Семен Венцимеров
(Фотография.
Подпись под фотографией: «Люда»)
О тебе
Поэма
Нью-Йорк, 14 мая 2006 г.
Семен Венцимеров
(Фотография Черновицкого театра без подписи)
О тебе
Поэма о первой любви, составленная из песен, лунных снов и воспоминаний
Нью-Йорк
2006 г.
Моя фотография из 3-й книги «Журфака», та, где я молодой.
Подпись под фотографией:
Этой книжечкой автор прощается
С той единственной в мире, кому
Эта книжечка и посвящается,
Освящается… Быть по сему!
… Песня первой любви в душе до сих пор жива.
В песне той О ТЕБЕ все слова…
Вот с этой песни, пожалуй, все и началось…
Семен Венцимеров
Пролог
* * *
Любовь, я искал тебя в разных краях,
Глаза проглядел,
Зачем ты умчалась на легких крылах
В безвестный предел?
Где город, где улица, где этот дом,
Этаж и порог,
Куда бы пойти за сердечным теплом
И радостью мог?
Быть может, ты звездочка дальних планет,
Нездешних миров?
Кого озаряет твой утренний свет,
Отрада-любовь?
Чей путь устилаешь лучистым ковром
Цветов и надежд?
Кого окликаешь сейчас за углом?
О, где же ты, где ж?
Любовь, ты — отрада и ты же печаль,
Мечта — и мираж,
Немногих твоя отмечает печать
В веках и мирах.
Любовь, ты песнь песней и тайна из тайн,
Награда наград….
Мудра и бесстрашна, светла и чиста,
Сильнее преград.
Любовь, и меня ты вела по Земле,
Любил я и жил…
И радость будила меня на заре,
Весь мир был мне мил.
Любовь, я ведь жив еще, я еше здесь,
Душа горяча…
Вернись сказкой сказок и чудом чудес
Хотя бы на час…
1
Ты в двух кварталах от меня жила —
Порой друг друга у метро встречали.
И в том, что много лет уже была
Чужой женою – не было печали…
И шутки, дескать, первая любовь
Не старится – твои – не огорчали…
Встречались – не нарочно – вновь и вновь –
И уходили – розно – без печали…
Но снился мне один и тот же сон…
Я просыпался – и в слезах подушка —
И наяву меня не сразу он
Освобождал, как если бы заглушка
К душе не подходила в этот миг –
И острым ощущением потери
Пронизывался, сдерживая крик…
Мне снился город… Белые метели
Окутывали темные дома.
Я приходил издалека к подъезду
И ждал… Как будто кто лишил ума,
Стоял часами, пригвожденный к месту,
Где мог случайно встретиться с тобой…
А дом был незнакомого фасада
И город был незнаемый, чужой…
Но ускользали частности от взгляда…
Я ждал тебя. Я о тебе мечтал…
А встречи были безнадежно грустны:
Что не любим – я это понимал.
Неоднократно от тебя изустно
Об этом слышал ясные слова…
Но будто раб, прикованный к галере —
На том же месте… Скорбная глава
Несбыточной иллюзии, химере
Противиться не может… Жду и жду…
Увижу – и от счастья замираю…
В любви, что мне досталась на беду,
Я безответно, горько догораю…
И снова просыпаюсь весь в слезах…
И этот сон реальности сильнее,
А имя, что не тает на устах –
Твое… Так горько, безотрадно мне – и
Не сразу понимаю – то был сон…
— Всего лишь сон! – усиленно внушаю
Себе упорно, радости лишен:
Не соглашается, увы, душа – и
Таит ту горечь глубоко на дне…
Вседневные меня берут заботы.
За выживание бороться мне
Приходится отчаянно… С работы,
Вконец усталый, еду на метро…
На выходе опять тебя встречаю…
— Пешочком?
— Ладно…
Пообочь — пестро…
— Устал?
Молчу, лишь головой качаю…
— Не уставай – и береги себя…
И снова раздражающие шутки
Про первую любовь… Молчу, сопя…
— Ну, до свиданья…
Редкие минутки
Случайно неслучайных наших встреч…
Зачем они? Какие-то уроки
Из них мне предлагается извлечь?
…Текучка повседневная… В потоке
Делишек по течению плыву…
И в сон бросаюсь, точно в темный омут…
А в нем опять ясней, чем наяву,
Тот незнакомый дом, и странный город,
И ты мне разъясняешь, что теперь
Ты уезжаешь навсегда отсюда…
Отныне и навек напрасно дверь
Подъезда я буравить взглядом буду –
— Прощай, чудак! – ты говоришь во сне –
И вот теперь несчастен я в квадрате.
Отныне не дается счастья мне
Тебя хотя бы видеть… Той отраде –
Не быть… Встаю… Несчастен, а кому
Расскажешь? Кто поймет? Кому я нужен?
Печаль тех снов упрятана в тюрьму,
Материальный мир жесток, бездушен…
Я день-деньской, как белка в колесе,
Бесмыссленно верчусь и суетливо,
Тащусь с работы вяло, как и все,
И вечера проходят сиротливо.
Ни в ком отрады нету и ни в чем,
Надежда угасает – не подросток…
В замке два раза проскриплю ключом,
Пойду на тот знакомый перекресток,
Но зря… В какой входила ты подъезд,
Не ведаю… Напрасно ожидаю –
И ухожу… Куда б из этих мест
Подальше укатить? Перестрадаю –
И, может, позабуду вдалеке…
Во сне – опять у странного подъезда
Напрасно жду с тоской накоротке…
А музыка звучит – виваче, престо,
Аччелерандо – так оно стучит,
Ускорившись до бешеного скерцо,
Стенающее горестно навзрыд,
В разлуке изнывающее сердце…
Я ведаю во сне: возврата нет,
Надежды нет, что я тебя увижу…
Ты пронеслась ярчайшей из комет
Над всей судьбою, но не стала ближе…
И нет мне утешения в судьбе,
Не отыскать мне для замены ровню…
И вот я вспоминаю о тебе…
Не забываю ни на миг, все помню…
Луна первая — над Черновцами…
* * *
Триста семьдесят лун… Я сквозь время смещаюсь…
Если б юность вернуть наяву,
Я к тебе подойду – и уже не смущаясь
Ненаглядной моей назову.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь,
Что былое во мне ожило?
Триста семьдесят лун, триста семьдесят —
Тридцать лет пролетело, прошло…
Тонет город в любви. Город дышит любовью,
Где я девочку встретил одну,
Где проспектом любым и тропинкой любою
К твоему прибегал я окну.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь,
Что былое во мне ожило?
Триста семьдесят лун. Триста семьдесят –
Тридцать лет пролетело прошло…
В облаках журавли промелькнули, курлыча…
Так вовеки им вдаль улетать…
А у каждого Данте есть своя Беатриче –
И тебя мне всю жизнь вспоминать.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь.
