Пролог к повести «Дети вольного ветра»


Пролог к повести «Дети вольного ветра»

Посмотри, видишь там, вдали, посреди молчаливой пустыни, блистая водной гладью под безжалостным солнцем, огромной синей змеей извивается меж бессчетного количества барханов, великий Аракс (1). Крепко накрепко зажатый в немилосердных тисках раскаленного безмолвия, уже давно он покорился своей судьбе, и теперь, словно богатырь, скованный огромными цепями, с обреченной неспешностью движется на север, к большому соленому озеру, чтобы, растворившись в нем, навсегда стать всего лишь маленькой его частичкой. Как уныла эта картина – одинокая лента речной синевы среди бесконечного желто-белого моря песка. Слева и справа, простирается оно на многие фарсахи (2) вокруг. Жизнь приходит сюда только на короткий промежуток времени – весной, которая в этих краях очень коротка, после недолгих совсем слабых дождей, появляются на песке редкие несмелые побеги хилых растений, появляются только для того, чтобы в скорости зачахнуть под палящими лучами немилосердного солнца. И тогда снова пустыня превращается в сплошной песчаный океан. Здесь не появляется человек, сюда не залетает птица, не заползает змея, даже пауки – эти неприхотливые твари, и те не рискуют забираться в столь гиблые места. Только бродяга ветер не боится пустыни и с удовольствием резвится на ее просторах, со свирепым свистом носясь между огромных гор из песка и пыли, и от безделья легко, играючи перемещает их с места на место.
Но что это? Вон там, у самого горизонта. Откуда взялась это непонятная черная точка, такая маленькая, что разглядеть ее может только очень внимательный взгляд. Вот она увеличивается, медленно, но верно становится все больше и четче, так что теперь не заметить ее просто нельзя. А вот вокруг нее появляется большое облако потревоженной пыли. А вот и другая точка, точно такая же. А вот и еще одна, еще и еще. И вот их уже так много, что они сливаются в сплошную черную линию, которая разграничивает между собой небо и землю.
Так что же это? Может песчаная буря, которые бывают здесь довольно часто? Или страшное воинство ненавидящего все живое Ангромайнью (3), устав томиться в подземельном пекле, решило вырваться на волю и, презрев все законы, побуйствовать на просторах пустыни?
Но посмотрите, черная линия, в которую слились эти таинственные точки, становится все шире и шире, приобретая, наконец, понятные очертания. И вот уже можно разглядеть отдельные человеческие фигуры, напряженные, покрытые слоем пыли лица, на которых лежит печать неимоверной усталости. Да, это люди. Задыхаясь в пыли, обливаясь потом, теряя сознание от нестерпимого зноя, проклиная жгучее солнце, огромной пестрой толпой бредут они по этому безжизненному краю. Кого здесь только нет. Вот впереди всех, в длинных пурпурных плащах, словно паруса раздуваемых ветром, идут жрецы огня – безусые юноши, которые ни днем, ни ночью не расстаются с огромными серебряными алтарями священного и вечного огня. Днем они несут алтари на плечах, отчего кожа на них покрыта незаживающими ранами и кровоточащими язвами, а ночью бодрствуют рядом с ними, боясь надолго сомкнуть уставшие глаза. Ибо знают, что ждет того, кто не уследит за своим алтарем и по невниманию, или по злому умыслу допустит, чтобы огонь погас, или споткнется и упадет, уронив алтарь, в долгом пути устав от зноя, надышавшись раскаленным воздухом, перемешанным с едкой пылью. О, горе этому несчастному. Его ждет смерть, которая не будет быстрой и легкой.
А вслед за жрецами огня, подпрыгивая, кружась, словно волчки, то нагибаясь в три погибели к самой земле, то распрямляясь во весь рост и воздевая к небу худые костлявые руки, топчут раскаленный песок босыми ногами маги и колдуны. Пищание волшебных дудок, треск магических погремушек, пение древних гимнов, вот уже тысячу лет передаваемых из уст в уста, расчищают дорогу их господину, разгоняют с нее злых духов, затаившихся в горячих песчаных расщелинах.
Ну а тех, кто состоит из плоти и крови и потому не боится трещоток колдунов, ждет встреча с телохранителями царя – «бессмертными». Вот они, одетые во все черное, закутанные в длинные плащи, шагают в полном молчании, и только скрип песка под сапогами и звон оружия сопровождают шествие их монолитного строя. Почему они «бессмертные»? Потому, что их всегда десять тысяч. Ни больше, ни меньше. Один погибает – его заменяют другим, сильным и смелым, отобранным из самых лучших воинов огромного войска. Да, их всегда десять тысяч – они «бессмертные»!
