Мой дядя Ваня

Мой дядя Ваня

но в безымянном обелиске,
Над Вечным, словно мир, огнём,
Ты стал родным и самым близким
В великом подвиге своём…

Он был самым ярким воспоминанием из моего детства. Вернее сказать не сам он, а его фотография, которая висела на стене над кроватью дедушки и бабушки в маленькой комнатке старой коммунальной квартиры Москвы. Тогда, мне, маленькой девочке, он казался самым красивым человеком из всех знакомых лиц мужского пола.
Мой дядя Ваня… Открытое лицо с едва приметной улыбкой, прямой нос, слегка миндалевидный разрез глаз, чуть припухлые губы. А брови! Таких, у нас в роду ни у кого не было. Сросшиеся в переносице, густые вразлет, брови были настоящим украшением и предавали мягкому выра-жению его лица мужественность и очарование.
Война… Это слово вошло в мою жизнь вместе с именем и образом дяди Вани и было страшно и безысходно как любое горе. Дядя Ваня пропал без вести на Великой Отечественной войне за двенадцать лет до моего рождения. Бабушка часто плакала, когда, стоя на коленях, молилась богу и тяжело вздыхала, глядя на фотографию сына. Мое детское сердце не могло оставаться равнодушным: я становилась рядом с бабушкой и как она молилась и просила боженьку вернуть нам дядю Ваню.
Шли годы. Иногда мне казалось, что дядя Ваня где-то совсем близко, только по каким-то, достаточно веским причинам не может вернуться домой. Я, оправдывая его отсутствие в своей жизни, придумывала всякие истории о том, как он, став калекой, инвалидом, скрывается от родных, не желая обременять всех своим жалким существованием, или представляла себе, что мой дядя Ваня после великой победы стал разведчиком и живет где-нибудь очень далеко за границей. Все свои сознательные годы я не могла мириться с без-возвратностью такой потери. Много позже, став уже совсем взрослой и во-лею судьбы побывав за рубежом, сначала в Германии, а позже в Соединённых Штатах Америки, я всякий раз надеялась его встретить. Как бы я узнала его? Не знаю, ведь прошло много времени и дядя Ваня, конечно, изменился. Только я почему-то была уверена, что непременно узнаю его.
А тогда, продолжала ждать… Ждать его возвращения вместе с ба-бушкой, потом уже без нее. Летом 1972 года бабушка Таня умерла, так и не увидев своего ненаглядного.
Во всех советских кинолентах и книгах о Великой Отечественной войне незримо присутствовал дядя Ваня. Он был героем. Мне хотелось быть похожей на него. По скупым воспоминаниям родственников я создала для себя немеркнущий с годами образ своего героя. Это был самый красивый мужчи-на, самый внимательный и добрый сын, самый любящий муж и отец и, конечно же, самый бесстрашный воин.
И всё же, моя информация о дяде Ване была очень скупа. Иван Сергеевич Гусев родился в 1916 году (никто из родственников теперь уже не помнил ни числа, ни месяца рождения, а метрик не сохранилось) в деревне Аксеново Рязанской области Рыбновского района, в семье был старшим сыном, кроме него у бабушки с дедушкой было шестеро детей. В 30-ые годы Иван переехал жить в Москву, где в это время уже работал его отец, закончил вечернее отделение техникума по специальности столяр — краснодеревщик, до войны женился, за год до начала войны родилась дочь. С 1940 года проходил срочную службу в армии на Дальнем Востоке в десантной части. В 1941 году пришло сообщение о том, что Гусев Иван Сергеевич без вести пропал при выполнении боевого задания.Все послевоенные поиски по запро-сам не увенчались успехом, так и остался Иван Сергеевич числиться в списках без вести пропавших.
Вот, пожалуй, и все, что я знала о своем любимом дяде Ване. Я гово-рю,: любимом, не случайно. Эта любовь передалась мне от моей дорогой бабушки Тани, которую я также и поныне продолжаю любить всем сердцем, сохраняя о ней, добрую и светлую память. Мои первые наивные детские стихи родились на острие боли сострадания и любви к этим двум родным душам:
… И если не в когтях ты смерти черной,
Среди живых находишься людей,
А умер, то восстань из мертвых,
Вернись же к бедной матери своей
Ведь у нее глаза от слез седыми стали,
Запорошило “серебром” виски,
Неужто, даже в самой дальней дали
Не слышишь материнской ты тоски?..
Вера в чудо! Ты спасала меня не раз, ты всегда жила во мне подсозна-тельно как чудодейственный элексир, доставшийся в наследство от каких-то далеких предков. И вот, однажды…
“Кошурко Степан Савельевич”, — представился полненький бодрячок, лет 65 , но достаточно моложавый мужчина, небольшого роста, всем своим видом и улыбкой, излучающий неистощимый оптимизм. Извинился за неожиданное вторжение. Я никого не ждала, но была не очень занята, кроме того, гость говорил без умолку, ему явно хотелось общения, и наш разговор завязался. Степан Савельевич достал из объёмного портфеля альбом и журналы и рассказал о том, что является руководителем поискового центра “Подвиг”, занимающегося розыском без вести пропавших воинов Великой Отечественной войны. Тема была интересной. На какое-то время мне показа-лось, что нет ничего случайного в этом мире. Вот она, сама судьба, прислала мне знаменитого генерала – полковника в отставке Кошурко Степана Савельевича и я, подумав о том, что это шанс, взяла координаты нового знакомого и, собрав материалы, какие только смогла, отослала письмо в организа-цию “ Подвиг”. Это была последняя надежда отыскать дядю Ваню. Теперь я уже вполне отчётливо осознавала, что дяди Вани нет в живых, я ищу могилу, в которой покоятся его останки.
