Роман «Мастер и Маргарита» Михаила Афанасьевича Булгакова гениален хотя бы потому, что его невозможно трактовать однозначно и ни одно мнение об этом произведении не будет ошибочным. Мы видим то, что можем увидеть, слышим то, что хотим услышать.
Одним понятнее то, что очевидно и лежит на поверхности; другие докапываются до пугающих глубин, иные улетают в невообразимые дали.
Кто такой мастер?
Ну конечно, самое распространенное мнение «Булгаков-мастер».
Но…
Почему-то во всех или, простите, в тех статьях, которые я читала, о романе или нашумевшем сериале «Мастер и Маргарита» мастер зовется Мастером, благоговейно, с большой буквы! Видимо, из уважения к Михаилу Афанасьевичу, в лице которого привыкли представлять «героя» (!) его романа.
А Булгаков писал в своей книге слово «мастер» со строчной буквы.
Почему же? Из ложной скромности, мол так его назвала ОНА, а он себя Мастером никак не считает?
Мы так привыкли к слову «мастер» в возвышенном значении и не помним, что раньше это слово означало всего лишь «квалифицированный работник в какой-нибудь производственной области, производитель-ремесленник».
«Мастерство – ремесло, профессиональная выучка».
«Мастерский — весьма искусный, совершенный, ОБРАЗЦОВЫЙ».
«Мастер спорта — спортивное звание мастер спорта СССР присваивалось с 1935 Госкомспортом СССР за выполнение определенных НОРМАТИВОВ и ПРАВИЛ».
Это определения из словарей Даля, Ушакова, БСЭ (большой советской энциклопедии).
Небезызвестный товарищ Луначарский писал: «Не всякий становится мастером, но всякий, прежде чем стать мастером, должен быть учеником и подмастерьем… Счастливейшая эпоха — это та, когда подмастерья в искусстве ТВОРЯТ почти как мастера. Такую эпоху приходится признавать классической».
А вот мнение не рядового литератора и не того, кто ввел термин «социалистический реализм», а будущего Нобелевского лауреата в области литературы И.А. Бунина:
«Количество пишущих, количество профессионалов, а не прирожденных художников все растет, и читатель питается уже МАСТЕРОВЩИНОЙ, либеральной лживостью, обязательным, неизменным народолюбчеством, трафаретом…»
Профессионалы – это ведь МАСтера СОветской ЛИТературы.
И Бунин, и , конечно, Булгаков совершенно однозначно понимали слово «м а с т е р».
Вот вам еще одно чУдное высказывание товарища Луначарского, которое рассматривает многоуважаемый мною исследователь Альфред Барков, благодаря которому я и размышляю о мастере (привожу большую цитату из работы А. Баркова о романе Булгакова):
«»Мастерское произведение становится образцовым». Простите, образцовым для чего — для подражания? Для копирования? Тогда что же в таком случае должно считаться уникальным, шедевром, именно продуктом творчества, то есть тем, что ни подражанию, ни копированию ни в коем случае не подлежит? Выходит, что один из основоположников концепции о мастере в литературе, полагая, что шедевры не творятся, а делаются, и могут даже тиражироватьтся подмастерьями, вообще отказывал в существовании творческому, эвристическому началу, когда автор шедевра сам не может ни понять, ни объяснить, как у него все это получилось. И дай-то Бог, чтобы мы никогда этого так и не поняли, потому что тогда наступит конец творчеству».
Есть такая история про мальчика, который умел летать… Ее описывают в своей книге Виктор Клименко и Игорь Акимов. «Он просто летал и это, было для него так же естественно, как для нас с вами ходить, есть и дышать». Когда ученые попросили мальчика объяснить, как он летает (наверное, с «благородной» целью – научить других), он старательно описал этот «процесс», а ученые стали составлять свои графики и таблицы. Только потом, когда мальчик снова попытался подняться в небо – он не смог этого сделать. Никогда.
«Я утратил бывшую у меня способность описывать что-нибудь». Это мастер говорил Ивану Бездомному в больнице, помните?
На вполне естественный вопрос Бездомного «Вы писатель?». Мастер отвечает «Я — мастер» И в этом ответе содержится противопоставление понятий «писатель» и «мастер».
Даже не читая стихов Бездомного (талантливых — ведь Иисус получился «ну прямо как живой»!), Мастер отверг их на том лишь основании, что «все стихи плохие».
А как вам заявление мастера: «Мне ненавистен людской крик, будь то крик страдания, ярости или иной какой-нибудь крик». Наверное, и плач ребенка ему ненавистен. Ему важен собственный ПОКОЙ.
Булгаковский мастер, безусловно, когда-то талантливый писатель, поступился былыми идеалами, стал частью, винтиком Системы (у него даже ключи есть от всех «палат»), да-да именно советской системы.
Интересную версию предлагает в своих трудах Альфред Барков — у него мастер — это Горький и Барков довольно-таки убедительно это доказывает.
Вот еще слова Бунина, которого Булгаков невероятно ценил:
«Пора сорвать маску, что он великий художник. У него, правда, БЫЛ ТАЛАНТ, но он потонул во лжи, в фальши. (о Горьком)».