А вот и главный виновник всего этого шествия. Огромных размеров колесница сплошь украшена золотом, так что простой смертный не сможет взглянуть на нее и не ослепнуть от излучаемого блеска и сияния. Чистого золота орел с широко распростертыми крыльями красуется на дышле, как будто указывая дорогу восьмерке прекрасных коней. Но на самом деле ими правит человек. Человек, одетый в шелковые одежды, расшитые золотыми нитками, и перепоясанные широким поясом, усыпанным драгоценностями. Человек, даже сапоги которого украшены золотыми бляшками и заклепками. Человек, чьи пальцы унизаны дорогими перстнями и кольцами, и запястья охвачены золотыми браслетами. Из под густых, сросшихся на переносице бровей внимательно взирают на все происходящее вокруг черные, как уголь, глаза. Сжатые в тонкую линию губы скрываются под пышными усами и небольшой аккуратно подстриженной бородкой. Высокий лоб как будто пополам разделен глубокой вертикальной морщиной. Этот человек молчит, но его холодное бесстрастное лицо, его горделивая осанка, повелительные жесты его рук лучше всяких слов говорят: пусть знает каждый смертный, что я – Шах Куруш Бузург (4), повелитель персов.
Оставив после себя клубы пыли и две глубокие борозды, царь мчится дальше, и вслед за ним бескрайним морем разливаются бесчисленные отряды персидской конницы. Тысячи и тысячи копыт сравнивают с землей, превращают в маленькие едва заметные холмики огромные барханы, которые веками простояли здесь никем не потревоженные. Плотно прижавшись друг к другу, играют в солнечных лучах смертоносные наконечники миллионов стрел. Десятки тысяч копий тянутся к небу, будто хотят проткнуть его насквозь, а сотни тысяч акинаков (5) издают звон, от которого часто глохнут сами воины. Уж не один час прошел с тех пор, как здесь появились первые всадники, а конца этой лавине все еще не видно. Сколько их? Какому человеку под силу подсчитать, если, находясь на конце левого крыла, нельзя увидеть конца правого, а из задних шеренг нельзя разглядеть передних? Но вот, наконец, их строй начинает редеть, смолкает стук, грохот, звон оружия, постепенно оседает поднятая ими пыль. Кажется, это все.
Но нет, это еще не конец. Вон вдалеке, примерно в полфарсахе от последних всадников, беспорядочной и бесконечной лавой текут отряды легковооруженных пехотинцев. Это наемники и воины покоренных персами народов. Здесь и арабы, одетые в длинные, высоко подобранные бурнусы, и эфиопы, облаченные в барсовые и львиные шкуры. Идут здесь ливийцы в кожаных доспехах, вооруженные дротиками, острия которых обожжены в священном для них огне, идут пафлагонцы с маленькими щитами из невыделанных бычьих шкур и короткими копьями, идут киликийцы и фракийцы, которые обитают в насквозь промерзших скалах и промышляют грабежом соседних народов, идут лигии, матиены, мариандины, лидийцы, писидийцы, кабалии, мосхи и многие другие племена, которые с незапамятных времен заселяют просторы седой Азии.
И вся эта многочисленная пестрая толпа, терпя безмерные трудности и лишения, пересекая безжизненную пустыню, стремится к берегам древнего Аракса, за которым, в бескрайних зеленых степях пасут свои тучные стада дети вольного ветра и синего неба – массагеты (6).

0 комментариев

  1. yuliya_teodorova

    Очень пафосно, красочно, ярко. Может быть, в левятнадцатом веке, во времена Бальзака, повесть бы очень понравилась, но сейчас, увы! читают литературу постмодернистскую или бульварную. Мой Вам совет: сделайте повесть более лёгкой, экспериментаторской, выдержав её в стиле современных «хороших» писателей (например Татьяны Толстой). Я не предлагаю Вам заниматься подражательством, но чтобы повесть читалась, нужно сделать её современной.

  2. dubenko

    Спасибо. конечно, за совет, но Вы же не прочитали ничего кроме пролога, а уже оценили всю повесть, предсказали ей дальнейшую судьбу. Ваше право, конечно, не подумайте, что я обиделся или что-то в этом роде на меня напало. Нет. Проосто кажется, что Ваш подход «быстрого суда» к оценке не совсем верен. Но у каждого свой вкус и своя точка зрения. Так что я все-таки попытаюсь довести начатое в том же стиле. А будут читать или нет, время покажет.
    С уважением, Петр.

Добавить комментарий