Авиатор


Авиатор

Не клевало. Раз двадцать уже Петр Данилович закидывал удочку и сколько ни плевал на наживку, клева не было. «Зараза», — вслух проговорил он, — хоть бы раз ткнулся». Но красный маячок поплавка лишь покачивался на пробегающих по отмели маленьких бурунчиках и не нырял. Петр Данилович уложил тонкий конец удилища в рогатулину, вогнанную в илистое дно в двух шагах от берега, и лишь сейчас заметил, что сзади, чуть выше от него, сидит, облокотившись на коричневый портфель, бородатый молодой человек.
— Здрасьте, — сказал бородач, приподняв за козырек матерчатую кепочку. — Не клюет?
— Да! — Петр Данилович разобиженно махнул рукой. Доставая папиросы, подсел к незнакомцу. — Ночью дождь был, так, может, от этого. А может, и нет. Скорее всего — сыта рыбеха. Лето же. Спичек не будет, мил человек?
Бородач достал из нагрудного кармана зажигалку и протянул деду.
— Газовая? — недоверчиво покосился тот.
— Да, а что?
— Тогда, милок, сам чиркни. А-то, понимаешь, я в прошлом году вот таким же макаром весь левый ус себе спалил. Как пыхнет газ этот, его же регулировать надо, и все — нету усов.
Парень усмехнулся, прикурил сам и дал деду.
— Работаете или на пенсии? — спросил он, глядя на поплавок.
— И работаю, и на пенсии, — ответил Петр Данилович, тоже наблюдая за поплавком.
— А кем, если не секрет?
— Я -то? — Петр Данилович встал, шагнул к ближайшему кусту тальника, вынул из-под него синюю фуражку с голубой кокардой на околышке и крылышками на тулье. Ткнул пальцем в кокарду, потом в небо и серьезно ответил:
— Авиатор я, — помедлив, добавил, — Петр Данилыч. Вот уж два года, как авиатор, — усаживаясь, пояснил он. — В общем — аэродромный рабочий или служащий, черт их разберет.
— Ну, а я — геолог. Евгением зовут. Женя. Значит, это ваше хозяйство? — Он через плечо показал на большое поле с деревянным домиком с краю.
— Да уж какое тут хозяйство, — глянув на летное поле, проговорил Петр Данилович. — Так. Раз в день прилетит самолет — и все. Багаж какой, груз, почта. Пассажиров почти что и не бывает. Вы вот, наверное, самолет-то и ждете. Аль нет?
— Самолет, — согласно кивнул геолог.
Петр Данилович посмотрел на часы.
— Долго еще. Полтора часа ждать.
— Подождем. Покурим, — геолог усмехнулся. — Порыбачим.
— Порыбачим, — лукаво согласился Петр Данилович.
Молчали недолго. Дед чему-то улыбался, хмыкал про себя и наконец спросил:
— А чего же здесь ищете?
Геолог пожал плечами и просто ответил:
— А всё.
Петр Данилович слегка удивился
— Как так?
— Правда. Всё ищем. Вернее, обследуем. Про ГЭС слышали?
— Знаю об этом.
— Ну вот, мы и обследуем зону затопления. Вдруг в этой зоне что-то да есть. Может быть, даже золото. — Он плутовски подмигнул деду. — А если есть, то в каких масштабах. Доступно объясняю?
— Да не дурак вроде, понимаю. — Дед помолчал. — Так-так, значит, и золото, говоришь, может быть?
— Может, и золото, — геолог сорвал веточку и повертел ее в пальцах. — А вы что, сильно драгоценным металлом интересуетесь?
— Да как сказать, — помялся Петр Данилович. — Просто случай со мной был. В войну. Потеха.
Он покачал головой и поближе придвинулся к геологу. Потом что-то сосредоточенно подсчитывал, загибал пальцы и уверенно проговорил:
— Ну да. В мае мы расписались, а в июне — война. Точно. Как о войне-то узнали, милаха моя в слезы. Да и мне, понимаешь, обидно: еще как следоват, всласть с бабой пожить не успел и сразу же под пули лезть. Оторопь меня взяла, не вру. Кому помирать охота? — Он посмотрел на геолога. — Тебе охота? Только по правде? Охота?
— Ну, как вам сказать. Неохота, конечно. Рано.
— Ну вот, — оживился Петр Данилович, — и мне так же. Как представлю, что продырявили меня, аж все внутри кувырком. Ну, оторопь, одним словом. Я тогда на тракторе работал. На трелевочнике. А тесть мой катерок по Лене водил, и катерок тот прииску принадлежал. В то время закон был: кто на прииске работает, на фронт не брали: бронь. Сам понимаешь, прииск. Золото — дело нешуточное. Тем более, в войну.