Как мастер заканчивает свой гениальный роман о «пятым прокураторе Иудеи всаднике Понтийский Пилате (который (роман), кстати, стал ему ненавистен)?»
Не было никакой казни, показалось это…
Но это же не правда!!!
А «настоящий художник должен быть правдив». Несмотря ни на что, творить, а не делать что-то в угоду существующему режиму. Мастер струсил точно также, как и Пилат. И точно также, как и Пилату «нет ему покоя и ночью при луне…»
Мастер исказил правду в своем романе. Мастер – отступник. Вот за это отступничество он не заслужил Света.
Каждый человек создан по образу и подобию Божьему – непреложная Истина. А Господь – он Творец. В этом вся суть нашей жизни — быть и оставаться творцами. Во всем.
интересно…
Спасибо,
очень рада, что смогла Вас заинтересовать!
С уважением,
Юлия Небахарева
Все хорошо, хорошо.
И вдруг: «Но это же не правда!!!»
А кто ее знает, правду?
Хотя бы и о Воскресении?
К чему это я?
Категоричность — неуместна…
Христос воскрес?
– …Какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, – тут лицо из надменного превращается в умоляющее, – ведь ее не было! Молю тебя, скажи, не было?
– Ну, конечно, не было, – отвечает хриплым голосом спутник, – это тебе померещилось.
– И ты можешь поклясться в этом? – заискивающе просит человек в плаще.
– Клянусь, – отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
М. Булгаков
В светлый день Пасхи говорят это люди друг другу: «Христос воскрес», – получают утвердительный отзыв: «Воистину воскрес», – и с умилением христосуются. Я сам, бывало, весь из себя христосиком балдею, когда для счастья, кажется, нужна лишь встреча с доброй весенней женщиной, а для полного счастья – с полной. И забываю все на свете, а не только историю.
А ведь и в научных трудах, и в «Занимательном евангелии», и даже в «Мастере и Маргарите» такое излагали… Почти что такое…
Во времена пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата исторические события случались гораздо реже, чем раз пять в день, в год или даже в пятилетку. Когда в городе незвано появился рожденный девственницей Иисус Христос, а Иуда Искариот анонимно накатал на него телегу, то люди как раз митинговали у прокурат-оратуры, точнее, орали, требуя хлеба и зрелищ, в том числе побольше исторических событий в единицу времени.
И научно мало обоснованное, но конкретное их количество выкрикивали:
– Раз пять! Раз пять! Требуем! Требуем! Раз пять!
Понтий Пилат и пошел им навстречу, но – в меру своей испорченности, то есть не той дорогой, а этой:
– Распять, – говорит, – этого Иисусика по просьбе передовых, – добавляет, – трудящихся демоса! Да на кресте чтоб, во имя Господа! – воздымая десницу к небесам, уточняет и размахивает.
Воистину неисповедимы пути Твои, Господи. И на путях осуществления объявленного народным мероприятия незамедлительно начались и подолгу времени затем многажды продлились многие трудности.
Несколько лет утрясали сметы и куркуляции работ, штатные расписания НПО «Голгофа» и Лысогорской канатно-рельсовой дороги. Столько же лет и зим разрабатывали технические условия изготовление креста, инструкции по охране труда и карты технологического процесса распятия.
И только через три года после того сляпали изделие, мало-мальски пригодное для распятия, и в пределах Божеских допусков по вертикали установили его на Лысой горе.
Но из-за очередной реорганизации производства у смежников не была готова плащаница. Не было и нужных гвоздей: предусмотренные рабочими чертежами типоразмеры были унифицированы с применявшимися в кибуцном строительстве, – туда и уходили.
Когда стало ясно, что кренящийся с каждым землетрясением крест может, не дождавшись прибивания Иисуса, завалиться и прибить прораба Левия Матвея, последний задумал вывернуться из этого цейтнота с Божьей помощью. Через ангелов-хранителей своих друзей наверху он добился решения о воскресении Христа.
Остальное было делом темной ночи, другими словами, всенощной. С вечера отправив донесение о распятии Христа, Матвей вывел его в голые пески под ясные звезды.
– Вперед! – говорит.
Христос за долгие годы ожидации тоже стал уже не тем Иисусиком, каким был.
– Лучше вверх, – отвечает, – чем вперед!
Хитрый Левий Матвей только примирительно махнул на прощание:
– Вам с Богом виднее, – да и отправился к заядлым синайским блудницам.
Христос сунулся, было, следом, стал каяться, что ни разу не согрешил и не сможет, дескать, перед Всевышним, как надо, покаяться. Но тут его призвали. Так он с этим своим гласом вопиющего в пустыне и вознесся.
Левий же Матвей кому с утра, а Понтию Пилату – к обеденному возлиянию такую сцену разыграл с предъявлением простыни, которую случаяно у блудниц прихватил, что до сего дня этой плащаницей со следами крови «Христовой» дурят верующих в Турине.
А простой демос, который ничего своими глазами так и не видел, с той самой утрени стал у этих фарисеев из НПО спрашивать, где, мол, Иисус:
– Христос воскрес?
А те в ответ:
– Воистину воскрес! – и ну целоваться, чтобы глаза свои бесстыжие спрятать!
Во-от как дело-то было… что эта древняя история той левой плащаницей обернулась.