Ад, созданный нами.


Ад, созданный нами.

Злата Рапова и Андрей Андреев.

Звенислав сидел на краю безбрежной тёмной бездны и задумчиво смотрел вдаль. Вот уже долгое время он был владыкой нижнего мира. Того, что люди именовали Преисподней, хотя, на самом деле, этот мир был весьма далёк от «канонического» Ада, с такой тщательностью прорисованного в библии. Наказание здесь получали лишь те, кто считал себя виноватым в совершённых при жизни деяниях, да те, кто – в силу убогости интеллекта – просто не мог представлять себе нижний мир иначе, чем сопряжённый с вечными мучениями.
Когда-то давно Звенислав мог беспрепятственно посетить самого Императора, творца всего во вселенной, но нынче политическая ситуация изменилась, и Звенислав очутился здесь, но не как ссыльный, а, скорее, как реформатор, способный изменить что-то в лучшую сторону.
Он уже начал понемногу осваиваться в подшефном мире. Звенислав видел и кошмары разрушенных семей, когда хозяйка вновь и вновь ожидает ушедшего на войну (или к другой) любимого. Видел ссоры и брань, ненависть и убийства.
— Почему они все возвращаются к худшему? – однажды поинтересовался он у управляющего, который, помимо Звенислава, являл собой представителя власти, просто с меньшими полномочиями.
Тот загадочно улыбнулся:
— А вот пойдем, я тебе кое-что покажу.
И они направились в абсолютно непримечательную избушку, где в одиночестве куковала молодая женщина. Вокруг домика росли яркие цветы, попадались даже клумбы с розами. Сам домишко был на редкость чистым и ухоженным. Внутри висели расшитые явно самой хозяйкой полотенца. Половики из камыша тщательно вытряхнуты, пол блестит, в печке печется свежий хлеб. Невесела только сама хозяюшка. Баба молодая, и не то, чтобы совсем некрасивая. Просто глаза близко посажены, на лице какие-то красные пятна. Но, в конце концов, кто идеален? Но не находит она себе покоя. Мечется по горнице, стонет, плачет. Но вот оживилась, кинулась к окошку – ждет своего доброго молодца.
— Что же она сделала? — поинтересовался Звенислав.
— Ушел от нее мужик. Совсем голову потерял от заезжей красавицы. А Устинья, – привидение кивнуло в сторону мечущейся бабенки, — возьми, да и отправься к колдунье. Та ей какие-то корешки всучила. Устинья, она ведь как только своего ненаглядного не обхаживала. И пироги ему каждый день пекла, и ничего лишнего не требовала, ни в чем не укоряла, как иные, надышаться на него не могла. И вдруг такое дело. Совсем баба от горя голову потеряла! Сама не своя ходила, глаза от слёз опухшие, покрасневшие, шаталась, бормотала что-то… Классическое помешательство. Вот колдунья та этим и воспользовалась…
— Ну, ну, интересно? — подбодрил управляющего Звенислав.
— А молодая, та, к которой ее муж сбежал, особенно с ним не церемонилась. Только покрикивала, посмеивалась над ним. Да все наряды новые требовала. А он еще и радовался. Совсем чумной от ее красоты ходил… Тоже голову потерял, да только по другому поводу. Любовь ведь, она ж безумию подобна, порой такими дураками людей делает! — призрак замолчал и задумался.
— Что же дальше было? — одернул его Звенислав.
Управляющий откашлялся и продолжил:
— Бабка-ведьма научила Устинью, ты, мол, пригласи их к себе, чтобы замириться, значит. Мол, кто старое помянет, совет вам да любовь, и все такое. Мужик обрадовался, видно, кошки у него на душе скребли, что бросил он старую хозяйку, ушел не по-людски. И как-то в воскресенье напекла Устинья пирогов, а вместо начинки корешки положила. И пометила те пироги, которыми она гостью накормить хотела. Да только мужик все спутал. Увидел он свои любимые пирожки с зайчатиной, новая жена его так печь не умела, и накинулся на них. Не успела Устинья и глазом моргнуть, как съел ее любимый всю отраву. А девица, наоборот, фигуру блюла, а, может, еще чего, но до еды даже не дотронулась. Упал мужик прямо в горнице на пол, катается в судорогах, слишком много он корешков сразу проглотил, а Устинья мечется, причитает. Молодуха вскочила, и давай вопить на всю деревню, убивают, мол. Соседи сбежались. Устинья, в горе, призналась. А мужик у нее на глазах умер. Соседи ее сгоряча вилами забили.