Петр Данилович покрутил ус и снова полез за папироской.
— Давай-ка закурим. Только сам чиркай. Усы, — дед многозначительно показал на закрученные хвостики рыжих усов.
Закурили.
— Ну, вот, — продолжал Петр Данилович. – Значит, она, жинка моя, смекнула про это и — к бате. Я не знаю, о чем у них там разговор произошел. Знамо дело, без слез не обошлось. Короче, устроился я на тестев катерок мотористом. По блату, так сказать, а значит, к приисковым рабочим причислился. Ты не подумай, что я трус там какой, нет. Маялся я в сердцах, молодой. Хоть и боязно, а ведь и надо. Заявления в добровольцы многие писали. Ну, знамо дело, и дезертиры были, и я вроде как из них, токо официальный. Уж больно неприятное чувство. Совестно. Я и жене высказывался про чувства эти, а она опять в рев. Потом, жулья всякого на Лене много водилось. И золотишко мыли, и продавали. Времечко трудное. Тьфу, язви тебя, потухла. Черкни-ка еще разок.
Петр Данилович, причмокивая, раскурил потухшую папиросу, затянулся поглубже.
— Ну ладно. Мне-то что, я золота и не видел. Тем паче, строго было. Если кого с золотишком поймают — все: или тюрьма, или, если по крупной, в расход сразу. Так говорили. Но все одно меняли. Я ж говорю, всякие люди были. Правда, кому попало никто из лоточников товар свой ни в жисть не предложит. Присматривались. Глаз у них верный, ого!
Ну я, видно, приглянулся одному. Стою как-то на корме, курю. Подходит мужик, бородатый, вроде тебя. В пальто-шалке, на голове кубанка. Представительный мужик. Поговорили о том, о сем. Пожалился я ему, что туго с продуктами стало. Он слушал, кивал, потом наклонился поближе, прикурить будто бы, а сам тихо так говорит: «Возьмешь?»
Я не пойму. «Чего брать-то?» — спрашиваю. «Да тихо ты, — шепчет, — золотишко возьмешь?» Я аж похолодел. «Нет», — говорю. А он сквозь зубы процедил: «Подумай. Я на обратном пути сяду». И вышел на пристаньке какой-то.
Ну, и засвербило у меня в голове. Пришли мы в поселок, я своей: так, мол, и так, предлагают. Покумекали мы оба и надумали. Денег у нас не было, из всего самого ценного — один мой костюм. Ладный такой, черный. Один раз на свадьбу его одевал. Решили, что денег за него мало дадут, а золото есть золото — вес, понимаешь ли. На костюм и сменялись. На катере, в гальюне. Сначала я зашел со свертком под ватником, потом он, после опять я. Последний раз, когда зашел, развязал мизерный мешочек, гляжу, точно – золото. Завязал его покрепче и в карман. Карман в брюках длиннющий был. Мешочек коленом чувствовал. Ага.
Выхожу из гальюна радехонек, и бац… аж круги серые перед глазами пошли: милиционер. Стоит, прислонился к перильцам и взгляд свой прямо в мою переносицу вперил. Первое, что в голову пришло: «Попался». А милиционер посмотрел на мою рожу-то кислую и улыбнулся. А меня от этой улыбки в пот. И, главное, ногу, где карман с золотом, поднять не могу — словно гиря пудовая в нем. А тот зубы скалит.
— Что, браток, прохватило? — спрашивает.
— Прохватило, — говорю, а слезы глаза застят. Ни за что ни про что втрюхался. А тот:
— Бывает, — сказал, повернулся и пошел к носу катера.
Не поверишь, еле я до машины своей добрался. Тянет золото, хоть руками ногу переставляй. А к штанине притронуться боюсь: что ты, думка-то, что следят за мной. Главное-то, как назло — куда бы я ни влез, везде на этого милиционера натыкаюсь. Извелся весь, сил нет. Дошли, помнится, до большой пристани и только трап бросили, я первый прыгнул, глядь — милиционер за мной. Мне тесть орет: «Куда, Петруха! Ну-ка назад!» Я только рукой махнул.
Взбираюсь по пригорку, волочу свою неживую ногу, оглядываюсь. Милиционер за мной, ядрена корень, и что-то напевает даже. А мне бы быстрее на пригорок забраться. Дело-то в том, что туалет наверху стоял. Вот я прямым курсом к нему. Метров, может, тридцать и было-то, но как я лез, как лез, — дед закатил глаза, — в жизнь не забуду. Альпинист, твою мать. Сердце останавливалось. Точно. Но добрался, однако. Заскочил в туалет, руку в карман, схватил мешочек — и в дырку. Сто пудов с плеч. Сам сел. По нужде будто бы. Милиционер тоже зашел, встал рядом. На меня — ноль внимания. Сделал свое нехитрое дело и айда. Мне опять плохо стало, значит, он и не знал ничего. Значит, причудилось мне.
