Черная чайка

Завуч Ираида Федоровна Мыскова работала в этой школе не первый год, но впервые, пожалуй, была крайне озадачена тем, что не пришел вовремя Григорий Андреевич, историк. У него сегодня первые два урока в десятых классах, а его нет.
Ираида Федоровна стояла у расписания занятий и что-то там перекраивала. Наконец, закончив, она обратилась к молодой учительнице биологии.
— Нина Петровна, миленькая, сейчас у вас два «окна», займите десятые классы. Григорий Андреевич, вероятно, опоздает. Видимо, что-то случилось. Никогда такого не было с ним, не опаздывал.
В учительской было тихо. Лишь ветерок, просочившийся сквозь еще не зашпаклеванные щели между рам, покачивал легкие шторы. Сентябрь был светлый и солнечный, и если бы не цветастые листья да утренний холодок, мог вполне сойти за лето.
Григорий Андреевич шел по шатким досочкам деревянного тротуара, перешагивая через опавшие листья, и иногда останавливаясь, чтобы получше рассмотреть какой-нибудь из них. «Вот бы мне так», —думал он, — сбросить в одну прекрасную осень седину, зимой проходить лысым, бог с ним, а весной чтобы все началось сначала, чтобы черные волосы, без очков чтоб, без шляпы». Он улыбнулся, поднял с земли кленовый листок и зашагал уже быстрее. «Да, жизнь наша совсем не похожа на жизнь этого клена, хотя тоже все ко времени: вначале весна, мечты, нескончаемая, молодость, потом лето, в шляпе да с портфелем в руке, осень — с проседью на висках и долгая, долгая зима.»
Дорога шла через небольшой дворик, и когда Григорий Андреевич проходил по нему, он услышал чьи-то надрывные вздохи. Учитель остановился, прислушался. Вздохи повторились. Сообразив, откуда они, учитель подбежал к небольшой сливной яме с крепкой деревянной опалубкой по краям и замер.
Тонула собака. Над водой виднелась только ее морда со смертельно испуганными красными глазами. Григорий Андреевич отбросил свой портфельчик, встал на колени и, навалясь грудью на опалубку, опустил вниз руки. Гнилой тошнотный запах на секунду ослепил его, но это состояние быстро прошло, и он стал звать собаку к себе.
— Иди сюда, плыви, плыви, ну же!
Собака забарахтала передними лапами, добралась до Григория Андреевича, потянула к нему свою морду, зацарапала когтями по скользким доскам опалубки и несколько раз окунулась совсем. Учитель побледнел. Руки его не доставали до собаки. Он заметался.
Какие-то люди шли мимо, лишь мельком взглядывая в сторону ямы, и быстро исчезали за бревенчатым углом большого дома. Григорий Андреевич никого не замечал. Подошла лишь одна старушка и ахнула.
— Да это ж никак Зиньковых. Чайка ихняя. Побегу, скажу, — и быстро засеменила прочь, повторяя: — Ох, господи, надо ж так, ох, господи!
— Григорий Андреевич, вы ли это?! — главный бухгалтер райпо осторожно подошел и издали заглянул в яму. — Да бросьте вы, стоит ли, дворняга какая-то. Бросьте, ей-богу, — произнес он, и даже улыбка, веселая такая, растянулась по его лицу широко и привольно.
Григорий Андреевич только глянул, на него и, сдерживая себя, сказал:
— Уйдите, а то испачкаю. — И крикнул: — Уйдите же!
— Не понимаю, — недоуменно пожав плечами, сказал бухгалтер и ушел.
— Тьфу, сволочь какая, — зло прошептал учитель, обернулся и увидел: никто иной, как Женька из восьмого «А» класса, сопя, выдирает доску из того же крепко сбитого помойного короба. Григорий Андреевич тоже ухватился за мокрую доску, пальцы скользили по ней, так что пришлось ухватиться ногтями. Доска со скрипом оторвалась, и Григорий Андреевич, быстро ухватив ее, опустил в яму, подсунул конец под собачье брюхо, вдвоем с Женькой они уперлись в другой конец доски.
Собака была большая и очень тяжелая. Она трудно дышала и закрывала совсем красные глаза. Учитель глянул на ученика и, будто бы извиняясь, сказал:
— А я и не догадался доску-то оторвать. Все искал, не валяется ли где. Молодец! А ты чего не в школе?
— Опоздал, — шмыгнул носом Женька.
— Ну, ладно, это ничего, — Григорий Андреевич улыбнулся, — это ничего, бывает.
Прибежали хозяева, — видно, бабка сообщила — муж и жена, которая, подскочив к яме, слезно затараторила:
— Ой, Чайка, Чаечка! Вася! Чайка же это! Вася легонько отстранил жену.
— Отойди-ка. Вон туда, в сторонку отойди.
Втроем, легонько, чтобы не опрокинуть Чайку, они подтащили доску ближе. Ее хозяин перегнулся через борт, подхватил собаку за передние лапы, поднял и уложил на пожухлую уже траву.
Чайка встать не могла, только повизгивала потихоньку. Васина жена успела сбегать за клеенкой, и все вместе отнесли собаку во двор. Когда, вымыв руки, Женька и Григорий Андреевич выходили за калитку, Чайка лежала на брюхе, головой на передних лапах.
— Ожила, — улыбнулся учитель. — Чайка. Интересно, черная, как смоль, а Чайка. С юмором, видать, хозяева.
Они немного прошли молча. Потом Григорий Андреевич сказал, чтобы Женька быстро переоделся, поодеколонился и заходил за ним — «вместе в школу пойдем, скажем, что черную Чайку ловили, пусть попробуют не поверить».
А время шло, и в школе уже кончался пятый урок.