— Так значит, она уже получила свое. Почему же сейчас не может жить спокойно и счастливо? — возмутился Звенислав.
— А вспомни, господин хороший, — хитро прищурилось привидение, — не ты ли когда-то говорил, что человек сам себе не прощает. Ведь ее здесь никто не держит. Только ее собственная совесть, которая грызет изнутри. … Да ты к ней не ходи. Напрасно это. Не уговоришь. Думаешь, до тебя не пробовали? Бесполезно. Не может она не терзаться. Не может сама себя простить.
— А что мужик тот? — поинтересовался Звенислав.
— А что ему сделается? – хмыкнул управляющий, – Живет со своей молодухой, про прежнюю жену и думать забыл.
— И ему, значит, никакого наказания? – возмутился Звенислав – Кстати, давно хотел спросить тебя, а где здесь маньяки, серийные убийцы, и тому подобное?
— А их здесь нет, — осклабился призрак.
— Как? — опешил Звенислав.
— Так они-то себя виновными не считают. Они свои счастливые призрачные миры строят. Как когда-то им бог-экспериментатор посоветовал, — и привидение нагло ухмыльнулось.
Звенислав зло сплюнул на землю. Он-то помнил, как в своё время научил людей, попавших в загробный мир, не надеяться на божью милость, а своими силами обустраиваться на новом месте, создавая себе параллельные миры по своему вкусу и потребностям. Что из этого получилось, Звенислав теперь видел воочию. Выходит, опять перестарались с заботой о ближнем.
И вот сейчас Звенислав сидел на краю огромной пропасти, свесив ноги вниз, и размышлял о том, чего же он этим добился? По сути, ничего хорошего. Звенислав дал могущество тем, кто был настоящими безумцами, наделив их возможностью быть равными богам. Но он не смог укрепить волю тех, кто действительно раскаивался за содеянное, потому что их наличие у них совести сводило на нет все попытки Звенислава сделать их счастливыми. Чем это было? Безумием? Но, в таком случае, что прикажете делать, признать, например, убийцу, расчленявшего детей, вменяемым? Лишь потому, что после смерти он не испытывал угрызений совести и смог избегнуть адских мук, создав свой собственный мир? Звенислав не знал ответа на этот вопрос, хотя и разум, и душа подсказывали ему правильное решение, но он всё же колебался…
Почему же те люди мучают себя? Зачем? Звенислав тряхнул головой. Все они были по-своему безумны – и Звенислав, давший людям свободу быть творцами мирозданья, и маньяки, сумевшие уклониться от кары, и честные совестливые люди, обрекшие самих себя на вечные страдания. И если со Звениславом всё было более-менее понятно – погорячился, что ж теперь сделаешь? – то с остальными было гораздо сложнее.
Так кто же безумнее – обычный человек или же зверь в человеческом обличье? Желая узнать это, Звенислав поднялся и шагнул сквозь реальность в ближайший из созданных кем-то миров.
И всё преобразилось.
Неслышно ступая по еще теплой золе, Звенислав осторожно пробирался среди обгоревших черепов и обугленных останков. Здесь когда-то шла битва. Бессмысленная, с точки зрения нормального человека. Два дальних родственника сошлись в борьбе за власть, в то время как их родине грозила опасность от куда более серьезного противника, грозившего поработить их народ. Но не только мелкие царьки обращали гораздо больше внимания на козни друг друга, но и, как загипнотизированные, их сторонники, вассалы и вилланы насмерть схватились на пограничном поле среди лесов и болот. Здесь они полегли все. Погибли оба претендента на высшую должность хранителя и защитника государства. Да и из простых людей почти никто не ушел живым, на последнем вздохе вонзая нож в горло брата. Уцелевшие же, устроили колоссальный погребальный костер надежд, и отправились принять горькую участь раба от пришедшего на родную землю завоевателя, которому уже некому было оказывать сопротивление.
