Хулутно, плят!

Конечно, это авитаминоз
пустил товарный город под откос,
где долго тлеют красным изнутри
сплошные стоп-сигналы, снегири.

Заиндевев, чугунная пчела
взялася опылять колокола…
Тюрбан мотает вьюга на мечеть
отскакивая, с воем, как картечь —

так рикошетить даже Пьер Ришар
в комедиях своих не разрешал.
Болонка в шляпе, вечный Жан Перен —
пустил по фетру время перемен!

Зайдёшь куда, и граффити со стен
за воротник пальто сдувает фен.
В дыму кофейни Афанасий Фет –
он ботает по фету, а я нет…

Звенят над сводом тесных потолков
замёрзших окон сорок сороков —
на фоне их узоров и текстур,
ах, расскажите мне про Сингапур!

Пегас

Мороз и со! Погода – как с куста!
Не разбавляй рысцу походкой маршевой,
да не облезет репица хвоста –
попону, как судьбу свою, донашивай!

Стриги ушами иней с проводов,
храпи шампанским в морду участковую…
Пропишет докторишка промедол –
с размаха угости его подковою!

В мультяшном рае жёлтых субмарин
конь дед-мороз тебе уже не встретится …
Забит в сугроб дармовый мандарин —
такое же тавро на холке светится!

Равнение на рвенье, в январе,
отечеству служить, кроить науку!
Хозяин твой, то Жижка Ян — в рванье,
а то, весь в орденах, великий Жуков…

Не плох и тот, рисующий бурьян
на матовом окне железным гвоздиком…
Пока армянка – Время Мгновеньян
ткёт «Геркулес» из будущего воздуха.

Мороз-Генерал

Смажь касторовым маслом, смотри, не слижи,
нос и щёки и губы. Как выйдем –
минус сорок мороза растут этажи,
в каждом лифт, словно пульс – нитевиден.

Угадай-ка теперь, что беречь наперёд,
даже вена струится изменой –
в точке пульса ошпарил её чёрный лёд
из коптильни времён тонкостенной…

Водку с перцем умни, вдугаря – матерись,
жуй стекло над масленичным ахом….
Чёрный лёд – суть природы, её материк,
лишь присыпан до времени прахом.

Здесь тупой суицид твой и девичий стыд,
и всеобщая совесть похмелья.
Потому что душа, как синица, болит,
и теряет на холоде перья…

Всё во власти опять ледяного катка,
где упал и – пропал без остатка.
Просто вышла зима погулять без платка
как встречать почтальона – солдатка…

Ремонт марта

Подшофе, в компании с красоткой,
ты не обнаружен в этом списке –
хорошо закусывает тот, кто
яростней фехтует зубочисткой!
Только, на него наткнувшись как-то,
под столом у новогодней пихты,
будь секретней Молотова пакта
с Рибентроппом, сдержанней, чем Рихтер.
Если до обеда ходишь в кедах,
каска натирает обод скальпа,
онемели губы от синекдох —
чаще повторяй: Тегусигальпа!
Рыжий пузырёк феназепама
прячь в гашёной извести, покуда
извести придётся тонны спама
ради самореза из Неруды.
Парусами бродит брагантина:
выпив сладкой пены целый чайник,
ткнёшься носом, словно Буратино
в чёрный лес, натопленный ручьями…
Март, как новостройка перед сдачей,
ждёт Людмилу из Бугуруслана —
Черномор лечить её прискачет
несвареньем газового крана!

Приступ весны

Кипящим азотом в глубокой крови водолаза
сквозняк запускает конвейер асфальтовой базы,
откуда на солнце каток выползает дымящий
по хриплому снегу — и давит за хрящиком хрящик…

Вернувшись, толпятся грачи кривоногие следом,
за ними пацан в телогрейке – послали за хлебом.
Запахло картоном размокшим, бензином и ваксой,
чуть позже — разбитым портвейном, накакавшей таксой…

Освоить не всем волевое улитки скольженье —
приклеясь к стене вдоль ручья, словно знак умноженья.
В поту — участковый и дворник в жилетке ковбойской –
остатки бутылки трясут из геройской авоськи…

Улыбок тебе, март-мокрушник, отпразднуй победу:
«разведчик погоды» рубанком прошёлся по небу,
что синь такова от Москвы до мятежной Варшавы —
нежней железы и картофельной шкурки шершавей!