Как только я себя не ругал! Самое подходящее слово отыскал: дурында. Тут и дурак есть, и рында. Вроде как, корабельный дурак получается. Пробовал багром мешочек искать, да где там! Пропало, — махнул он рукой.
Две недели пока катер свой ждал, в местном лесхозе работал. Сучья с хлыстов обрубал. А по-надобности все в тот же туалет бегал. Мужики смеялись: «Чего ты там хорошего нашел? Вот, рядом же есть». «Нет, — говорю, — мужички, тот лучше. Золотой». Они хохотали, но соглашались. «Точно, говорят, — на века построен, кирпичный». Им-то невдомек, что он и вправду вроде золотого.
Геолог смеялся, вытирая своей кепочкой глаза, а Петр Данилович закончил:
— Так и вернулся я к милахе своей без золота, без костюма и без работы. Знамо дело, уволили. Погоревали, конечно, малость, а у меня на душе, представь, радость какая-то. Слава богу, думаю, что ниточка эта оборвалась: на прииск по блату, золото барыжное — слава богу.
Ну вот, в сорок втором году я уже на фронте был. В городе Герлице войну закончил. Ранили. Домой вернулся, забрал семейство свое и сюда. Так до самой пенсии трактористом и проработал. Вот так-то. Что скажешь? Ничего себе, да?
— Да – а — а! Интересная история, — геолог опять громко рассмеялся, — забавно, в самом деле. Значит, не нашли вы свое золото, Петр Данилович? А жалко, а? — он дружески похлопал деда по плечу. — Жалко?
— Да нет, — равнодушно ответил авиатор. — Не жалко. Золото свое я нашел. Но это было потом. Далече отсюда.
Они еще недолго посидели на берегу маленькой речки, ожидая поклевки. Но клев так и не начался.
— Ну, пойдем, скоро уж самолет. Засиделись, — встрепенулся Петр Данилович. — Назад-то вернешься?
— Вернусь, конечно, — ответил геолог. — Работа.
— Ну да, — согласился дед, поправляя фуражку. — Работать надо.
Скоро прилетел маленький АН-2. Петр Данилович принял все, что привезли, вместе с пилотом закинули в брюхо самолета все, что надо было закинуть, и попрощался с геологом Женей.
— Так что ищи свое золото. На чужое глаз не клади. Ну, бывай. Вернешься — заходи. Мой дом — вон он, под зеленой крышей.
— Счастливо, — в свою очередь ответил Евгений. —Зайду.
Пилот убрал внутрь маленький трапик, спросил у деда, не нужно ли что в конторе.
— Ничего не надо, — ответил Петр Данилович. – Унты, разве что. К зиме.
— Узнаю, — ответил пилот и захлопнул дверь.
— Забавный у вас работник. Золотой, — засмеялся геолог, вспоминая дедов рассказ.
— Данилыч — то? — переспросил пилот. — Отличный мужик. Без гонора. Хотя фотографий его где только не увидишь.
— Ударник, стало быть, — предположил Евгений, умащиваясь в кресле.
Пилот удивленно посмотрел на геолога.
— У него же звездочка, чудак, — покачал он головой.
— Какая? — поднял брови Евгений.
— Натуральная. Золотая. Ты что? — опять удивленно протянул пилот. — Герой! Один на всю округу, еще с фронта, — сказал и ушел в кабину.
Когда самолет делал над летным полем круг, геолог глянул в иллюминатор: внизу у домика стоял «авиатор» и махал вслед самолету фуражкой. «Ну, вот, приплыли, — подумал Евгений, — стыдоба-то какая, ей-богу. Заклинило на этом золоте что ли. Нет, прилечу и зайду. Извинюсь хоть. Зайду».

0 комментариев

  1. tiranozavr

    Хорошо написано ! Сюжет может и несколько тривиален, но цепляет! В целом, проникаешься уважением к деду… Весьма понравился художественный стиль и язык! Лёгкий и простой, но от этого еще более добротный и запоминающийся!

  2. andrey_kulbeykin

    Рассказ хороший, но скомканным выглядит финал.
    «Пилот удивленно посмотрел на геолога.
    — У него же звездочка, чудак, — покачал он головой»

    Откуда заезжий геолог должен знать местного героя? С чего пилот удивленно смотрит?
    Так что неожиданности в финале нет никакой, во всяком случае сюжетной. Да и извиняться геологу не за что.

Добавить комментарий