Что былое во мне ожило?
Триста семьдесят лун. Триста семьдесят,
Тридцать лет пролетело, прошло…
2
Над Черновцами – ясная луна
И в черном небе звезды колдовские,
А для меня – простого пацана –
Вся радость – в песнях… А любил — какие?
Вот Бейбутов поет, как он ловил,
Взор девушки одной в тоске напрасной…
Я все слова по слуху разучил,
Любил мотив томительно прекрасный…
Ах, лучше бы мне песни той не знать!
Певец меня, поэт ли изурочил?
А может, нужно было понимать,
Что Бейбутов судьбу мне напророчил?
…Я жил в периферийном городке,
Учился в затрапезной восьмилетке,
Жил в коммуналке… Словом, жил в «совке»…
Томясь в тех рамках, в той ужасной клетке,
Мечтала о возвышенном душа…
А Вышней волей мне дарован голос…
Бедна семья, буквально ни шиша,
Порой, буквально ни «копья»… Кололось
Буквально все, чего бы не желал…
С младенчества смирял свои желанья…
Мечтать не вредно… Вот я и мечтал,
Не знаю сам, о чем… Мои мечтанья –
Не об игрушках… Об обновках мне
Не грезилось и ничего не снилось…
А как-то Бог увиделся во сне:
Стоял с мешком у двери и, как милость,
Он ссыпал из мешка к моим ногам
Букашек расползающихся горку…
И мама разъяснила: дескать, нам,
В безденежье намаявшимся горько,
Когда-нибудь он много денег даст…
Когда купили старенький приемник,
Был в доме праздник… Худ и головаст,
Я замирал в мечтаньях неуемных,
А музыка меня вздымала ввысь,
Рифмованные оглушали строки…
Прошу: Утесов, песней поделись…
Вокала мне бесплатные уроки
Давал тот старый, маленький «Рекорд»…
И погружаясь в песни, забывался…
Мне в песнях открывался тайный код,
Секретный ключ к моей судьбе давался…
Те песни заменяли мне кино…
В безденежье так редки были фильмы…
Мне в кинозале страшно: там темно…
В дни выборов безденежно утиль мы
Киношный – в университетский зал
Смотреть ходили с мамой – мне не в радость,
Сидеть терпенья нет – и я сползал
С рук мамы на пол, а душа терзалась…
Хоть мал был, знал: есть у меня душа.
Она была. Я жил в ее просторах.
Мечтал. Грустил. Умишком не спеша
Взрослел… Ну, а в душе мне, может – сорок,
А может быть – и девяносто лет –
И в сны мои являлся странный город –
И словно бы душа мне шлет привет
Из — не отсюда, будто снами вспорот
Наброшенный на душу темный холст –
И в необъятном горестном смятенье…
Я просыпаюсь… Школа… Малый рост,
Картавость, бедность… Горько! Невезенье:
Учительница первая моя
Была отнюдь не эталон морали –
И я несчастный, маленький… Змея
Картавила, кривляясь – и не знали
Родные, как мне в школе тяжело…
С трудом я во второй перевалился –
С учительницей новой повезло –
И я маленько отошел, раскрылся…
Вдруг оказалось: выучить стихи
Мне легче, чем любому в нашем классе…
Лишь брошу взгляд – готово… Ни строки
Не перевру, читая… На Парнасе
Посмеивались, глядя на меня,
Я думаю, и Пушкин и Некрасов…
И я в читальне проводил полдня,
Читая все подряд… Начальных классов
Ступени проходил, скажу тебе, —
Уроками себя не утруждая,
Не напрягался в суетной борьбе
За высшие оценки… Но читая
Я улетал в нездешние миры…
Я был одним из храбрых мушкетеров…
Стеснялся, сторонился до поры
Тех, в фартучках, кем школьных коридоров
Кишат пространства… Для чего они?
Не знаю, как себя вести с такими…
Идут по школьным коридорам дни,
Бегут недели и летят лихими
Сентябрьскими кометами года…
Вот позади уже и восьмилетка –
Немного троек… А теперь куда?
Не в ремеслуху же… Судьбы разметка
Ведет, минуя школу, в ЧСТ…
Осведомленным аббревиатура
Понятна… Неоформленной мечте —
Стезя… Учусь… Учительства культура
Повыше, чем в несчастной НСШ…
Там, впрочем, был Давид Абрамыч Эдлис –
О нем-то память сохранит душа:
Немецкому учил нас так, что «пелось»
На дойче всем свободно и легко…
Нас в техникумской группе тридцать с гаком
Одних парней… Механики! Клубком
Качусь, верчусь юлою… Ставлю на кон
Упорство, волю, память и мозги…
Стипендию дают… Вот это стимул –
С четверочек сорваться не моги!
Черченье доконает, чтоб я сгинул!
Кропаю со слезами чертежи –
Карябал, как попало, в восьмилетке…
А здесь, хоть лопни – вынь да положи
Преподу все заданья, а отметки
Должны мне гарантировать доход…
А физика? А химия?… Отрадой,
Что в техникуме свой оркестр… Поет
Васильев, в общем, славно, но усладой
Не стало это пенье для меня…
Я спел бы много лучше, но стесняюсь…
Есть голос… За стеснительность казня
Себя жестоко, все же не решаюсь
К Маргулису — маэстро подойти…
И остается дар Господний втуне…
Господь за нерешительность прости –
Я к песенной судьбе моей – фортуне
Хоть мог бы, но, стесняясь, не шагнул,
Застенчивость душила, ну, хоть тресни!
А сверх того меня Кобзон лягнул:
Он голосом моим такие песни
Запел! Опять пророчила судьбу
Мне песня… Я еще о том не ведал,
Слова ее записывал во лбу…
(Той песни и поныне я не предал)…
А вот однажды я попал в кино…
Картина потрясла до основанья…
«Колдунья»! Влади! Ей одной дано
В дремавшем сердце смутные желанья
Подростка-недотепы разбудить…
Глаза ее и вправду колдовские
Вонзились в душу… Стало горше жить –
И слаще… Вот кладу, кладу мазки – и
Уже почти и загрунтован фон –
И я перехожу к самой картине…
Я замер у «Рекорда»… Мне Кобзон
Поет моим же голосом… А ты мне,
Иосиф, без конца зачем поешь,
О той, из нашего двора, девчонке?
Уже ее заметил я… Хорош!