В течение четырёх лет я периодически звонила Степану Савельевичу. Он рассказывал о своих находках, извинялся и обнадёживал. Я понимала, что прошло слишком много времени, и надежды на положительный исход таяли с каждым днём. За это время в моей судьбе произошли большие пере-мены, связанные с потерей близких, заставив меня на время забыть об исто-рии поиска, но вдруг в квартире раздался телефонный звонок.
Это был как гром среди ясного неба: звонил Степан Савельевич. Он сообщил, что поиски увенчались успехом: найдено захоронение Гусева Ивана Сергеевича. Сказать, что я обрадовалась этому внезапному известию, значит не сказать ничего. Я задохнулась от счастья, нахлынувших бурным потоком слёз радости и торжества — прекрасного момента обретения родной души. Одной рукой, размазывая по лицу и вытирая слёзы, другой, я старалась быстро записать информацию о боевом пути дяди Вани, о месте его захоронения в братской могиле, в общем, обо всём, что в бравурно-приподнятом настроении сообщал мне по телефону дорогой Степан Савельевич. Эмоции переполняли меня, я, то и дело, переспрашивала слова, названия и даты, что-бы не ошибиться в записях, однако меня слегка насторожил тот факт, что Степан Савельевич местом рождения дяди Вани назвал какой-то другой район и деревню . Вероятно, тоже волнуется, ошибся, решила я.
Моя душа пела. Она хотела поделиться вновь обретённым счастьем со всем миром. Я тут же купила справочник автомобильных дорог, нашла на карте село Ильинка на Карельском перешейке, где произошёл последний бой, в котором геройски погиб мой дядя Ваня. Я мысленно была уже там, рядом. Что я скажу ему там, на его могиле: “Здравствуй! Ну, вот я, наконец — то, нашла тебя, родной. Я всегда помнила о тебе и долго искала. Спасибо те-бе за то, что ты всегда незримо был в моей жизни и помогал сохранять свет в моей душе”. Больше мне нечего было сказать.
Степан Савельевич стал часто звонить, иногда, по несколько раз в день. Из нашего разговора Кошурко выяснил, что я работаю в весьма солидной организации, непосредственно относящейся к городской администрации. Он оперативно созвонился с моим руководством, сообщив о таком торжествен-ном и неординарном случае, как находка без вести пропавшего героя, да ещё в такие знаменательные дни, как 60-летие победы над фашистской Германией, а мне радостно заявил о том, что подключит к этому событию коррес-пондентов и телевидение. Оставалось ждать. Одна мысль не давала мне по-коя: почему Кошурко неправильно называет место рождения дяди Вани? Мне было неловко, но я всё же задала свой вопрос. Кошурко занервничал, в голосе его появились нотки гнева и раздражения на мою непонятливость, он попытался сбить меня с толку, сказав, что названное мной и им наименова-ние — один и тот же населённый пункт и даже упрекнул меня в некомпетент-ности. На какое-то время я слегка растерялась. Этого не может быть! Снова, как вначале этой истории, я стала опрашивать родственников и, наконец, прибегла к помощи Интернета и пересмотрела все доступные материалы об административно — территориальном делении Рязанской области, начиная с правления Екатерины Великой.
Поворот событий принимал окраску всех примет сегодняшнего криминально бездуховного времени. У меня уже не было сомнений в ложности итогов поиска. Только она мысль никак не укладывалась в моей голове и терзала мою душу, до какого кощунства может дойти человек , стремясь за при-зрачной славой, и тогда я, позвонив сама Степану Савельевичу, сказала всё, что я думаю об этой истории и об участии в ней самого Кошурко. Больше звонков не было.
Я не хотела и не хочу быть статисткой в спектакле талантливого режиссёра чёрного пиара на сцене театра абсурда, на этом празднике лжи и лицемерия. Слишком дорога для меня память о тебе, дядя Ваня, чтобы я смогла променять её на свет искусственных софитов и бездушных аплодисментов.
Прости меня, милый мой дядя Ваня за то, что не смогла найти тебя на земле, не узнала, в какой могиле покоится твой прах. Прости того, кто в погоне за славой, созданной твоим великим подвигом, забыл о таких понятиях, как честь российского офицера и простая человеческая порядочность. Прости, как простила я.
Ты друг, хотя и не дружили мы.
Ты друг, хотя и старше на полвека.
С тобой небытием разделены,
Но там лишь половина человека.
Вторая часть всегда живёт во мне
И, если ты почти забыт другими,
Желаю всем напомнить о тебе
Поступками, успехами своими.
Хочу я, так как ты, в родном краю,
Без капли страха или сожаленья,
Отдать за счастье жизни — жизнь свою
У маленького русского селенья,
И не карьерою закончить путь,
А перед памятью не виноватой,
Не думая о славе ни на чуть,
Жить в памяти другой – солдатом…