Теперь на поле поселились только вороны и волки. Люди старались не забредать в проклятое место, читая на своем языке молитву, и обходя его стороной. Даже отъявленные мародеры не рисковали появляться здесь. Но все-таки что-то живое копошилось среди обгоревших костяков. Звенислав пригляделся. Хорошо одетый упитанный старец алчно рыскал между несгоревшими трупами, то отрывая с чалмы какого-то бедолаги драгоценную брошь, то, выламывая окостеневшие пальцы, пытаясь добраться до золотого кольца с рубином. Казалось, он забыл обо всем на свете. Но вот сзади послышалось приглушенное рычание, и серая тень неслышно метнулась из-за деревьев. Старик только сейчас опомнился и, бросив мешок с награбленным добром, кинулся бежать. Но разве уйдешь от волчьей стаи! Один за другим волки выскакивали из леса, предпочтя живую добычу. И вот уже на глазах изумленного Звенислава, не успевшего даже моргнуть глазом, стая облепила фигурку не в меру алчного ростовщика, повалив его на землю. Еще мгновенье, и все было кончено. Волки пировали над павшим, а издалека уже слышался вороний клекот. Словно призраки убитых воинов объединились, чтобы не допустить глумления над их позором.
Звенислав, тряхнул головой, как бы сбрасывая с глаз пелену. В сердцах пнув подвернувшийся под ногу череп, он создал проход и, шагнув в него, вновь оказался на краю бездны. Сквозь зубы выплёвывая всевозможные ругательства и кляня себя за то, что решился на эту «прогулку», Звенислав тяжело опустился на камень и замер, пытаясь отогнать тяжёлые думы.
— Что загрустил, хозяин? – спросил незаметно материализовавшийся рядом управляющий.
— Пытаюсь понять людей, — невесело отозвался Звенислав.
Управляющий хрипло засмеялся.
— Да, уж если богу не дано понять людей, то куда нам-то, несовершенным?! – веселился он, — Уморил ты меня, право слово! Зачем тебе это?
— Доржёшься у меня сейчас! – зло пригрозил Звенислав, — Как отправлю тебя по подшефным мирам с проверкой, будешь знать!
Управляющий ухмыльнулся и показал Звениславу язык.
— Не отправишь, — отмахнулся он, — Ты без меня совсем тут с тоски загнёшься. Так зачем тебе это нужно-то?
— Понимаешь, — Звенислав задумчиво потёр подбородок, — если я смогу разобраться в людях, мне удастся докопаться до причин того, почему подлецы в состоянии жить счастливо, а порядочные люди – нет. А если у меня это получится, то я смогу исправить допущенные мною ошибки и сделать-таки всех людей счастливыми!
— Тебя не Иисус часом зовут? – съязвил управляющий, — Даже я, распоследний человек, понимаю, что всех несчастных не успокоишь, а всех голодных не накормишь. Плюнь ты на них! Смотри, главное, что бы не распускались, а на остальное рукой махни!
— Да не могу я так! – воскликнул Звенислав, — Не могу, понимаешь?! Почему у порядочных людей происходит помутнение рассудка, от чего они превращаются в каких-то изощрённых мазохистов?
Управляющий присел рядом и вздохнул.
— Да у тебя депрессия, начальник, — сказал он и дружески похлопал Звенислава по плечу, — А знаешь из-за чего?
Звенислав вопросительно вскинул брови.
— От бездеятельности. Ещё чуть-чуть, и ты из бога-экспериментатора превратишься в бога-шизофреника. Тебе срочно надо что-то делать!
Звенислав, прищурившись, ненадолго задумался, а потом вдруг подскочил, увлекая за собой управляющего.
— Пошли! Есть одна идея!
И они нырнули в открытый Звениславом пространственный тоннель.
Звенислав увлек управляющего под мрачнее своды маленькой горницы. В полу мраке обозначился силуэт сидящего у окна царя. Он был в простой рубахе, и не двигался, глядя в одну точку. Звали царя Иваном IV Грозным.
— А он знает, что произошло в государстве после его смерти? Я имею в виду, воцарение Бориса Годунова, убийство царевича Дмитрия, великий голод, смута, интервенция? — поинтересовался Звенислав. Но управляющий только пожал плечами.