Достал уже той песней до печенки…
…Да, я тебя заметил с первых дней…
Казалось, ты и есть Марина Влади…
Но я все реже вспоминал о ней…
Вокруг все потускнело… Как в окладе –
Икона – ты в сиянии любви…
Любовь лавиной сердце затопила,
А я косноязычен виз-а-ви
И что сказать? Затмила, ослепила –
И сердце спотыкается в груди,
И как мне быть с собой, с тобой? Не знаю…
Что делать? Что сказать тебе? Поди
Лишь посмеешься?… Милая, родная…
Слова любви из песен достаю…
Шепчу, но так, чтоб ты не услыхала…
А хочешь, для тебя одной спою
Ту песню по-кобзоновски… Искала
Хоть в чем-то воплощения любовь…
К тебе всего-то двенадатилетней…
Люблю тебя… Кусаю губы в кровь,
А всем, конечно, видно все – и сплетни
Нас липкой паутиной оплели…
И если раньше ты не замечала,
Но, видимо, подружки донесли –
Дичишься… А моя любовь крепчала…
Луна вторая – над Криворожьем
* * *
Отшумев, отгудев, улеглась непогода.
Смотрит в окна луна. Тишина.
Прозвенит «злейший враг», а вставать неохота…
В три минутки сладчайшего сна
Пусть в разгаре звенит черновицкое лето
И слышны мои песни во сне –
Ты — в венце золотом из святейшего света
Улыбнешься таинственно мне…
А с рассветом в степи зарокочут моторы,
Экскаватор растопчет снега…
Вместо шпаг – рычаги, а душой – мушкетеры –
Только губы прикусим слегка.
В кирзачах, телогрейке, ушанке лохматой
Рядом с Вами на снимке стою…
Я вас помню всегда, я люблю вас, ребята,
Так, как любим мы юность свою…
Занесло ее, ласковую, в одночасье
Белой вьюгой в морозной степи…
Где бы ни были вы, я желаю вам счастья –
И храню, как пароль, те стихи:
«Заглянула а окошко луна мимоходом.
Улыбнелась тихонько луна…
Спят мальчишки. Им скоро вставать на работу —
Пожелаем им доброго сна…»
3
… А во дворе у нас была гора,
Подпертая (от оползней) бетоном…
Когда ты уходило из двора,
Душа моя всегда невольным стоном
Сопровождала долгий твой проход…
Не приходило в голову усесться…
Доходишь до горы – и поворот…
И может в этот миг взорваться сердце…
И я кричу во сне:
— Не уходи! –
И плачу, как обиженный ребенок –
И колокол колотится в груди…
И долго не могу понять спросонок,
Зачем они стоят над головой –
И что-то говорят, а я не слышу…
Я только что был где-то там с тобой…
— Пора вставать…
В календаре открыжу
Пришедший мне навстречу новый день…
За завтраком махнем чаек с кефиром –
И – за порог… Ушанки набекрень –
Лицом к лицу с таким суровым миром –
Подростки, а положено держать
Достойно марку — и не ныть, не киснуть,
По-комсомольски доблестно мужать,
Соплей простудной на ветру не виснуть…
«Летучка» нас развозит по судьбе…
Дремлю, согревшись от дыханья друга –
И снова вспоминаю о тебе…
Идешь ко мне мажорно и упруго…
Ты что-то говоришь, а голос твой
Мелодию Островского включает…
Поговори, поговори со мной!
Но за тебя мне песня отвечает…
Она все знает о моей судьбе:
Пророчила дороги, расставанье…
Но обещает, что вернусь к тебе
Хотя б лишь на вечернее свиданье…
И голосом, что чудно схож с твоим,
С волшебным Кристалинским придыханьем,
Она внушает: все же я любим,
И ты полна все тем же ожиданьем…
И ты идешь с Наташкою в кино,
Сестрой Наташкой, светлым человечком…
Ведь с кем ты — далеко не все равно,
Что там не я к тебе на курсе встречном
Улыбкою привечен золотой…
Ах, Господи, зачем же я уехал?
Но, нет, не верю, чтобы кто другой…
А я вот, дурачком и неумехой
По песне за романтикой пошел…
Позвал меня неброскою листовкой
В дорогу криворожский комсомол,
Сманив ударной всесоюзной стройкой…
Я помню, как мы едем вчетвером
И – трезвые — в купе горланим песни…
А весь вагон, кто бранью, кто добром
Умолкнуть умоляет… Да, ровесник,
Тридцатилетним этим старикам,
Забывшим комсомольские восторги,
Уже и не понять, как важно нам
Так всенародно выкричать истоки –
Те песни, что фундаментом души
Легли – и вот, позвали нас в дорогу…
Ты, юность, нас покинуть не спеши…
А ты, любовь, останься недотрогой…
А в песнях ждут девчонки, долго ждут,
Пока парней мытарят испытанья…
И вот они уже сквозь нас идут,
А мы сквозь них… Дороги, расставанья,
Летучки, экскаваторы, снега –
Романтикой такой не нахлебаться…
И знает песня, как мне дорога
Та девочка, к которой не пробраться…
Мы строим Новокриворожский ГОК,
Мы роем котлованы и каналы,
Выучивая жизненный урок,
Который, между прочим, в нас нимало
Фундамента души не изменил:
Мы верим песням… Это мы – из песни…
Такие мы… И кто нас оценил,
Не может не любить нас… Да, ровесник?…
Мы уезжали от любви, любя…
И честно тосковали по любимым…
И мы на стройке строили себя
И поверяли силу духа ими…
Любимая! Я вспомню о тебе
Какие-то незначащие факты,
Ведушие ступеньками к судьбе…
Сейчас-то где ты, что ты, с кем ты, как-ты?…
Я помню, как однажды к нам пришла –
Знакомиться в кошмарной коммуналке –
Твоя внезапно мама… Та была
Внезапным озареньем встреча ярким…
От Клавдии Ивановны узнал,
Что… «девочке не безразличен парень»…
Не безразличен, Господи!… Взмывал
В тот миг душой, как Чкалов и Гагарин,
В восторге до заоблачных высот…
— Приехали!
Мы вновь стоим в ремонте…
Нас снегом по макушку занесет…
С одной кувалдой, точно мы – на фронте,
Пытаемся сверхсложшый механизм,
Забарахливший, возвратить к работе…
— Ах, отчего уже не коммунизм?
— До коммунизма тут не доживете!
Механик Коля, вижу, — «оптимист»!…
Но он в попытках наших – наблюдатель…
Он молод, обаятелен, речист…
А в технике – ни в зуб ногой… Создатель,
Зачем тогда механики нужны?
Какая польза от него, бедняги?
