Лишнее время

Рядовому Клокову было скучно в армии. Тоска. Бесконечная череда однообразных дней. А впереди еще полтора года. Вот и сейчас. Трое «дедушек» «честно» дочистили свой ящик картошки на троих и ушли спать. А ему, как самому молодому и неопытному, в наряде по кухне оставили для тренировки два других ящика. Дочистив один ящик, Клоков потянулся ко второму. Вдруг картофелины, лежащие сверху, зашевелились, и из-под них вылезло какое-то волосатое, бородатое существо. «Вроде не крыса», — мелькнуло первое у солдата. Приглядевшись, он заметил, что существо похоже на маленького человечка, одетого в мешковину.
— Апчхи! — чихнул человечек.
— Ты кто? Глюк, что ли, после первого ящика картошки? – вслух спросил себя Клоков.
— Глюк! – обрадовался человечек. – Ах, какое хорошее мне имя родители дали: все сразу меня узнают. Дедушка Глюк меня зовут. — А ты кто, солдатик? Звать тебя как?
«Так оно еще и говорящее, — подумал Клоков. – Ладно, попробую продолжить игру, может, само исчезнет».
— Я Василий Клоков, — смело ответил солдат.
— Василий Клоков, — повторил старичок. – Звучит. Особенно фамилия. Красивая, часовая. А я ведь здесь не просто так. Дело у меня к тебе. Предложение. Вижу, умаялся ты в этой армии. Домой-то хочешь? Могу помочь.
-Это как, интересно? В санчасть со мной сходишь, чтоб меня в дурдом определили?
-Не-е. В санчасть я не пойду. Уколов боюсь, – не понял дедушка Глюк. Я у тебя время твое тоскливое заберу. Закроешь глаза, потом откроешь… И ты уже дома. Будто и не было ничего.
— Это как? – удивился Клоков. – Полтора года моих заберешь? А взамен что?
— Ничего. Ишь. Взамен. Да ты мне еще спасибо скажешь. Все равно тебе здесь жизнь не в радость.
— А ты мои полтора года себе заберешь?
— Нужны они мне. Я и так вечный. Я их пристрою. Желающих много.
— Это кому ж такая жизнь понадобилась?
— Тем, у кого она еще хуже. Мало ли бедолаг по тюрьмам томится. Наломали дров с дуру, а теперь бы рады назад вернуть, да поздно. И тут я к ним со своей «амнистией». Я, конечно, не всем предлагаю. Вижу – кто злодей законченный, а кто по слабости характера попал, но осознал и раскаивается уже.
— Все это благородно, конечно, — заметил Василий, — но жалко как-то свое время чужим людям отдавать.
— Вот как оно! И самому не надо, и другим не дам. Жадный ты, Василий Часиков.
— А вдруг я за эти полтора года что-нибудь интересное пропущу?
— Да что тут интересного-то? Подъем, отбой… Всю дорогу строем с песнями и с танцами по плацу. А так… раз – и дома. Ты бы знал, как они ждут от меня лишнее время! Как в глаза тебе смотрят с надеждой! Иной каторжник, приговоренный к смерти, готов принять даже несколько минут мающегося от зубной боли, только бы жизнь себе продлить хоть на эти мучительные минуты. А для какого-нибудь больного, умирающего твои полтора года армейских мучений вообще раем покажутся.
— Да-а… задумался Клоков. – Вот оно, оказывается, время-то мое, «окаянное», какую ценность имеет. Уйдет, и не воротишь. Хоть и дурное, но все же мне для жизни отпущено. А я, выходит, от своей жизни отказываюсь.
— Ты знаешь, дедушка Глюк, — медленно, задумчиво начал Василий.
— Да, солдатик, слушаю. Решился, что ли?
— Я хотел тебе сказать, дед, ты молодец, конечно, людям помогаешь и все такое. Но я, пожалуй, откажусь от твоего предложения. Спасибо тебе, что глаза мне открыл, но…
— Понятное дело, — печально проговорил дед, — не ты первый, не ты последний. Прощай, служивый.
Жалко стало солдату старичка, не смог он помочь в благородном деле. Но своя рубаха ближе к телу. И тут его осенило.
— Стой, дедушка Глюк, — крикнул он зарывающемуся в картошку человечку.
— Стою, — радостно остановился старичок.
— Стреляю. Шутка. Я вот что подумал. А ночное время ты принимаешь?
— Конечно, принимаю, — обрадовался старичок. – Еще как принимаю!
— Восемь часов я отдать не могу, первый и последний часы сна себе оставлю, а остальные шесть часов каждую ночь – пожалуйста. Все равно в это время ничего не случится. Ну, это кроме нарядов и караула, конечно.
— Ну, знамо дело, — понимающе поддакнул старичок. – Вот это молодец, Василий Клоков. Не зря у тебя фамилия такая. А я тебе такие сны на твои два часа подготовлю! Весь день радостный ходить будешь.
На том и разошлись. И все бы ничего, но был один случай, не на шутку испугавший командиров рядового Клокова. В 4 часа утра объявили как-то в части учебную тревогу. И как назло сам командир части в казарму с проверкой зашел. «Все в строю»? – спрашивает. Все, отвечают. А это кто там лежит? «Клоков, гад! Сейчас мы его». Но не тут-то было. И тормошили, и в ухо орали, и водой поливали. Тут кто-то догадался в шутку пульс потрогать, а он и не дышит. Тело в санчасть отнесли. Морг же уставом не предусмотрен. А утром перед подъемом покойник сам в казарму пришел. Дневальный чуть в обморок не упал. Сам же ночью тело в санчасть на носилках относил, а тут труп назад своим ходом вернулся. Командир части, как узнал наутро, что «покойник» ожил, лично примчался в роту, чтоб на чудо посмотреть. В общем, закончилось все хорошо. Внезапных ночных тревог после того случая не объявляли. Василий Клоков дослужил свои полтора года в бодром настроении.
Дедушка Глюк сдержал слово. Его удивительные сны, похожие на сказки, очень помогли молодому солдату пережить тоску по дому.
Уйдя на дембель, Василий не стал продлевать свой «контракт» с волшебным старичком. Да тот больше и не появлялся. И только чудесные сны, которые дома снились уже редко, нет-нет да напоминали о той ночной встрече с дедушкой Глюком.