свидетелями в этом они сами. Но неразумие битуригов и излишняя снисходительность остальных были причинами этой неудачи. Но он скоро залечит ее более крупными успехами. Именно те общины, которые расходятся с остальными галлами, он всячески постарается привлечь на свою сторону и таким образом создать единый общегалльский союз; и если в нем будет согласие, то даже весь мир не в состоянии бороться с ним. Этой цели он почти уже достиг. А тем временем в интересах общего блага справедливо потребовать от них приступить наконец к укреплению своих лагерей, чтобы тем легче выдерживать внезапные нападения врагов.
Эта речь произвела довольно хорошее впечатление на галлов; особенно потому, что сам он не пал духом после такой большой неудачи, не стал скрываться и избегать показываться на глаза массе, и так как он еще раньше, когда все обстояло благополучно, сначала предлагал сжечь Аварик, а потом его оставить, то у них еще более повысилось представление о его предусмотрительности и способности предугадывать будущее. Таким образом, в то время как неудачи других полководцев обыкновенно умаляют их авторитет, влияние Верцингеторига, наоборот, от понесенного поражения только стало со дня на день увеличиваться. Вместе с тем его ручательство насчет присоединения к союзу остальных племен очень обнадеживало галлов. С этого времени галлы впервые стали укреплять лагерь, и эти непривычные к работе люди были охвачены таким душевным порывом, что сочли нужным, безусловно, подчиняться всем его распоряжениям.
И действительно, Верцингеториг, как и обещал, все свое внимание обращал на присоединение к союзу остальных племен и старался склонить на свою сторону их князей дарами и обещаниями. Для этой цели он выбирал подходящих людей, которые особенно способны были обольщать новых сторонников либо вкрадчивыми речами, либо благодаря дружественным связям. Спасшихся бегством из завоеванного Аварика он распорядился вооружить и одеть; вместе с тем для пополнения убыли в войсках он приказал общинам поставить определенные контингенты солдат и привести их к известному сроку в лагерь, а также набрать и доставить к нему всех стрелков, которых было очень много в Галлии. Этими мерами потери, понесенные в Аварике, были скоро восполнены. Тем временем к нему прибыл с большой конницей – как собственной, так и нанятой в Аквитании – царь нитиоброгов Теутомат, сын Олловикона, которому в свое время наш сенат дал титул друга римского народа.
Пробыв несколько дней в Аварике, Цезарь нашел там очень большие запасы хлеба и прочего провианта и дал, таким образом, своей армии возможность оправиться после трудов и лишений. Зима уже почти оканчивалась, и самое время года призывало к открытию кампании. Но когда Цезарь решил двинуться на врага, в расчете выманить его из болот и лесов или же стеснить блокадой, к нему явились послами князья эдуев с просьбой помочь их общине в это особенно трудное для нее время…»
«Commetariorum de bello Gallicio cum aulus hirti supplemento», Caius Iulius Caesar
«Галльская война» Книга седьмая Гай Юлий Цезарь
Верцингеториг, не сумев защитить Аварик, принял единственно верное решение: отойти к Герговию, дабы под стенами столицы арвернов дать Цезарю решительное сражение. Препоручив заботам Гобаннитиона Эпону, в виду того, что перед лицом общей опасности, дядя согласился не ссориться с племянником, ри койхбе с головой погрузился в подготовку к предстоящему столкновению с самой непобедимой армией Древнего мира, возглавляемой будущим принцепсом (императором) – Гаем Юлием Цезарем.
Герговия. Покои койхбе. Друид Амхэйринг, Гай Туллий, Эпона.
Амхэйринг
Того, кто ищет тайный смысл иносказаний
В обрывках знания развеянного ветром
Не остановят: ни года, ни расстоянья
В стремленье следовать за ним, повсюду следом.
Я расскажу вам, дети древнюю легенду
Дабы единство прошлых дней и настоящих,
(Что, для познавших суть огама несомненно),
Вам указало ваше место в предстоящем.
Бродя в кромешной тьме, по прихоти сознанья
Я проникал в невероятные глубины,
Где различимо бьется сердце мирозданья
Питая вечность, кровью следствий и причины.
В одном множества предпринятых мной странствий,
Мне доводилось посещать страну фоморов.
Я оказался там, лишь в силу обстоятельств,
Ибо от скуки занимался сущим вздором.
И вот, нарушив все возможные запреты,
Мой дух направил колесничего – сознанье,
В, недостижимые для солнечного света,
Края, где Дану подвергают осмеянью.
Мир Лохланн встретил меня стоном и рыданьем
Сгустился мрак иль свет померк, уже не помню
И я рванулся, словно жертва на закланье,
Но зачарованный увиденным, невольно
Я был не в силах оторвать от видов взгляда,
В плену у мрачной красоты «страны озёрной»:
Листва унизанная капельками яда,
Являлась, ночи украшением, бесспорно.
В Лохланн текут по руслам рек потоки лавы
И полон воздух ядовитых испарений.
В их странных рощах, безобразные кристаллы
Стоят, как жуткое подобие растений.
Подобны, черепа глазницам в скалах гроты,
Равнины вспоротые ранами ущелий,
Мир, где неведомы закаты и восходы
Гнетущий, тягостный … достойный восхищенья.
