Дед Климентий Петрович Сазонов с четырнадцатилетним внуком Валерием пришли в небольшую поселковую больничку своим ходом. Пришли и устроили маленький переполох. Вокруг них вертелись две сестрички. Они громко переговаривались и, видимо, сравнивая признаки заболевания, постоянно менялись пациентами. Мяли им животы, заставляли говорить «а-а-а» и заглядывали в рот. Пациенты от пальпаций страдали еще сильнее. Отстраняли руки молодых сестер от своих больных животов и стонали.
— Что вы все щупаете? — злился Климентий Петрович. — Врача зовите. Подохнем же.
— Владимир Иванович занят. Фурункул вскрывает,— объяснила самая расторопная, рыжая. Казалось, мять животы доставляет ей большую радость. Сказала и опять направила руки к дедову телу. Но в это время появился врач. Он снял перчатки, бросил их в раковину и стал мыть руки. Больные стонали.
— Что? — кратко спросил врач у сестер. На стоны он внимания не обращал.
— Похоже на отравление, Владимир Иванович.
— Понос? Кровь? Рвота? — он хмурил брови и комкал полотенце.
— Ничего нет. Понимаете, в том-то и дело, что ничего.
— Ничего, ничего, а корчатся, — пробурчал Владимир Иванович и подсел к больным.
Расстояние между кушетками было маленьким, и потому врач мог пощупать каждого больного, не вставая со стула. Так он и сделал. Потом посмотрел на одного, другого и вдруг сказал:
— Замучился бедный Шишкин. Каждый год с фурункулами, даже на носу был. На кончике. Жалко Шишкина.
Больные, малость ошарашенные таким отступлением, замолкли. Первым пришел в себя дед. Покряхтел, причмокивая, и со знанием дела промолвил:
— Кровь дурная у этих Шишкиных. Скоко знаю из их породы, у всех что-то да вывихнуто. У того чирьи, у другого… лысый совсем. Все такие.
Владимир Иванович, молодой хирург, работал в поселке уже второй год и всех жителей знал.
— Ладно, Петрович, — сказал он, — рассказывай, что ели, пили чего? Давай.
— Валерка пусть, — поморщился дед, — режет сильно внутри. И даже не булькнет ведь. Режет, и все.
— Понятно, — Владимир Иванович повернул голову к внуку. — Давай.
— Значит, это… — начал Валерка. — Вчера дед с охоты кабана привез. Разделали мы его, все как следует. Внутренности вынули. Потроха. Печенку, там, отдельно, конечно.
Тут встрял дед.
— Помело! — сказал он. — Что про разделку-то? Он лучше нашего знает, как разделывать. Счас вот разделает обоих — не пикнешь даже. Покороче давай.
Но врач почему-то остановил сердитого деда.
— Пусть, пусть рассказывает. Нужна, понимаешь, яркая картина причины заболевания. Не перебивай, Петрович.
Взбодренный Валерка продолжал. Кажется, даже забыл про свою болезнь.
— Ну вот. Печенку нарезали и поставили настаивать на молоке, сочная становится. Дед так любит. Любишь же, дед?
— М — м -м, — недовольно промычал дед и покачал головой.
— Ну, ладно, — Валерка отвел взгляд от страдающего деда. — Тут как раз сало зашкварчало на сковороде и в кастрюле закипело.
У врача защемило в желудке и по нутру прокатился судорожный комок. Он незаметно сглотнул слюну. Только кадычок чуть дернулся. Владимир Иванович поощряюще качнул головой: давай, мол дальше. И пошло.
Валерка с увлечением рассказал, как они обжарили печень.
— Она еще поварилась немного, когда сок дала. В собственном соку, значит. Воды добавлять не надо. Вкус уйдет. Ну, тут уж глаз нужен, чтобы и не пережарить и чтобы весь сок не выкипел. Надо сок оставлять. Потом в него хлеб макать, как в подлив. Одним подливом наесться можно.
Врача стало подташнивать. Этакое здоровое подташнивание молодого голодного человека.
А Валерка еще рассказал, как они «отчекрыжили шмат от задка и отварили большими кусманами, потом опять же обжарили».
— Такая вещь получилась, — он чмокнул губами, — мягонькая да с перцем.
