В любимой комнате поникшей, как в бараке
Теперь уюта не нашлось и просто места.
И только верные глаза моей собаки
Не стали приторны в дождливую сиесту.
И в паре пуговок на плюше больше правды,
Чем в том, что на’лито в людские вежды — топи
И чьи-то души затянуть нагие жаждет…
Там каждый слабый непременно будет пропит.
Да что ж влечет так на добро, как будто было
Ему хоть раз не суждено покрыться грязью
И ждать утра, что упирается в затылок
Куском пропитанной слезами тёплой бязи?
За что так мучают дождями дни и ночи?
Куда так тянутся края душевной боли?
Мне, как-то, верится в ветра каких-то прочих,
Пускай неправильных сторон, но близких, что ли…