Зло привлекательно, порой невероятно
Клянусь, вам галлы жуткий мир народа Домну
Ничуть не хуже, чем земля богов Данаан,
Хотя в устах друида, злу хвала позорна.
Фоморы строят удивительные замки:
Они стремятся ввысь, но вместе тем просторны,
Дабы свой скудный свет, дарящая украдкой
Луна жилища посещала их свободно.
Они не чужды также смеха и веселья,
Лишь с тою разницей, что повод для них вздорный:
Себе обидой почитают восхваленье,
А оскорбленным быть напротив, не зазорно.
Эпона
Кого же первым ты в стране фоморов встретил?
Неужто, сына Буарайнеха – Балора?!
Амхэйринг
О, нет, дух смертного для тёмных не заметен,
Попавших в Лохланн, ожидает страх иного.
Эпона
Чего же следует бессмертным опасаться?
Ведь ты мне сам сказал: душа людская вечна.
Амхэйринг
Забыв обратно путь из проклятого царства,
Скитаться в мире этом мрачном бесконечно.
И, вот о них-то повестить хотел вам, дети,
Повинны сами в своей участи, бесспорно,
Но укорять не стоит тех, кто безответен,
Существованье их, без этого прискорбно.
Я видел город.
Пустоты
И окружающих созвездий,
Не замечал.
И холод,
Признак чистоты,
Искатель вечный соответствий
Там обитал.
Безликий бог, как тень времён,
Он был во всём, неощутимо,
Сказал: «Смени на вечность — сон,
Поверь, для смерти, всё едино…»,
Увлек меня в неясный свет:
В тот город…
Слабо понимая: во сне, всё это или нет
Следил за тем как, возникая,
Он рос и лик его носил
Следы изысканной работы.
В себе он живо воплотил
Уменье рук и дар природы.
Но, что он попирал стопой,
Искусно возведённых зданий?
Песок под розовой травой
Был залит кровью тех созданий,
Что вознесли до звезд гранит,
Из глыб создали наважденье.
Его подножие блестит:
В песке кровавом, отраженье,
Он видит…
Под небом, на песке, лишь люди
И воздух – равные слова…
Черты усопших хранят духи,
Но эти – «стёрты» навсегда.
Все они дышат. Что ж такого?
Не просто дышат – создают.
Вдыхая, Дагда, жизнь в иного
И тот, почтёт это за труд…
Вот, выдох. Руки воздевая,
Возносит взглядом, как гранит
На место плавно опускает
И по строению скользит
Безумным взглядом. Упиваясь,
Безостановочно творит
Тот, кто не ведает усталость,
Воздушный замок.
Монолит, я вижу, лишь в глазах лишенных
Не только мыслей: чувства, слов.
И этот блеск их оживленный
Уже встречал я, он не нов…
Я закричал и всё, как в жизни:
Они увидели меня.
(И снова, ни единой мысли
И снова, ни искры огня).
Лишь ужас на безумных лицах.
Они попадали.
Глаза! О, лучше, лучше б им закрыться
Сомкнуться, раз и навсегда.
Обломки призрачных творений
Давили тех, кто верил в них.
Скользили трещины сомнений
И вера погребала их.
Песок, пустыня, воздух, духи…
Лишь шепот ветра у виска.
Что было, ясно. Что же будет
В барханах красного песка?
Я ощутил: бог усмехнулся.
Я опустил к земле глаза,
Смолчал и резко отвернулся
Мне, застилая взор слеза
Мешала видеть наважденье:
Картина прежняя нова.
В ней только жизни отраженье –
Дурная шутка божества.
Тяжелый звон, сдобрённый стоном
И я, безудержно стремлюсь,
Среди равнин с кровавым тоном,
Тая печаль, свою и грусть.
Ведут людей. Их дух томится
В тщедушных сломленных телах
Он хочет рваться ввысь, как птица,
Но руки сжаты в кандалах.
Их мучит жажда: без работы,
Не мысля сущности себя,
Осколки острые породы
Берут и, их о сталь дробя,
Цветы выводят и сверкают
Сады на розовых цепях
И «краской» крови заливают
Они узор на кандалах.
Ведут ли их!? Идут безвольно!
И кроме их и тяжких пут…
Они б ушли, но, что им воля?
Пускай, здесь терпят, там не ждут.
Они б ушли, но как же цепи:
В них столько вложено труда?!
Свободы выше они ценят
Узор на ржавых кандалах…
Гай Туллий (внимательно слушавший друида)
Теперь скажи, старик: о чём твоя легенда?
Что поучительного в том, что я услышал?
Когда вопросы остаются без ответа,
То ни к чему слова ниспосланные свыше.
Когда рассказ твой разновидность предсказанья,
То клянусь, Марсом, мной не понят твой оракул.
(Указывает на Эпону)
Дитя испуганно трепещет от незнанья:
Тебе доверившись, она прониклась страхом.
Эпона (не обращая внимания на слова римлянина, гневно обращается к Амхэйрингу)
Скажи: ты знал? Ведь ты же знал, что так и будет?!
Ты знал грядущее, играя с настоящим?!
В костёр войны бросая сотни сотен судеб,
Ты наблюдал, спокойно за происходящим?!
Амхэйринг
Неистребима вера в людях в то, что будет
Существованье их, от века безмятежно,
По уговору с Дану: сами себе судьи.
Я лишь отсрочил то, что было неизбежно.
