Лёгкое сердце

ПРИСКАЗКА

Люди вот что рассказывают: будто с первым июньским приливом море выплескивает на берег восторженных маленьких русалок!

Нет-нет! Это совсем не те взрослые подводные красавицы, которые певучими голосами заманивают рыбаков на дно морское!
Эти – совсем еще безобидные, махонькие, и кончики их тонких хвостиков нежно-прозрачны, как слюда…

Высокая приливная волна легко подхватывает этих малюток и вместе с ними накатывает на берег… Русалочки смеются своим чудесным прозрачным смехом, и хохочет пенными пузырьками волна … Хорошо им вместе, радостно!

Но случается порой русалочке зацепиться растрепанной косой за вербный куст…
А веселая, быстрая волна и не заметит того, — отхлынет…
И остается русалочка в дюнах…

Рассказывают, будто иной раз такая малютка, еще толком не запомнившая своего русалочьего имени, приживается на берегу. Но зовется она тогда уже совсем по-другому — березкой…

Вот такая присказка, после которой можно начинать и саму сказку…

*
Это случилось в августе, когда на сыпучей морской дюне подросла Березка.
Проснулась однажды утром, потянулась своим беленьким тельцем – и вдруг поняла, что вербные кусты и еловый подлесок больше не заслоняют от нее море! Она увидела! Все то, о чем раньше только слышала и мечтала. Что пыталась вообразить себе, создавая чудесные видения из шума морского…

Она увидела волны – все в пене! Волны наскакивали на берег, как играющие псы, и тащили за собой назад все, что попалось… Увидела темные выплески присыпанного ракушками ила у воды. И крошечный силуэт корабля у горизонта…

И все это было такое удивительно родное – словно уже когда-то виденное, но позабытое… Хотя, с другой стороны, – у этих маленьких березок такое живое воображение! и такая готовность морочить самим себе пушистые головки!…

Но так или иначе, а вот именно тогда все и началось: в то самое летнее утро, когда глупенькая маленькая березка наконец-то увидела море. Она подумала: «какое чудо!». И решила дожидаться новых — главных чудес…

*
Рассудительные обитатели дюн на лесной опушке этих нездешних русалочьих причуд не одобряли. Они хозяйственно присыпали корни хвойной трухой, залепляли смолой трещинки в стволах, утепляли бока мхом. А некоторые ухитрялись даже выпасать у себя в изножье небольшой грибной выводок… Нет-нет! Мечтания-ожидания здесь считались занятием непочтенным и несерьезным.

— У-ух! – предостерегали березку сосны, сурово раскачивая свои прямые стволы.
— Хи-хи! – колюче посмеивались над ней елки.
— Хм!… — неопределенно хмыкали шишки, не разжимая губ, чтобы не выронить вызревающие семена.
— О-хо-хо!… — вздыхал переживший крушение надежд пень.

Все считали своим долгом высказаться…

*
А время шло. Нагулявшийся август все небрежней согревал песок… У солнечных лучиков завелись новые подружки – тучки. Лучики научились играть в прятки и все реже добирались до леса за дюнами…
И вот наконец под сухие еловые корни в лесной чащобе заглянул первый холодный дождь…

Кряхтя и повизгивая, выбрались из-под корней заспанные гномы, стали на ветру сушить отсыревшие бороды. Засуетились, запрыгали, разворошили потускневшие клады, зашептали полузабытые заклинания…

К вечеру пересчитали наконец добро, и шелест в корнях поутих. Рассовали гномы клады в мешки, взвалили их на хрустящие спины и разбрелись по темным лесным тропинкам – творить свои обманные чудеса…

*
Самый Хитрый гном выбрал самую узкую тропинку и ушел по ней далеко-далеко в дюны. Он долго пробирался, — отпихивал жесткими ладошками штопаные-перештопаные еловые ветки, обламывал глазастые брусничные кустики, сердито расплющивал молоденькие грибы-дымовики: поостерегутся теперь заступать на гномову тропинку – она и без того узка!

Наконец лес расступился – и Хитрый гном увидел того, кого искал! Конечно же, это была маленькая березка…

— Уффф! – сказал Хитрый гном и плюхнул на землю свой мешок.
— Тааак! – сказал он, деловито прищурился и обошел березку со всех сторон.
— Тааак-так-такс! — гном неодобрительно выпятил губы, отчего бороденка у него чуточку задралась вверх, и подытожил:
— Ммм-да… Зеленая ты какая-то!… Чего-то в тебе не хватает… чего?

— Чего? – доверчиво переспросила березка. Она уже немного заждалась главного чуда и сама начала подумывать: «А может, для чуда я как-нибудь недостаточно хороша?»…

— Чего-чего… того-сего… — колдовал гном словами. – Взгляни-ка! У меня есть то, что тебе нужно!
Тут он развязал свой мешок и стал пригоршнями подбрасывать вверх сверкающие золотинки…

— Отдашь мне свои косы — возьмешь за них все мое золото! – уговаривал гном. — Смотрии! Смотрииии!

Что и говорить, было на что посмотреть! В особенности тому, кто все лето простоял, не сходя с места, на одной ножке… Вот они, чудеса!
И русалочка радостно отдала гному свои косы…

*
… Тут-то и кончился август! Зашлепал по лесу косолапый сентябрь… Осень-лежебока совсем перестала стряхивать с веток паутину дождей. Потемнел мокрый песок. Затомилось в предчувствии, потускнело море. Погасло и гномово золото. Погасло и принялось на ветру облетать…
Вот оно как!