— Кто его знает. Может, он интересовался всем этим, может, нет. Он как с тех пор по сыну начал страдать, так до сих пор себе не простит. Да, если хочешь знать, убиенный Иван сюда сам приходил. Говорил, что зла не держит. Царь ненадолго оживился, а потом, как тот ушел к своей благоверной, так снова сник.
Звенислав вздохнул, и решительно вошел в комнату. Царь, казалось, даже не заметил, что к нему пожаловал высокий гость. Он не изменил позы, продолжая смотреть в окно, за которым не видно было ничего, кроме серой мглы. Звенислав потряс его за плечо, но тот отреагировал, словно тряпичная кукла. Тогда рассерженный бог- экспериментатор включил яркий свет, бьющий прямо в глаза. Грозный, ослепленный внезапной вспышкой, вскочил, заметался. Звенислав, злой на себя за это недостойное притворство, все же сымитировал голос Бога свыше.
Он протрубил:
— Встань и отряхни прах со своих колен. Слушай и внимай!
Иван Васильевич испуганно начал оглядываться в поисках источника звука. Взгляд его, наконец, сфокусировался на вошедших. И он замер с открытым ртом. Молодой бог понял, что ситуацию надо срочно брать в свои руки, чтобы она, ненароком, не вышла из-под контроля, а то еще снова посохом махать задумает. На помощь неожиданно пришел управляющий. Видя растерянность своего начальника, он преобразился, приняв облик Архангела Михаила, облачённого в белоснежные одеяния, с нимбом на голове, пылающим мечом и золотой трубой в руках. При виде столь пугающего, но одновременно знакомого облика, Иван Васильевич вроде немного успокоился. И Звенислав вздохнул с облегчением, бросив благодарный взгляд на своего спасителя.
— Ну, давай, излагай высшее решение, — прошептал он «Михаилу», — Тебя он послушает.
И «Архангел», приняв торжественный вид, сообщил перепуганному царю, что его отшельничество отменяется, и отныне он становится советником молодого ангела, кивнув при этом на Звенислава.
— Почему ангела? — прошептал оскорбленный Звенислав.
— А что ты хочешь, что бы я ему сказал, что в раю был переворот? — в ответ прошипел управляющий, — И теперь у нас куча альтернативных богов? Решил окончательно его с ума свести?
— Ладно. Он потом поймет… Постепенно, — решил бог-экспериментатор.
И повел обрадованного царя к выходу.
Иван Васильевич приотстал, и управляющий, воспользовавшись этим, спросил Звенислава:
— Что ты задумал?
— Да вот хочу ад разогнать, — невозмутимо ответил тот. И обернулся к Грозному: — Мне совет Ваш понадобится, любезный царь. Не поможете ли мне решить одну задачу?
…Иван Грозный деловито распределял грешников, в соответствии с их склонностями, по местам компактного проживания. Большинство, являющихся потенциальными садомазохистами, были определены в миры, доставляющие им наибольшее удовольствие, и не причиняющие вред лицам с иными склонностями. Но желающих страдать, и только поэтому попавших в ад, было не так много. Большинство просто имело чересчур восприимчивую к собственным прегрешениям душу. А чтобы Грозный, увлекшись, и их не отправил куда-нибудь на эшафот, следили управляющий и Звенислав. Такие люди получили официальное помилование и возможность попасть в наиболее подходящее для них измерение для моральной реабилитации. «Не хотели сами своё счастье строить, так придется вас научить, как детей малых!» — приговаривал довольный Звенислав и потирал руки.
— Они еще пока не в состоянии создавать свои миры. Так как в шоке, — пояснил он свою идею, — А то еще опять, с перепугу, в ад себя загонят.
— А как же твоя мысль о невмешательстве. Мол, каждый сам себе рай создает, а кто не смог, я не виноват? — поддразнил управляющий.
— Придется кое-что в мировоззрении пересмотреть, — меланхолично заметил Звенислав, совершенно не обидевшись.
— Так, значит, теперь конец аду? Чем же ты управлять будешь? — снова спросил призрак.
— Ничего, мне места хватит, — усмехнулся бог-экспериментатор.