ПДУ*

Люблю канал московских телевышек
за бабий дух и вышивку подмышек,
за дискомфорт рекламы и понты,
когда худые мальчики от мамки
самцов изображая, лезут в дамки,
в шварцнегеры, в мазурики, менты…
Их пёрышек люблю великолепье
у основанья плющить рёвом вепря.
Всё – вопреки, натужно, через круп…
Два пальца в домино вставляет тупо —
играет «до-ре-ми», лапшой захлюпав,
щенячья морда, ввинчиваясь в суп…
Гриппуем, на смех курам… нафиг – гуру:
вознёсся симфаллической фигурой
уже Боб Марлен Дитрих, на беду!
В стране, не истощимой на таланты,
иное племя напрягает гланды —
расквакалось в останкинском пруду.
Привет Дельфину… Витас, рыбка, здравствуй —
не жмут ли вам стрелков латышских ласты?
Доколе – ламцадрица-гоп-ца-ца?
Боюсь, одна партийная гражд-Анка
прикажет: Петька, гад, сойди со шланга!
А то — не целясь, кончит подлеца…

* — дистанционный пульт

СМС-ка в Латвию

Не балует снежок купюрным хрустом…
репей апреля в холке у дворняги…
Пенсионер Петров приводит в чувство
оттаявшее тело колымаги –
облить бы эту дрянь сырым бензином,
а то не загорается соляра…
Стоял бы Банионис, рот разинув,
в тефлоновых доспехах от «Солярис»!
Постись, до Пасхи, с русскими, Донатас,
монтажную обугливая грустно.
Настал турнир, пора давить томаты,
и рыцарю ломать уста лангуста…
Тебя тошнит от запаха пекарен.
Вон, кучер от кутюр, под вечер стрижен
в карете, санитарами затарен,
кленовым соком – почечки оближешь.
Пусть даме сердца выпад твой притворен,
ей недосуг — с поклонником проворным.
С её колен летят, как с колоколен,
ладони голубей лабораторных.
Корпускулы на лист табулатуры
уже текут малиновым вареньем.
А ты вцепился так в клавиатуру,
что отрубилась кнопка вдохновенья…

Мобильные связи

Скобой подбородка и мочкою уха сладка,
исландская сельдь крутобокая…
Какая собака спустила тебя с поводка
моя длинноNokia?
По небу полуночи медлит лететь Азраил,
эфира нанюхавшись досыта.
Последнюю «двушку» я в душу тебе заронил —
открой точку доступа!
Полярная нерпа, лоснящейся шкурой кропай
огни городов сортировочных.
Попкорном созвездий усыпана эта тропа –
проснулась, Дюймовочка?
Казанской подземке туннели нарыли кроты.
«Болгаркой» кастрирован Рюрик…
Доступно ли русской платформе татарской плиты
устройство кастрюли?
Хворает, упившись, великий монгольский хурал,
сухого вина, как статистики…
Там Рерих, в нирване, не Нюру ли джавахарлал
на пальмовом листике?

Отечества и дым….

Всё дорого рассудку моему
на проволочках, в медном купоросе:
мычит Герасим, булькает Му-Му,
Иван-дурак от армии не косит.
Тот за испуг получит пару штук.
А этот, разминая папироску,
сверкнёт огнивом у горы Машук,
шепнув: спокойно, Маша, я — Дубровский.
Отправлен в ночь дурацким пузырём
окрестный мир с намыленной ладони.
Уснул Шарон, Шопеном озарён,
рассорился с друзьями Берлускони.
Забытый Богом наш атомоход
щекочет корешки тунцовых грядок!
Спит капитан, по горло вмёрзший в лёд,
«салаги» спят в отсеках, как снаряды.
В де Голи метит перекати голь,
стучит судьба в окно берцовой костью.
Нам рукоплещет взмыленная моль,
взлетев на тряский капитанский мостик.
Другой солист с нестриженных бровей
сойдёт в народ наладить козье дело,
попкорный новой участи свей…
ну, и тебе, правитель децибелый!

Азия

1. Монолог монгола

Одна лошадиная, в пене,
отвалится с хрустом в колене.
Над степью небесная манна
натянута шкурой барана.
Бери на арапа Марокко,
грузить апельсины – морока!
Из вены бумагу маракай,
вселенную вытоптав дракой.
Подумай, стирая одежду —
какая заразница между
Щелкунчиком или Жувагой
с губой над промокшей бумагой?
Символику времени она
отыщешь в протонах картона,
сплавляясь, в протоке, на выдрах
к светящейся надписи: «выдох».