Владимир Иванович стал ходить по процедурной. Вначале по рассеянности ходил вместе со стулом, прижав спинку к груди. Потом прикашлянул смущенно и отставил стул в угол.
— Да – а — а! — он, сцепив пальцы, щелкнул суставами.
Кружилась голова, слюна заполняла рот, сосало под ложечкой. Но профессия не позволяла расслабляться. Доктор должен одним своим видом внушать больному чувство незыблемости здорового духа в здоровом же теле. Он, пересиливая себя, еще раз серьезно ощупал больных и прописал то, что необходимо было прописать. Клистир.
Через час-полтора оба пациента, чуток, правда, осунувшиеся, но веселые, шли домой. А как раз за эти часы окончательно лишился покоя лечащий врач. Он успел сходить домой. Успел даже поставить кастрюлю с водой и хотел было высыпать туда скороспелый «Суп вермишелевый с мясом», но отбросил пакет в сторону. Ему хотелось кабанятины. Свежей, вкусной, как на цветных рисунках из кулинарной книги. Сейчас весь смысл жизни свелся в его сознании в одну точку — достать мясо кабана.
«Жить в охотничьем поселке и не попробовать кабана — это преступление», — решил он. Зная время прохождения процедур, он рассчитал, когда выйдут объевшиеся, и двинул к больнице. Шел потихонечку. Встреча произошла около столовой.
— Ну, доктор, — приветствовал врача Климентий Петрович, — от верной гибели спас. Хорошее, оказывается, дело — клизьма! — восторженно воскликнул он, с особым чувством нажимая на мягкий знак.
— Замечательное, — улыбаясь, поддержал доктор разговор словоохотливого деда.
Теперь надо было незаметно перевести тему с клизьмы на мясо. Доктор пошел рядом с «пострадавшими». Пока охотник развивал мысль о перспективах внедрения клистиров во всех охотхозяйствах, доктор думал, как добыть мясо. Перешел к разговору не сразу.
— Так вы, надо понимать, всего кабана умяли? —
дипломатично спросил он. Он этого и боялся.
— Ты что? — охотник удивился. — Мы того, что пожарили, не доели даже. Там уйма такая!
— Климентий Петрович! — Владимир Иванович решил идти напрямик. — А не продадите ли мне чуток?
— Доктор! — воскликнул охотник. — Какие деньги? Пошли.
Пошли.
Владимир Иванович сделал все по рецепту деда и внука: натопил сала, а в нем пожарил свеженины. Большими кусками. Ел для удобства руками. Макал хлеб в тот же подлив и ел.
Наутро в районную больницу Владимир Иванович приехал с диагнозом своих вчерашних пациентов. К знакомому врачу и незнакомым медсестрам. В своей больничке подрывать клистиром свой авторитет не хотел А знакомый врач после подобного рассказа друга о причинах болезни вдруг забеспокоился. Его тоже стали мучить голодные спазмы, и он напросился ехать к другу в поселок.
— Ты уж достань кабанинки. У тебя поем. Не могу, честное слово. Все внутри ломит.
— Слушай, — Владимир Иванович уже оправился от болей. — Цепная реакция получается. Вот ведь природа, а! Так и до области дойти может.
— Цепная, так цепная, — отмахнулся взволнованный друг. — Достанешь, что ли? Поехали тогда…
И ведь поехал. Чихать он хотел на цепную реакцию. Поехал. А что уж там дальше произошло, не знаю. Наверное, цепная реакция.
ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ
0 комментариев
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Ну да. Как у Задорнова с известной проглоченной лампочкой…
Только с характерным колоритом и так вкусно… И болезнь такая… заразная… Блин, ну что делается… За кабанятиной не поеду… Но пойду, съем чего-нибудь, подташнивает, знаете ли… И беспокойство такое…
Виктор, написала и подумала: вдруг Моисей опять в своей фанклуб пригласит на интервью и вопрос по этой рецензии задаст…
Отвечать вместе будем…):):)
Спасибо, Ирина! Сам как перечивыаю, так есть хочется! 🙂 А от Бельфермана отмахнемся. Если что -вместе.
Твой Виктор
Рассмешили:)))
🙂