*************************************************************************

Звенислав проснулся в своей обычной московской квартире. «Что это было, сон? Бред? Галлюцинация? Или откровение свыше?» — мысли метались и не хотели возвращаться к действительности. Вокруг привычный уютный мирок. Любимое оружие развешано по стенам. Вот бюст Наполеона, привезенный из Парижа – всего только бюст. За окном возмущенно выпрашивают порцию корма воробьи. Они милые птички и совсем не похожи не райских чудесниц в садах Императора. На кухне ждет фамильная серебряная чашка, напоминающая о знатном роде владельцев.
Вот и все. Пора приниматься за привычную земную работу. Но, откровенно говоря, делать ничего не хотелось. То, что видел сегодня Звенислав, прочно отпечаталось в его мозгу, вытесняя оттуда все другие образы. Если это сон, то почему он так реален? Если это было на самом деле, то как Звенислав очутился здесь, в мире людей, и зачем?
Был, конечно, ещё один вариант, но Звенислав старался отмести его в сторону. Безумие. Банальная паранойя. Ведь оттого-то на Руси и любил блаженных, так как считалось, что они напрямую общаются с Богом…
Звенислав не ощущал себя безумным, но ведь этого и не должно быть. Сумасшедший никогда не признается в том, что он болен. Хотя бы потому, что не знает об этом. Но, с другой стороны, а где она, хвалёная граница нормы и патологии? Где? Что считать нормальным, а что – нет? Где единые критерии этой пресловутой нормальности?
Махнув на всё это рукой, Звенислав поднялся с постели и пошёл на кухню, чтобы сварить себе кофе. Как бы то ни было, для себя он решил одно – то, что привиделось Звениславу, он просто обязан донести до других людей. Мысль о том, что лишь разум и свободная воля делают человека человеком. И лишь осознав это, люди смогут стать творцами наравне с самим Господом.
Проповедник Джон Болл говорил: «Если из тысячи тебя правильно поймут хотя бы двое, значит, ты говорил не зря». Но поймут ли эти двое? И надо ли, что бы поняли? Ведь неизвестно, как они поймут. В конце концов, идеолог немецкого нацизма Ницше, на самом деле, терпеть не мог немцев и всячески потешался над ними. Мог ли он предположить, что его учение используют таким образом, а его любимую Австрию сделают придатком Германии? Каждый несет ответственность за свое учение. И эта ответственность и есть – крест. А нужно ли это? Наверное, все же нужно, если человек хочет быть мыслящим, а не просто жвачным тупым животным. А если так – то у него должен быть выбор.
Звенислав пригубил дымящийся кофе и пригладил взъерошенные волосы.
— Ох уж мне эти вселенские тайны! – пробормотал он и углубился в чтение вчерашней газеты.
А где-то далеко-далеко в это время всемогущий Император, творец всего сущего, с улыбкой наблюдал за своим любимцем и готовил ему новое испытание…
Переработано 19-20 октября 2005 г.

0 комментариев

  1. gryaznov_mihail

    Занятная трактовка фразы «ад и рай у нас в душе». Откровенно говоря, достаточно давно пытаюсь сам себе ответить на те же вопросы,
    — является ли «грехом» то, что человек не воспринимает, как «грех».
    Пока, прихожу к таким же выводам, как и Ваш герой.

  2. zlata_rapova_

    Уважаемый Михаил! Спасибо за интересные размышления.
    Если смотреть Блаженного Августина, то все, что является неподобающим с церковной точки зрения, и о чем человек просто даже помыслил, но не сделал, уже грех…. Но если смотреть на Тибетскую «книгу метрвых», то каждый сам для себя творит мир. И тогда грех только то, что он сам для себя выдумал. Наверное, подчинение чужой морали, это признак собственной слабости и неумения быть личгность. Подчиняться чужому мению часто удобно.
    С уважением, Злата Рапова

Добавить комментарий