2, Ветер

Андрею Полякову

Последний призрак чёрной сотни
сухой рукой ракиты мятной
червонный крест на горизонте
натягивает в масть закату.
Сырым бельём повязан ветер,
он, догоняя день вчерашний,
незыблемой верёвки вертел
прогнул, в смирительной рубашке.
Черёмухи, бесами мучим,
разбрызгивая злую пену,
за песенкой Бессамемучо
как Копердфильд уходит в стену!
Так ламы прячутся, с Тибета,
сквозь горы, в трудную минуту,
просачиваются. А тебе-то
шукать всю жизнь «Червону руту»….

Азарт

Оперируй соусом Табаску
нежный, как беременный скелет,
не буди горячую собаку,
с лапами из мокрых сигарет!
Не поранься иглами пийота,
даже принимая «Докси-хем»…
Твой, до боли: с птичьего полёта,
город детства – свалка микросхем.
Наступи, эпоха возраженья
на мозоль портянки на денёк…
Пусть, посажен в камеру слеженья,
Родионов ухом не ведёт.
Здешние Рахметовы, наверно,
втихаря, за пазухой страны,
отсвет принимают внутривенно
так и непогашенной луны…
Пульса нитевидного стокатто,
до ре ми – доколе, да вино!
Выиграешь к вечеру заката
жареную рыбу в домино…

Поцелуй

Губы, словно подошвы улиток,
оставляют соринки и клей,
повторяя чеширской улыбкой
поцелуй на холодном стекле…

Собираем тянь-шань на Жень-Шене
пионерские песни поём.
Дробовик, поражённый мишенью,
на плече отдыхает моём,

переломленный через колено
он, не промах, теперь — не мастак…
Афродита выходит из пены
чтоб заняться бельём на мостках.

Бабу-out в тени бабу-in-а
разыграл на жалейке гамбит…
Видишь, облако, как балерина
на фарфоровой ножке стоит…

Накомарник сырой расплетая,
кофемолке рычи «От винта»!
Пропадай голова без минтая,
в полынье удивлённого рта!

Хулутно, плят!

Конечно, это авитаминоз
пустил товарный город под откос,
где долго тлеют красным изнутри
сплошные стоп-сигналы, снегири.

Заиндевев, чугунная пчела
взялася опылять колокола…
Тюрбан мотает вьюга на мечеть
отскакивая, с воем, как картечь —

так рикошетить даже Пьер Ришар
в комедиях своих не разрешал.
Болонка в шляпе, вечный Жан Перен —
пустил по фетру время перемен!

Зайдёшь куда, и граффити со стен
за воротник пальто сдувает фен.
В дыму кофейни Афанасий Фет –
он ботает по фету, а я нет…

Звенят над сводом тесных потолков
замёрзших окон сорок сороков —
на фоне их узоров и текстур,
ах, расскажите мне про Сингапур!

Пегас

Мороз и со! Погода – как с куста!
Не разбавляй рысцу походкой маршевой,
да не облезет репица хвоста –
попону, как судьбу свою, донашивай!

Стриги ушами иней с проводов,
храпи шампанским в морду участковую…
Пропишет докторишка промедол –
с размаха угости его подковою!

В мультяшном рае жёлтых субмарин
конь дед-мороз тебе уже не встретится …
Забит в сугроб дармовый мандарин —
такое же тавро на холке светится!

Равнение на рвенье, в январе,
отечеству служить, кроить науку!
Хозяин твой, то Жижка Ян — в рванье,
а то, весь в орденах, великий Жуков…

Не плох и тот, рисующий бурьян
на матовом окне железным гвоздиком…
Пока армянка – Время Мгновеньян
ткёт «Геркулес» из будущего воздуха.

Мороз-Генерал

Смажь касторовым маслом, смотри, не слижи,
нос и щёки и губы. Как выйдем –
минус сорок мороза растут этажи,
в каждом лифт, словно пульс – нитевиден.

Угадай-ка теперь, что беречь наперёд,
даже вена струится изменой –
в точке пульса ошпарил её чёрный лёд
из коптильни времён тонкостенной…

Водку с перцем умни, вдугаря – матерись,
жуй стекло над масленичным ахом….
Чёрный лёд – суть природы, её материк,
лишь присыпан до времени прахом.