Иди в контору, протирай штаны…
Сквозь зубы матерятся работяги…
Я тоже тут – пришей кобыле хвост:
Помощник машиниста — на подхвате,
Но у меня и не сержантский пост,
Что надо – подаю…
— Зубило? Нате!…
Как будто кто его заколдовал –
Казалось, уж проверен до шурупа –
Изъянов нет… Но катится в провал,
Едва заводят двигатель… Как глупо,
Мы тратим время и усилья зря…
Давно бы отвезти его на свалку,
Но нет согласья «бога и царя»
Конторы это «чудо» в переплавку,
А нашу всю бригаду – в слесаря,
Пока с завода не доставят новый…
За новый всей душой благодаря,
Трудились бы – не только за целковый…
Но есть у нас Герой и Депутат –
Иосиф Афанасьевич Галенко…
Ему, Герою, каждый год подряд
С завода новый шлют… Ну, хоть маленько
На новом поработать бы и нам…
Но мы не депутаты, а … отбросы….
И воскресить пытаясь ветхий хлам,
Невольно задаем себе вопросы,
На кои нет ответов… Дотемна
Мы бьемся, но проклятый экскаватор
Работать не желает ни хрена…
Нет смысла в жизни… То есть, хреновато…
А что нас держит в этой колготне?
Кого квартира, а кого – зарплата…
Чего ж в безумье этом нужно мне?
Романтики? Ее греби лопатой…
Я трудности преоделеть мечтал,
Но не всегда они преодолимы…
Не отступаю, хоть уже устал
Бессмысленно трудиться… Были б зримы
Трудов моих итоги, может стал
И я бы вскоре асом и Героем…
Ведь вправду я о подвигах мечтал…
Мечтал гордиться: дескать, мы построим
Крупнейший горно-рудный комбинат,
А трачу жизнь бессмысленно и зряшно…
Но не могу оставить тех ребят,
Что бьются с монстром истово и страшно –
У них, увы, альтернативы нет:
Семейные – квартира и зарплата…
И разбираем снова – полный бред…
Но я не предаю своих, ребята!
Не предаю товарищей в бою,
Не изменяю Вере и любимой,
Себе не изменяю, суть мою
Переиначить можно лишь могилой…
Пусть я и недалекий и тупой,
Что с этим сделать? Я таким родился…
Пусть я устал – и хочется домой,
Пусть страшно тяжело, горжусь, что влился
В бригаду – и товарищи мои
Меня своим воспринимают, равным…
Свети, любовь, мне издали, мани…
Когда вернусь к каштановый, дубравным,
Акациевым паркам и садам,
Узнаешь ты, что я пришел с победой…
И ни одной минутки не отдам
Из всех, что бился с монстром… Не посетуй,
А просто, если можешь, то дождись –
И я вернусь с ремонта, точно с фронта…
Мы все же одолели, прорвались –
Он заработал… Нет, представьте, — он-то…
И Федя роет обводной канал…
Порою и меня за рычагами
Увидела бы… Я не сплоховал…
Наш «атомный реактор» над снегами
Неторопливо пятится назад,
А впереди ложится ровной призмой
Канал… Лет может через пятьдесят,
Во все, что назовут моей харизмой,
Войдет воспоминание о том,
Как мы превозмогли, преодолели…
Одно преодолев, и все пройдем
Препятствия к пока неясной цели…
Пока мне не дано себя понять:
На что я годен? Где мои вершины?
Тебя, конечно, хочется обнять,
Но нужно, чтоб у каждого мужчины
Была такая в жизни высота,
Чтоб им иогла любимая гордиться….
Стихи? Они покуда лищь мечта,
Моя, слегка подсиненная, птица…
Я возвращаюсь в Черновцы весной…
В зеленом, как весна, плаще-болонье…
Любимая, ну, потолкуй со мной!
Ведь ты же знаешь: у тебя в полоне
Моя неочерствевшая душа…
Любимая, о как же ты прекрасна!
Опять тобой любуюсь, не дыша,
А сердце бьется горестно и страстно…
Луна третья – над Хмельницким.
* * *
Старая яблоня, столик расшатанный,
Двор невеликий в объятьях квартала…
На волейбол, на стхи и на шахматы
Тихого дворика раньше хватало…
И на акации в пышном цвету,
Чтоб потом вспоминать и тужить..
Хватило на красивую мечту,
А ее – на всю большую жизнь…
Будто про детство рассказ без названия
Или о юности кинокартина…
Чтобы вступить на дорогу мужания,
Тихого дворика тоже хватило…
И на разлуки, зовущие в новь,
Чтоб судьбу, как удастся, сложить…
Хватило и на первую любовь,
А ее – на всю большую жизнь…
4
Я, первый раз назначенный в наряд,
Дремлю у ротной тумбочки дневальным…
Спаси Господь – суровый бросит взгляд
Дежурный офицер – сочтя нахальным,
Тотчас меня отправит на «губу»…
А бодрствовать недостает силенок –
И отключился… Словно бы по лбу
Кто треснул: не могу еще спросонок
Понять, где это я и что со мной…
Но слышу: приближались торопливо
Шаги… Встряхнул гудящей головой –
И встал «во фрунт»… А через миг – крикливо:
— Не спишь? Ну, то-то! — Хилый Товстоног,
Старлей и замкомроты, перестарок –
Уже из деда сыплется песок —
По-фронтовому жесткий – не подарок,
Окинул строгим взглядом… Повезло!
Проснулся за секунду до подъема…
— Подъем! – и все в движение пришло.
Он засекает время. Здесь – не дома –
Минута — выбегают… Голый торс,
А на плацу наверно минус двадцать…
По счастью хоть сегодня этот форс
Меня минует.. Завтра, может статься,
Чуть потеплее будет на плацу…
В казарме полчаса не потревожат –
И у меня улыбка по лицу…
Приснилось то мне, что уже, быть может,
Вовек не повторится наяву…
Нырнуть бы в сон опять, хоть на минутку…
Я в Черновцы вернулся – и живу
Все в тех же грезах… Снова — не на шутку —
Мне душу бередишь и бередишь…
Смирился с незадавшейся судьбою…
А ты горда – и даже не глядишь
И в самом деле – кто я пред тобою?
Стесненно неуклюжий, как мешок,
Дундук, бирюк, невежа и невежда…
Вдруг подойду – презрительный смешок
В ответ – и что тогда? Прощай, надежда?
Но с мужеством собрался – и купил
Билеты – ожидался Магомаев…
Потом немало дней в себе копил
Отвагу… Подошел… Не понимая,
Глядишь – чего, мол, надо от тебя?…
А мне любовь гортань перехватила…
Буквально… И превыше сил любя,
Косноязычно, тупо и уныло
Сиплю, что, дескать, пригласить хочу
Тебя на Магомаева… Согласна?…
Не отвечаешь… Во дворе торчу…
Давид Острицкий так играет классно –
На зависть – в шахматишки… Я – тупой,
Я, не умея, даже не пытаюсь…
Беспалый Мишка поражал игрой
На старенькой гитаре… Тоже маюсь:
Гитару не сумею одолеть…
Зато пою под Мишкину гитару
О главном – чтобы сердцем не стареть –
Еще и рановато… Мне б на пару
С тобой дуэтом… Может быть, потом,
Когда нибудь, когда я поумнею
И осмелею, мы еще споем…
Пока же я перед тобой немею…
Я на тебя не поднимаю глаз..
