Плевок, оформившись на лету, блямбой ложился на воду. Мелкая рябь собиралась в дрожащую окружность, тонула, и по-верхность разглаживалась. Плевок… Блям… Плевок… Блям… Словно глазунья на сковородке. Плевок… Блям…
Желтая слюна все плотнее соединялась с водой — блямбы одна за другой теряли округлость. Плевок… Блям… К вечеру слюна с трудом отделялась от потрескавшихся губ, повисала паутиной и, утончившись до невозможности, делилась напопо-лам. Блям… Темнело, и невозможно было рассмотреть момент падения, соприкосновенья желтого сгустка с темнеющей в глу-бине водой. Тогда человек поднимался, растирал затекшие но-ги и автоматически делал пару наклонов и пару приседаний. В наступившей темноте слышалось его кряхтение, звяканье рас-кручивающейся цепи, всплеск от упавшего в воду ведра — кряхтенье, звяканье цепи и жадные глотки измученного жаждой человека. Напившись, человек падал там же, где стоял, и мгновенно засыпал, и до утра не двигался, и не храпел, и не дышал даже, казалось, а только сглатывал накопившуюся за черными зубами слюну.
Поднимающееся солнце освещало изможденное лицо спящего, разрушающийся колодец, чахлую траву и черную пустыню вокруг полуживого островка.