Здесь тупой суицид твой и девичий стыд,
и всеобщая совесть похмелья.
Потому что душа, как синица, болит,
и теряет на холоде перья…

Всё во власти опять ледяного катка,
где упал и – пропал без остатка.
Просто вышла зима погулять без платка
как встречать почтальона – солдатка…

Ремонт марта

Подшофе, в компании с красоткой,
ты не обнаружен в этом списке –
хорошо закусывает тот, кто
яростней фехтует зубочисткой!
Только, на него наткнувшись как-то,
под столом у новогодней пихты,
будь секретней Молотова пакта
с Рибентроппом, сдержанней, чем Рихтер.
Если до обеда ходишь в кедах,
каска натирает обод скальпа,
онемели губы от синекдох —
чаще повторяй: Тегусигальпа!
Рыжий пузырёк феназепама
прячь в гашёной извести, покуда
извести придётся тонны спама
ради самореза из Неруды.
Парусами бродит брагантина:
выпив сладкой пены целый чайник,
ткнёшься носом, словно Буратино
в чёрный лес, натопленный ручьями…
Март, как новостройка перед сдачей,
ждёт Людмилу из Бугуруслана —
Черномор лечить её прискачет
несвареньем газового крана!

Приступ весны

Кипящим азотом в глубокой крови водолаза
сквозняк запускает конвейер асфальтовой базы,
откуда на солнце каток выползает дымящий
по хриплому снегу — и давит за хрящиком хрящик…

Вернувшись, толпятся грачи кривоногие следом,
за ними пацан в телогрейке – послали за хлебом.
Запахло картоном размокшим, бензином и ваксой,
чуть позже — разбитым портвейном, накакавшей таксой…

Освоить не всем волевое улитки скольженье —
приклеясь к стене вдоль ручья, словно знак умноженья.
В поту — участковый и дворник в жилетке ковбойской –
остатки бутылки трясут из геройской авоськи…

Улыбок тебе, март-мокрушник, отпразднуй победу:
«разведчик погоды» рубанком прошёлся по небу,
что синь такова от Москвы до мятежной Варшавы —
нежней железы и картофельной шкурки шершавей!

ПДУ*

Люблю канал московских телевышек
за бабий дух и вышивку подмышек,
за дискомфорт рекламы и понты,
когда худые мальчики от мамки
самцов изображая, лезут в дамки,
в шварцнегеры, в мазурики, менты…
Их пёрышек люблю великолепье
у основанья плющить рёвом вепря.
Всё – вопреки, натужно, через круп…
Два пальца в домино вставляет тупо —
играет «до-ре-ми», лапшой захлюпав,
щенячья морда, ввинчиваясь в суп…
Гриппуем, на смех курам… нафиг – гуру:
вознёсся симфаллической фигурой
уже Боб Марлен Дитрих, на беду!
В стране, не истощимой на таланты,
иное племя напрягает гланды —
расквакалось в останкинском пруду.
Привет Дельфину… Витас, рыбка, здравствуй —
не жмут ли вам стрелков латышских ласты?
Доколе – ламцадрица-гоп-ца-ца?
Боюсь, одна партийная гражд-Анка
прикажет: Петька, гад, сойди со шланга!
А то — не целясь, кончит подлеца…

* — дистанционный пульт

СМС-ка в Латвию

Не балует снежок купюрным хрустом…
репей апреля в холке у дворняги…
Пенсионер Петров приводит в чувство
оттаявшее тело колымаги –
облить бы эту дрянь сырым бензином,
а то не загорается соляра…
Стоял бы Банионис, рот разинув,
в тефлоновых доспехах от «Солярис»!
Постись, до Пасхи, с русскими, Донатас,
монтажную обугливая грустно.
Настал турнир, пора давить томаты,
и рыцарю ломать уста лангуста…
Тебя тошнит от запаха пекарен.
Вон, кучер от кутюр, под вечер стрижен
в карете, санитарами затарен,
кленовым соком – почечки оближешь.
Пусть даме сердца выпад твой притворен,
ей недосуг — с поклонником проворным.
С её колен летят, как с колоколен,
ладони голубей лабораторных.
Корпускулы на лист табулатуры
уже текут малиновым вареньем.
А ты вцепился так в клавиатуру,
что отрубилась кнопка вдохновенья…