— Мм-да! – разлепили рты шишки.
— Эх-ма… — посочувствовал пень.
— Хи-хи! – непримиримо кололи елки.
— Крррах! – передавали чайки морю недобрую весть.

Ах, наша березонька запечалилась! Тоненькие веточки повесила, вовсе стала прозрачная. Смотришь сквозь нее: то ли деревце – то ли просто трещинками покрылась небесная синева… Хорошо еще – сердце у нее русалочье — легкое, отходчивое. Елка или сосна от такой потери на корню засохли бы. А березка – ничего, разыгралась с ветром, ожила…

*
Осень между тем деловито разводила сырость и в лесной чаще, где обитали гномы. Полосатые колпачки так и мелькали среди еловых корней. Это крошечные здешние хозяева торопились прибрать и припрятать наменянные сокровища.

Не суетился только один-единственный гном — Ученый.
Он все лето просидел над книжкой, в которой не было ни единой картинки!
Ученый гном прилежно читал эту книжку и думал так: «Сначала хорошенько разберусь, что к чему, — а уж потом заживу!». Он готовился потом сразу зажить правильно. Чтобы уж совсем без ошибок. Он не любил как-нибудь необдуманно поступать.

*
Но на этот раз его ученым занятиям помешали: за окошком началось ужасное сопенье и оханье! Ученый гном прижал указательным пальцем слово в книжке, — чтобы потом не напутать, откуда читать, — и выглянул. И увидел: хитрющий сосед вытряхивает на землю зеленый блестящий ворох из перевернутого мешка. Сопит, торопится: надо ему в подпол добро перетащить. Надо скорей! А то вот-вот они налетят – первые липкие снежинки…

«Понятно! – подумал Ученый гном. — Опять сосед облапошил кого-то… Ничего не поделаешь, снова придется идти – какого-то разиню утешать и вразумлять… Вот они, плоды необдуманных поступков!»

И Ученый гном засобирался: заложил соломинкой страничку в книжке, не без труда натянул ссохшиеся валенки, разыскал и выбил о коленку пыльный меховой колпачок, как следует прочихался и стал нагружать санки – потому что пока он собирался в путь, в лесу уже совсем расстоялась и припухла снегом зима.

*
Гном долго шел. Он проваливался в сугробы, оскальзывался на ледяных наростах и думал так: «Эх! Все-таки самое неприятное, что утешать и вразумлять всегда приходится зимой! И до лета нельзя отложить – потому что летом и так все утешены и умных советов выслушивать не хотят…»

Да, его досаду можно было понять! Ведь шел он не абы как, не налегке! А тащил за собой на саночках ученый груз – круглое увеличительное стеклышко. То самое стеклышко, сквозь которое ученые гномы разглядывают золото. Изучают. И если решают, что золото хорошее, всамделишное – крохотной такой печаточкой ставят на нем свой ученый значок – пробу. Чтобы потом уж всякий – даже и совсем не ученый! – мог легко разобраться, каково золото, не подделка ли? Погляди только сквозь стеклышко – тут ли значок?! – и узнаешь…

И да будет известно тем, кто еще не уснул! — что в конце-концов Ученый гном до березки добрался! И сделал все, как полагается. Поутешил, как умел. Подарил ей свое увеличительное стеклышко. И дал очень хороший совет: не меняться с кем попало на что попало… Потом раскланялся честь по чести. И, очень довольный, что все это наконец-то закончилось, отправился с полегчавшими санками восвояси…

*
Но закончилось, конечно же, еще не все: зима была долгой. Только березка больше уже не грустила. Она разглядывала сквозь стеклышко снежинки, и льдинки, и даже холодное солнышко в небе.

Сквозь увеличительное стекло солнышко ослепительно сверкало, рассыпалось своими золотыми брызгами — совсем, как летом! — и будто даже и пригревало…

Но никакого такого значка на нем видно не было…
«Что ж теперь и солнышко считать подделкой?!» – весело подумала березка и поскорее передарила стеклышко ближайшей елке.

(И уж как та была довольна! Хотя елке увеличительное стеклышко совсем ни к чему, елку и так не проведешь – не даром стоит вечнозеленая!).

*
…И тут опять пришла весна! У березки кожица весело зачесалась – и прорезались новые зеленые чешуйки… Потом было лето! Отросли зеленые косы!…
И… ну как же тут не ждать чудес?! Да ожидание было просто написано у березки на носу!…
Так что в августе, когда ее опять тоненьким голосом окликнули, все повторилось сначала…

Так оно и повторяется – из года в год, из года в год. Никак не вразумить березку!

Ученый гном давно уже эту затею бросил. И утешать не ходит: чего уж тут!

Сидит гном в своей тесной пещерке, попивает брусничный чаёк, почитывает. Только чуть чаще теперь поднимает глаза от книжки, задумывается, уставив взгляд то в угол, то в потолок… Кажется, он немножко завидует этой глупенькой, этой легкомысленной русалочке – ведь подумать только: так разочаровываться в этих августовских чудесах, и так в них верить! Так неутомимо верить! Чудо-то какое! Гномы так не могут…

И люди так не могут. Люди подолгу разглядывают чудеса сквозь увеличительные стеклышки. Опасаются – как бы не провели!

И только те, немногие, у которых в груди бьется легкое, отходчивое русалочье сердце, понимают: все это не так уж важно.

Потому что даже и настоящее, долговечное золото тем и хорошо, что его в любую минуту можно поменять на коротенькие, недолговечные радости…