А сердце – вверх и вниз, сбиваясь с ритма…
И вот – сложилась в строки пара фраз…
Какая, кстати, к слову «ритма» рифма?
И вдруг… Ты подошла ко мне сама…
Ты говоришь, а я не понимаю…
Я просто ошалел, сошел с ума…
— Когда концерт?… Ну, тот, где Магомаев?
Я лишь молчу, опять замкнуло речь…
Ты говоришь со мною! Это – чудо!…
— Наверно я пойду с тобой! –
Извлечь
Из слов мне смысл не удается…
— Люда!…
— Но… Только к маме ты зайди сперва –
И попроси, чтоб разрешила мама…
Кивнул :
— Само собой! –
Но голова –
Закаруселила – ведь просто драма:
Я трушу… Да, представьте, я боюсь…
Ведь мама же не чья-нибудь, а Люды!
Вдруг что не так – стыда не оберусь…
Но обещал… Страшат и пересуды…
Я, вроде бы, из возраста ушел,
Когда дразнилка «тили-тили тесто»
Могла меня задеть – женился, мол,
Семен – жених, а Людочка – невеста…
О том, что «С» + «Л» равнялось – «Л» —
Давно в подъеде пишут уравненья…
Я к ним привык… Ну, а сейчас вспотел –
В твой дом вступаю в страхе и сомненье…
Подстрижен я и в чистое одет,
Как если собирался бы на плаху,
Мыски сияют новеньких штиблет…
Вздохнув, еще раз оглядел рубаху –
Звоню… Не сразу отворяешь дверь –
И исчезаешь, указав дорогу…
Семь бед – один ответ… А что теперь?
Да поздоровайся, ну, что же ты, ей Богу!
Ну!
— Здравствуйте!
— Ну, здравствуй, проходи!
Ты уезжал куда-то, верно Сеня?
— Да!… Собственно… (теперь не начуди) –
Пришел у вас просить я позволенья…
Приехал Магомаев в город наш…
— Я знаю… Ты уже купил билеты?
Ведь, говорят, большой ажиотаж?
Он популярен, верно? Ну, и?…
— Это…
Позвольте мне Людмилу пригласить!
Оценивает взглядом: а достоин?
Гляжу в глаза – неужто погасить
Захочет чувство? Я над ним не волен…
— Ну, хорошо, сходите… А твоя
Не станет возражать походу мама?
— Конечно, нет! — заулыбался я. —
Ведь я — не мальчик. Я же взрослый!
— Прямо!
— Спасибо! Ну, тогда уж я пойду…
— Ты можешь приходить к нам, если хочешь…
Смущаюсь…
— До свиданья!
Как в бреду,
Поплелся уходить…
А ты хохочешь –
Тихонько, еле слышно, шепотком…
Лишь пальчиками мне: «Прощай! – махнула…
И будто обварила кипятком –
Неужто так смешон? От чувств разгула
Иду, собой не властвуя, вразнос…
За что мне это наказанье, Боже?
И радостно – и горестно до слез…
Но выдержал экзамен я, похоже?!
…Амфитеатр лишь кронами укрыт –
Мне радоваться даже не по силе…
Я более, чем счастлив, я убит…
Ты рядышком – и нет тебя красивей…
А то, что выпевает там Муслим,
Лишь звуковое обрамленье счастья…
И – «не спеши» — неслышно вслед за ним, —
«Когда глаза в глаза» — пою – во власти
Немыслимого чуда на Земле,
Обыкновенное такое чудо:
Улыбка обращенная ко мне,
И смех твой звонче песни… Люда… Люда!
Не знаю, что потом пошло не так:
Ты стала вдруг дичиться, сторониться…
Обидел чем-то? На родных устах –
Суровость… Ну, а мне – хоть застрелиться.
Неясно мне, откуда взяться мог
Так щедро источаемый тобою
В мой адрес убивающий ледок…
И вот опять, не сговорясь с судьбою,
Помчался я в другие города,
Вновь трудностей ищу и исцеленья…
Мечусь то вверх. то вниз, туда – сюда,
Но не дает мне Киев избавленья,
И Северодонецк мне не помог,
Не помогли ни трудности ни риски…
Но вот пришел солдатской службы срок –
И я острижен наголо… Хмельницкий…
Воспоминаний взятых наугад…
Несется через голову цепочка…
Призывников собрал военкомат –
Здесь завершаться всем надеждам. Точка!
И нам дает команду Товстоног
На построенье у военкомата…
Выходим, а напротив… Я не мог
Поверить… Ты! Ты просто шла куда-то –
И даже не заметила меня…
Прошла прекрасным миражом… Исчезла…
И кончено… Ах, для чего, — казня, —
Мне в душу ты – неизбавимо – влезла?…
Луна четвертая – над Москвой
* * *
Город
Не зря, точно в зеркало, в сердце мое глядится:
В сердце
Огни его окон, созвездия и сады.
Снится
Широкие крылья раскинув, летит этот город-птица,
Летит над Землею и ищет повсюду
Мои следы.
Снятся
Игрушки-дома под оранжевою черепицей,
Синий
Трамвай-торопыга, слезинкой текущий с холма.
Память,
Открыткою, в книжке забытой, лежит до поры, таится,
Отрадрою детства душа неизбывно
Полным-полна.
Память
Вразброс разноцветные переберет картинки,
Вспыхнет
В дурмане акаций бессонница звонких зорь.
Зыбко
Сады золотятся в сентябрьской прозрачной дымке –
И поезд надежды увозит из детства
За горизонт.
В детство
Однажды вернемся мы в будущем воплощенье.
Город
Вновь примет в объятья надежд моих и дворов
Встретим
Душой просветленной простое его прощенье –
И вновь унесемся на крыльях манящих
Семи ветров…
5
Цыганка мне сказала: ты ушла,
И мне любовь иную нагадала…
Но ты в душе по-прежнему жила
И ни за что ее не покидала…
Намеком, что должна ко мне прийти
Любовь иная вскоре – неизбежно –
Похищены стихи – уж ты прости —
В которых и восторженно и нежно
Тебя я неумело воспевал…
Те, первые стихи всего дороже:
Еще я так коряво рифмовал,
Но от души… Тот странный вор, похоже,
Был изврашенец: новенький костюм
Не тронул, а унес мои блокноты –
И горько и досадно: светлых дум
Сияние унес… У идиота
Воистину с мозгами нелады…
Луна, как нимб злаченый над «высоткой»…
Мне тесно в Черновцах… Людмила, ты
Исчезла с глаз.. Была такой короткой
Страница обещания любви:
В трехдневный отпуск из «рядов» отпущен –
И я с тобой впервые виз-а-ви:
Глаза в глаза, уста в уста… Насущен
Вопрос о чувствах… Мне глаза не лгут,
Я верю: не обманывают губы:
Они же любят и ответной ждут
Любви моей, а не моей погубы…
Но что опять не так? Ответа нет…
И ты исчезла, будто испарилась…
Куда? Зачем? Неведомо. Привет!