Мобильные связи

Скобой подбородка и мочкою уха сладка,
исландская сельдь крутобокая…
Какая собака спустила тебя с поводка
моя длинноNokia?
По небу полуночи медлит лететь Азраил,
эфира нанюхавшись досыта.
Последнюю «двушку» я в душу тебе заронил —
открой точку доступа!
Полярная нерпа, лоснящейся шкурой кропай
огни городов сортировочных.
Попкорном созвездий усыпана эта тропа –
проснулась, Дюймовочка?
Казанской подземке туннели нарыли кроты.
«Болгаркой» кастрирован Рюрик…
Доступно ли русской платформе татарской плиты
устройство кастрюли?
Хворает, упившись, великий монгольский хурал,
сухого вина, как статистики…
Там Рерих, в нирване, не Нюру ли джавахарлал
на пальмовом листике?

Отечества и дым….

Всё дорого рассудку моему
на проволочках, в медном купоросе:
мычит Герасим, булькает Му-Му,
Иван-дурак от армии не косит.
Тот за испуг получит пару штук.
А этот, разминая папироску,
сверкнёт огнивом у горы Машук,
шепнув: спокойно, Маша, я — Дубровский.
Отправлен в ночь дурацким пузырём
окрестный мир с намыленной ладони.
Уснул Шарон, Шопеном озарён,
рассорился с друзьями Берлускони.
Забытый Богом наш атомоход
щекочет корешки тунцовых грядок!
Спит капитан, по горло вмёрзший в лёд,
«салаги» спят в отсеках, как снаряды.
В де Голи метит перекати голь,
стучит судьба в окно берцовой костью.
Нам рукоплещет взмыленная моль,
взлетев на тряский капитанский мостик.
Другой солист с нестриженных бровей
сойдёт в народ наладить козье дело,
попкорный новой участи свей…
ну, и тебе, правитель децибелый!

Азия

1. Монолог монгола

Одна лошадиная, в пене,
отвалится с хрустом в колене.
Над степью небесная манна
натянута шкурой барана.
Бери на арапа Марокко,
грузить апельсины – морока!
Из вены бумагу маракай,
вселенную вытоптав дракой.
Подумай, стирая одежду —
какая заразница между
Щелкунчиком или Жувагой
с губой над промокшей бумагой?
Символику времени она
отыщешь в протонах картона,
сплавляясь, в протоке, на выдрах
к светящейся надписи: «выдох».

2, Ветер

Андрею Полякову

Последний призрак чёрной сотни
сухой рукой ракиты мятной
червонный крест на горизонте
натягивает в масть закату.
Сырым бельём повязан ветер,
он, догоняя день вчерашний,
незыблемой верёвки вертел
прогнул, в смирительной рубашке.
Черёмухи, бесами мучим,
разбрызгивая злую пену,
за песенкой Бессамемучо
как Копердфильд уходит в стену!
Так ламы прячутся, с Тибета,
сквозь горы, в трудную минуту,
просачиваются. А тебе-то
шукать всю жизнь «Червону руту»….

Азарт

Оперируй соусом Табаску
нежный, как беременный скелет,
не буди горячую собаку,
с лапами из мокрых сигарет!
Не поранься иглами пийота,
даже принимая «Докси-хем»…
Твой, до боли: с птичьего полёта,
город детства – свалка микросхем.
Наступи, эпоха возраженья
на мозоль портянки на денёк…
Пусть, посажен в камеру слеженья,
Родионов ухом не ведёт.
Здешние Рахметовы, наверно,
втихаря, за пазухой страны,
отсвет принимают внутривенно
так и непогашенной луны…
Пульса нитевидного стокатто,
до ре ми – доколе, да вино!
Выиграешь к вечеру заката
жареную рыбу в домино…

Поцелуй

Губы, словно подошвы улиток,
оставляют соринки и клей,
повторяя чеширской улыбкой
поцелуй на холодном стекле…

Собираем тянь-шань на Жень-Шене
пионерские песни поём.
Дробовик, поражённый мишенью,
на плече отдыхает моём,

переломленный через колено
он, не промах, теперь — не мастак…
Афродита выходит из пены
чтоб заняться бельём на мостках.

Бабу-out в тени бабу-in-а
разыграл на жалейке гамбит…
Видишь, облако, как балерина
на фарфоровой ножке стоит…

Накомарник сырой расплетая,
кофемолке рычи «От винта»!
Пропадай голова без минтая,
в полынье удивлённого рта!