А может, вообще ты мне приснилась?
И я спасаюсь от глухой тоски
В Москве под шпилем университета…
И у вокзала на виду Москвы
Цыганка просит мелочь, а за это
Гадает…
— На любимую, врага?
— Любимую…
— На Люду? –
Поразила
Догадкой: как ей знать, что дорога
Мне ты, чье имя душу занозило…
И вот она вещает, что ушла
Ты из судьбы моей – и нет возврата…
В цыганке ни сочувствия, ни зла,
Ей будто даже малость скучновато:
Наверное, не первая судьба
Вычитывалась ею в тайной книге,
А у меня – холодный пот со лба:
Ушла – и нет возврата. Точка. Nihil!*
*Ничто (лат).
И словно бы с собою унесла
Мою, тобой отравленную, душу.
Куда ушла и почему ушла?
И нет надежды и звучит все глуше
За дальней далью твой чудесный смех…
И как мне дальше жить – не понимаю.
Ведь ты была единственной из всех –
И нет тебя. Не будет. Отнимают
Мечты о счастье. Просто ты ушла –
И, значит, счастье мне уже не светит.
Ушла – и за собой мосты сожгла…
Должно быть, полагала: не заметит…
Как не заметить, ежели была
Вся жизнь моя в тебе, вся без остатка?
Всю жизнь перечеркнула мне, ушла…
Так из кино выходят без оглядки,
Где на экране кто-то тосковал,
От безысходной боли лез на стены…
А зал о постороннем толковал
И пропускал волнующие сцены…
Мне на пять лет подарена Москва,
Которая слезам отнюдь не верит…
И незаметно ниточки родства
С ней завязались… Может быть развеет
Она мою великую печаль…
И может быть, найдет тебе замену –
Незаменимых нету, мол… Едва ль…
Нет заменимых… Ночь, гаси Селену…
«Проходит все…», — за стенкою поют
Сверхмодный шлягер пьяные студенты, —
«Проходит жизнь…»
Проходит… Не дают
Уснуть воспоминанья, сантименты…
Луна пятая – над Новосибирском
* * *
Диалог продолжается тысячу лет.
Крик и шепот… Молчанье… Души твоей свет..
Я не вечен, увы… Но за гранью судьбы
Донесутся к тебе мои зовы-мольбы.
Чей я был, чьим я стал — не гадай и не спорь,
Знает истину истин один лишь Господь,
Если даже в реальности — больше не твой,
Ты за мною последуй — возьми — и присвой!
Только верь не колеблясь, до дна, до конца…
Безоглядная вера спасает сердца.
Помнишь, девочка в старой Каперне жила,
Та, что верою в сказку любовь обрела?
В алый парус-мечту озаренно одет,
Вдохновенно летел ей навстречу «Секрет»…
— О, Ассоль! – Я взываю в сердечной мольбе,
Предаваясь мечтам не о ней — о тебе…
6
Теперь ты знаешь, что с недавних пор
С дипломом МГУ – в Новосибирске
Я – новоиспеченный репортер
На радио… Судьбы зигзаги быстры…
Пижоню… На симпозиуме я
Собрал в кружок поляков, чехов, немцев,
Толкую о загадках бытия –
И сильно удивляю чужеземцев
Владеньем языками их… Дают
Мой репортаж в вечерней «Панораме» —
Я наслаждаюсь, слушая мою
Абракадабру в новостной программе…
На радио записку нахожу.
В ней: «Позвони!», — и номер телефона…
Вращая диск, те цифирки ввожу…
Гудки… И вдруг… Я слышу изумленно
Твой голос… Невозможно!
— Это я.
Ты не ошибся. Я – в Новосибирске…
Зачем опять с тобой судьба-змея
Свела? Ее коварные изыски
Всю всколыхнули боль… Со дна души
Она взметнулась…
— Встретимся?
— Конечно!…
Глаза – в глаза… Душа моя, спеши
Понять, что мне сейчас сияет встречно:
Любовь? А как мне хочется любви!
Она не утонула, не погасла…
И снова ты со мною виз-а-ви –
Ирония судьбы? Покою назло
Шагнул навстречу – радости ль, беде –
Бог весть… Приму , пусть даже и нелепый,
Заведомо печальный – по звезде,
По гороскопу – неказистый жребий…
Я приглашен тобой на Новый год
В рабочую общагу… Всех подружек
По комнате на праздник заберет
Любовь…
— Чай, кофе? —
По глотку из кружек
И сделали всего-то… Долго пьем,
Неутоленно, горько – поцелуи,
В обьятьях замираем на твоем
Казенном ложе… Замираем… Ну, и…
— Нет, не хочу, не надо!
— Почему?
Ведь ты меня уродуешь отказом!
Какому наважденью и клейму,
Обязан? Видно, тайной порчей, сглазом
Мою судьбу порушили враги,
А может постаралась та цыганка?
— Так объясни мне, милая, не лги…
А на душе так мерзостно и гадко…
На стуле недопитый кофеек
Едва не опрокинут мной… Бегу я…
Сам на себя ворча, как злой щенок,
Сам о себе ехидно комикуя,
Все дальше убегаю… Ну и все.
Мне без любви скитаться в одиночку.
Отныне я не попаду в лассо
Несбыточных иллюзий… Ставлю точку…
Луна шестая – над Нью-Йорком. Эпилог
* * *
С последнею горстью махорки
Однажды я вышел в Нью-Йорке –
Звучал упоительно джаз.
Плыл август над знойной лагуной –
И сладкая «Кварде ке луна»…
Слезу выжимала из глаз…
Я давнюю боль убиваю
И я от себя убегаю –
Меж мною и мной – океан…
Свой лик покажи мне, фортуна!
Тягучая «Квардэ ке луна»
Меня не возьмет на кукан…
С души скину горькие гири
Мешающей жить ностальгии
И встречу счастливый восход.
Любовь улыбнется мне юно…
Не плачь по мне, «Кварде ке луна» —
Я верю: удача грядет…
7
В Нью-Йорке я живу девятый год…
Я прихожу под вечер на Бэй-Парк-Вэй
В тенистый сквер, где «бывший наш народ»
С нешуточной одышкой и запаркой
Сгоняет променадами фаст фуд…
Сентябрьский вечер… Душно… Очень жарко…
Вот старички на лавочке поют
Аккордом по-грузински… Светит ярко
Над парком небывалая луна…
И сам себя экспромтом развлекает
Саксофонист в аллее допоздна.
И саксофон знакомо выпевает
«Московских окон негасимый свет…»
Огромный диск Селены серебрится.
На диске виден чей-то силуэт –
Тебе Селена не дает забыться….
Ну, как ты там сегодня? Как живешь
В стране берез под властью капитала,
Где продается все за медный грош,
Где беспредел с разгулом криминала?
Как выживаешь в этой толчее?
Я верю, что над красотой твоею
Не властны годы – на твоем челе
Нет ни морщинки… До сих пор болею
Тобой… Неизлечим души недуг –
И не найдется для тебя замены…
При аксакальском возрасте ашуг
Галлюцинирует на свет Селены…
Мне самому смешно – и не смешно…
Жизнь поменяла все ориентиры,
Осталось неизменным лишь одно:
Любовь в моей душе… Ее хватило
На впопыхах растраченную жизнь.
Догадка: на две, может – на три жизни….
Душа моя, покуда задержись
В текущем воплощении… На тризне
Едва ли будут сказаны слова
О том во мне, что было смыслом, сутью…
Я знаю, вскоре – через год иль два
Я возвращусь, чтоб снова полной грудью
Принять в себя – и выдохнуть любовь…
Я верю, что в грядущем воплощенье
Тебя, моя печаль, я встречу вновь
Для радости с Его благословенья…
* * *
В парке Шиллера шелест акаций,
А из парка мне виден балкон,
На котором должна показаться,
Та, в кого я так странно влюблен.
Я дождусь, достою, домечтаю,
Допечалюсь — и наверняка
Через годы разлуки узнаю
Олененка с ее свитерка.
Припев:
Люда Еремеева…, Киевская, 9…,
Время перемелет все в серую муку…
Отчего ж вне времени, на любовь надеясь,
Я в мечтах навстречу ей бегу,
Я в мечтах навстречу ей бегу…
Эта девочка в сердце осталась
Болью воспоминаний и снов,
Значит, юность со мной поквиталась,
Сохранить не сумевшим любовь.
Ни засохший цветок, ни записку…
Только памяти горестный бред:
Я слоняюсь по Новосибирску,
Чтоб увидеть в толпе твой берет.
Припев.
Отвыкаю локтями толкаться,
Отпускаю на волю года…
Мне под сень черновицких акаций
Не вернуться уже никогда.
Я однажды совсем успокоюсь.
Над Нью-Йорком утихнет гроза…
Мне бы только услышать тот голос,
Посмотреть напоследок в глаза.
Припев.
И это тоже о тебе…
Повесть первой любви*
Начинается втайне
Такая простая историйка
О девчонке и парне
Из провинциального дворика.
Я не стал бы делиться —
Зачем обнажать сокровенное?
Но она повторится
В судьбе чьей-то юной наверное.
Припев:
Мы играли с ней в прятки у нас во дворе…
Вдруг любовь разбудила меня на заре.
Я влюблен, а признаться в любви не могу…
Образ девочки Люды в душе берегу.
Прогудел длинный поезд,
Поплыл по дороге мужания…
Строчки грустные в повесть
Готовы вписать расставания.
Юность песней взовьется,
Подай ей дела и события…
И грустить остается
Книжонка, на полке забытая…
Припев:
Навещает с метелью мороз в декабре,
Снег не тронут следами у нас во дворе…
Где мы тропки протопчем на чистом снегу?
Сколько выпадет встреч нам на долгом веку?
Мы у Бога попросим –
И снова под звездами вечными
Незнакомая осень
Одарит внезапными встречами.
Неслучайные встречи
На трудной дороге мужания –
Негасимые свечи –
И столько в душе обожания…
Припев:
В повесть первой любви не войдет эпилог…
Пусть не знаем пока, на какой из дорог
Будут новые главы в нее внесены,
Про счастливые встречи грядущей весны…
* Этой песне по меньшей мере сорок лет. Она мною давно забылась, как почти все первые давние совсем еще неуклюжие стихи. Но вот – словно бы воскресла, вернулась из небытия. Наверное в этом есть некий сакральный смысл – и я включаю ее в коллекцию текущих произведений…
Черновцы
Черновцы… И бросает в дрожь,
Наплывает мираж рассветный…
Этот город был так хорош!
Но любовь была безответной…
От Рогатки и до Прута
Я проехал сто раз в трамвае…
Каждой улочки красота –
Неподдельная и живая.
Мы с ребятами вечерком
«Прошвырнемся» по Кобылянской…
Каждый парень мне был знаком,
Взгляды девушек грели лаской.
И лишь тлько она одна,
Та одна по которой сохну.
Безразична и холодна…
Что же я – нелюбимым сдохну?…
За какие ж мои грехи
Наказание – нелюбовью?
Пробудились в душе стихи,
Пропитались тоской и болью.
А она не могла не знать,
Как я ею свето болею..
Я из школы ее встречать
Прибегал и ходил за нею.
И украдкою точно вор,
Что к сокровищу подбирался,
Из окошка глядел во двор,
Красотой ее любовался…
… В этом месте – крутым пике
Наша улица шла на Рошу.
В парке Шиллера, в уголке,
Непокорный вихор ерошу:
Может, выглянет на балкон
Эта девочка –ненаглядность…
И клокочет живым комком
В сердце нежность – и безотрадность.
Черновцы мои, Черновцы –
За туманом, за океаном…
Разлетелись во все концы—
И обратно нельзя туда нам,
Где в окошечке огонек
Был манящей звездой земною…
Город юности так далек,
А любовь та всегда со мною…
Люда
Шелухой подсолнуха улица усыпана,
По карманам семечек, как у дурачка…
А любовь-то звонкая горечью напитана,
А вокруг-то девочек, но в душе — тоска.
Ты, душа ранимая, за тоску прости меня:
Незадача с выбором, вот уж сплоховал –
Ведь она, любимая – нежная, красивая,
Я же грубо выделан, я не идеал.
Мне гундят приятели, мол, не вышел мордою,
Чтоб дружить с Людмилою, дескать, простоват:
И не обаятелен, и одет не в модное…
А любовь – лавиною, я не виноват.
Я стою на лестнице у окошка мутного,
А внизу под яблоней, ясно кто – она…
Что за околесица? Хоть чего бы путного —
Рифмами да ямбами голова больна…
Вот и вся история – ничего хорошего.
К горестным бессонницам душу приготовь…
Вовсе невеселая, в плен взяла непрошенно,
Первых рифм пособница – первая любовь…
ЧСТ
Рассказать ли вам о тех, о ком
Есть в душе в душе воспоминания?
По утрам я мчался в техникум,
Как несутся на свидание.
Превращали здесь кого – в кого?
Расспросите поседевших нас,
Как на улицу Котовского
Мы летели в Цили Львовны класс…
Потому что математика –
Мамой всех наук пристроена
А ленив – не мать, а мачеха –
Та наставница престрогая…
Были мы уже степеннее,
Чем простые старшеклассники,
И была у нас стипендия…
Дни степешки – наши праздники.
Знали цель: попав в рабочий класс,
После вырваться в начальники…
А учили-то, учили нас
Гениальные наставники.
До сих пор в мозгах колышется
Это знание надежное
Вроде физики от Лифшица,
Воздадим Иделю должное.
И остались не ошметки в нас
От учения нехилого
По черчению – от Жметкина,
Сопроматчика Кириллова…
Мы те знания не пропили,
Что так трудно шли к извилинам,
Даже те, что не по профилю –
И они судьбу творили нам…
И в мои (за курс ответчика)
До сих пор в мозги врезаются
Строки Пушкина от Федченко,
Крепкий «дойч» от Нонны Зайцевой…
Каждый здесь свое осиливал
По судьбе, а для примера вам,
Скажем, — пение Васильева
И стишата Венцимерова.
Я пошел по той по тропочке,
Пусть она не столь и хлебная,
Под рукой Вилорк Петровича,
С поощренья Нонны Глебовны…
Золотая строгость Гольдина
И оркестр с трубой Маргулиса –
Все вошло в понятье – Родина –
И вовеки не забудется
Где теперь друзья-наперсники,
С кем мы ездили на практики,
Сочиняли наши песенки,
Отмечали наши праздники?
Где она, та невозвратная,
Темно-русая красавица?
Жизнь подходит предзакатная
А любовь моя не старится…
Груз потерь оплачу, оплачу,
Годы – черно-белым тельником…
Мой поклон Георгий Палычу,
Что меня зачислил в техникум…
Видеокассета из детства
В том городе, где отзвучал мой смех,
Куда судьба вернуться не пускает,
Живет, вообразите, человек,
Который обо мне чего-то знает…
Он тянет свой житейский трудный воз,
Тот человек, мне незнакомый Леня….
Но вот Господь с оказией принес
Мне от него и я держу в ладонях …
Зачем ты так потратился, чудак?
Камкордер на последние… Ну, Леня…
И в сладких снах о детстве и в мечтах
Не ожидал… А ты-то сам хоть понял,
Кто вел тебя в тот дом, где скудно рос
Давным-давно я в жуткой коммуналке?
Зачем тебе все это – вот вопрос?
Печальны эти кадрики и жалки…
А посреди двора еще стоят
Все тот же столик с лавками – гляди-ка!
Да только не собрать за ним ребят –
Кто – где, кто с кем… Орфей и Эвридика
Не получились из меня и той,
Чей нежный образ и поныне в храме
Души моей сияет красотой…
Любимая, что встало между нами?
Ах, Леня, что ж ты делаешь со мной?
Зачем разворошил мои печали?
Там был мой дом – и я хочу домой,
Была любовь… Была любовь… Была ли?
Ты, Леня, вижу , любишь город наш…
И это чувство вместо режиссера
Выстраивает светлый репортаж..
А посчитать – так лет, пожалуй, сорок
Я не был в этом городе, а ты…
Ведь ты же, Леня, просто истязатель:
Извилистые улочки, мосты…
Кто это рассказал тебе, приятель?
В бреду любовном, я по ним бродил,
Шептал… Да нет – кричал – родное имя….
А ты… Неужто ты за мной следил?
Идешь – точь в точь – маршрутами моими…
А вот за это – мой тебе поклон —
Мои учителя, по счастью, живы…
Кто подсказал, как догадался он –
Взять интервью у тех, кого должны вы –
Знать: первых вдохновителей моих,
Благословивших на судьбу поэта?…
Как радостно опять увидеть их!
Спасибо, незнакомый друг, за это!
… В судьбе не лучший выдался октябрь —
Болею… Неприятности – до кучи…
Спасибо, Леня, дорогой… Хотя б
На миг рассеял грозовые тучи…
14 мая
«У тебя день рожденья… У тебя – день рожденья!
Голос сердца высок в унисон с мирозданьем…
Только ты извини, что мои поздравленья
Донесутся к тебе, может быть, с опозданьем…»
Да с каким небывалым! Сорок лет просвистело.
Я шептал те слова до побудки в казарме.
И с тобой говоря, над тоскою взлетела
Песня юного сердца, подвластного карме.
Было много катренов, неумелых, корявых,
Самых первых, твоей красотой вдохновленных.
Плыл по морю любви неказистый кораблик…
Путь в поэты – удел безнадежно влюбленных.
Я искал вдохновенье под московскою звездою…
Из общаги воришка унес мои «перлы»…
И взнуздало мне душу холодной уздою,
И покинула муза с пропажею первых…
Даже вспомнить не мог их, полинявших в блокнотах…
Кем он был, тот несун? Провозвестником кармы?
Может чудо Господне подвигнет кого-то
Отыскав, переслать те блокнотики в дар мне…
Пролетел пол-планеты я с тобою в «заначке» —
И внезапно воскресли стихи, возвратились,
Вдруг очнулись от долгой, томительной спячки –
И сияньем небесным в душе озарились.
Неизменно рифмуется в душе, неразменно:
То же чувство, что с чистым алмазом сравнимо,
Тот же образ – единственной в мире, бесценной,
Навсегда безоглядно, бессмертно любимой…
Славлю майский денечек – плыл в сирени и в солнце…
Славлю: «Вот она я – полюбите младенца!»…
Представляю: лежишь нагишом у оконца –
Существо-божество – поперек полотенца…
Пролетит поздравленье, прозвенит над планетой,
Голубком сизокрылым подсядет к окошку…
Что под спудом в душе притаилось, поведай:
Ты-то как? Ты любила меня? Хоть немножко?…
Содержание
Пролог
Луна первая – над Черновцами.
Луна вторая – над Криворожьем
Луна третья – над Хмельницким
Луна четвертая – над Москвой
Луна пятая – над Новосибирском
Луна шестая – над Нью-Йорком. Эпилог
… И это тоже о тебе
Повесть первой любви
Черновцы
Люда
ЧСТ
Видеокассета из детства
14 мая
(Последняя страница обложки)
Цена: БЕСЦЕННО!
Фотография: Черновцы с высоты птичьего полета. Подпись:
Город
Не зря, точно в зеркало, в сердце мое глядится:
В сердце
Огни его окон, созвездия и сады.
Снится
Широкие крылья раскинув, летит этот город-птица,
Летит над Землею и ищет повсюду
Мои следы…
